Снова наступает секундная пауза, пока я пытаюсь прийти в себя после услышанного.
— То есть как банкрот? Но я была у мужа в офисе, его компания не выглядит так, будто испытает финансовые трудности!
— Тем не менее документально это так, Настя. Его компания Онреатехник признана обанкротившейся. Эта информация есть даже в открытых источниках.
Сердце снова ускоряет ритм. Сажусь на пол и пытаюсь состыковать факты.
У моего мужа ничего своего. А значит и ничего нашего у нас тоже никогда не было.
— Значит он и по поводу своей компании мне врал? — уточняю у подруги, готовясь услышать худший ответ.
— Не думаю, что врал. Вернее как. Леша точно соврал, но, вероятно, наполовину, — интригует Даша.
— Как это понимать?
— Очень просто. Та, компания, где он работает сейчас в должности директора принадлежит его сестре. Так что эта такая же уловка, как и с имуществом. Он просто не хотел с тобой ничем делиться.
Хочу ли я продолжать этот разговор дальше, или я снова узнаю, что мой муж все годы брака настолько мне не доверял, что расписал имущество кого угодно, но только не на свою жену?
— Ты уверена, что ты все правильно поняла? — уточняю в последний раз, — я просто не могу поверить, что Леша был бы на такое способен. Он ведь не только меня лишает имущества, но и свою дочь!
— Насть, мне очень жаль, — шепчет Даша, подтверждая мои худшие опасения.
Муж не просто меня предал. Он решил оставить меня и свою дочь ни с чем.
Больше нет сил отвечать.
Больше вообще ничего нет.
Как человек мог тринадцать лет настолько мне не доверять, чтобы расписывать каждую свою дорогую покупку на посторонних людей⁈
Я опустошена, и единственное, что придает мне сил, пока я инстинктивно забрасываю вещи в дорожную сумку это звонкий голос Леи, которая поет в спальне песни из Бременских музыкантов.
Щелк в замочной скважине добивает.
Знаю, кто вернулся домой, чтобы обесточить меня окончательно.
Спустя секунду Леша заходит в дверь.
— Куда-то собираешься? — спрашивает он, едва переступив порог квартиры.
Нужно взять себя в руки. Успокоится и не высказать ему сразу все, что я успела узнать.
— Переезжаю.
— Куда это?
Осматривает взглядом захламленное помещение с кучей раскиданных по полу игрушек Леи.
— К матери.
Молчит, и его равнодушное молчание, только придает уверенности моему решению переехать.
Тяжело выглядеть холодной, когда перед тобой стоит предатель. Но я держусь из последних сил, чтобы только он не видел, какую боль мне причинил.
— Насть, может хватит ломать комедию?
— Ломать комедию? По-твоему, твоя измена — это весело?
— Не начинай. Мы уже обсудили, что в тот раз было просто по ошибке. По дурости.
— В тот раз? — формулировка Кислякова снова взвинчивает, — значит были и другие разы?
По глазам вижу, что попала в точку. Леша тушуется, бегло отводит взгляд, а затем снова решает я на меня посмотреть, намеренно не моргая.
Он всегда так делает, когда пытается солгать.
— Какая разница, что там было? Я ж тебя люблю всё равно.
— Для меня есть разница, Леша. Люди, которые действительно любят, не изменяют. Потому что у них есть принципы, ответственность перед семьей и понимание, что близких нельзя предавать. А ты что сделал⁈ — больше не могу сдерживать себя, и чувство тревоги накрывает меня лавиной, — Когда мы венчались в церкви, ты клялся, что будешь мне верен. Но теперь я вижу, что никаким твоим словам нельзя верить.
— Настя, клятву в церкви уже давно никто не воспринимает всерьез! Да и в храм я пошел только из уважения к тебе.
Слова Кислякова звучат подчеркнуто небрежно.
Он хочет меня добить своим цинизмом? Или это такой извращенный способ издевательства?
— Молодец, Леша. Одолжение мне сделал, а потом наплевал на всё, что было мне дорого и важно. На все тринадцать лет брака!
Быстро запихиваю вещи в дорожную сумку. На Кислякова почти не смотрю, лишь изредка поднимаю взгляд, чтобы убедиться в том, что в его лице нет признаков раскаяния.
— Ну сглупил я да, не стоило оно того. Ты это хотела от меня услышать?
Не выдерживаю этой наглости. Рывком застегиваю сумку, едва не вырвав из нее замок.
Он правда не понимает на что я так зла⁈
Вскакиваю с места, пытаясь пройти в коридор, но Леша стоит и проходе, намеренно не давая мне покинуть помещение.
— Дай мне пройти.
— Нет. Сперва мы должны решить наши вопросы.
— Я уже все решила, Кисляков. Я забираю дочь, и мы едем к моей матери.
Его рука жестко перехватывает мое запястье.
— Настя, что ты творишь? О ребенке ты подумала? Как она без отца расти будет?
— А ты подумал о ребенке, когда спал с другими бабами⁈ Или может быть, когда разбивал мою машину⁈
Вырываю руку и с ненавистью смотрю на мужа.
— Настя…
Сейчас он выглядит даже жалко. У Кислякова закончились аргументы, чтобы заставить меня поверить в его сладкую ложь.
— Уходи, Леша. Дай мне собраться. Я уеду к матери, и ты будешь свободен, как ты и хотел.
— Я этого не хотел. Мне нужна наша семья.
Становится до боли смешно, от его слов.
— Тогда у меня для тебя плохие новости. Семьи у тебя больше нет.
Проскальзываю в коридор, открывая перед ним нараспашку входную дверь.
— Я прошу тебя уйти. Мне нужно собраться, а нашей дочери ни к чему слушать ругань.
— Выгоняешь меня из собственной квартиры?
Слово «собственной» он выделяет особенно четко.
Теперь то я уже знаю, что мне здесь действительно ничего не принадлежит.
— Хочу сделать, как лучше.
— Лучше будет, если ты перестанешь заниматься глупостями.
Молчу. Все еще указывая Кислякову на выход.
— Если ты думаешь, что я так просто отступлю, то ты ошибаешься, — наконец сообщает он и делает решительный шаг в сторону двери.
Воздух искрит, когда муж хлопает дверью, оставляя меня одну.
Ушел. Теперь у меня хотя бы будет несколько часов, чтобы закончить сборы.
Но моя радость длится недолго, потому что спустя секунду снова раздается дверной звонок.
Что уже снова случилось? Решил вернуться и извиниться! Или просто забыл ключи от какой-нибудь тайной квартиры для уединения с любовницей?
Быстро подлетаю к двери, взвинченная нашим последним диалогом.
Открываю дверь и замираю от неожиданности. На пороге моего дома стоит любовница моего мужа и нахально ухмыляется.