Ради счастья дочери

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Чейз посмотрел на часы.

Да, огорченно подумал он, гостиница мистера Танаки не так уж совершенна. К его удивлению, холодильник и морозильная камера оказались совершенно пустыми. Должно быть, кто-то освободил их, готовясь к сносу дома.

К счастью, в буфете кое-что нашлось, и Чейз приступил к приготовлению импровизированного ужина. Начал чистить картофель и лук, но мысли его витали где-то далеко. Пятнадцать минут назад он слышал, как входная дверь открылась, затем захлопнулась. Значит, Энни ушла на прогулку.

Может быть, пойти поискать ее?

Конечно, на этом острове бояться некого. Дикий и уединенный, здесь ей не могут угрожать хищные животные… ни медведи, ни койоты…

Ну, возможно, тут есть змеи, хотя вероятность встретиться с одной из них на аккуратной гравийной дорожке, пересекающей остров, крайне мала.

Разве что пауки… Здесь явно водятся пауки, он видел несколько первоклассных экземпляров, когда Танака в первый раз привез его сюда. Размером с кулак ребенка. Но совершенно безобидные.

Просто Энни ужасно их боится.

Он обнаружил это той зимой, когда получил свой первый по-настоящему крупный контракт. По пути домой, после того как сделка была заключена, он остановился, чтобы купить Энни коробку шоколадных конфет. На углу у метро мальчишка продавал красные розы; Чейз выбрал самую лучшую и вдруг увидел через дорогу туристическое агентство. В окне красовался большой плакат, призывавший: «Посетите Виргинские острова!»

Под этой надписью была фотография улыбающейся парочки, державшейся за руки и влюбленно глядящей друг другу в глаза.

Чейз не стал медлить. Он перебежал улицу и влетел в агентство. Скучающий служащий поднял голову от обшарпанного деревянного стола.

– Мы уже закрываемся, – сказал он, – почему бы вам не прийти завтра и…

– Этот плакат, в окне… – Чейз был полон нетерпения. – Сколько это будет стоить для меня… поехать вместе с женой на Виргинские острова?

Служащий посмотрел на розу в его руке, на коробку конфет под мышкой, на него самого, такого юного, горящего нетерпением, хотя и усталого. В хлопчатобумажной рубашке, джинсах и рабочих ботинках. Служащий вздохнул, но что-то похожее на улыбку мелькнуло на его лице.

– Проходите, присядьте, – сказал он. – У нас есть два-три варианта, которые могут вас заинтересовать.

В этот вечер Чейз вернулся домой к Энни с великолепной красной розой, коробкой конфет, контрактом и… забронированным номером в гостинице на острове Сент-Джон.

Ни рекламный плакат, ни служащий агентства не преувеличили красоту островов. Даже сейчас он помнил то потрясение, которое они испытали, в первый раз увидев бледное небо, белый песок и кристально чистую голубую воду.

– Море такого же цвета, как твои глаза, – прошептал он, держа Энни в объятиях в ту первую ночь в их чудесной хижине на берегу. Конечно, по сравнению с этим дворцом тот дом выглядел лачугой, но как же счастливы они были там!

Чейз улыбнулся. Об этой ночи он потом вспоминал как о Ночи Паука.

Они с Энни занимались любовью на уединенной террасе их маленького домика.

– Я люблю тебя, – прошептал он, когда она вскрикнула в его руках, дойдя вместе с ним до вершины блаженства. Энни вздохнула и поцеловала его. И они заснули в темноте, а биению их сердец вторил нежный шепот прибоя.

Его разбудил пронзительный вопль.

– Энни? – вскричал он и уже через секунду примчался в ванную.

Энни, лицо которой было белее полотна, стояла на крышке унитаза, трясясь от ужаса.

– Энни, детка! – Он схватил ее на руки. – Что такое? Что случилось?

– Там, – сказала она дрожащим шепотом и показала трясущейся рукой на ванну.

– Где? – Он видел только фарфоровую ванну, коврик, белую сверкающую плитку… А еще… паука.

Это был большой паук. Громадный. Волосатый. Но всего лишь паук. А он, Чейз, уже тысячу раз умер, пока добежал из спальни до ванной, гадая, что могло случиться с Энни.

Он поступил очень просто – накрыл паука полотенцем, вынес насекомое через заднюю дверь, выбросил на траву, вернулся к жене и, уперев руки в бока, спросил ее, что произошло. Почему она визжала как резаная, увидев какого-то паучишку, который, наверное, испугался ее гораздо больше, чем она его?

