Развод в 40. Счастье на десерт

Глава 5

Торт получился идеальным. Я сама не ожидала, бисквит лёгкий, крем нежный, ягодная прослойка чуть кислит, добавляя нужную искру. Когда Саша забрала его к подруге, я ещё сомневалась: «А вдруг не понравится? А вдруг не оценят?»

Но вечером мне позвонила сама именинница и восторженным голосом, сбиваясь на смех, она благодарила за «лучший торт в её жизни». Через день меня разбудил звонок от мамы Ани: «Елена, вы не представляете, какой это был праздник. Можно у вас заказать ещё? У нас юбилей у бабушки».

А ещё через неделю соседка по лестничной клетке остановила меня у лифта:

— Леночка, говорят, вы такие пироги печёте, что пальчики оближешь. Испечёте и нам? У нас годовщина свадьбы.

Я смущалась, отнекивалась, но руки уже сами тянулись к муке и мискам. Каждое тесто было как маленькое спасение. Взбивая белки, я чувствовала, как уходят застарелые обиды. Размешивая крем, будто возвращала себе собственную мягкость. А когда торт украшала свежими ягодами или заворачивала в шоколадные узоры, улыбалась сама себе.

Я и оглянуться не успела, как один торт для подружки дочери превратился в цепочку заказов. Я выпекала всё чаще, кухня стала напоминать маленькую кондитерскую, а холодильник — витрину.

В какой–то момент я поймала себя на том, что рассматриваю объявления об аренде. Маленькие помещения, бывшие цветочные лавки, киоски, пару крошечных кофеен, и сердце трепетало, как у девчонки перед первым свиданием.

Я сидела с калькулятором и блокнотом, перелистывала объявления об аренде и прикидывала: хватит ли средств на ремонт, на оборудование, на первые закупки продуктов. В голове крутились цифры, а сердце всё равно стучало радостно.

— Так, Лена, — сказала я себе строго, отложив ручку. — Это твой шанс. Используешь накопления, начнёшь всё сначала. Упустишь, будешь сидеть на диване и жалеть себя до конца дней.

Кузя потянулся и мяукнул, как будто соглашаясь.

Моя пекарня открылась тихо, без фанфар, разрезания ленточек и пафосных речей. Всего лишь вывеска «Домашние сладости от Лены», скромная витрина и запах свежей выпечки, который сам звал прохожих заглянуть внутрь.

Помещение, доставшееся мне за смешные деньги в переулке рядом с домом, было крошечным, но невероятно уютным. Два маленьких столика у окна, застеленные клетчатыми скатертями. Полки с баночками варенья, огромная стеклянная витрина, за которой в идеальном порядке выстраивались пирожные: заварные эклеры с глянцевой шоколадной глазурью, воздушные безе, нежные тарталетки с ягодами. Я сама выбирала каждую мелочь: занавески в мелкий синий цветочек, чтобы было похоже на бабушкину кухню, массивные деревянные стулья, которые предательски скрипели, но были надежны, как скала, и даже колокольчик на дверь.

В первый же день, еще до официального открытия, ко мне заглянули соседи — милая пожилая пара из дома напротив.

— Ой, а мы уже и не надеялись, что тут что–то нормальное откроется, а не очередной бар! — воскликнула женщина и купила два яблочных пирога с корицей. Они уходили, благодаря меня так проникновенно, будто я спасла их не от скучного ужина, а от верной голодной смерти.

Потом зашла элегантная дама в дорогом пальто, сказала, что шла мимо и не смогла устоять перед ароматом. Унесла целый торт «Прага», даже не поинтересовавшись ценой. Я смотрела ей вслед с замиранием сердца, мой торт уезжал в большой мир в фирменной коробке с логотипом.

А под вечер, когда я уже чувствовала приятную, вымотанную усталость на пороге появился мальчишка лет десяти. Он застенчиво переминался с ноги на ногу, сжимая в кармане какую–то мелочь.

— Тётенька, а у вас есть что–нибудь… ну… за двадцать рублей? — прошептал он, краснея до корней волос.

Сердце мое сжалось. Я посмотрела на витрину, на его стоптанные кеды, и без раздумий достала самый пухлый, самый красивый эклер.

— Конечно, солнышко. Вот, как раз сегодня акция — первый эклер для будущего постоянного клиента бесплатно! — я протянула ему лакомство, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Мальчишка сначала не поверил, а потом одарил меня такой смущенной, и сияющей, что у меня в груди защемило.

Так и пошло. День за днем я вставала в пять утра, когда город еще спал. Включала свет на кухне, и начинался мой балет: месила тесто, взбивала кремы, варила карамель, ставила в печь противни. Усталость к вечеру была дикая, до боли в спине и дрожи в ногах, но она была какая–то особенная.

Кузя, между прочим, тоже официально «трудоустроился». Он облюбовал подоконник у входа и сидел там, как лондонский страж у Букингемского дворца, встречая клиентов своим важным кошачьим взглядом. Многие студенты и молодые мамы с детьми сначала заходили «на котика», а уж потом, как бы невзначай, покупали и по пирожному. Кузя стал нашей местной достопримечательностью.

И вот однажды, в один из таких уже привычных дней, когда я наводила лоск, полируя стеклянную витрину до блеска, дверной колокольчик звонко возвестил о новом посетителе.

Вошёл мужчина. Высокий в идеально сидящем строгом темно–синем костюме. В глаза сразу бросились его широкие плечи, крепкая фигура, тёмные волосы с лёгкой сединой на висках. Чёткие скулы, прямой нос и взгляд серых глаз, от которого хотелось спрятаться. Он выглядел так, будто несёт на себе полмира, и ещё чуть–чуть.

Он бегло, оценивающе оглядел помещение, его взгляд скользнул по полкам с вареньем, по скрипящим стульям, задержался на Кузе, который лишь презрительно прищурился в ответ, и наконец уставился в меня.

Он неловко кашлянул и произнес низким, немного хриплым голосом, сорванным, показалось мне, то ли от простуды, то ли от сигарет:

— Один эспрессо. И… этот, с шоколадом, — он кивнул в сторону витрины с эклерами.