Развод. Зона любви

Глава 6

Её кожа под пальцами горячая. Не от температуры, не от лихорадки – от адреналина, от ненависти, от какой-то чёртовой внутренней силы, которая не даёт ей сломаться.

Она не отводит взгляд. Она не боится меня.

Я наклоняюсь чуть ниже, сжимаю её подбородок сильнее.

– Ты думаешь, что выживешь здесь на одной гордости? – мой голос низкий, ровный, но в нём сквозит раздражение. – Ты дура, Брагина. И если ты не поймёшь это прямо сейчас, тебе конец.

Она дёргает головой, вырываясь из моей хватки. Я мог бы удержать, но не делаю этого. Хочу посмотреть, как она будет себя вести.

Она медленно выдыхает, проводит языком по пересохшим губам. Я замечаю этот жест, и мне это не нравится.

– Я уже поняла, – говорит тихо, но в голосе ни капли жалости к себе.

Я усмехаюсь, отхожу на шаг.

– А вот хер там. Если бы поняла, ты бы не сидела здесь с почти перерезанным горлом, а сама загоняла других в угол.

Она ничего не отвечает.

Я кладу руки на стол, чуть наклоняюсь к ней.

– Ты мне скажи, ты жить-то собираешься? Или мне сразу тебе яму копать?

Я жду, что она сорвётся, что начнёт кричать, обвинять, сломается, покажет, что на самом деле внутри неё уже пустота.

Но Брагина делает вдох. Медленный, глубокий. А потом поднимает голову и снова встречается со мной взглядом.

– Я выживу.

Меня пробивает током.

Чёртова женщина.

Она сказала это так уверенно, так, будто ей больше нечего терять. Будто она уже знает что-то, чего не знаю я.

Я медленно поворачиваюсь обратно, скрещиваю руки на груди.

– Откуда такая уверенность? – мои слова звучат с насмешкой, но внутри ни капли веселья. – Ты едва не сдохла, а ведёшь себя, как королева. Долго ещё будешь играть в неприкасаемую?

Я смотрю на неё. Она бледная, губы пересохли, тонкая полоска крови на шее – еле заметная, но, сука, меня бесит сам факт её наличия.

Я молчу.

Она тоже.

Слишком гордая. Слишком упрямая.

Я качаю головой, беру сигарету из пачки, закуриваю. В затяжке есть что-то успокаивающее, но руки всё равно чешутся кого-нибудь уебать.

– Тебя больше никто не тронет, – говорю жёстко, без пояснений.

Она прищуривается.

– С чего вдруг?

Я смотрю прямо в её голубые глаза, делаю шаг ближе.

– Я так хочу.

Тишина.

Она не отводит взгляд. Я тоже.

Блядь.

Я сам себе поражаюсь, но не могу от неё оторваться. Красивая…никогда не думал, что смогу запасть с первого взгляда.

Анна моргает медленно, как будто обдумывает мои слова.

– Ты хочешь? – тихо повторяет она, но в её голосе нет удивления.

Ее «ты» звучит так интимно, что меня пробирает.

Она смотрит на меня внимательно, почти изучающе, как будто пытается разобрать меня на части. Узнать, насколько далеко она может зайти, проверить, что я скажу дальше.

Но я не собираюсь ничего объяснять.

Я делаю ещё один шаг ближе. Между нами остаётся не больше полуметра. Она вынуждена поднять голову, чтобы смотреть мне в глаза.

– Тебе этого недостаточно? Или ты хочешь, чтобы я расписал всё по пунктам?

Она сжимает губы. На лице не дрогнул ни один мускул, но я вижу, как напряглись пальцы на её коленях.

Она чувствует это. Это грёбаное напряжение между нами.

Я затягиваюсь глубже, выпускаю дым в сторону, выкидываю сигарету в приоткрытое окно с решетками.

– Ты, главное, не обольщайся, Брагина, – говорю хрипло. – Я не твой спаситель. У меня нет ни времени, ни желания вытаскивать тебя из дерьма. Но если кто-то ещё сунется к тебе с ножом – я лично ему этот нож в глотку загоню. А ты не нарывайся. Корону сними.

Я вижу, как её ресницы чуть дрогнули.

– Почему? Почему никто не тронет?

Я усмехаюсь, наклоняюсь чуть ниже, чтобы наши лица оказались на одном уровне.

– Я же сказал. Я хочу.

Она выпрямляется, встречает мой взгляд.

И тут я вижу, что она понимает.

Понимает, что я не из тех, кто просто берёт и защищает кого-то без причины. Понимает, что мне не нужны оправдания. Понимает, что я могу.

Тишина между нами давит, как раскалённый металл.

Я резко отворачиваюсь, беру со стола папку и ударяю ею о дерево, чтобы выбить этот хер в груди, который сжимается сильнее, чем должен.

– А теперь сиди здесь тихо, Брагина. Пока не передумал.

Она медлит, но потом поднимается, проходит мимо меня, и я чувствую запах её кожи – слабый, чуть тёплый, не принадлежавший этому месту.

Чёрт бы её побрал.

***

Кобру заводят в кабинет, и я сразу вижу – она напряжена. Умная сука. Понимает, что сейчас будет не просто разговор.

Она встаёт передо мной, руки за спиной, подбородок чуть вздёрнут. Играет в гордость.

Я медленно встаю из-за стола, обхожу его и останавливаюсь прямо перед ней.

– Ты меня за долбоёба держишь?

Она молчит, но её взгляд колючий, наглый.

Я ненавижу наглых.

Я резко хватаю её за ворот робы и рывком притягиваю ближе.