Энни тоже подбоченилась и с яростью набросилась на него:

– А ты только представь себя на моем месте, когда я вошла сюда, зажгла свет и обнаружила его… поджидавшего меня!

– Он не «поджидал» тебя. Он занимался своими делами.

– Он поджидал меня, – упиралась Энни, – шевелил сотней тысяч миллионов лап и поджидал…

– Сотней тысяч миллионов лап? – переспросил Чейз, давясь от смеха.

И вдруг Энни тоже захохотала и в следующую секунду оказалась в его объятиях.

– Я знаю, что это глупо, – говорила она, смеясь и плача одновременно, – но я боюсь пауков. Особенно больших.

– Больших? – спросил он, беря ее лицо в свои ладони, улыбаясь и глядя ей в глаза. – Точно, такой мог бы сожрать, не подавившись, целый город. – И уже без улыбки объяснил ей, что он чувствовал… что за его злостью скрывался страх за нее… И что, если он когда-нибудь потеряет ее, его жизнь лишится смысла…

– Привет.

Чейз обернулся. Энни, улыбаясь, стояла в дверях, и он с трудом сдержался, чтобы не броситься к ней, не заключить ее в свои объятия и не сказать ей, что… что…

– Извини, я задержалась. Просто забыла о времени.

Чейз отвел взгляд.

– Разве? – Тон его был нарочито спокойным. – А я и не заметил.

– Я прогулялась по лесу. – Энни подошла ближе, посмотрела через его плечо на картофель и лук и взяла другой нож. – Очень красивое место. Противно думать, что его наводнят субъекты в костюмах-тройках.

Он попытался изобразить улыбку.

– Ну, здесь-то они не будут носить костюмы. Скорее, шорты и черные носки.

Энни засмеялась, взяла картофелину и начала ее чистить.

Несколько минут они работали молча, потом она заговорила снова:

– Я видела интересного паука.

Чейз посмотрел на нее.

– Странно. Я только что думал о… Ты сказала «интересного»?

– Угу. Он был… – Она замолчала. – Он был большой. Ну, ты понимаешь? Впечатляющий.

– Впечатляющий, да? И ты не закричала? Помнится, когда-то эти твари не относились к числу твоих любимцев.

Энни попыталась сдуть завиток волос со лба.

– И сейчас не относятся. Но в прошлом году я ходила на лекции… про насекомых. Оказывается, их чертовски много, гораздо больше, чем людей, и появились они задолго до нас.

Чейз кивнул.

– Я уже слышу, как ты говоришь «но».

Она засмеялась и взяла следующую картофелину.

– Но я по-прежнему не готова встретиться один на один с существом, которому требуется восемь ног, чтобы пересечь комнату.

Чейз хмыкнул.

– Приятно знать, что есть вещи, которые не меняются.

Ее улыбка погасла.

– Да, приятно.

Минуту-другую они работали в тишине. Энни чистила картошку, Чейз резал лук. Затем Чейз заговорил:

– Энни? Я… э-э-э… хотел тебе объяснить… Надеюсь, ты понимаешь… – Он сглотнул. – Когда я сказал, что ты ходила на все эти курсы, чтобы позлить меня…

Щеки Энни порозовели.

– Все в порядке.

– Нет. Не в порядке. Я знаю, что тебе доставляло удовольствие изучать все это. Поэзию, живопись… Просто это не мое. Черт, если бы мне пришлось изучать какие-нибудь гуманитарные науки, чтобы получить диплом инженера, я бы никогда его не получил. Наверное, до сих пор зарабатывал бы на жизнь, копая канавы.

Энни улыбнулась и покачала головой.

– Ты знаешь, что это неправда. – Она взглянула на него снова и сосредоточилась на чистке картофеля. – Конечно, я изучала все эти предметы не потому, что они тебе не нравятся. Я правда люблю поэзию, живопись и все остальное. – Она наклонила голову, и волосы упали ей на лицо. – Но, должна признаться, мне доставляло удовольствие видеть недоумение у тебя в глазах, когда речь шла о каком-нибудь поэте восемнадцатого века. – Она внезапно подняла голову, на губах ее трепетала лукавая улыбка. – Нет, не потому, что я чувствовала себя умнее и все такое, а потому… потому, что только так могла доказать, что что-то из себя представляю, понимаешь? Хотя я и была только домохозяйкой, это не означало…

– Только домохозяйкой? – Он рассмеялся. – Удачное определение для женщины, которая прекрасно вела хозяйство, растила нашего ребенка и развлекала всех этих шутов, которых мне надо было умасливать, чтобы компания набирала обороты.

