Расхаживание из одного угла комнаты в другой вряд ли может помочь делу.
Ещё и Илье пришлось врать, снова.
Да, у меня есть парень.
Он хороший, и пусть между нами не летают искрящиеся молнии, зато он не вмешивается в мою работу и не устраивает истерик, когда я не остаюсь у него на ночь.
Квартира, что осталась от бабки, у меня тоже действительно есть. Мне ещё не приходилось использовать её для легенды, но в этот раз сам бог велел — моя «героиня» из тех, кто живёт в такой вот бабушкиной однушке, и носит одежду из её же шкафа.
В деле Слона всё изначально пошло не так, как я это планировала.
Началось всё с того, что я понравилась коллективу, а тот понравился мне. Я не думала завязывать на временном месте работы тесные знакомства, но то, что несмотря на мой внешний вид, коллеги приняли меня и даже кинулись помогать «новенькой», удивило. Давно я не встречала такой сплочённости и дружелюбия.
Они, конечно, и на меня много чего скинули «по доброте душевной», но всё же, с моим уровнем производительности, это оказалось сущим пустяком.
Пришлось прижиться на время в бабулиной квартире, и это тоже не было существенной проблемой до появления там моей любимой тётушки, которая тут же заподозрила неладное. Тётя Света реально существует в моей жизни и это уже второй факт, который я раньше не использовала в своей работе.
Могу ли я рассказать близким о своей профессии и роде деятельности?
Если бы… было бы гораздо проще.
Она с трудом приняла моё желание переехать, ведь в её планах на эти квадратные метры было совсем другое.
Впрочем, мы с Ильёй давно уже вместе, и он несколько раз предлагал переехать к нему, только я вот почему-то всё тяну.
Несложно было изображать перед Евгением Дмитриевичем бедную овечку или кусающуюся бешеную мартышку, он в принципе одинаково воспринимал и то и другое моё амплуа.
Например, прыжок со стремянки мне дался почти идеально, главное было верно рассчитать траекторию. Или же юбка, накануне распоротая и наживуленная грубыми стежками. Даже поцелуй, заранее спланированный и заготовленный, тщательно отрепетированный на большом игрушечном медведе. Ничего не составило большого труда. Он сам мне во многом помогал.
Но я до сих пор помню прикосновение его ладони в маленькой прихожке, совершенно неуместное и нелогичное в нашей ситуации. И то, как его руки не хотели отпускать меня, свалившуюся на него неуклюжей тушкой.
Можно всё это списать на стресс.
На злость. И то, что раньше Слон никогда не оказывался в таких нелепых обстоятельствах.
Но… то ли я совсем с ума сошла, то ли действительно в этих действиях было что-то такое…
И мне нельзя об этом даже думать!
Мои потуги должны быть направлены на то, чтобы вызывать у него злость и отвращение, но никак не симпатию!
Значит, нужно придумать что-то ещё…
Мои метания прерывает стук в дверь.
Настойчивый.
Вряд ли Света соблаговолила прийти в столь поздний час. В это время она обычно лежит на диване с тканевой маской на лице, размазывая увлажняющий крем по всем доступным участкам тела.
Я открываю, не задумываясь.
Не нужно и гадать.
Но почему я так уверена была, что это он?
— Показывай.
С порога.
Ни привет, ни здрасьте.
— Что?
Закрываюсь руками, обхватывая себя, в попытке защититься от его напора.
Заходит.
Быстро разувается.
Отодвигает с пути.
— Где они? — Всё так же требовательно.
— Кто?
Я изображаю имбецилку, пытаясь сохранить при этом невозмутимость.
Евгений Дмитриевич проходит в комнату без разрешения и раскрывает створки шкафа.
— Давай, доставай. — Бормочет, перебирая вещи, сложенные стопками. — Где-то же они должны быть!
— Да что с вами? — Кидаюсь на защиту шкафа. — Что вы ищете?
— Ну где-то здесь же должна быть нормальная одежда… — Его глаза горят и не внушают сейчас ничего хорошего. — Где она? Или у тебя только один комплект, на все случаи жизни? Доставай! Я хочу их видеть!
— Успокойтесь, Евгений Дмитриевич! — Повышаю голос. Не даю ему вышвырнуть очередную стопку белья на пол, хватаясь за рукав пальто — Прекратите это! Что вы себе позволяете?
