Развод. Расплата за обман (СИ)

Глава 1

— А сейчас послушаем сердечко.

По окрашенной в нежно-зеленый цвет комнате прокатывается гулкий звук. Я ощущаю его пульсацию всем телом: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Кажется, собственное сердце ускоряется, стучит быстрее, подстраиваясь под этот быстрый ритм.

Ритм сердцебиения нашего малыша.

Мурашки волнами идут по телу, а мне хочется плакать от счастья. Страшный сон, что терзал несколько ночей кряду, растворяется без следа. Пока еще я не чувствую движений внутри своего тела и сложно не думать о том, как он внутри меня? Жив, здоров, развивается? Я загоняла себя этими мыслями последние дни до того, что стала просыпаться ночами с криком, и тогда решила сходить на внеплановое УЗИ. Просто, чтобы убедиться, что все в порядке.

И сейчас, наконец, я слышу волшебный звук, о котором столько лет мечталось.

Три года бесплодных попыток забеременеть. Уколы, таблетки, обследования, неудачное эко, после которого я попала в больницу и почти смирилась с тем, что мне никогда уже не стать матерью. Не ощутить, как меняется собственное тело, как под плотной кожей живота движется ребенок — плод нашей с мужем любви. Не передать, какое отчаяние я испытывала в тот момент. Я не чувствовала себя женщиной, не могла просто. И смириться было невыносимо, и изменить ничего. Таким казалось все беспросветным.

А когда от разбитых надежд не осталось и следа, чудо, все-таки, случилось.

Я ощущаю, как в уголках глаз все-таки скапливаются слезы, от радости и облегчения, и вытираю их спешно, стесняясь показать, как растрогал меня момент.

Жаль, что Марк не успел к началу приема. На первое УЗИ мы шли рука об руку, дико волнуясь, как два школьника, а тут я, измученная сновидениями, записалась на самое ближайшее окошко, не став сверяться с его расписанием. Но он обещал приехать, как только освободится, и я думаю, что попрошу поставить сердцебиение повторно, чтобы он тоже разделил со мной эти чувства. Мысль о том, что стоило попросить записать звук, как и размытое темное видео на диск, приходит слишком поздно.

Сколько я таких роликов смотрела в интернете? Тысячи. И каждый раз мечтала, что у нас будет так же. Но раз за разом нас ждало разочарование. Впрочем, это не останавливало меня от просмотра черно-белых снимков узи и чужих беременных животов. Это было своего рода пыткой. Но и остановиться я не могла.

Врач вдруг замолкает. Погруженная в собственные мысли, я не сразу замечаю, что вокруг меня тишина. Перевожу взгляд на мужчину, и сердце замирает, пропуская удар.

Этот взгляд… Боже, я слишком хорошо знаю, что значит, когда так смотрит человек в белом халате. Слишком часто за эти годы мне доводится видеть лица, на которых отпечатаны следы моих неудач.

— Что-то… не так?

Голос дрожит, язык такой сухой, что кажется, будто он способен процарапать щеки и нёбо. У меня кружится голова, лежать становится совсем невмоготу. Я приподнимаюсь на локтях, ощущая неприятный холод в теле. Врач отвечает так быстро, избегая моего взгляда, что я не верю ему ни на грамм:

— Все нормально. Сейчас позову главврача. Вы лежите, ни о чем не беспокойтесь.

Но не беспокоиться не выходит, я кладу руку на плоский еще живот, гладя его прямо поверх холодного геля. Я пытаюсь защитить то, что находится глубокого внутри меня, но не знаю, как.

— Не бойся, малыш, мама и папа с тобой. Все будет хорошо. Наш папа сильный, умный, он все решит. Если надо — он всю эту клинику купит, вместе со всеми врачами, весь мир перевернет, чтобы с тобой все было в порядке.

Я шепчу и шепчу, и глажу кожу, размазывая гель, чтобы отогнать страх, сковывающий все нутро. Господи, когда уже Марк приедет? Без него я задыхаюсь в тесной комнате, внезапно ставшей похожей на кошмарный плен. Мне зябко, мне нужна сильная крепкая ладонь мужа, которая сожмет мои замерзшие пальцы, возвращая телу спасительное тепло и успокоение.

