Разлучница. В плену прошлого

Глава 24

— Смолин знает?

— Нет.

— Не повторяй своих ошибок.

— Я уже, — нервно смеюсь и тру лицо. — Ну куда сейчас, Валь? Пусть думает о том, как выпутаться.

— Не думаешь, что эта новость только подстегнет? Он будет осторожнее.

— Или наделает глупостей. Или оступится. Или еще миллион вариантов. Один из которых — я не беременна. Надо убедиться, заедем в аптеку на обратном пути.

— Идет, — легко соглашается и сворачивает с шоссе. — Итак. Мы — молодожены. Твоя обожаемая бабуля недавно попала в больницу, сломала ногу. Ей требуется постоянный профессиональный уход, я готов раскошелиться, потому что втайне мечтаю избавиться от нее, то есть, сбагрить не на время, а на ПМЖ. Ты переживаешь, будет ли ей комфортно, суешь свой нос в каждую щель, общаешься с постояльцами. Будет весело.

— Как всегда, — хмыкаю, доставая «дежурное» обручальное кольцо из бардачка.

Все идет идеально. Нам показывают сначала комнаты, затем — территорию. Бабушку Марины я замечаю сразу же, она сидит в одиночестве на скамейке и смотрит в одну точку. Пока выдумываю предлог, чтобы к ней подойти, вмешивается Невзгодов.

— Шизанутых тоже берете? — недовольно спрашивает у администратора.

— Нет-нет, что Вы! — оправдывается женщина. — Психически нездоровых людей в стенах учреждения нет и быть не может. Этим особенным людям требуется особый уход и лечение. Но в штате наших специалистов есть психолог. Консультации доступны всем постояльцам. Уникальный в своем роде профессионал! Поэтому атмосфера…

Дальше уже не слушаю, направляясь прямиком к Елизавете Андреевне.

— Здравствуйте. Могу я присесть? — говорю по возможности ласково и, не получив не то, что ответа, даже реакции, сажусь. — Как Вам тут? Бабушке нужен уход… переживаю. Вас не обижают?

Кажется, будто на лице старушки появляется ухмылка, но рассмотреть не успеваю, к нам подходит администратор и Валя.

— Она не разговаривает, — тактично шепчет мне на ухо женщина. — Уже много лет.

— По состоянию здоровья? — хмурюсь, а женщина тушуется и бегает взглядом.

— Нет, — все-таки отвечает. — Скорее, какая-то душевная травма, что-то случилось дома и…

— И после этого Вы продолжите утверждать, что тут грамотный психолог?

— Бездарь, — неожиданно говорит Елизавета Андреевна, продолжая смотреть прямо перед собой.

Невзгодов хрюкает, я недовольно поджимаю губы, а администратор заметно краснеет.

— Обсудим скидки, — Невзгодов невежливо утаскивает ее подальше, а я разворачиваюсь к Школьниковой.

— Меня зовут Виктория, — представляюсь, решив не ходить вокруг да около. — Сестра Андрея.

— Вы похожи, — медленно моргает старушка.

— Вам рассказали о Марине?

— Да.

— Кто?

— Внук.

— Что конкретно?

Она поворачивает голову и довольно долго разглядывает мое лицо.

— Уезжай, — произносит тихо. — Так далеко, как только сможешь.

— А Вы, видно, всю жизнь хотите провести за забором? — надменно закатываю глаза. — Прям вижу, как Вы наслаждаетесь. — Старушка приподнимает брови, а я закрепляю успех: — Я знаю о квартире. И она пустует. Не обещаю, что не нагряну однажды сама, но… вряд ли Вас будут искать, раз запихнули сюда.

— Меня никто не держит, Виктория. Я могу уйти хоть сегодня.

— Было бы куда, да?

— Куда, зачем… все это уже неважно.

— Расскажите все, что знаете и я обеспечу Вас жильем и стимулом для жизни.

— Нет, — отрезает и снова отворачивается. — Уходи.

— Отлично. Поговорю с Васей.

Я поднимаюсь, а она хватает меня за руку и испуганно смотрит снизу вверх.

— Нет, не надо, не общайся с ним. Уезжай, послушай старуху. Уезжай, пока не поздно!

— Андрею и Марине Вы то же самое посоветовали?

— Да что за наказание! — всплескивает руками старушка. — Сядь.

— Вам тяжело угодить, — иронизирую, плюхаясь обратно и встречаюсь с ее недовольным взглядом. — Я все равно все выясню. С Вашей помощью или нет.

— Я воспитала монстра, — проговаривает отстраненно, снова отворачиваясь. — Жадного беспринципного и бездушного монстра. Надеюсь, я проживу еще долгие годы. Я выбирала для себя самую дорогую тюрьму.

— Так, ладно, переезд Вам неинтересен, — говорю быстро, чувствуя, как время утекает сквозь пальцы и скоро меня попросят на выход. — Как насчет того, чтобы уберечь мою голову?

— Уезжай, — повторяет, нахмурившись и повернувшись ко мне.

— Нет.