— Что? Что я себе позволяю? — Он поворачивается ко мне, и я пытаюсь судорожно вспомнить, где переборщила, вызвав такую неприкрытую агрессию.
Становится страшно.
— Ты. — Тычет в меня длинным указательным пальцем, и сердце уходит в пятки. — Ты обвела меня вокруг пальца…
Слон прищуривается и делает в мою сторону шаг. Его переносица распухла, и от этого лицо выглядит ещё более перекошенным.
— Прикидывалась бедной родственницей. Водила меня за нос… Я сразу почувствовал что-то не то. — Качает этим же самым пальцем несколько раз в мою сторону. — Думала, меня можно обдурить? Я требую объяснений, Полина. И будет лучше, если ты сразу всю правду расскажешь.
Сглатываю.
Настроен он серьёзно, но если сейчас расскажу ему всё, как есть, то не видать мне отпуска. И работу придётся искать другую, скорее всего.
И Игорь Леонидович меня четвертует, не глядя.
Вот, как чувствовала, что он сегодня сюда припрётся. Всё-таки неплохой психолог из меня, зря никак не повысят в конторе до аналитика.
Но что делать сейчас, абсолютно не знаю.
Ещё вот, как держать себя в руках и не спалиться, когда он такой свежий и загадочный с мороза, в бабушкиной комнате, словно вырезанный из журнала и приклеенный нежной рукой пубертатки?
— Простите. Я не понимаю, почему вы злитесь.
Решаю включить дуру, это иногда помогает.
Видимо, не в этот раз.
Слон вдруг успокаивается. Становится в расслабленную позу и уставляется на меня в упор.
— Ты встречаешься с тем дрищом?
Оу. Это грубо.
— С кем?
— Задрот, который с тобой был, вы вместе?
Куда делся интеллигентный Евгений Дмитриевич, ценитель прекрасного?
— Илья? — Складываю руки на груди. — Да. Мы встречаемся.
Отчего-то хочется его защищать.
— Он знает про наш вчерашний поцелуй? — Нагло спрашивает, кладя ладонь на дверцу шкафа рядом со мной. — Или ему стоит рассказать?
Вот ведь…
— Послушайте… То, что было вчера, это просто случайность.
Мне уже не страшно потерять работу. Кажется, этот шантаж выбил почву из-под ног. Я не готова менять всё кардинально. Илья — моя опора. Мой столб надёжности. Не стоит на него посягать!
— Случайность? — Он уже слишком близко. Горящие глаза на расстоянии нескольких сантиметров от лица, а за спиной гладкая поверхность полированной дверцы шкафа. — Детка, ты сама на меня набросилась. Я не просил. Не подавал знаков. Не проявлял симпатии к тебе. Ты. Сделала. Это. Сама.
Ага.
Да.
Что?
Мне трудно дышать и двигаться.
Руки дрожат.
И я не помню, чтобы когда-то была в таком состоянии.
— Хочешь сказать, мне всё это показалось? И ты не такая? — Вдруг перемещает взгляд на мои губы. — Так может повторим, чтобы проверить?
Я только снова громко сглатываю.
В этот раз инициатива полностью исходит от него.
Не то, чтобы я не ждала этого…
Перед сном столько раз прокручивала, как бы было, ответь он тогда на мой поцелуй…
Но в реальности!
Да вы что! Я в шоке!
Что происходит, в конце концов, и почему это так прекрасно…
Меня даже не смущает, что он до сих пор в пальто.
Слишком нужными кажутся эти губы, что так настойчиво врезаются в мой рот.
Он что, совсем свихнулся?
А я?
Мы оба, да…
Такие дураки, что позволяем друг другу пойти дальше.
Он мне — стянуть с него пальто и шарф, отбросив их прямо на пол.
Я ему — подхватить себя за попу и отнести на бабушкин диван.
— Подожди… — Шепчу, отрываясь, пытаясь дышать и не захлебнуться эмоциями.
— Поль… — Пользуясь моментом, исследует губами мою шею и ключицы. — Пошли всё на хрен. Давай потом поговорим.
Как ёмко.
Мне бы эту уверенность.
Последние остатки разума растворяются, когда его ладони освобождают верх моего тела от домашней футболки.
— Зачем ты это всё прятала? — Тут же возмущается Слон. — Чтобы я с ума сходил?
Это нелогично, то, что он говорит, но я не в состоянии думать.
