Распутник и чопорная красавица

Глава 13

— Пожар! Пожар! — закричал Куинн, бросаясь к дому.

Подойдя ближе, он разглядел в сквере напротив дома стайку встревоженных молодых женщин и уличных торговцев. Служанки сгрудились вместе — он узнал одну или двух. Мужчины взволнованно переговаривались и тыкали в дом пальцами. Где Эзме? Почему она не на улице? Миссис Луэллен-Джонс тоже не видно… Он постучал. На пороге показался Максуини; его лицо и одежда закоптились от дыма.

— Пожар потушен, и никто не пострадал, так что занимайтесь своими делами! — закричал дворецкий, не посмотрев, кто пришел.

Никто не пострадал… Слава богу, слава богу!

Увидев его, Максуини вздохнул — как показалось Куинну, с облегчением — и сбежал ему навстречу с крыльца.

— Милорд! Вы вернулись! — Он нахмурился. — Вы неважно выглядите… Что с вами?

Глубоко вздохнув, понимая, что зеваки глазеют на него и, наверное, гадают, где он шлялся всю ночь и почему явился домой в таком состоянии, Куинн поправил жилет и попытался заново завязать галстук непослушными пальцами. Он испугался того, что могло случиться. А его рядом не оказалось!

— Все в порядке. Что здесь случилось? Где леди Дубхейген? — отрывисто спросил он, входя в дом.

— Ее светлость пьет чай на кухне, милорд. Рад сообщить, что пожар в саду был совсем небольшой. Кто-то уронил лампу на солому и ящики из-под вина… Огонь удалось потушить довольно быстро.

— Слава богу, что не хуже, — ответил Куинн, — хотя вид у вас такой, словно вас поджаривали на костре.

— Сажа, милорд, и больше ничего. Придется сделать кое-где мелкий ремонт — вставить несколько стекол, обновить краску…

— Главное, что никто не пострадал, — еще раз порадовался Куинн, беззаботно взмахивая рукой, и спустился по черной лестнице вниз, на кухню.

Все остальное может подождать. Главное — удостовериться, что с Эзме все в порядке.

Войдя в кухню и увидев Эзме сидящей за большим столом, Куинн почувствовал, что счастлив. Ее длинная коса растрепалась, бледно-голубой шелковый халат почернел от копоти, а на носу красовалось пятно сажи. И все же, несомненно, она жива и невредима.

Если бы с ней что-нибудь случилось…

Он был так рад, что забыл обо всем. В два прыжка он оказался рядом с ней, поднял ее со стула и пылко, жадно поцеловал, вложив в поцелуй всю страсть, которую, как он себе постоянно напоминал, не имел права испытывать. От ее волос пахло дымом, а от губ — чаем «Граф Грей», но ему было все равно. Она жива, невредима и драгоценна, и на целый славный миг она прильнула к нему и позволила целовать себя. Правда, очень быстро отпрянула.

— Утеночек! — воскликнула она, покраснев и запыхавшись. — Где вы были? От вас разит перегаром!

— Я был в клубе. Как вы? Я увидел дым и подумал…

— Со мной все хорошо. Никто не пострадал, и ущерб, похоже, минимальный, — ответила она, взглядом напоминая ему о том, что они не одни.

Кроме кухарки, отвернувшейся от плиты, из кладовой выглядывала экономка, а от двери черного хода на них изумленно таращилась посудомойка.

— Могло быть и хуже, — заметил Куинн как можно равнодушнее и указал на треснутое стекло в окне кухни.

— Я вызову стекольщика и маляра, — вызвалась миссис Луэллен-Джонс.

— Отлично. Распорядитесь, пожалуйста, чтобы в комнату моей жены сейчас же принесли ванну и горячую воду — и то же самое мне, — приказал он, беря Эзме за руку и выводя ее из кухни.

У подножия лестницы Куинн заметил, что у Эзме темные круги под глазами, и вообще она была очень бледной. Она шагнула на первую ступеньку и вдруг пошатнулась. Он тут же подхватил ее на руки.