– Значит, я потратила напрасно уйму времени, жалея себя.

– Если кто-то и потратил время напрасно, так это я. Я должен был сказать тебе, как горжусь всем, что ты делаешь. Но я был слишком занят: пытался встать на ноги и радовался тому, что мне удалось достичь гораздо большего, чем виделось отцу в мечтах. Достичь того, чем…

Того, чем ты могла бы гордиться, почти сказал Чейз, но вовремя одернул себя. Теперь слишком поздно говорить об этом.

– Ладно, какая разница, – сказал он резко. – Столько воды утекло. – Он занялся луком. А потом произнес: – По крайней мере теперь я знаю, что ты ходила на все эти лекции не для того, чтобы поменьше видеть меня.

– Ты не настолько часто бывал дома, чтобы мне нужно было об этом беспокоиться, – сдержанно сказала она.

– Ты уже могла бы получить степень, – сказал он, благоразумно решив, что лучше обойти минное поле, – если бы занималась чем-то одним…

– Мне это не нужно. – Энни очистила последнюю картофелину, положила нож и вытерла руки полотенцем. – Все окупилось курсами по цветоводству. – В ее голосе прозвучала нотка гордости. – «Цветы от Энни» – это успех, Чейз. У меня уже работает несколько сотрудников, и я думаю о том, чтобы заняться дизайном ландшафтов.

– Замечательно!

– Если честно, то не уверена, что мне когда-то был нужен диплом колледжа. Там пришлось бы изучать уйму предметов, которые мне совершенно неинтересны. Я просто… просто немного расширила кругозор. Чему-то научилась. Я ведь закончила только школу…

Чейз бросил свой нож, схватил ее за плечи и развернул к себе.

– Ты была лучшей ученицей в классе, черт возьми! Мы ведь все это обсуждали, помнишь? Старались решить, можем ли оба поступить в колледж и пожениться, и поняли, что не в состоянии себе это позволить. – Его лицо исказилось гримасой. – Поэтому поступил я. А ты – нет. Ты устроилась на эту ужасную работу, готовила гамбургеры…

– Сначала я готовила рыбное филе. Потом жареную картошку. Гамбургеры – это был уже шаг вперед.

– Всем, чего мы добились… всем, чего я добился сегодня, я обязан тебе.

– Ты мне ничем не обязан, Чейз. Никогда не был обязан. Ты что, не понимаешь? – Она вздохнула. – Я хотела выйти за тебя замуж намного сильнее, чем поступить в колледж.

– Да, – сказал Чейз осипшим голосом. Его руки скользнули по ее шее и зарылись в волосах, он поднял ее лицо к своему. – Я тоже думал только об этом. Жениться на тебе. Чтобы ты стала моей. Поэтому и поступил как эгоист.

– Нет!

– Да, черт возьми! – Его взгляд блуждал по ее лицу, задержался на губах, прежде чем подняться к глазам. – Я вынудил тебя расстаться с надеждами и мечтами, чтобы осуществить свою мечту.

– Это было важно для тебя. Стать инженером, добиться успеха…

– Моей мечтой была ты. Только ты. И я хотел дать тебе все, чего ты была лишена, когда мы только поженились, потому что ты принесла столько жертв…

– Это были не жертвы. – В глазах Энни стояли слезы. – Я любила тебя, Чейз. И хотела помочь тебе добиться успеха.

– Я так мечтал, чтобы ты гордилась мной.

Они замолчали.

Если бы я только знала, подумала Энни.

Если бы я только понимал, подумал Чейз. Неужели слишком поздно? Можно ли вернуться назад?

Неужели слишком поздно? – задавалась вопросом Энни. Можно ли повернуть время вспять? Они стали совсем другими людьми, она и этот красивый, великолепный мужчина, который когда-то был ее мужем.

И, кроме того, есть Дженет Пендлтон. Женщина, на которой Чейз собирается жениться. Женщина, которую он любит.

Слезы затуманили ее глаза. Какая же она идиотка! Как могла забыть? Чейз нашел ей замену в своем сердце и в своей жизни.

