Развод. Прощай, предатель

Глава 4

Просыпаюсь с улыбкой. Я полна надежд и уверенности в том, что как только Сережа увидит наши фотографии и меня в той самой одежде, сразу все поймет и прочувствует. Собравшись, сажусь в машину. Михаил, поздоровавшись, улыбается и выезжает со двора.

— Вы в хорошем настроении, — говорит он, бросая на меня взгляд в зеркало заднего вида.

— Сегодня прекрасный день! — восторженно отзываюсь я. — Даже солнышко вышло.

Поправляю большие солнцезащитные очки на носу и смотрю на улицу. Лес, вдоль которого мы движемся, выглядит просто волшебно. Деревья укрыты белыми шапками снега, нет ветра, который сбросил бы всю эту красоту на землю. Настроение такое… Ощущается приближение праздника, и я рада, что Сережа к тому моменту будет уже дома. Наверное. Но прогнозы ведь хорошие.

— Михаил, нам нужна будет елка, — произношу, когда мы въезжаем в город.

— Уже? — удивляется он. — До нового года еще три недели.

— Ну и что? Я уже хочу праздничную атмосферу дома. Хочу до выписки Сережи успеть нарядить елку и украсить дом.

— Значит, привезу, как только их начнут продавать.

— Только большую елку. Огромную. Такую, чтобы заняла все место за камином.

— Хорошо, — усмехается водитель. — Хотите сами выбрать?

— Нет. Я полагаюсь на твой вкус. Он нас еще ни разу не подводил.

— Лестно, — улыбается Михаил и сворачивает в сторону больницы.

Сначала я иду к врачу. Мне приходится немного подождать под кабинетом, пока он заканчивает обход.

— Александра Ивановна, — кивает он. — Проходите.

Мы беседуем, обсуждая состояние Сережи, и врач радует меня тем, что свежее обследование не показывает никаких осложнений. Выздоровление идет как надо. Правда, Сережа еще пару недель пролежит в больнице. Но главное, я убеждаюсь, что на Новый год он будет дома. Не хочу праздновать, как в прошлом году, в ресторане, а в позапрошлом — на вилле с его родителями. Хочу вдвоем в романтической обстановке. Полуголыми на шкуре возле камина.

К палате я буквально лечу. Тороплюсь сообщить мужу приятные новости и как можно скорее показать все, что я для него приготовила, в том числе себя. Дверь в палату приоткрыта. Я уже берусь за ручку, чтобы открыть полностью и войти, но застываю, услышав голоса.

— Я никогда не забуду, как папа нас тогда застукал, — слышу женский голос, а потом смех Виолетты. Заливистый, красивый, но такой раздражающий.

— Да уж. Я думал, он мне член отрежет.

— Я тоже боялась за твое достоинство, — снова смеется она.

— А мама? О, как же она краснела, когда папа отчитывал меня! Как будто он ее, а не меня застал голой с мужчиной.

— Бедная.

— Не говори, — спокойнее произносит Виолетта, и я заглядываю в щелочку, когда они затихают. Она сидит на краю кровати и гладит Сережину руку, глядя ему в глаза. Меня мгновенно бросает в жар, и кровь начинает шуметь в ушах так, что я еле различаю то, что она негромко произносит: — Я скучаю по тебе.

— Почему мы не вместе? — спрашивает мой муж таким… ласковым тоном, что у меня в горле встает ком размером с булыжник. — Нам же было хорошо.

— Ты женился на… Александре.

— Почему? Как так получилось?

— Слушай, ты не обижайся, но мне кажется, ты ее просто пожалел. Сиротка. Ни кола, ни двора. Обычная посредственность, у которой в жизни не было перспектив. А ты всегда был благородным рыцарем. Вот и повелся на эту чушь. Сейчас, думаю, ты понимаешь, что это была ошибка. Потому что такой, как она, никогда не сделать тебя счастливым. Она просто не знает, что нужно такому мужчине, как ты.

— И я, получается, расстался с тобой ради того, чтобы жениться на ней?

— Я сама от тебя ушла. Ты сделал свой выбор, я его уважаю.

Уважает она. Лживая дрянь! Да она столько раз ему истерики закатывала! Умоляла вернуться к ней. Проклинала меня, называла ведьмой. Даже пыталась убедить Сережу, что я его приворожила. А теперь рассказывает, что это она от него ушла.

— Очень благородно с твоей стороны.

— Было бы, если бы было правдой, — произношу громко, распахнув дверь. Сережа с Виолеттой тут же поворачиваются ко мне. Она вскакивает с кровати и становится за ней, глядя на меня с превосходством. — Почему ты не расскажешь ему, как не давала нам жизни, когда мы только съехались? — спрашиваю и, сбросив шубку, вешаю ее в шкаф, а сумочку ставлю на свой стул.

— Что это на тебе надето? — кривится она, глядя на мою старую тонкую кофточку.