Я сажусь, испытывая головокружение и тошноту: от токсикоза силы покидают слишком быстро. Первый триместр дается тяжело, хотя я и рада даже утренним позывам, скручивающим желудок. Да, это больно и отнимает энергию, зато я точно знаю — я все еще беременна. Мне не приснилось.

Я хочу выбраться из кабинета УЗИ, глотнуть во всю глубину легких свежего воздуха, без специфического аромата больниц. Даже в таких элитных, дорогих клиниках, как эта, я чувствую особенный, тревожный, запах.

Но прежде чем я успеваю встать, распахивается дверь.

В полутемную комнату проникает свет из коридора — и вместе с ним мой муж.

Марк.

— Ты плачешь? — в его красивом голосе волнение. Ему хватает взгляда, чтобы оценить ситуацию, а у меня с его появлением будто плотину прорывает: я встаю, бросаюсь к нему босиком по плиточному полу, и прижимаюсь вся, целиком, дрожа.

— Что-то не так, но они не говорят, Марк… Я так боюсь!

Он сжимает меня крепко за плечи, целуя в макушку и шепчет успокаивающе:

— Мира, решим. Все хорошо, не может быть ничего плохого. Мы оба здоровы с тобой, прошли кучу обследований и анализов. Не волнуйся раньше времени.

Я киваю, боясь выпустить его из своих объятий, но ощущаю кожей, что Марк и сам тревожен, хоть и пытается скрыть свои эмоции от меня. Только зря все, я слишком хорошо его знаю: мы вместе так давно, что и не помню своей жизни без него. Каждую его морщинку знаю, с каким выражением он общается с другими людьми и с каким — особым — неистово любит меня.

И помню, какой радостью озарилось его лицо, когда увидел две полоски на тестах. О, их было много: штук двадцать, не меньше, так много, пока я не осознала и не убедилась, наконец, что результат не ошибка, что правда все. Ребенок стал моей одержимостью, но не просто ребенок — сын или дочь Марка. Его продолжение, соединившиеся вместе с моим.

Он усаживает меня обратно на кушетку, стирая салфетками с живота гель, которым я успела испачкать его пиджак во время наших объятий. Он снимает его, небрежно бросая на стул возле кушетки, садится рядом.

Как я и хотела — его ладонь на моем животе.

— Марк, — губы мои пересохли, и муж тянется, чтобы коснуться их своими.

— Я всегда рядом, — успокаивает он, и тяжесть в плечах становится уже не такой невыносимой.

А потом приходит главврач.

В висках шумит, я ложусь второй раз, не выпуская из рук горячую ладонь мужа. Сосредоточиться на словах врачей сложно, пытаюсь вникнуть в то, что они говорят, и не могу. Ловлю только часть фраз — нижняя полая, аорта, бывает редко. Шанс — десять из ста.

Марк помогает мне сесть. Я думаю — ну как же так? Вот он. Живой. Двигался на экране, и сердце его я слышала своими ушами. И Марк слышал. Я пытаюсь объяснить это главному врачу, но она смотрит на меня с такой невыносимой жалостью, что каждая фраза застревает в воспаленной глотке.

— Сожалею, — произносит женщина, а я зачем-то киваю. Что эти ваши сожаления мне? Ничто.

Она задает стандартные вопросы, на которые мы отвечали уже две тысячи раз, и я уступаю эту роль Марку.

— Были ли родственники с пороками сердца в вашей родне? Папа-мама, братья, сестры? — обращается она ко мне.

— Нет, — мотаю головой, — ни у меня, ни у му…

— Были.

Это Марк.

Я застываю, кажется, позабыв закрыть рот, и медленно поворачиваюсь к нему.

Он не смотрит мне в лицо. Пальцы длинные, красивые, которыми я всегда восхищалась, переплетены между собой так сильно, что кажутся бескровно-белыми.

Когда мы встречаемся глазами, я забываю, что умею дышать. Он очень медленно произносит то, что должно убить меня прямо на месте:

— От этого не стало моего младшего брата.