Расторгнутая помолвка

8

Элен с ребенком оставили в больнице еще на пять дней. По ее просьбе Клиф Рэддинг купил приданое для малышки, и сейчас молодая мама с удовольствием рассматривала крохотные наряды дочурки. Предстояло еще многое приобрести: коляску, кроватку и кучу разных мелочей, но Элен решила сделать это после выписки из больницы, чтобы выбрать то, что понравится.

Через два дня после отъезда Николаса во Францию в палату принесли громадного розового плюшевого медведя. На приколотой к нему карточке было написано: «Самой красивой девочке в мире. С любовью от папы».

При одном только взгляде на игрушку Элен испытывала необъяснимый страх, глаза наполнялись слезами.

Элен упаковывала чемодан, собираясь отправиться домой, когда Ник Палмерс вошел в палату. На ней была лишь хлопковая рубаха с застежкой спереди, едва доходящая до середины бедер. Элен заметила его вдруг потемневший взгляд, пробежавший по ее полуобнаженной фигуре, и покраснела. Как всегда, тело ее реагировало на присутствие Палмерса по-своему, не считаясь с волей хозяйки. Странно и непонятно! Разве нормально желать мужчину, когда ты едва оправилась после родов? В последние дни у Элен было достаточно времени, чтобы подумать о своем поведении и пожалеть о допущенных промахах и ошибках. Она поступила глупо и трусливо, решив ничего не говорить Нику о беременности, но тогда это казалось ей единственно возможным вариантом. Бесполезно изводить себя упреками. Теперь важно другое: рано или поздно Палмерс должен узнать о том, что она не намерена расставаться с дочерью. Узнав об этом, Николас, конечно, заявит о своих правах на девочку. В этом сомневаться не приходится. Значит, и для ребенка, и для них было бы лучше, если бы между Элен и Ником установились нормальные, вежливые отношения, без бурных выяснений отношений.

— Привет,— поздоровалась Элен.

Николас пристально взглянул на нее, стараясь, видимо, угадать, в каком она настроении.

— Привет,— спокойно ответил он и, кивнув на колыбельку, спросил: — Как Эвелин?

Элен улыбнулась.

— Превосходно, как мне кажется, хотя я...

— Машина ждет внизу,— коротко сообщил Палмерс.

— Для чего?

— Отвезти тебя домой, для чего же еще? Или ты думаешь, что я мог позволить тебе вызвать такси?

Гордость Элен была задета, она вскинула подбородок: он дал понять, что у нее в целом мире нет человека, на которого она могла бы положиться.

— Спасибо, но за мной заедет Клиф Рэддинг.

Палмерс помрачнел.

— Стало быть, он зря проедется.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты едешь со мной, вот что я хочу сказать. Может быть, ты все же оденешься?

Почувствовав себя загнанной в угол, Элен кивнула, прикусив губу, и решила делать то, что он скажет. Не стоит продолжать пререкаться с Ником, он может ответить, и ответить жестоко.

— Будь любезен, отвернись,— напряженно попросила она.

— Не слишком ли вы опоздали со скромностью? — последовал немедленный ответ, но все же мужчина подчинился. Элен надела лимонного цвета шелковую блузку и серую юбку в складку, с радостью убедившись, что все оказалось впору.

— Можешь поворачиваться,— разрешила она.

Николас прищурился, глядя, как женщина проводит щеткой по шелку черных волос, и в тот момент, когда густые пряди, взлетев, упали на грудь, не мог удержать возгласа восхищения.

— Ты понесешь Эви или предоставишь это мне? — спросил он, явно нервничая.

Вспомнив, с какой нежностью он держал ребенка, Элен улыбнулась.

— Ты можешь нести ее, если хочешь.

Он скривил губы — похоже, эта гримаса становилась для него привычной.

— Конечно, хочу.

Все медсестры высыпали в холл родильного отделения, чтобы попрощаться с Николасом Палмерсом. Неудивительно, он оставил им не только шампанское, шоколад, фрукты и цветы, но и весьма внушительный чек в Сестринский Благотворительный Фонд, предназначив деньги на устройство Рождественского бала, и тут же был приглашен на него в качестве почетного гостя.

Элен наблюдала за обменом любезностями с растущим чувством беспокойства, которое, как ни трудно ей было в этом признаться, весьма походило на ревность.