— Ничего не говорите, все равно не отпущу, — шепотом предупредил он, поднимаясь по ступенькам.

Эзме и не собиралась протестовать. Устало вздохнув, она положила голову ему на плечо.

— Вы точно не пострадали? — спросил он тихо и озабоченно. — Иногда вначале кажется, что все в порядке, а потом…

— Нет-нет, я просто устала.

Куинн отнес Эзме в спальню и захлопнул за собой дверь. То, что он должен был ей сказать, предназначалось только для ее ушей.

— Эзме, мне так жаль, что меня не было рядом! — сказал он, чувствуя себя последним подлецом. — Если бы с вами что-то случилось…

Она доверчиво положила руку ему на плечо. Наверное, так же она утешает своего брата… Его кольнула острая тоска. Ему не суждены любовь и преданность женщины вроде Эзме…

— Все хорошо, — тихо ответила она. — Серьезного ущерба нет. Пожар был очень маленький, и дом пострадал незначительно. К счастью, когда начался пожар, миссис Луэллен-Джонс уже была на ногах. Она увидела дым, разбудила слуг, и пожар потушили. — Неожиданно Эзме покраснела. — Извините, я забыла, что должна изображать дурочку…

Почему она чувствует себя виноватой? Это он должен был быть здесь и защищать ее, а не болтаться без дела в очередном клубе!

— И прекрасно, что вы вели себя благоразумно — ведь меня не было дома! — Может быть, она расстроилась из-за того, что он при всех поцеловал ее на кухне? Куинн решил, что подумает об этом потом. — По словам Максуини, пожар начался после того, как на солому и ящики из-под вина упала лампа. Как вы думаете, все произошло случайно или кто-то устроил поджог?

Эзме сдвинула красивые брови:

— Я тоже думала о том, что пожар, вполне вероятно, подстроен; злоумышленник мог проникнуть в сад со стороны конюшни, но тогда его сразу обнаружили бы, ведь ему нужно было открыть ворота. Я сразу же вызвала слуг и пересчитала их. Все оказались на месте. Конечно, пламя могло вспыхнуть уже после того, как злоумышленник вошел в дом и поднялся в крыло для прислуги, но до того, как миссис Луэллен-Джонс подняла тревогу.

Эзме подумала обо всем! Куинн не сомневался в том, что она весьма самостоятельная девушка, способна потушить пожар голыми руками и отдавать внятные распоряжения большому штату прислуги.

— Разумеется, поджигатель мог перелезть через стену, — продолжала она. — А если он зажег лампу в саду, конюхи не могли, его видеть… Но зачем кому-то поджигать дом вашего брата? Есть ли у него здесь враги? Или кто-то знает, что мы не те, за кого себя выдаем, пытается запугать нас и прогнать из Эдинбурга?

— Был ли пожар несчастным случаем или нет, я не желаю рисковать вашим благополучием, Эзме, — решительно заявил Куинн. — Завтра же отправлю вас обратно, в Лондон.

Эзме метнула на него беспокойный взгляд; усталость после пожара и всех волнений вмиг прошла.

— Скорее всего, пожар стал несчастным случаем и никто не желает нам зла. Ведь поджигатель мог бы все обставить и понадежнее… Кучка досок и соломы в саду была совсем маленькая; таким пожаром не уничтожишь дом и даже не причинишь серьезного ущерба! — Она расправила плечи и посмотрела на него в упор. — И потом, я не трусиха, которая бежит при первых признаках опасности! Я приехала сюда по просьбе Джейми и не уеду, пока не выясню состояние дел графа Данкоума!

Такой же упрямый огонь зажегся и в голубых глазах Куинна.

— До сих пор нам не удалось найти доказательств того, что графа обманывают. Вам незачем здесь оставаться. Сегодня я пришел к выводу, что мы оба можем вернуться в Лондон. Но, принимая во внимание пожар, мне лучше задержаться. Я постараюсь найти того, кто устроил поджог, и узнаю, зачем он это сделал!

