Виталий
Мы поссорились в последний раз, и, наверное, струна терпения Инессы лопнула.
Недавно я сдался своему желанию позвонить ей и совершенно не удивился, когда понял, что Инесса не пользуется старым номером.
Знаю, что она прилетала в страну в эти месяцы. На несколько дней. В свой салон. Он процветает, расширяется. Теперь Инессу встречает длиннющая запись из желающих попасть на визаж к мастеру международного уровня.
— Ладно, хватит обо мне. Как у тебя? — справляется Мирослав. — На поправку идешь, вижу. Как на личном?
— Никак.
— Что, неужели вокруг такого красавчика не крутятся симпатичные медсестрички и просто дамочки?
Я пожимаю плечами безразлично. Никогда не был обделен женским вниманием, особо париться было не нужно.
Ни до Инессы, ни после, когда изменял ей в браке.
Сердце беспрестанно колет при мыслях о ней.
Единственная девушка, ради которой я старался казаться быть лучше, не хотел обидеть…
Единственная, ради которой я поставил на кон все и похерил.
Потерял любимую и не дал себе шанса попытаться снова.
— Никак. Без баб живу.
— Паршиво. Как ты без бабы-то?
— Мне как бы не до женщин. Сначала не до того было. Я через катетер, блин, мочился. Какие бабы, Мир? Теперь уже пофиг как-то.
— Импотентом стал, что ли?
— Нет, — лениво отмахиваюсь.
— Точно?!
— Или что? Достать и показать?
— Блять, если у тебя при мне встанет, я тебя сам отмудохаю! — возмущается Мирослав. — Болвана кусок. Я все надеялся, что ты скажешь, мол, без той самой мне ни одна баба не нужна, а ты…
— Ну извини, я намеки понимаю плохо.
— Да я уже понял. И? С Инессой не общаешься?
— Нет. И давай не будем об этом.
— А что так? Неприятно? Между вами — все? Финиш?
— Давно уже пересекли финишную черту.
— Это ясно-понятно, а у тебя?
— Что у меня?! Я же сказал, между нами — все. Чего пристал?
— Между вами — все. А по отдельности? У тебя как? У самого? Не обессудь, но ты как пластмассовый стал. Без эмоций совсем.
— Все кончено. Мы развелись. Я запретил Инессе ко мне приезжать. Все.
— А она тебе запретила? — задает каверзный вопрос Мирослав.
— Что?
— То. Она тебе запретила к ней приезжать? До тебя реально намеки плохо доходят. Кота заведи.
— Что ты несешь, Мирослав? Какой еще кот? У тебя мысли скачут. Может тебя, снова накрыло? Вирусом новым?
— Кот. Обычный грязный и блохастый кот. Наглый настолько же, насколько обаятельный. Я завел кота, мне помогло наладить контакт с Леной.
— Инесса не любит кошек. Да и потом… Я ее послал, ясно? Не был уверен, что выкарабкаюсь. Решил, что со мной она возможности теряет. Послал. Она обиделась и попросила удалить ее номер.
— И ты послушался?
— Ни хрена я не удалял. Но это ничего не изменит. Слишком много дров наломано.
— Значит, можно растопить хорошую баньку. Из дров, — подмигивает Мирослав. — Да еб твою мать, Виталик. Бабу твою уведут! Если еще не увели, то уведут обязательно, спермой по самые уши накачают.
— Заткнись, пожалуйста.
— Заделают ей кучу ребятишек…
— Перестань!
— Кошку подарят…
— Завались! Не любит она кошек, ясно же сказал! — кричу.
— Тогда рыбок подари. Попугайчика! Да хотя бы хомячка. Хотя бы попытайся. Сделай уже что-нибудь со своей кислой миной. Страдаешь по бабе, так продуктивно страдай. По важной причине, что она тебя на хрен послала.
— Она и пошлет.
— И пошлет! И правильно сделает. А ты что думал, легко извиняться? Нет! Мне до сих пор иногда прилетает за выкрутасы многолетней давности… Но я не жалуюсь.
— Жалуешься. Только что пожаловался.
— Я поворчал. Любя. Любя, можно и поворчать немного. А если все безразлично, то и говорить не о чем. Так, мне пора… — достает телефон из кармана. — Надо еще подарок на день рождения младшей дочери Митяя выбрать. Митяя же знаешь? Я тебе рассказывал…
— Да, слышал.
— У них вообще ситуация аховая была и ничего, справились. Митяй до последнего за семью сражался, а ты… Хотя о чем я говорю. У них — семья, — подчеркивает. — А у тебя ее нет. И, кажется, никогда не будет. Поженишься под сраку лет на какой-нибудь левой бабе и остаток жизни проведешь с чужой и пришлой женщиной, потому что свою, родную, отпустил. Сам…
— Зашибись, у тебя прогнозы веселые.
— Я думаю, все не так плохо, — продолжает Мирослав. — Инесса придет к тебе на могилку и положит цветы. Почтит твою память. Пожалуй, это все, чего ты добьешься, живя, как сейчас.
Теперь мне ясно: он просто издевается. Юмор у него такой, специфический…
Мирослав отстает от меня, я продолжаю свой привычный маршрут, занимаю день до отказа, но в каждой свободной минуте скользит вопрос, заданный Мирославом: «Она тебе запретила к ней приезжать?»