***

Возле подъезда знакомого черного лимузина не было видно. Внимание Элен привлекла блестящая зеленая, как жук, машина марки «бентли». Шофер в униформе распахнул перед ней заднюю дверь, и она села. Следом за ней в салон пробрался и Николас с Эвелин на руках. Он осторожно уложил девочку в специально вмонтированную колыбельку. Элен чувствовала себя еще более смущенной.

— У тебя другая машина. Я думала, та — большая черная...

— У меня их несколько.

— И в каждой, полагаю, есть колыбельки?

— Во всех неспортивных моделях. Я установил колыбельки на прошлой неделе. Мне это кажется весьма удобным.

Элен проглотила комок. Не удивительно, ведь он собирался удочерить Эвелин. Однако это было до того, как она решила оставить девочку себе.

— Николас... Он нахмурился.

— Давай не будем начинать этот трудный разговор в машине, Элен. При сложившихся обстоятельствах благоразумнее подождать, пока мы приедем домой.

— Благоразумнее? — раздраженно переспросила она, недовольная его менторским тоном, а еще больше снисходительной манерой обращаться к. ней. Элен демонстративно отвернулась к окну. Не стоит опускаться до ссоры. Ты же решила вести себя с ним сдержанно-вежливо, напомнила она себе. Может быть, тебе будет нелегко, но постараться все же стоит.

— Очень любезно с твоей стороны подвезти нас домой.

— Не стоит благодарности,— ответил он с явной издевкой.

Однако шофер свернул не в тот район Лондона, где жила Элен.

— Куда мы едем? — испуганно спросила она.

— В Кью.

— Почему в Кью?

— Потому что я там живу.

— Николас, я хочу домой.

— И это тоже мы должны обсудить. Но не сейчас, позже.

Элен стало ясно, что говорить с ним сейчас бесполезно, и остальной путь они проделали в молчании. Машина остановилась перед огромным двух-фронтонным домом с окруженным нарядной чугунной оградой садом. Идя к дому по покрытой гравием дорожке, Элен не могла не залюбоваться им. Здесь было все: и могучие столетние дубы, и жимолость, и огромные клумбы роз, и заросли душистого горошка. У самого входа на фоне белой кирпичной стены, словно театральные декорации в волшебном спектакле, возвышались дельфиниумы и шток-розы. Элен очень понравился сад; она даже вообразить не могла, что можно жить среди такого великолепия. Интересно, у Николаса есть садовник? Кто сотворил всю эту красоту? Но и сам хозяин, подумала Элен, не мог не участвовать в создании на территории этого шумного загрязненного города цветущего рая. Ирония судьбы. Как же мало знает она об отце собственного ребенка!

Войдя в дом, Элен уже не была так поражена, как в саду. Высокие потолки, продуманное расположение комнат. В центре просторного, отделанного панелями темного дерева холла стояла детская коляска, в которой улыбалась роскошная кукла с длинными шелковистыми волосами.

Элен резко обернулась.

— Что происходит, Николас? Зачем ты меня сюда привез? Для чего притащил сюда детские вещи?

Палмерс усмехнулся.

— Я привез Эви сюда, потому что у тебя ей негде даже спать. Ты не позаботилась ни о чем для малышки! Ни одного чепчика, ни одной пеленки! Впрочем, это неудивительно. Ты же решила избавиться от нее как можно скорее...

Пронзенная болью до самого сердца, Элен схватила его за руку.

— Я хочу тебе объяснить...

— Благодарю, я не нуждаюсь в твоих объяснениях. Однако после того как мы уложим Эвелин, я предоставлю тебе возможность высказаться. В конце концов, все это ради нее.

Да, Ник имел основания считать ее беззаботной кукушкой, хотя все обстояло иначе. Попробуй взглянуть на себя его глазами, сказала себе Элен, и ты увидишь, что он прав.

В гостиной их ждала девушка лет двадцати трех со светлыми блестящими волосами, собранными в пучок на затылке, и милым личиком. На ней была униформа — коричневое платье и белый фартук.

— Привет, Кэтлин,— улыбнулся Палмерс.— Мы привезли Эвелин домой. Знакомься, это Элен Нортон, ее мать.

Сердце Элен тревожно забилось, она взглянула в глаза Николаса, ожидая, что он как-то прояснит происходящее.