Она проглотила комок, стоявший в горле. Чейз так странно смотрит на нее… О, как бы ей хотелось поверить, хоть на мгновение, что он по-прежнему ее любит! Но это не так. В его глазах она видела лишь сожаление о том, что они причинили друг другу столько боли. И сочувствие. Но не любовь. Уже нет.

– Энни. – Его голос был мягким, почти нежным. – Энни, мне так жаль…

– Не надо, – быстро ответила она. Сочувствие – это одно, жалость – совсем другое. Жалость – это последнее, что ей нужно от него. – В конце концов, идея побыть вместе оказалась очень неплохой.

– Да, я согласен.

– Если бы не это, у нас никогда бы не было возможности примириться с прошлым.

– Ты можешь простить меня за то, что я причинил тебе боль?

– Конечно. – У нее не было выбора, и она улыбнулась. – Только и ты прости меня, я ведь тоже не безгрешна. А теперь, когда у каждого из нас своя жизнь… С… с другими людьми…

Огонек надежды в сердце Чейза блеснул и погас. Он увидел, как засияла ее улыбка, как засветились глаза. Смешно, но несколько минут назад он думал, что эта улыбка предназначается ему.

– Нам очень повезло, – мягко сказала она. – Некоторым людям любовь не встречается ни разу, а мы… мы нашли ее дважды.

Чейз смотрел на незнакомку, которая когда-то была его женой. Он хотел бы заключить ее в свои объятия и целовать до тех пор, пока улыбка, предназначавшаяся Милтону Хофману, не исчезнет с ее губ. Хотел вытеснить его из ее мыслей и занять место…

Но в конце концов он поступил разумно.

– Это правда, – согласился он, касаясь рукой ее волос, потому что не мог удержаться. – Нам очень повезло, нам обоим.

Он отвернулся и с отсутствующим видом взял очищенную луковицу. Энни наблюдала за ним, ее сердце колотилось. Она снова почувствовала подступившие к глазам слезы и яростно потерла их тыльной стороной ладони.

– Проклятый лук, – хмыкнула она. – Ты его режешь, а я страдаю. Глупо, правда?

Чейз, погруженный в свои мысли, кивнул:

– Да.

– Итак, – оживленно сказала она, – что у нас на ужин? Пирог с луком и картошкой?

Чейз заставил себя спуститься с небес и вернуться к земным проблемам. Отложив нож, вытер руки полотенцем и открыл дверцу шкафа, который находился над раковиной.

– Вот, – сказал он и, поворачиваясь к Энни, протянул с видом официанта, предлагающего бутылку чудесного вина, маленькую консервную банку.

– Тунец? Да? Это все, что ты нашел в кухне? Не могу поверить, чтобы мистер Танака ел консервы из тунца.

– Еще штук шесть в шкафу. Не слишком впечатляюще, да?

– Ты уверен, что больше ничего нет?

– Банки две сухого молока. Бутылка кукурузного масла. Суп-пюре из шампиньонов.

Энни вздохнула.

– Давай мне суп и молоко, Купер. А затем отойди в сторону и позволь мастеру приступить к работе.

– Ты хочешь сказать, что можешь что-то придумать?

– Попытаюсь.

Чейз усмехался, доставая с полок остальные банки, открывая их и ставя на стол.

– Мне следовало бы знать. Я чуть не забыл, какую изобретательность ты проявляла с колбасным фаршем в первые годы после нашей свадьбы. Припоминаю жаркое из фарша, соте из фарша, жареный фарш…

Смеясь, Энни порылась на полках над плитой, вытащила сковородку с ручкой и поставила на огонь.

– Я давала одному и тому же блюду разные названия, чтобы наше меню не выглядело унылым…

– Теперь все ясно. Итак, что у нас в нем сегодня?

– Как насчет «сюрприза из тунца»?

– В чем заключается сюрприз?

– В том, чтобы сделать из этого кошмара что-нибудь съедобное, – Энни рассмеялась. – Вот так. Начинай резать картофель. Я пока разогрею масло и порежу остальной лук.

– Думаю, что я должен работать, а ты – наблюдать. По моей вине мы застряли здесь, на краю земли.

– Посмотри на это с другой стороны, Купер. Мы застряли в месте, о котором другие могут только мечтать, так что прекрати извиняться и начинай работать.

Энни плеснула в сковородку масла, перегнулась через Чейза и поставила ее на огонь. Ее грудь коснулась его руки, и он замер. Всепоглощающее желание разгоралось в его крови и опускалось в низ живота.

