— Пройдемте в кабинет, побеседуем, — ехидно улыбаясь, заявляет начальник отдела финансовых расследований, бесцеремонно открывая дверь в мой же кабинет.
— Откуда у вас ключ?
От такой неслыханной наглости дергается глаз.
— Ваша секретарь любезно предоставила.
Бросаю взгляд на перепуганную блондинку. Вот же дрянь, даже не позвонила мне, чтобы предупредить о том, что в моем офисе происходит бардак.
— Объясните мне уже, что тут у вас происходит. Моя компания абсолютно чиста и…
Захожу в свой кабинет и тут же замираю на входе, когда поднимаю голову и вижу на диване Олесю.
Бывшая секретарша вальяжно откинулась на спинку диван. демонстративно приобняв какого-то седовласого мужика, который сидит рядом с ней.
— Ты⁈ — вырывается из груди хриплый рык, — какого хрена, Олеся?
— Тише, тише, — успокаивает меня Власов, — мы еще даже не начали наш разговор.
— Я абсолютно не понимаю, причем здесь это потаскуха? Какое отношение она имеет к финансам моей фирмы?
Седовласый мужчина мгновенно вскакивает с места.
— Рот закрой! Кто дал тебе право ее оскорблять?
— А ты вообще кто такой? Новый папик этой содержанки?
Лицо мужчина мгновенно каменеет. Взгляд становится ледяным, и я понимаю, что, возможно, перегнул.
— Я ее отец, — роняет холодно, — а еще генеральный прокурор.
— П-прокурор? Генеральный?
Чувствую, как моя уверенность испаряется быстрее, чем вода под платящим солнцем.
Мужчина наконец позволяет себе ухмылку, а я понимаю, что вляпался в дерьмо.
— Всё не так как вы подумали.
— Правда? И что же мы думаем? — отец Олеси сверлит меня взглядом.
При этом таким насмешливым, будто готов прямо сейчас меня раздавить.
— Олеся очень славная девушка, просто нам с ней не по пути.
— Да ну⁈ — тут же в сердцах выпаливает Ветрова, — Разве ты мне так говорил, когда с работы выгонял⁈ Или, когда я к тебе о своей беременности сказала⁈
— Зай, ну что ты начинаешь? Я просто подумал, что тебе сложно беременной работать будет…
Вместо ответа Ветрова достает из кармана мой договор о неразглашении и протягивает его Власову.
— Что вы думаете по поводу таких договоров?
— Ну договора о конфиденциальности существовали всегда. Но вот почему ваш работодатель разорвал с вами контракт без вашего соглашения и без предупреждения. И уж тем более без каких-либо нарушений с вашей стороны?
Власов и Ветров понимающе переглядываются. Дело очень плохо. Ген.прокурор и начальник финансовых расследований, приходящие с внезапной проверкой, еще никогда до добра не доводили.
— Но я даже выплатил ей зарплату за отработанные дни месяца? — кричу, не выдерживав накала.
— Ага, помню я твою зарплату, — шипит Олеся, — он швырнул мне деньги на аборт. Вот и всё на этом.
— Неправда, это были деньги на роллы, которые так любишь, — отвечаю возмущенно.
Власов хмуро смотрит на меня, и осознаю, что он абсолютно мне не верит.
— У вас есть расчетный лист, официальные документы из бухгалтерии, подтверждающие получение денег Ветровой?
Он даже не дает мне договорить.
— Я так и думал. Всегда говорил, что в частных фирмах творится беспредел, — довольно заключает Власов.
— У нас в компании все по закону, — снова начинаю я, но тут уже инициативу перехватает Ветров.
— Я только за эти пять минут насчитал как минимум четыре нарушения с вашей стороны. Вы хоть понимаете, насколько плачевно ваше положение?
Оба мужчины разворачивается ко мне, будто готовятся к атаке.
Выступать против ген прокурора и начальника финансовых расследований было бы самоубийством.
Но и давать заднюю… Как же это унизительно. Тем более перед сукой Ветровой.
— Я понял вас, джентльмены. Как мы можем урегулировать этот вопрос?
— Мы оставим вас с Олесей. Поговорите. Возможно, это тебе хоть как-то поможет… — снисходительно выдает прокурор, подходя к двери, — молись, чтобы сердце моей дочери было более милосердным, чем мое.
Двое мужчин покидают кабинет, и вот мы с Олесей снова остаемся вдвоем.
— Ну что, Кисляков? — шипит Олеся, подходя ко мне, — не ожидал такого поворота? Думал, я бедная и беззащитная овца, которую на убой можно пустить? А вот как, видишь. Не вышло.
— Ну что ты? Овцой я тебя никогда не считал.
Девушка горько усмехается, а я понимаю, что сейчас наилучший момент, чтобы попробовать перетянуть ее на мою сторону.
— И что ты теперь мне скажешь?
— Что дураком я был, Олеся. Не разобрался сразу, не понял. Ты ведь знаешь, как тяжело сейчас найти действительно приличную девушку.
— Знаю, Кисляков, знаю, — шепчет она, — вот только это уже ничего не изменит. Надо было разглядеть меня до того, как ты с моим папой познакомился.
На ее губах улыбка победителя.
Раньше не была такой смелой. И слово мне сказать боялась, а как папу прокурора позвать, так сразу зубы начала показывать.
Олеся двигается к двери.
Уйти хочет? Нет. Не выйдет.
Мы с ней еще не закончили.
— Слушай, Олесь, я тут подумал, — хватаю девушку за руку, когда она только касается двери, — может быть забудем об этой истории? Начнем все сначала?
— Сначала?
— Да, Олесь. Родишь мне ребенка, распишемся, заживем жизнью, о которой мечтали.
Олеся молчит, хмуро изучая мои глаза, а затем вдруг резко вырывает свою руку и открывает дверь кабинета.
— Ты со всем за дуру меня держишь, Кисляков? Да какая семья с тобой после того, что ты сделал⁈
— Я был не прав, Олеся. Прости меня.
Снова пытаюсь ухватить ее за запястье, заставив остаться, но она ловко ускользает от меня.
— Конечно, я прощаю тебя, Кисляков. Но вот мой папочка ничего не простит. И ничего не забудет.
С силой хлопает дверью, заставив меня стоять на пороге, как истукан, слушая как отчаянно бьется от предвкушения новых проблем мое сердце.