— Это Кэтлин Вэйн,— сказал он спокойно,— она будет няней Эви.

Господи, да что это такое!

— Рада с вами познакомиться,— сказала Кэтлин, протянув Элен руку. Смотрела она, однако, не на нее и даже не на девочку. Восхищенный, обожающий взгляд няни был обращен на Николаса.

Элен чувствовала себя так, словно ее обвели вокруг пальца. Как мог он нанять няню, даже не посоветовавшись?!

— Это ваша первая работа, Кэтлин? — спросила Элен, лишь бы что-то спросить.

Взгляд девушки вспыхнул, как будто Элен ее обидела.

— Нет. Я работала няней у одного из членов королевской семьи, пока меня не пригласил к себе мистер Палмерс.

— Понимаю.— Элен чувствовала, как пол закачался у нее под ногами. Еще немного, и она совсем потеряет голову от всего этого.

— Николас, прошу тебя,— настойчиво проговорила она.— Нам надо поговорить наедине. Я уже покормила Эвелин, Кэтлин, надеюсь, вы все подготовите для купания девочки, а я искупаю и уложу ее на ночь.

Кэтлин бережно и нежно взяла девочку на руки, и Элен ни в чем не могла бы ее упрекнуть. Но слова няни вызвали у нее неосознанный протест.

— Не стоит волноваться, мисс Нортон. Я сама знаю, что нужно делать. Няни разбираются в малышах лучше матерей, не правда ли, крошка Эвелин?

Элен проводила девушку долгим взглядом. Предстояло столько всего обдумать, во многом разобраться. Как только Кэтлин с девочкой на руках ушла, Элен обернулась к Николасу.

— Кто эта девушка? Я ничего о ней не знаю.

— У нее самые лучшие рекомендации. Она присматривала за детьми моего близкого друга в течение нескольких лет.

Интересно, кто же этот друг, подумала Элен, чувствуя, как подкатывает слабость, неужели принц крови?!

— Она прекрасный работник,— продолжал Ник.— Достаточно твердая и вместе с тем добрая. И принципы воспитания у нее вполне традиционные, как раз такие, как мне нравятся.

Он уже все продумал! Каждую деталь учел, каждую мелочь предусмотрел.

— И каковы же эти прославленные методы воспитания?

Палмерс пожал плечами.

— Регулярное кормление, регулярный сон. Твердая рука, но любящее сердце. Как тебе это?

— И много ли у тебя слуг? — спросила Элен, представив себе вдруг невесть откуда появившийся целый легион горничных.

— Уборщица, садовник и миссис Лэмберт, кухарка. Однако мне приходится пользоваться услугами многих людей — от поставщиков провизии до банкиров. Но это вряд ли имеет отношение к тебе. Не так ли, Элен? Ты, как я понимаю, не собираешься здесь задерживаться.

— Николас,— неуверенно начала Элен,— сейчас-то мы можем поговорить?

— Безусловно.

— Не считаешь ли ты, что следовало проконсультироваться со мной, прежде чем нанимать няню?

— Откровенно говоря, до последнего дня я считал, что тебе это должно быть безразлично,— ехидно заметил он.

— Мне понятно твое отношение,— сказала Элен запинаясь и закрыв глаза, чтобы он не увидел в них слезы. Если Ник не заметил, как влажно заблестели ее глаза, то дрожь в голосе, видимо, уловил. Не это ли заставило его вглядеться в женщину попристальнее? Палмерс молча смотрел на нее с минуту, после чего другим, гораздо более мягким тоном сказал:

— Ты очень побледнела. Почему бы тебе не расположиться поудобнее? — Он кивнул в сторону софы.— Принести тебе немного вина?

Сейчас она не лишила бы себя этого удовольствия, но беременность заставила Элен полностью отказаться от алкоголя и сигарет ради здоровья малыша.

— С удовольствием бы выпила чуть-чуть, но не знаю, будет ли это правильно, ведь я кормлю Эвелин грудью.

Он бросил на нее еще один удивленный взгляд, как будто естественная забота о ребенке никак не вязалась с образцом сидящей перед ним женщины.

— Уверен, что одна рюмка не повредит. Сейчас принесу.