— Настырная, — злится и теребит платочек в руке. — Я случайно услышала разговор. Сын велел устроить так, чтобы Мариночка не смогла иметь детей. На время. Кричал на Васю, что либо он все сделает, либо он разберется по-своему. Мол, ему не нужен внук от дворовой шпаны. Увидел меня и пригрозил, что, если я хоть слово скажу, он убьет Андрюшу. И я замолчала. Замолчала! — выкрикивает и морщится. Вытирает пот со лба и прикрывает глаза. — Закрылась здесь. Закрылась и молчала. Но они поняли, не знаю как. Приезжали, задавали вопросы. И до этого приезжали, раз в неделю, я всегда хорошо относилась к Андрею, поэтому ничего не рассказала. Пока они не сообщили, что Марина опять забеременела. И тогда я велела им уезжать. Помогла с жильем, у меня были сбережения… А потом эта авария, Мариночка пропала… Уезжай, Виктория. Уезжай, Богом молю! Погубит, всех погубит. Никого не пощадит. Детей своих не щадил, тебя и подавно. Он любит только деньги. И это моя вина. Уезжай.

Окидываю взглядом ухоженную территорию с обилием цветов, кольца на ее пальцах, подвеску, серьги, дорогую стильную одежду, молодых санитаров, с улыбками бегающих с подносами с напитками, таблетками и закусками. Встаю и ухожу, не прощаясь.

— Мне тут не нравится, — сообщаю администратору и Вале, присевшему ей на уши.

— Что? Но почему? У нас прекрасные условия!

— Люди тут… — подбираю слово, подняв взгляд к потолку, а потом плюю на все и добавляю, как думаю: — Говно.

Уходим быстро, пока администратор от возмущения хватает ртом воздух.

— Не удивлюсь, если Марина приемная, — шиплю раздраженно, плюхаясь в машину.

— Точно нет. После обнаружения останков сравнивали ДНК с ДНК ее отца.

— Значит, она в мать, земля ей пухом. И я бы тоже лучше сдохла и отдала своего ребенка в чужие руки, чем позволила воспитывать его вот таким вот родственничкам!

— Предложил бы выпить, но…

— Я так зла! — вскрикиваю, а из глаз брызгают слезы.

Рычу, сжав кулаки, плачу и смертельно хочу что-нибудь разрушить. Например, свою жизнь, набросившись на Школьникова с кулаками.

— Это он! Он убил брата, я уверена!

— Младший или старший?

— Плевать! Оба! — кричу от бессилия. — Оба! Ненавижу! Ненавижу!!!

Невзгодов останавливает машину, выходит и помогает мне.

— Кричи, — говорит тихо. Я задыхаюсь своей эмоцией, а он настырно повторяет: — Кричи.

Делает шаг в сторону, отводит взгляд, а я набираю полные легкие воздуха и ору так громко, как только могу. Верещу, нагнувшись и сорвавшись на хрип, а когда запас кислорода иссякает, Валя быстро подходит и крепко обнимает. Позволяет мне выплакаться ему в плечо, гладит по спине и целует в голову. И вскоре на смену слепой ярости приходит хорошо знакомое состояние полной опустошенности, но в голове наконец-то появляется ясность.

— Спасибо, — шепчу и отстраняюсь. — Спасибо, — целую в щеку, не отстраняясь дольше, чем того требует благодарность.

— Думаешь, она могла бы что-то изменить? Эта старуха.

— Не знаю, — отвечаю растерянно. — Вряд ли. Но также я думаю, что она сама всю жизнь мечтала только об одном. О деньгах. И уверена, до поры до времени она гордилась своим сыном, идущим по головам. Причем, что она, что ее сынок, они ведь толком не тратят. Им деньги нужны только для того, чтобы ими обладать. Это так тупо, Валь. Как Скрудж Макдак из мультика. И это сто процентов какая-то болезнь с хитроумным названием.

— Не силен в медицине, — улыбается краешками губ. — Давай в машину.

Выдыхаю остатки раздражения и сажусь.

— Она наказывает его своим молчанием и пребыванием в этом месте. Ах, какая жестокость! Не на всяком курорте такое обслуживание, — продолжаю бубнить, когда он садится за руль. — Может, устроим раскопки на заднем дворе их дачи? Уверена, там зарыты миллионы.

— Неплохая идея, если подумать. Не так буквально, но… ты же понимаешь, мы не сможем доказать его причастность к смерти Андрея. Максимум, на что можно рассчитывать — Василий ответит на наши вопросы. Показаний он против отца, уверен, не даст. Да это и опасно, есть риск, что тот узнает о внуке. Ты этого и сама не хочешь.

— Через мой труп, — режу безапелляционно. — Но… думаешь, еще не знает?

— Забрал бы. Или еще что похуже, даже гадать не хочу. Но уж точно не проглотил бы оскорбление и не отпустил с миром.

— Так что ты задумал? У нас даже полной картины пока нет.

— Все просто. Вряд ли он хранит свои сбережения в банке, учитывая, каким именно образом их зарабатывает. Про задний двор сомневаюсь, но где-то же они лежат?