— Если пожар устроил человек, который знает, кто мы такие, вот вам лишнее доказательство, что дело нечисто. Я не уеду, пока мы не поймем, кто за всем стоит! — решительно возразила Эзме.

— Что бы здесь ни творилось, вряд ли нам пригодятся ваши юридические познания, — возразил Куинн.

— Вы не знаете наверняка, — парировала Эзме. — Да и как вы объясните внезапный отъезд жены?

— Просто скажу, что вы поехали в Лондон навестить друзей или купить себе новые наряды.

— Но ведь!..

— Хватит, Эзме, — перебил он. — Вы уезжаете! Завтра же.

— Я не уеду!

— Я не хочу подвергать вашу жизнь опасности.

— Ничего подобного! — не сдавалась Эзме. — Ответственность за мою жизнь лежит на Джейми, ведь именно он предложил нам сюда приехать.

— Согласны вы или нет, я отвечаю за вас и не собираюсь рисковать.

Куинн вдруг осознал, что его терпение на исходе.

Эзме было все равно, злится он или нет; ей было все равно, что он говорит. Она никуда не уедет из Эдинбурга. Неужели он считает ее маленькой девочкой, которой можно приказывать? А может, она инвалид или трусиха, которая падает в обморок при первых же признаках опасности? В конце концов, пожар мог вспыхнуть и случайно; скорее всего, лампу уронил кто-то из слуг, который не признается, потому что боится, что его уволят. Она не служанка, не маленькая девочка и не трусиха. Она согласилась помочь брату узнать правду о том, что здесь творится, и, чего бы ей это ни стоило, она все выяснит! Но как ей убедить Куинна в том, что она права? Если он такой же, Как большинство мужчин, он не выносит кое-каких женских хитростей… Придется прибегнуть к уловкам, потому что он ее вынуждает!

— Я взрослая женщина, а не ребенок. Я вам не жена и не сестра, поэтому вы не имеете права приказывать мне уехать. А если попробуете, я устрою такой скандал, какого вы еще не видели!

Он насупился; Эзме поняла, что он старается представить, что она имеет в виду.

— Что же вы сделаете — заплачете?

— Я не просто заплачу, — ответила она. — Буду лягаться, вопить, и меня придется выносить на руках. Как вы объясните это слугам? А потом, я пожалуюсь Катрионе!

В дверь спальни негромко постучали; затем послышался запыхавшийся голос служанки:

— Миледи, ваша ванна!

Поскольку Куинн стоял, скрестив руки на груди, словно разгневанный воин, Эзме сама открыла дверь усталой служанке, тащившей сидячую ванну. Еще три девушки внесли высокие металлические кувшины с кипятком. Следом за ними вошла миссис Луэллен-Джонс с целой кипой свежего белья.

— Тогда я вас оставлю, — буркнул Куинн, выходя в дверь гардеробной. — Вашу поездку за покупками обсудим позже.

Ничего подобного, мысленно ответила Эзме. Она свое слово сказала. Увезти ее из Эдинбурга можно единственным способом: сунуть ей в рот кляп и связать ее по рукам и ногам!

Вскоре Куинн, вымытый и переодетый, осматривал дом и сад в обществе полицейского и эдинбургского главного констебля — выборного чиновника при городской управе, который следил за порядком и имел право арестовывать подозреваемых. Стена в саду почернела и закоптилась; в углу еще дымили обгорелые остатки упаковочных ящиков. На земле и ближайшей клумбе были рассыпаны мокрые угли; ветви растущего рядом дерева опалило огнем. У самой стены валялись осколки разбитой лампы — здесь сильно пахло керосином. При более внимательном осмотре оказалось, что стекла в нескольких окнах нижнего этажа потрескались от жара и их придется заменить.