Хозяин дома вышел из комнаты и через несколько секунд вернулся с бутылкой шампанского и двумя хрустальными бокалами. Молча он откупорил бутылку. Элен тоже молчала, делая вид, что разглядывает акварель, висящую над камином.

Николас казался напряженным, чем-то крайне озабоченным. На жестком лице ни тени улыбки. Таким оно было и в ту памятную ночь любви, когда он говорил, как Элен красива, а она ответила короткой холодной репликой. Тогда ей казалось, что это было очень умно, на деле же она воздвигла еще один барьер между ними.

Элен начала возводить барьеры один за другим с самой первой встречи с Ником. Но что делать? Это была самооборона. Каждый ее поступок истолковывался превратно. Ей все время хотелось, чтобы он думал о ней самое худшее, и цель оказалась достигнутой. Сейчас же требовалось совсем другое: убедить его, что она может стать хорошей матерью своему ребенку, что она достойна доверия.

Как этого добиться после того, что произошло?! Нужно попытаться внушить Нику, что, скрывая от него беременность, она думала, что действует в интересах ребенка. Однако для нее не было секретом, что в глазах мужчины, особенно такого, как Николас Палмерс, отказ женщины от ребенка, которого она носила под сердцем,— величайшее преступление, преступление, которому нет прощения.

— Держи,— прервал он ее размышления, протянув бокал.

Элен присела на софу. Ник остался стоять, глядя на женщину сверху вниз. Она ничего не смогла прочесть в его глазах.

— Я говорил тебе, что намерен связаться со своими адвокатами,— начал он с тем же непроницаемым лицом, — я сделал что обещал. Они...

Рука Элен задрожала так, что она была вынуждена поставить бокал на маленький низкий столик. Вино разлилось, выплеснувшись через край.

— Прошу тебя, Николас, прежде чем ты еще что-нибудь скажешь о своих адвокатах, выслушай меня. Я хочу, чтобы ты знал: у меня была возможность все хорошенько обдумать, и... моя точка зрения изменилась. Вернее, изменилась я. Я не хочу отдавать Эвелин.

Николас молчал, потягивая вино.

— Понимаю,— наконец произнес он и перед следующей фразой пригубил из бокала.— И что привело тебя к такому... внезапному изменению решения? У тебя обнаружилось сердце? Или ты хочешь лишить меня возможности общаться с дочерью.

Поверит ли он? Разве он не почувствовал то же, что и она, когда взяла на руки дочь? Элен пережила такой всплеск эмоций, когда только что произведенное на свет дитя положили ей на грудь, и особенно тогда, когда ротик малыша схватил ее сосок.

— Я... Я не знала, что буду чувствовать к ней. Теперь мне кажется, что я была не совсем в своем уме, когда думала, что смогу отдать ее на удочерение,— тихо ответила она.

Ник только кивнул.

— И что ты сейчас намерена делать?

— Я встречусь с Клифом Рэддингом и попрошу его предоставить мне возможность работать неполный день.

— А если он откажет?

— Я, конечно, нахожусь в некоторой зависимости от него, но даже если Клиф не захочет пойти мне навстречу — не беда. Придумаю что-нибудь другое. Я молода, у меня есть мозги. Найду работу по себе, чтобы мы с Эвелин могли жить безбедно.

Наверное, мне будет трудно, ну что же. Я готова к борьбе.

— Разве это не тот самый сценарий, который привел тебя к решению отдать дочку посторонним людям?

Элен вздохнула.

— Постарайся меня понять. Может быть, теперь ты поверишь, что я действую в ее интересах. Этот путь, разумеется, труднее в финансовом отношении, зато в эмоциональном ему альтернативы нет. Итак, она моя, и я ее никому не отдам!

Николас снова кивнул, как бы соглашаясь, и вдруг спросил:

— А как насчет меня?

— Я не стану мешать твоему участию в ее жизни,— быстро ответила Элен.

— Очень великодушно с твоей стороны,— язвительно заметил он.— А какую форму моего участия ты имела в виду?

— Обычную,— ответила она обтекаемо.,

— Обычную? Встречаться через выходной? Несколько недель летом?

— Я готова к большему.

— Так вот, позволь сказать тебе, что я не готов благодарно глотать куски, которые ты великодушно будешь мне протягивать. Если ты все же решишь привести в действие свой план по передаче девочки на удочерение, знай, я готов пуститься во все тяжкие.