— Твой план — ограбление? — округляю глаза, а Валя ухмыляется:

— С последующим ритуальным сожжением.

— Я тебя люблю! — выпаливаю вдруг и застываю, приказывая себя даже не моргать, чтобы не выдать смущения.

— Я хорош, я в курсе, — отшучивается Невзгодов, продолжая сосредоточенно рулить.

— Значит, будешь следить за ним? — продолжаю безопасную тему беспечным голосом.

Надеюсь, не переигрываю, да и Невзгодов вида не подает, но пульс все еще запредельный, а щеки по-прежнему пылают. Вот же язык без костей!

— За ним или за Василием, еще не решил.

— А если он догадается, кто за всем стоит? Валь, нас всех казнят, — вмешивается неожиданно проснувшийся голос разума. — Только я снова появилась в городе, как он лишился своих денег. Отличный повод для подозрений.

— Да, только подозревать он будет не тебя. Если все так, как я думаю… в общем, надо последить за ними. И дать спичку в нужные руки.

— Ты же не о Косте? — напрягаюсь.

— Нет. Серьезно будем играть в угадайку?

— Тогда Вася, — игнорирую его недовольство. — Но они же заодно с отцом.

Валентин бросает на меня долгий сердитый взгляд, но отвечает:

— Не факт.

— Ладно, даже не буду пытаться это осмыслить, — отмахиваюсь и вижу, как закатываются глаза Невзгодова. — Что? — смеюсь над его ужимками. — Ты разжег во мне любопытство. И погасил.

— Нужно было просто остановиться на признании в любви, — вворачивает с ухмылкой.

— Тоже мне событие, — фыркаю пренебрежительно. — Я тебе сто раз это говорила.

— Вообще-то, нет, — его ухмылка становится шире, а мои щеки румянее.

— И что? Вот и что с того?

— Ничего, — вовсю улыбается. — Мне приятно.

— Как ребенок, — ворчу себе под нос и отворачиваюсь к окну.

— Я тебя тоже люблю, — говорит после паузы.

Слишком серьезно. Слишком!

Мое сердце подпрыгивает к горлу и замирает. Дыхание перехватывает, по телу разливается тепло, будто энергия курсирует от клетки к клетке, обволакивая каждую. Как же мучительно хорошо… Почему все так? Почему я не испытывала тех же чувств три года назад? Почему так долго цеплялась за прошлое? Теперь у него жена, наверняка ребенок на подходе. Черт! Да я сама беременна от другого! И даже не уверена, что испытаю те же эмоции, произнеси Смолин заветные слова. Впрочем, я и не мечтаю их услышать. Я точно знаю, что он этого не скажет. Просто чтобы уберечь мое сердце от очередной раны.

«Так бывает, когда пытаешься усидеть на двух стульях», — язвительно отмечает внутреннее Я.

«Да пошла ты», — отвечаю грубо.

Можно подумать, я это планировала. Как будто хотела! Будто знала! Сама себя загнала в ловушку.

Едем молча. Я не знаю, что сказать, о расследовании думать не получается. О чем размышляет Невзгодов даже гадать страшно. Надеюсь, он хотя бы не жалеет о своем браке. Надеюсь, ребенок вдохнет в него жизнь, и те слова, что сегодня вырвались из нас перестанут иметь значение.

— Аптека, — напоминаю, когда въезжаем в город.

— Помню. — Он тормозит у первой же, что по пути, я покупаю три теста и с ними возвращаюсь в машину. — Какой план?

— Отвези меня к себе, — от волнения мой голос звучит осипло. — Я… мне нужно это переварить.

— Не лучше будет… — пытается образумить, но я прерываю его:

— Нет. — И только после понимаю, что ему тоже нужно немного пространства. Что держать непроницаемое лицо будет сложно обоим. — А хотя, да. Ты прав. Конечно, прав, я слишком взвинчена. Давай в кафе, я напишу Косте, чтобы забрал оттуда.

— За идиота меня держишь? — уточняет, скрестив руки под грудью.

— О чем ты? — невинно хлопаю ресницами.

— О том, что ты не напишешь. Звони. При мне.

— Валь, я… я еще не решила, вываливать ли это на него сейчас.

— Почему нет? — улыбается вдруг. — Что бы не происходило, это — та новость, которую хочется услышать. Не лишай себя этой радости. Не накручивай. Не позволяй обстоятельствам отнять у тебя, возможно, лучшие моменты в жизни.

— Думаешь? — в панике прикусываю нижнюю губу.

— Конечно, — получаю спокойный и уверенный ответ. — К тому же, вероятность пятьдесят на пятьдесят. И тогда тебе понадобится поддержка.

— Или я выдохну с облегчением, — решаюсь на откровенность. — Не лучшее время.

— Я слышал, дети — всегда неожиданность. Даже для тех, кто планировал и думает, что готов. И я тебя знаю. Звони. Мы будем там через двадцать минут.

Выдыхаю и нажимаю вызов.