— Это… очень памятная вещь, — произношу для Сережи и смотрю в его темные глаза. — Но это память только для двоих. Посторонним о ней знать не обязательно.

Сергей хмурится, глядя на меня.

— Виолетта, спасибо, что проведала Сергея, — говорю я. — Но сейчас пришло ему время отдыхать и остаться наедине с женой.

Она недовольно поджимает губы, но парировать ей нечем. Метнув в меня уничижающий взгляд, она наклоняется и целует Сергея в щеку, задерживаясь дольше, чем положено.

— Я заеду завтра. Выздоравливай, мой хороший.

Я уже закипаю. “Мой хороший”?! Дрянь какая! Ничего у нее не выйдет! Он только мой, и таким останется!

— Спасибо, что приехала, — отвечает он, но не говорит ей держаться подальше от больницы. Это что, значит, что завтра он будет ее ждать?!

Дышу, чтобы успокоиться. Как только Виолетта выходит, я закрываю за ней дверь и, заставив себя улыбаться, возвращаюсь к кровати мужа.

— Что это за кофта такая правда? — спрашивает он.

— Это кофта, которую ты снимал с меня в тот день, когда мы впервые занялись сексом, — улыбаюсь я.

— Правда? — спрашивает он, но в его глазах ни одной искринки теплоты. Мне кажется, что на Виолетту он смотрел с большей нежностью, чем на меня.

— Правда, — киваю, заставив себя продолжать следовать плану. Дорогу осилит идущий. Надо напоминать себе это почаще, чтобы не терять мотивации. — Я тут кое-что привезла.

Роюсь в сумочке, из которой достаю наши свадебные фотографии и свидетельство о браке. Передаю все это в свободную от гипса руку Сергея. Он кладет их на живот и поднимает по очереди, рассматривая.

— Мы улыбаемся, — произносит то, что и так очевидно. — Выглядим счастливыми. А это еще что такое? — он крутит фото, рассматривая с разных ракурсов. — Почему мы тут такие испуганные?

— О, это была история, — смеюсь я. — Когда мы резали торт, фотограф хотел сделать снимки с разных ракурсов и постепенно отходил назад. А у него за спиной стояла ледяная скульптура.

— У нас на свадьбе была ледяная скульптура? — Сергей скептически кривит губы.

— Ну да, — тушуюсь я. — Мне очень хотелось скульптуру лебедя. Ты… ну ты как-то сказал, что я грациозная, как лебедь. Вот я и попросила… а ты сказал, что выполнишь любой мой каприз… так и появилась скульптура.

— И что было дальше?

— А дальше фотограф перецепился через что-то и полетел прямо на эту скульптуру. На автомате нажал на кнопку на камере, и она сделала наше фото. Фотограф потом хотел удалить, но ты сказал оставить.

— Ясно, — сухо отзывается Сережа и берет следующую фотографию.

На ней мы целуемся. Глаза закрыты, мы в крепких объятиях друг друга. Одна его рука в моих волосах. Я улыбаюсь, с теплом вспоминая ощущения от его поцелуя. А вот Сережа… он хмурится. Как будто не может осознать или принять, что все это происходило с ним. Это больно ранит мое уже и так потрепанное сердце.

— Ты не помнишь, — шепчу утвердительно.

— Прости, но нет, — отвечает он со вздохом.

Выуживает из пачки свидетельство о браке и внимательно изучает. Я ерзаю на стуле и, вперившись взглядом в окно, начинаю говорить:

— Ты не любишь красную икру, но обожаешь икру минтая. Намазка такая в баночках. Любишь класть ее на сладкую булочку с изюмом и запивать горячим, сладким чаем. Так ты делаешь только дома, чтобы никто другой не узнал. — Делаю судорожный вздох. — Переключиться после работы тебе помогает массаж головы. Ты часто приходишь, ложишься головой мне на колени, и я, зарывшись в них пальцами, массирую, а ты тихонечко стонешь. Потом целуешь мои руки.

Я замолкаю, не понимая, стоит ли прикладывать усилия к тому, чтобы вернуть то, что, возможно, вернуть уже не смогу.

— Продолжай, — звучит внезапно, и я перевожу взгляд на Сережу.

— Спать ты любишь на той стороне кровати, которая ближе ко входу в спальню. Никогда не принимаешь ванну, зато в душ можешь ходить раза по три на день. Раз в месяц ты устраиваешь разгрузочный день, когда выключаешь всю электронику, не отвечаешь на письма и не позволяешь никому приходить к нам в гости. В этот день ты ходишь в пижаме, мы едим всякие вредности и смотрим кино, соорудив на диване в гостиной целое гнездо. Это мой любимый день, — добавляю дрожащим голосом.

— Какого черта я не помню всего этого? — негромко спрашивает он.

— А что последнее ты помнишь? — задаю вопрос и тут же жалею об этом, когда получаю ответ на него.

— Как делал Виоле предложение.