— Ну а если нет, то что?

— Ничего. Я не настолько циничен, чтобы лишать девочку матери, но и становиться «отцом на полставки» тоже не желаю. Значит, остается только один выход.

— Какой?

— Чтобы у Эви было двое родителей.

Элен удивленно подняла брови.

— Каким образом?

— Существует только один способ,— сказал он будничным голосом.— Ты выйдешь за меня замуж.

Она смотрела на него во все глаза.

— Ты, наверное, шутишь.

Николас наклонился к столу, подлил себе еще вина и уселся на диван рядом с Элен, спокойно глядя на нее, как будто и не произносил слов, подействовавших на женщину, словно разорвавшаяся бомба.

— Нет, Элен. На этот раз ты ошиблась.— Он улыбнулся.— Я говорю серьезно, чертовски серьезно.

— Но, Николас... В наше время мужчины не женятся ради ребенка.

— Я знаю. Но иногда такое случается. Наш случай — тому подтверждение. Представь, каково будет нашим близким. Когда твоя мать узнает, что у тебя родился ребенок, ее непременно заинтересует, кто же отец девочки. Тогда тебе снова захочется солгать, и...

— Я...— попыталась возразить Элен, но он покачал головой, не давая ей вставить слово.

— Я не намерен скрывать свое отцовство,— непреклонно заявил Ник,— как не намерен становиться отцом на выходной. Я хочу участвовать в ее воспитании. Хочу, чтобы она чувствовала уверенность в жизни, как в духовном плане, так и в финансовом. Все это я могу ей дать.

Элен печально покачала головой.

— Ты забыл о нашей взаимной неприязни, о недоверии друг к другу. Ты считаешь, что при подобных отношениях возможна стабильность? Глаза его вспыхнули,

— Это зависит от условий, на которых будет заключен наш брачный договор.

Что же за человек этот Николас Палмерс!

— Ты хочешь сказать, что мы должны выработать какой-то устав, как при создании компании?

— А почему бы и нет? Семья такая же ячейка общества, как и любая другая, и основополагающие принципы только укрепят ее.

— И какие же краеугольные камни ты предлагаешь заложить в основу нашей семьи?

— У тебя будет полная свобода, прислуга, самые лучшие няни для Эви. Ты можешь приступить к работе, как только захочешь.

— Звучит невероятно благородно, Николас. А что же получишь ты?

— От тебя потребуется играть роль примерной жены. В определенных пределах, разумеется. Ты будешь появляться со мной на приемах, званых обедах. Иногда мы будем ездить в гости на уикэнды. Возможны и другие поездки, но, разумеется, только те, которые будут вписываться в твое рабочее расписание. Все, что нужно мне, это быть полноправным отцом Эвелин, и брак — самый удобный для меня способ добиться этого.

Существовал один аспект проблемы, о котором он не сказал ни слова. Элен едва сдерживала дрожь в голосе, когда спросила:

— А это?..

— Это? — Николас неожиданно рассмеялся. Он, конечно, понял, что она подразумевала, но удивленно вскинул ресницы.

— Ты не могла бы быть поконкретнее?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! — сказала Элен с горечью, внезапно вспыхнув.

— Знаю? — прошептал он, подвигаясь ближе и касаясь указательным пальцем ее темных крутых бровей. Он повторил их очертания так, будто рисовал.

— Да...— дрожащим голосом сказала она, опасаясь его действий, но не предпринимая никаких попыток остановить Ника. Тело ее запело от его прикосновений. Как он умел ласкать... Всего лишь легкое касание пальца заставляло ее вздрагивать, будто он задевал самые чувствительные точки нервных окончаний.

— У тебя,— бормотал Ник,— такие красивые брови: волевые и изящно очерченные. Как на картинах старых мастеров. И такие же красивые губы. Они как будто кричат: «Целуй же меня»... Элен, ведь они кричат об этом?

Искушение было велико — лицо Ника так соблазнительно близко, обольстительный рот рядом с ее губами... Затуманенными страстью глазами Элен видела, как он жаждет ее. Должно быть, и он читал в ее глазах желание, потому что, склонив голову, нежно коснулся губами ее рта.