Евгений Дмитриевич замутнённым взглядом рассматривает мою часто вздымающуюся небольшую грудь и опускается, чтобы прижаться губами к шее. Он водит по ней, чуть прихватывая кожу, шумно дышит в ухо, рукой фиксируя мне голову, а большим пальцем гладя по щеке.
У меня сейчас мозг взорвётся от ощущений, но я понимаю, что это нехорошо.
В смысле, та Полина, которую знает шеф, наверняка бы сейчас растаяла и позволила ему зайти так далеко, как захочет…
Может, поломалась бы для вида…
Но я-то!
У меня же парень…
Чёрт, как он целуется-то, боже, вообще преступление так обращаться с девушками!
У меня же работа…
Как ему удалось так ловко пробраться рукой под джинсы?
Мать всех матерей, помоги же мне, уже на последнем честном слове держусь…
Вот тут. Пора.
С усилием толкаю в грудь, отодвигая мужчину на безопасное расстояние. Извиваясь, вылезаю из-под него, пользуясь замешательством. И вот теперь…
— ААААААААА! — Возглас получается очень внушительный, такой, что у шефа глаза почти вылезают из орбит.
— Чего ты орёшь?!
Он соскакивает с дивана вслед за мной и останавливается напротив, раскинув руки.
— Полина, мать твою! Что происходит?!
— Уходите сейчас же! — Невозмутимо складываю руки на груди.
Не очень сподручно выгонять мужчину, стоя напротив него в одном лифчике, но деваться некуда.
— Я не понимаю тебя. — Сокрушённо выдыхает, снова разводя руками.
В ответ молчу, пытаясь продырявить его уничтожающим взглядом.
— Слушай… — Он хватается за переносицу и прикрывает глаза. — Давай я объясню тебе расклад, дорогая.
Его глаза снова пристально смотрят в мои, и в груди невыносимо жжёт от понимания, что ситуация будет не в мою пользу в любом случае.
— Либо ты сейчас возвращаешься ко мне, и мы продолжаем с того места, где остановились… либо завтра приходишь с написанным заявлением и убираешься подальше с моих глаз, без отработки.
Сглатываю.
Как можно ставить такой выбор вообще?
И куда делся тот Евгений Дмитриевич, которого я знала?
Этот мужчина кажется совсем другим, и я подавляю жгучее желание запрыгнуть на него с разбега обезьянкой и никогда в жизни больше не отпускать.
— Уходите.
Мой голос хрипит, а в висок стреляет одна только мысль, что это уже сейчас совсем не о работе, и не о моём парне, тёте Свете или покойной бабуле.
Это о нём и обо мне.
И он ставит условие, зная, что я не останусь в его офисе ни на минуту, после того, как подпишет заявление. И я отвечаю отказом, потому что, если уступлю, просто не смогу себя потом уважать.
— Уверена?
В ответ снова молчу.
Пусть уходит на все четыре стороны и больше не мучает меня своим существованием!
— Завтра в девять жду тебя у себя в кабинете. — Его голос не лучше моего. Мы оба, видимо, в этот момент ощущаем потерю.
Он нарочито медленно надевает пальто и набрасывает на шею шарф.
Евгений Дмитриевич проходит мимо меня, чуть не задев плечом, и через пару минут раздаётся оглушающий хлопок входной двери.
Дрожащими пальцами поднимаю с пола футболку и напяливаю её на себя.
Всё должно было пойти совсем не так!
Мы не должны были оказаться на одном диване, а его язык не должен был хозяйничать у меня во рту.
Тот невинный, почти целомудренный поцелуй должен был оттолкнуть его и вызвать страх перед неадекватной сотрудницей.
Почему у него вообще возникло желание меня поцеловать, а потом ещё и пойти дальше?
И что было бы, если бы я не остановила?..
Падаю лицом в подушку, игнорируя сообщения от Ильи. Я ему обещала объяснить своё внезапное исчезновение. Потом. Всё завтра.
Мне нужно подумать.
Выработать новую стратегию.
Если меня завтра уволят, я не доделаю задание, а для меня этот заказ уже просто дело принципа.
Поэтому нужно заткнуть свою обиду и так некстати разыгравшиеся чувства куда-подальше.
Только до сих пор почему-то покалывает кончики пальцев. И тело всё никак не хочет отпускать озноб, какого никогда со мной раньше не было.