Евгений
Полина возникает на пороге, как неземное снежное видение.
В белой шапке, с красными щеками, теребит в руках пуховые варежки, выдавая этим простым жестом волнение.
Что ж… я тоже волнуюсь.
Две недели.
Четырнадцать долгих мучительных дней, я не знал, как связаться с ней, чтобы это не выглядело, как насмешка.
Первые два дня я был полностью доволен и горд собой.
Все получили по заслугам.
Особенно она. Эта девочка без принципов, покачнувшая мой мир и заставившая выйти из зоны комфорта, как это модно сейчас говорить.
Дашка, естественно, наплевав на мои предупреждения, раз пятьдесят пыталась связаться со мной, даже натравила Валю, который долго мялся и вздыхал по телефону, явно недовольный такой инициативой, всё-таки он мужик, и в какой-то степени был на моей стороне.
Мама приняла роль обиженной и оскорблённой, но я-то знаю, что это ненадолго, всё же, я единственный ребёнок в семье, а она привыкла держать руку на пульсе.
Моё выступление прошло «на ура», но уже через несколько дней я осознал, что победитель тут вовсе не я.
«Радужный Слон» повернулся ко мне — его основателю, той частью, где обычно располагается хвост, вывалив проблемы одну за другой.
Соня собралась в декрет. Пусть даже через четыре месяца, но я понятия не имею, кем её заменить, ведь она в конторе с самого её основания, и по отношению, почти как родной мне брат.
Крис и Валя — мои лучшие и единственные дизайнеры, разнылись, что теперь не успевают делать свою работу, потому что вынуждены пахать за админа.
Сева ушёл в запой.
Чёрти что творится с этой организацией, но я не привык опускать руки перед трудностями, такое случалось и раньше.
Единственное, что не давало мне покоя всё это время, после окончания праздников — это то, что стойка администратора смотрелась убого без присутствия там Полины Сергеевны.
Я готов был пахать за водителя, сам печатать баннеры, если это потребуется (благо ребята из типографии ни разу ещё не подводили), стряпать договоры и делать отчеты в налоговую, но её отсутствие ощущалось где-то на уровне мозжечка.
И если до Нового года мне казалось это решаемым пустяком, то сейчас я осознал, что попросту не хочу на это место принимать никого другого.
И я не знаю, почему Василевс оказался умнее и хитрее меня, изобразив из себя сдыхающее исчадие ада, чтобы натолкнуть хозяина на единственно верную мысль: надо позвонить Полине.
Когда, первого января, она была в моей квартире, я испытывал неподдельное чувство ревности к пушистой жопе, которая отнимала у меня её внимание.
Я скучал по ней.
Каждый день. Но не мог себе в этом признаться.
А теперь она проходит мимо с серьёзным лицом, лишь бросив тихое приветствие, и я ощущаю пропасть, которую сам же и создал.
Вот именно в эту минуту, как гром среди ясного неба, наваливается острое желание просто к ней прикоснуться. Дотронуться до волос, до холодной румяной щеки, тесно прижать к себе за тонкую талию, и целовать, целовать… везде, где смогу дотянуться.
Стоп.
Мы здесь не за этим, а для того, чтобы спасти от голодной смерти одну охненевшую морду.
Полина сразу даёт понять это, быстро скинув пуховик и ботинки, и по-учительски вздёрнув подбородок.
— Где Василевс?
— В комнате, прячется за диваном.
Её хрупкие плечи приподнимаются, когда она, выпрямив спину, направляется к объекту спасения.
— Васенька… Сладкий мой… Где ты, пушистый пирожок? Помнишь меня? Это я, Полина…
Девушка разговаривает с диваном, за которым шкерится животное.
— Мяуууу… — Раздаётся в ответ.
Невероятно.
Между ними какая-то связь, не иначе. Со мной этот монстр не разговаривает уже несколько дней.
— Иди сюда, мой хороший… Я тебя не обижу.
Она присаживается на корточки, выманивая кота из-под дивана. Я могу отодвинуть его и поймать животину, но это же будет слишком просто, да?
Ладно, каюсь.
Про ветеринара я приврал.
Нужно же как-то было заманить её сюда, чтобы прониклась ситуацией.
Про облезлую шерсть и отсутствие аппетита была чистая правда, пылесос уже не справляется с этим природным явлением, а корм лежит не тронутый несколько дней.
Несмотря на явно налаженный диалог между Полиной и Василевсом, тот не спешит покидать своё прикрытие.
— У вас есть колбаса? — Внезапно спрашивает девушка.
— Что? — Не сразу соображаю. — Он не ест колбасу. У него монодиета.
— Вам что, жалко? — С укором смотрит на меня. — Кусочек всего надо.
— Да не жалко мне! — Что за нелепые предположения? — Сейчас принесу.
Ухожу на кухню, чтобы пошариться в холодильнике, в поисках необходимого, продукта.
Задерживаюсь, чтобы перевести дыхание.
Ещё ни разу не чувствовал себя так неловко в присутствии девушки.