Не в силах противиться этому сладкому пагубному соблазну, Элен закрыла глаза. Огонь желания проник в кровь, и охваченная страстью, она потекла по сосудам, возвращая телу давно забытые волшебные ощущения. То, что началось как смиренная покорность желанию, переросло в нечто неизмеримо более сильное: в голод, жажду, требование... Она обхватила шею Ника руками и стала целовать так жарко, так страстно, так глубоко, что по всему ее телу пробежала дрожь.

Такой быстрый, такой яростный отклик на его поцелуи, ее неприкрытый эротический голод, еще недавно дремавший, но разбуженный его ласками, подтолкнули Николаса к той опасной черте, за которой нет места рассуждениям. Холодный, расчетливый мужчина, каким он был всего лишь минуту назад, исчез, испарился, будто его и не было никогда.

Он ласкал губами изгиб ее шеи, отбрасывая черные пряди с плеч, словно желая вобрать в себя больше ее плоти. Но этого было мало. Расстегнув ее блузку и обнажив такие полные, такие манящие груди, он едва смог справиться с бюстгальтером, чтобы увидеть их целиком, свободными от каких бы то ни было покровов. Элен видела, как потемнели его глаза. Склонившись над ней, он взял в рот ее набухший сосок. Она застонала от наслаждения, но Ник не понял и отпрянул.

— Я сделал тебе больно?

Она покачала головой. Разве может быть больно, когда его губы, его руки дарят такое наслаждение?!

— О нет...

— Тебе это нравится? — пробормотал он.— Сделать это снова?

— Да.

— Вот так? — прошептал он, склоняясь над напряженным соском вновь.

— Да, вот так...— Губы сами шептали слова. — О да,— выдохнула она в экстазе. Нет, устоять невозможно. Она, наверное, пожалеет об этом, но это будет потом, а пока Элен находилась целиком во власти своего тела, подчиняясь его сладостным командам. Сердце учащенно билось, подгоняемое любовью и желанием.

Да, она любит Николаса Палмерса! Она полюбила его с того самого момента, когда он впервые обнял ее, и, несмотря ни на что, любовь не убывала. Она познала объятия этого мужчины, родила от него ребенка, и сейчас, в это самое мгновение, ею владело желание, такое ясное, такое простое — желание отдаться отцу своей малышки и вновь сделать его счастливым.

Он продолжал целовать ее груди, лаская трепещущие соски горячим языком, и вновь головокружительные всплески наслаждения толчками пронизывали ее тело, превращая в густой мед кровь.

— Ласкай меня,— шепнул он, склонившись над ее грудью.— Милая, ласкай меня!

Ее до глубины души тронул его голос, такой молящий, такой ранимый, и Элен уступила просьбе. В ее власти оказалось растопить этот холод, эту безжалостность, которую Ник так часто демонстрировал ей, она могла превратить его в человека, который сходит с ума от вожделения.

Сквозь тонкую ткань рубашки Элен коснулась пальцами его груди. Он опустил руку вниз, прикоснулся к ее ноге и медленно, легкими, дразнящими движениями провел рукой вверх, туда, где заканчивались чулки.

— А теперь ласкай меня так, как я буду ласкать тебя,— прошептал он.

И Элен повиновалась. Ее рука несмело скользнула вниз, но Ник задыхаясь прохрипел:

— Не здесь. Нам лучше пойти наверх, в постель. Кэтлин может...

Кэтлин? Это имя непрошеным гостем ворвалось в затуманенное сознание Элен. И волшебство исчезло, его сменила грубая реальность. Элен отшатнулась и забилась в угол софы. Красная от стыда, женщина торопливо застегивала бюстгальтер.

— Тебе помочь? — спросил Ник, и в его голосе прозвучало удивление пополам с явной враждебностью. И это возмутило больше всего. Любая на ее месте разозлилась бы. Она злилась, и в этом нет ничего удивительного. Но Палмерс, казалось, не способен утратить самообладание. Не думая отвечать на его очередной выпад, она застегнула бюстгальтер и блузку, стараясь делать это как можно спокойнее, будто ничего и не происходило.

— Итак,— пробормотал он,— напомни мне, пожалуйста, о чем мы только что говорили.

— Не прикидывайся, Николас,— огрызнулась Элен.

