«Она так улыбается, будто не в курсе, что ее муж спит с другими женщинами» — пару минут назад я случайно услышала эти слова от подруг. Теперь уже, конечно, бывших. Ни с кем из них после этого я общаться не намерена.
Пока родители Назара говорят тост, я стараюсь не сломать ножку бокала, который держу в руке. У нас сегодня праздник. Восемь лет со дня свадьбы.
«— Думаешь, изменяет?»
«— А разве нет? Сложная беременность, депрессия. Если не изменяет прямо сейчас, то тогда — сто процентов».
— Все нормально? — Назар обнимает меня за талию и притягивает к себе, оставляя поцелуй на виске.
— Нормально. Я просто… кажется, мне достаточно.
Передаю ему бокал с шампанским, который муж тут же отдает официанту, что работает у нас сегодня. Если бы не тост, я бы вышла на улицу прямо сейчас, но из ванной, где я затаилась, подслушивая, мне пришлось выйти к гостям, а не на террасу, куда так хотелось, чтобы унять резко вспыхнувшие эмоции.
Вот, значит, как думают мои близкие люди? Подруги, с которыми мы знакомы больше десяти лет, вовсе не искренне рады моим успехам, счастливому браку и улыбке на лице. Они завидуют. Спят и видят, как я снова буду страдать.
— Будьте счастливы, — заканчивают поздравления.
Сегодня у нас не юбилей, всего восемь лет со дня свадьбы, но мы решили отпраздновать, так как в этом году смогли собрать почти всех родственников. Даже родители Назара приехали из другой страны, а ведь в последний раз они приезжали еще на нашу свадьбу. Планировали после рождения ребенка, но этого так и не произошло.
Я не смогла подарить их сыну ни наследника, ни дочери. Удивительно, что они так тепло ко мне относятся, обнимают, улыбаются, словно родной, ведь, когда я выходила замуж за Назара, они наперебой желали только одного — здорового и крепкого ребеночка. И, конечно, они знают о произошедшем, как и о том, что после того случая мы больше не планируем заводить детей.
— Анастасия Дмитриевна, простите, там пришла женщина. Она утверждает, что хочет увидеть хозяина, — сообщает наша домработница.
Назар в это время пожимает руку отцу и о чем-то с ним беседует. Ума не приложу, кто мог явиться к нам с требованием немедленной встречи, но решаю не отвлекать мужа и иду к выходу сама.
Выхожу на улицу и натыкаюсь взглядом на маленькую девочку. На вид ей не больше пяти. Примерно столько было бы моей дочери, если бы она родилась живой. Закусываю щеку изнутри и только потом замечаю рядом с ребенком женщину в летах.
— Простите, вы искали Назара? У нас сейчас праздник, вы немного не вовремя пришли. Возможно, в другой день…
— Нет у меня другого дня. Вот, — она указывает на девочку и подталкивает ту ко мне, хотя она упрямо упирается. — Это ваше теперь. Я слишком долго воспитывала ее в одиночку. Мамаша от нее давно отказалась, а папаша и видел-то всего раз. Пора ему теперь поучаствовать.
Женщина протягивает девочке небольшой рюкзак, отпускает ее руку и обещает, что о ней тут обязательно позаботятся.
— Подождите-ка! — делаю несколько шагов к женщине. — Я что-то ничего не понимаю.
— Что ты не понимаешь?
Она резко останавливается и смотрит на меня воинственно. Только сейчас замечаю паутину морщин на ее возрастном лице и лохмотья, в которые она одета. Назвать это одеждой язык не поворачивается. Бесформенная, грязная блузка, штаны и видавшие виды сапоги. Девочка, к слову, одета точно так же, но я была настолько заворожена ее возрастом и красотой, что вообще не обратила на это внимания.
— Зачем вы привели мне чужого ребенка?!
— Чужого? — женщина хмыкает. — Это тебе она чужая. А мужу твоему… В общем, дочка это его, так что забирай.
— То есть… в смысле дочка? Вы что-то перепутали, — уверенно заявляю.
— Ничего я не перепутала. Денег у меня на воспитание ее больше нет. Ей в школу в этом году нужно, а одежда, рюкзак и всякие принадлежности там дорого стоят. Мать ее давно укатила, пару лет как. Так что все. Настал черед отца нести ответственность за дочь.
— Но… — пересилив брезгливость, цепляюсь за ее руку.
— Забирай, сказала. Или ты что думала, так всегда и будет? Ты будешь тут жить в шикарном доме с богатым мужиком, а дочка его будет хлеб и воду есть? Нет уж… Хватит. К тому же не могу я больше. Умираю я, ясно? Болезнь у меня.
Женщина вырывает руку и стремительно удаляется, а я растерянно стою посреди вымощенной гравием дорожки и не могу понять, что делать дальше. Девочка за моей спиной стоит, по всей видимости, неподвижно, потому что я не слышу даже шороха, но все-таки поворачиваюсь.
Трясется. Плечики вздрагивают, голова опущена.
Господи!
Я уверена, что это недоразумение. Что женщина, что привела сюда ребенка, просто увидела наш большой дом и решила пристроить внучку. Только так дела не делаются. Конечно, я сейчас возьму девочку за руку, отведу в дом и позвоню в полицию. И потом мы во всем разберемся.
Но от волнения во рту пересыхает, а тело едва функционирует от наступившей паники, стоит лишь представить, что это действительно может быть правдой.
Наверное, именно поэтому я все еще стою на месте и рассматриваю ее. Со спины, но очень скоро обхожу и рассматриваю ее спереди. В любой другой ситуации я бы уже подняла тревогу, а сейчас… сейчас мне очень хочется спрятать эту девочку, чтобы никто из гостей ее не видел. И чтобы я ее тоже не видела, потому что она… похожа на Назара. Особенно когда поднимает голову и, глядя на меня своими огромными глазищами-блюдцами, спрашивает:
— Тут точно живет мой папа?