Что ж, могло быть и хуже! Гораздо хуже… Ну а Эзме придется вернуться в Лондон, нравится ей это или нет! Плохо, что она такая упрямая и своевольная… К сожалению, он, как она верно заметила, не обладает над ней никакой властью и не может заставить ее уехать. Только один человек в целом свете имеет право ей приказывать, но Джейми далеко… Неожиданно Куинна осенило. Он напишет Джейми и попросит срочно вызвать Эзме домой! Как только Джейми узнает о пожаре, он, конечно, согласится с тем, что Эзме должна уехать.

Приняв решение, он сразу успокоился и переключил внимание на своих спутников. Рыжеволосый молодой полисмен, одетый в слишком большую для него форму, пинал обгорелые обломки носком сапога и чесал в затылке. Главный констебль, по фамилии Рассел, в свободное от исполнения муниципальных обязанностей время торговал мясом. Он и одет был как подобает процветающему купцу, кем он, собственно, и являлся. Однако лицом, фигурой и манерами мистер Рассел больше всего напоминал бойцового петуха. Даже челюсти у него непрестанно двигались, словно петушиная бородка.

Заметив, что Куинн смотрит на него, Мистер Рассел спросил:

— Никто так и не признался, что уронил лампу?

— Еще нет, сейчас устроим допрос, — ответил Куинн и вместе с представителями закона прошел в библиотеку, велев лакею вызвать дворецкого.

Молодой полисмен, по фамилии Сондерс, явно чувствовал себя не слишком уютно в богатой обстановке. Он остался стоять у двери и переминался с ноги на ногу. Мистер Рассел, напротив, без всякого стеснения развалился в кресле — с таким видом, словно охотно просидит здесь до ужина. Его не смущали ни панели красного дерева, ни обилие книг. Между прочим, Куинн не сомневался в том, что Огастес их и не открывал.

Куинн не слишком надеялся на помощь властей, но необходимо было соблюсти приличия.

— Милорд, есть ли у кого-то причины поджигать ваш дом? — спросил мистер Рассел.

— Я о таких причинах ничего не знаю, — ответил Куинн. — С вашего позволения, я бы хотел допросить слуг. — Он не только сомневался в сыскных способностях представителей власти, но и сам не хотел отвечать на вопросы, связанные с его делами. — Разумеется, вы тоже вольны спрашивать их, о чем захотите!

— Как вам угодно, милорд, — вежливо согласился мистер Рассел.

Сондерс, у которого от окружающей роскоши, видимо, отнялся язык, ограничился лишь кивком.

В библиотеку вошел Максуини, переодевшийся во все чистое и гладко выбритый, но усталый. Даже не посмотрев на представителей власти, он обратился к Куинну:

— Вы хотели меня видеть, милорд?

— Да. Естественно, у нас возникли вопросы о том, что случилось вчера ночью — точнее, сегодня рано утром, — ответил Куинн. Он стоял за большим ореховым столом, сложив руки за спиной. Так, бывало, частенько стоял его отец, когда допрашивал своего младшего сына или читал ему нотации. — Кто, по-вашему, мог ночью выйти в сад, да еще с лампой?

— В такой час, милорд, никому там не положено находиться, с лампой или без нее, — ровным голосом ответил дворецкий.

— Вы не заметили ничего необычного перед тем, как легли спать?

— Нет. Вечером, как всегда, я поднялся к себе. В холле я оставил дежурить младшего лакея; он должен был ждать вашего возвращения… А потом услышал, как миссис Луэллен-Джонс зовет на помощь.

— В какое время это было?

— Точно не знаю, милорд. Я не успел посмотреть на карманные часы. Незадолго до рассвета, хотя было еще темно.

— Как вы думаете, почему миссис Луэллен-Джонс в такой ранний час была уже на ногах?

— Милорд, она обычно встает рано. Она считает своим долгом присматривать за горничными, чтобы те добросовестно выполняли свои обязанности. Весьма ответственная дама!

— Не сомневаюсь, — пробормотал Куинн.