Вдобавок память подкидывает картинки нашего жаркого времяпровождения на этом кухонном столе.
Её упругие бёдра… плавно переходящие в талию… изогнутую спину… изящные плечи, покрытые локонами длинных русых волос… Ритмичные движения… стоны, всхлипы… горячее дыхание… фееричная разрядка…
Волосы были испачканы.
Как и спина, ягодицы… даже стол.
Какого хрена?..
Я не должен думать об этом. Соберись, Женёк. Сейчас ты обязан завоевать её доверие.
Она снова обращается ко мне на «вы», и это явно защитная реакция.
Расчертила между нами границу.
Помню, как мы валялись в кровати, и она примеривалась называть меня просто по имени, как будто это действительно было очень сложно.
Меня даже не обижало это, скорее, забавляло. Как она краснела и прятала лицо, но нежно произносила простое «Женя».
Такая юная и искренняя.
Какого чёрта я решил её наказывать?
За что?
За собственную несостоятельность? За чувства? За эмоции, которые у меня вызывала?
— Мяууу…
Потрёпанный Василевс, с ошалевшими глазами, на руках у Полины — это то странное зрелище, которое вызывает у меня облегчённый вздох.
Даже колбаса не понадобилась.
Или это был отвлекающий манёвр для меня, чтобы не мешал им поговорить, этим двум созданиям с тонким душевным восприятием.
— Как тебе это удаётся?.. — То ли спрашиваю, то ли восхищаюсь.
— Васенька, милый… — Девушка целует облезлую наглую щёку животного. — Расскажи хозяину, как надо обращаться с питомцами…
— Я принесу переноску. — Пытаюсь быть полезным в этой ситуации.
— Не надо. Я его на руках подержу. — Останавливает Полина. — У него и так стресс. Только оденусь, и поедем в клинику.
Те полторы секунды, что девушка тратит на одевание, мне приходится держать кота на руках. И он всем видом показывает, как меня ненавидит.
Да что случилось с этим созданием?
Я кормил его, менял лоток, даже гладил иногда, что не так вдруг стало с этим Гитлером в серой шкуре?
В машине она садится на заднее сидение, и это снова засчитывается, как недоверие.
— То, что животное теряет шерсть, это первый признак стресса. — Вещает доктор ветеринарной клиники. Кошак сидит на металлическом столе, оглядывая всех ненавидящим взглядом. — Отказ от еды — это тоже следствие нарушения психического состояния.
— Мой кот сошёл с ума? — Не выдерживаю всех этих официальных терминов.
Полина и врач устремляют на меня свои строгие взоры.
— Нет, это значит, что животное было подвергнуто жестокому обращению или смене привычной обстановки.
Повисает пауза.
Жестокому обращению?
Да я в жопу ему дую!
Поля вся подбирается и подвигает оборзевшего кота к себе поближе.
— А что значит смена обстановки? — Спрашиваю этого гуру кошачьего здоровья, игнорируя явные обвинения.
— Перемены в питании, окружении, переезд с одного места в другое, наличие других животных, ранее неизвестных ему.
— Ага… понятно.
Василевс ослабляет оборону и поддаётся на Полинины поглаживания своей толстой, теперь уже облезлой шеи, мурлыча и прикрывая глаза.
— А может быть так, что он привязался к человеку, а потом они перестали видеться, и теперь он из-за этого переживает?
Нарочно смотрю прямо в глаза девушки.
Она округляет их, поражённая моей наглостью, но не перестаёт чесать шею Василевса.
— Конечно. — Подтверждает доктор. — Кошки очень эмпатичны. Они выбирают человека и готовы делиться с ним своей энергией всю свою жизнь. Иногда я поражаюсь этой способности. Такие умные… они всё чувствуют. И отношение, и любовь…
Так… пора сворачивать этот осмотр, пока Полина не остыла и не распознала фальшивых намёков.
— Я выпишу вашему коту седативное средство, но вы должны понимать, что в данном случае, главным приоритетом является создание для него благоприятной атмосферы, где не будет раздражающих факторов и ситуаций, способных вызвать стресс.
Ну это просто подарок судьбы какой-то…
— Конечно, мы понимаем. — Киваю, с видом неподдельной озабоченности.
Полина, ещё не вкурившая всю серьёзность ситуации, сгребает кота в кучку и устраивает у себя на руках, причитая, какой он прекрасный и замечательный.
Пушистая морда довольна до невозможности, а я снова мучаюсь чувством зависти, ведь мне пока ещё нельзя обнаглеть настолько, чтобы оказаться на его месте.
Ну, ничего.
Начало положено. И она уже не сможет отвертеться от нас, её сгубило простое чувство эмпатии.
Эх, Василевс…
Знал бы… давно использовал тебя в своих грязных целях…
Но действует это только с Полиной.
С ней, со мной и моим оборзевшим котом.
Она тебя сегодня обнимала, тискала и целовала.
А мне только сухое «пока» досталось при прощании у подъезда.
Но даже это уже огромный плюс.
Эх, держись, Платонова… Мы с Васькой завоюем тебя, оглянуться не успеешь…