— Ах да,— воскликнул он с притворной радостью.— Эврика! Мы обсуждали неопознанный объект «это». Но «это»,— продолжал он в том же шутовском тоне,— как я полагаю, подразумевает вопрос, захочу ли я видеть тебя в моей постели по ночам. Ну что же, мы только что наглядно продемонстрировали ответ на него.

Элен захотелось влепить ему пощечину, однако разыгрывать роль девственницы, репутация которой может пострадать от его инсинуаций, она не стала.

Но он не имеет права разговаривать с ней, как... как...

— Не смей обращаться со мной, как со шлюхой, Николас! Я этого не потерплю.

Он желчно рассмеялся.

— Почему нет? Насколько я знаю, у тебя на все есть прейскурант, дорогая. Или ты станешь это отрицать, сославшись на девичью память?

Элен тяжело вздохнула. Да, она помнила, что сделала. Ошибки молодости. Камень, брошенный в пруд, до сих пор оставляет круги. Сколько еще лет Ник будет напоминать ей о содеянном?

— Я полагаю, ты говоришь о деньгах, данных мне, чтобы я отстала от Ричарда?

— Это был единственный раз, когда я предложил тебе деньги. И довольно значительную сумму.

Элен презрительно рассмеялась.

— Если бы ты только знал, почему я их взяла, Николас!

— Хотел бы узнать. Рассказывай.

— Ты ни за что не поверишь...

— Так попробуй убедить меня.

Элен покачала головой. Она и так чувствовала себя не очень уверенно, но если сказать, что она сделала это из любви к Нику, какой козырь даст она ему в руки? Он сможет играть на ее чувствах, смеясь над этой нелепой любовью, вопреки здравому смыслу пронесенной сквозь годы. Странно, как это он не напоминает ей о том, что она хотела отдать свою дочь. Но все еще впереди. Можно только представить, с каким наслаждением будет Палмерс мстить ей, если поймет, как много для нее значит.

— Мы еще не закончили обсуждение взаимных прав и обязанностей,— продолжал Ник.— Но должен тебя заверить, этот пункт соглашения будет зависеть только от твоего желания. Я не собираюсь ни к чему тебя принуждать.— Тон его откровенно подчеркивал: «Не больно нуждаюсь в твоих услугах!» — Я хочу лишь, чтобы наш брак не выглядел фиктивным в глазах окружающих.

Глаза его сверкали, притягивая к себе, обещая наслаждение. Элен едва сдерживалась, чтобы не ринуться на этот свет, не открыться перед Ником. К чему? Все равно этот брак останется фарсом. Настоящее супружество подразумевает любовь, а ее-то как раз Палмерс и не питает. Неужели в ней напрочь отсутствует уважение к себе? Неужели она готова покорно пойти за ним, зная, что его интересует только женское тело — источник удовлетворения его низменных инстинктов?

— Однако,— продолжал Ник,— я вполне могу принять твою точку зрения. Возможно, мысль о том, чтобы делить со мной ложе, покажется тебе пресной, потому что тебе требуется большее разнообразие в сексуальном плане, чем могу предложить я. Но должен сказать, моя дорогая, что я ни с кем не желаю тебя делить.— Глаза его вспыхнули вновь, на этот раз угрозой.— Я не из той породы. Если ты собираешься вести двойную игру, соблюдай осмотрительность. Я не хочу, чтобы подружки нашей дочери трепали ее имя, зная, что мать Эви — дешевка.

Элен проглотила подступивший к горлу ком. Как же низко она пала в его глазах! Ниже уже некуда.

— Твой ответ, дорогая?

Она гордо вскинула подбородок.

— Ты ждешь ответа на столь любезно сформулированное предложение? — съязвила Элен.

— Именно.

— Звучит хуже, чем просьба спуститься в ад. А какова альтернатива этому фарсу?

Он жестко усмехнулся.

— Альтернативы нет, дорогая. По крайней мере, приемлемой для нас обоих. Если ты мне откажешь, я подам в суд, и мы окажемся перед перспективой трудной и хлопотной борьбы. Цена,— он намеренно сделал ударение на этом слове,— окажется астрономической. Ты готова платить по счетам?

Палмерс знал, что Элен с ним не справиться. Он переиграл ее по всем статьям и это тоже знал.

Элен зло взглянула в его штормовые глаза. Ничего, Николас Палмерс, однажды ты пожалеешь о том, что заставил меня на это пойти!