Чейз отшатнулся и выронил из руки нож.

– Черт, – сердито сказал он, как будто это имело значение, как будто что-нибудь вообще имело значение, кроме его желания обнять свою жену.

Перед его взором, как видение, встало лицо Милтона Хофмана, лицо человека, которого она любила. Лицо Хофмана, который не мог любить Энни так, как он, потому что он действительно ее любил. Не снова, а по-прежнему. Никогда не переставал любить ее, пора в этом признаться.

– Энни, – сказал он низким голосом.

Энни посмотрела на него. В кухне, казалось, стало жарко.

В глазах Чейза она прочла призыв. И ее сердце в груди забилось. Она уговаривала себя не быть дурочкой. То, что происходило, не было реальностью. Реальность – документы об их разводе. И женщина по имени Дженет, которая ждет его в Нью-Йорке.

С другой стороны, разве не сказал кто-то из философов, что реальность – это то, что ты из нее делаешь?

– Энни! – прошептал Чейз. Он приблизился к ней, она потянулась к нему, закрыв глаза.

Запах горящего масла заполнил кухню. Энни резко повернулась, схватила сковороду и швырнула ее в раковину.

– Придется начать сначала, – сказала она с нервным смешком. И посмотрела на Чейза. – Я имею в виду ужин.

Чейз кивнул. Они отвернулись друг от друга и сделали вид, что очень заняты.

Энни поджарила лук, сварила порезанную картошку и сделала запеканку с тунцом.

Чейз сварил кофе и открыл пачку крекеров и коробку печенья.

Когда ужин был готов, они отнесли все в гостиную, поставили на низкий лакированный столик и сели, скрестив ноги, на черно-белые подушки. Ужинали в молчании, вежливом и безразличном, словно посторонние, которых посадили за один столик в переполненном кафе.

После этого вместе убрали посуду. Потом Энни взяла журнал, который нашла в кухне.

Чейз сказал, что пойдет прогуляется.

Энни сказала, что почитает.

Но не смогла. Черно-белые подушки были не слишком удобными. Кроме того, ее мысли витали далеко от журнала: она думала о часах, которые ожидали ее впереди. Предстояла целая ночь. Они с Чейзом… вдвоем в этом доме. И в этой спальне.

Как она выдержит?..

Она вздрогнула, когда Чейз вошел в гостиную.

– Извини, – сказал он, – я не хотел тебя пугать.

– Все в порядке. – Энни положила руки на закрытый журнал и сцепила пальцы. – Я думала, – осторожно сказала она, – то есть мне пришло в голову, что…

– Что?

Энни перевела дыхание.

– Ну, в том, что мы здесь оказались наедине, есть одно преимущество.

Чейз посмотрел на нее. Его глаза горели как угольки.

– Да, определенное преимущество…

Смысл, который он вложил в эти слова, был ей ясен. Энни почувствовала, что ее сердце готово вырваться из груди.

– Я имею в виду, – медленно произнесла она, – что никто не узнает, что мы собираемся делать. Никому не придется ничего объяснять… – Ее голос прервался. – Не смотри на меня так, – прошептала она.

Чейз закрыл дверь и уставился на нее.

– Ты хочешь заняться любовью?

От этого прямого вопроса у нее перехватило дыхание. Она покачала головой.

– Нет, я не сказала…

– Я хочу тебя, Энни.

Его голос был грубым, а лицо казалось перекошенным, но она знала, что таким его сделало желание. Знала наверняка, потому что именно таким оно становилось много лет назад, когда их взаимное желание было ненасытным. Они могли разговаривать, или просто сидеть и читать, или смотреть телевизор, и внезапно что-то повисало в воздухе. Она поднимала глаза – Чейз смотрел на нее, и то, что она читала в его глазах, заставляло ее соски набухать так, что их царапала ткань лифчика, а между бедер становилось горячо и влажно…

– Детка, – сказал он низким голосом, – я хочу тебя так сильно, что не могу ни о чем думать.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Энни набралась сил для ответа.

– Мы не можем, – сказала она чужим голосом.

– Почему? Мы взрослые люди. Кому мы причиним боль, если сделаем то, чего оба хотим?