И все же он понимал: кроме Эзме, виновным может оказаться кто угодно — даже сам Максуини. Хотя трудно представить себе Максуини в роли поджигателя! Дворецкий в прежние годы всегда был добр к младшему сыну графа Дубхейгена и находил время побеседовать с мальчиком, когда заставал его одного с книгой или просто у окна. Тем не менее сейчас Максуини его не узнал; похоже, он принимает его за Огастеса. Ну а люди, как известно, меняются со временем…

— У всех слуг превосходные рекомендации, милорд. Мы с мистером Макхитом лично проверили всех, — продолжал Максуини.

Макхит!

Тому, кто нанимает прислугу, совсем не трудно поместить в дом своего человека, сообщника, который будет шпионить за хозяевами!

— Спасибо, Максуини. У меня все. У вас есть вопросы, джентльмены?

— Мне кажется, милорд, вы все предусмотрели, — ответил мистер Рассел.

Сондерс снова ограничился кивком.

— Максуини, вам необходимо поспать, — продолжал Куинн. — Но сначала пришлите к нам миссис Луэллен-Джонс.

Дворецкий поклонился и вышел, едва не столкнувшись на пороге с Эзме. Она, видимо, только что выкупалась. К ее стройной шейке прилипли прядки еще влажных волос. Ее наряд подошел бы и речной нимфе. Платье из струящегося сине-зеленого шелка, с квадратным вырезом и короткими рукавами-фонариками, которые открывали руки. На плечи она накинула кашемировую шаль, на вид такую же нежную, как ее кожа.

Мистер Рассел тут же вскочил на ноги и выпятил грудь и подбородок — того и гляди закукарекает!

Эзме вспыхнула, как юная девица, которую застали неодетой.

— Ах, утеночек… я вам помешала?

С каких пор ему стало нравиться это дурацкое обращение?

— Мистер Рассел, позвольте представить вас моей жене. — Как бы ему хотелось, чтобы она в самом деле была его женой! — Миледи, это мистер Рассел, эдинбургский главный констебль, а тот молодой человек — полицейский.

Молодой человек склонил голову и промямлил:

— С-Сондерс, миледи!

Куинн не винил парня в том, что тот при виде Эзме лишился дара речи. Ему самому было трудно сосредоточиться, когда Эзме была рядом.

— Здравствуйте, мистер Рассел, мистер Сондерс, — ответила Эзме с улыбкой. — Очень надеюсь, мы скоро выясним, что же произошло. Я в жизни так не пугалась!

Разумеется, она испугалась, когда увидела пожар. А где же в это время был он? Гонялся за призраками и пытался избежать встречи с ней… Куинн снова испытал раскаяние и сожаление.

— Не волнуйтесь, миледи, мы непременно арестуем негодяев! — сурово объявил мистер Рассел.

Сондерс, по-прежнему с полураскрытым ртом, пылко закивал в знак согласия.

— Не сомневаюсь, что арестуете, — ответила Эзме, украдкой косясь на Куинна.

Что в ее взгляде — одобрение? Желание? Простое признание того, что он здесь? Хотелось бы знать…

— Извините, но я не видела и не слышала ничего до тех пор, пока миссис Луэллен-Джонс не закричала: «Пожар!» — с сожалением призналась Эзме, садясь на один из стульев за столом.

— А вы, милорд? — спросил мистер Рассел. — Вы тоже не видели и не слышали ничего необычного?

— Меня не было дома.

Сондерс тихо ахнул, а мистер Рассел покраснел, как вареный рак.

— Я был в своем клубе, что подтвердят несколько других его членов.

Мистер Рассел, казалось, вот-вот задохнется.

— Я и не думал предполагать, что…

— Я не в обиде, — ответил Куинн.

Тут в комнату вплыла миссис Луэллен-Джонс, одетая, как всегда, опрятно и просто. Пережитое волнение выдавали лишь покрасневшие глаза и напряженно сжатые губы. Подобно Максуини, она, словно не замечая двух должностных лиц, сразу обратилась к Куинну:

— Вы хотели поговорить со мной, милорд?

— Да. Садитесь, пожалуйста!