Мне, подумала она, мне, Чейз, потому что, если я разделю с тобой постель, я буду вынуждена признаться себе, что по-прежнему… что по-прежнему…

– Нет! – закричала она так, что воздух между ними задрожал. – Нет, – повторила она, и тут ей в голову пришла единственная мысль, за которую она снова ухватилась как за свое спасение: – Это будет несправедливо по отношению к Милтону.

– К Милтону… – Имя прозвучало в устах Чейза как непристойная брань.

– Да, к Милтону. Я помолвлена, и ты – тоже. Когда я говорила о том, что никто не узнает, что мы собираемся делать, и не будет задавать вопросы, я хотела сказать, что нам не обязательно спать в одной комнате.

– Понимаю.

Она подождала, не скажет ли Чейз еще что-нибудь, но он молчал.

– Конечно, в доме найдется другая…

– Нет.

– Нет?

– Посмотри вокруг, черт возьми. Здесь нет дивана. Нет даже кресла, за исключением кресла-качалки в спальне.

Энни уставилась на него, пытаясь понять, что привело его в такую ярость.

– Ну ладно, – сказала она, взглянув в потолок. – А что на втором?..

– Ты видела ступеньки?

– Ну… ну… нет. Нет, не видела. Но…

– Потому что наверху нет комнат. Только чердак, полный коробок. И летучих мышей. – Он скорчил гримасу. – Летучие мыши едят пауков. Впечатляющих пауков, размером с большую тарелку.

– Другими словами, ты хочешь сказать, что мы должны извлечь выгоду из сложившейся ситуации?

– Ты потрясающе догадлива.

Энни отбросила журнал и встала.

– Послушай, Купер, не будь таким высокомерным! Это не по моей вине мы здесь застряли, не забывай!

– Нет, – прорычал он, – не забуду. Если бы ты сразу вмешалась, если бы сказала нашей дочери, что она не может выйти замуж за Ника…

– Вот как, – фыркнула Энни, обходя его.

– Вы собираетесь оставить меня, леди?

– Я собираюсь поискать что-нибудь еще почитать, – бросила она через плечо. – Даже этикетку на банке с тунцом читать интереснее, чем разговаривать с тобой.

– Ты права, – парировал Чейз, опережая ее. – Я, может быть, даже попробую доплыть до большой земли. Это лучше, чем перспектива провести вечер в твоей компании!

Энни сидела в кресле в спальне. И смотрела на часы.

Чейза не было уже давно. Конечно, он пошутил. Не собирался же он всерьез плыть к берегу в холодной, неспокойной воде…

Дверь спальни открылась.

– Извини, – сказал Чейз оживленно. – Я не постучал.

– Ничего. Я… просто сидела здесь и… и думала.

– День был длинным. Не знаю, как ты, а я бы, пожалуй, поспал.

– Именно об этом я и думала. Как нам расположиться. Мы можем разместиться здесь оба.

– Мы и разместимся здесь оба, – холодно сказал он. – Я, кажется, все четко объяснил. Выбор не так уж велик.

– Да, да. Я… я согласна. Это не проблема, – торопливо проговорила Энни, подходя к кровати. – Эта кровать размером с футбольное поле… Я лягу на правой стороне. А ты можешь лечь на… Что ты делаешь?

Чейз открывал двери гардероба.

– Где-то должно быть белье… Вот оно. – Он достал постельные принадлежности, передал одеяло Энни, а другое постелил на кресло.

– Ты собираешься спать в кресле?

– Совершенно верно. – Он сел, подложил подушку под голову и вытянул ноги. – Не хотел бы погубить твою репутацию.

– Чейз, пожалуйста, я не имела в виду…

Он протянул руку за спину, повернул выключатель на стене, и комната погрузилась в темноту. Энни закрыла глаза. Слезы текли у нее из-под ресниц.

– Чейз? – прошептала она спустя некоторое время.

– Что?

– Ничего, – сказала она и повернулась на бок.

Я люблю тебя, Чейз, думала она. Теперь было безопасно признаться себе в этом, хотя она не знала, как выдержит эту бесконечную ночь.

– Спокойной ночи, Энни, – сказал Чейз и повернулся, стараясь найти удобное положение, хотя знал, что это невозможно сделать, находясь в кресле-качалке, да еще на расстоянии вытянутой руки от единственной женщины, которую он любит.

Он чувствовал ее запах, слышал ее тихое дыхание. Все, что ему нужно сделать, – это протянуть руку, и он смог бы дотронуться до ее теплой шелковистой кожи. Как, черт возьми, выдержать эту ночь?