– Ты думала, я не узнаю? – тихо спрашиваю, стиснув зубы.

Она пытается отпрянуть, но я сжимаю ткань у неё на груди ещё сильнее и толкаю в стену. Глухой удар – её голова откидывается назад.

Она моргает, но всё ещё играет в непрошибаемую.

Ошибаешься, сука.

Я резко врезаю ей кулаком под рёбра. Она сгибается пополам, хватая воздух ртом.

– Думала, ты тут главная? Думала, можешь решать, кто живёт, а кто сдохнет?

Я хватаю её за волосы, рывком поднимаю лицо вверх, заставляю смотреть на меня.

– Ещё раз хоть пальцем тронешь Брагину – я тебя в карцере сгною, поняла?

Она хрипит, но я не ослабляю хватку.

– Говори, блядь.

– Поняла! – выплёвывает она сквозь зубы.

Я отталкиваю её. Кобра падает на колени, хватая воздух.

– Умничка. Теперь вали нахуй.

Охранник хватает её за шиворот и вытаскивает из кабинета.

Я упираюсь кулаками в стол, глубоко дышу.

Холод, Володя. Держи холод.

Но в голове всё равно вспыхивает её взгляд.

Голубые глаза. Упрямые. Прямые.

Брагина.

Чёртова Брагина.

Я вхожу в квартиру, бросаю ключи на тумбу и стягиваю китель. В доме пахнет чаем, свежим хлебом и чем-то сладким. Настя пекла печенье.

Я ещё даже не успеваю снять ботинки, как из-за угла вылетает дочка, размахивая тетрадью.

– Пап, контрольная! Спасай!

Я едва успеваю поймать её, когда она с разбегу вешается мне на шею. Двенадцать лет, а до сих пор ведёт себя так, будто я её герой.

– Ну-ка, что у тебя там? – беру тетрадь, усаживаюсь с ней на диван.

Она устраивается рядом, хмурит брови, делает сосредоточенное лицо, будто сейчас решает судьбу вселенной.

– Вообще ничего не понимаю! Тут синусы, косинусы, какие-то дурацкие углы!

Я улыбаюсь.

– Это ещё что, вот дойдёшь до старших классов – там начнётся настоящий ужас.

– Ты пугаешь меня, пап.

– Привыкай.

Она закатывает глаза, а я беру ручку и начинаю объяснять. Она слушает, кивает, что-то записывает, потом вдруг обнимает меня за плечи и смеётся.

– Ты у меня лучший.

Я напрягаюсь. От этих слов внутри что-то щемит.

Настя не чувствует, бежит в комнату, довольная. Я сижу ещё минуту, смотрю на стену, потом встаю, иду на кухню. Наливаю виски, делаю глоток и закрываю глаза. И снова передо мной она.

Гребаная Брагина.

Глаза цвета льда. Они меня с ума сводят. Вот так с первого взгляда и накрыло. Столько лет работал и никогда. А тут просто по мозгам, по разуму, по сердцу. Накрыло. Просто накрыло. Как мальчишку.

Как смотрела на меня. Как не боялась. Как стояла передо мной, пока я её прижимал к стене, и даже не дрогнула.

Ещё бы секунда, и я бы не сдержался.

Я крепче сжимаю стакан, наклоняюсь к столу, упираясь в него ладонями.

В этот момент хлопает дверь.

Илья.

Он заходит, кидает рюкзак, даже не глядя в мою сторону.

– Где был?

– У Серого.

– Чем занимались?

– Учились вязать макраме.

Я резко ставлю стакан на стол.

– Илья.

Он поднимает глаза, такие же серые, как у меня.

– Ты всё равно мне не поверишь. Чего спрашиваешь?

– Не люблю, когда мне врут.

Он смотрит на меня с вызовом.

– А ты сам себе веришь?

Я щурюсь.

– Что ты хочешь сказать?

– Думаешь, я не вижу? Как ты ходишь злой, напряжённый. Как по вечерам наливаешь себе этот виски. Думаешь, я не знаю, что у тебя там в тюрьме кто-то в голове засел?

Я напрягаюсь.

– Закрой тему.

– Так и знал.

Я подхожу ближе, встаю напротив.

– Ты не понимаешь, о чём говоришь.

– Да, конечно. Ты же никогда ничего не объясняешь. Только приказы раздаёшь. Делай вид, что тебе всё равно, пап. Ты же в этом мастер.

Он забирает рюкзак и уходит в свою комнату.

Я остаюсь стоять.

Стоять и понимать, что этот мальчишка только что сказал правду.

Мне не всё равно.

И от этого внутри всё полыхает к чёрту.

***

Я вхожу в ванную, закрываю дверь и задерживаюсь на секунду, опираясь рукой о кафель. Тяжёлый день. Тяжёлая неделя. И Она.

Сбрасываю одежду, поворачиваю кран, и вода ударяет по плечам, горячая, обжигающая. Запускаю пальцы в волосы, откидываю голову назад, выдыхаю.

Должно стать легче.

Но в голове снова чёртова Брагина. Я слышу её дыхание, чувствую её взгляд, ощущаю, как напряглось её тело, когда я прижал её к стене.

Я мог её взять.

Прямо там, в камере.

Мог почувствовать вкус её губ.

Но я развернулся и ушёл. Как трус. Хочу ее до истерики, до ломоты в костях. Не знаю, что меня в ней так срывает. Грудь ее под робой, стройные лодыжки. Платье вверх задрать и пальцы в нее вонзить, посмотреть как закатятся эти глаза.

Горячая вода стекает по спине, но жар внутри меня сильнее.

Я закрываю глаза.

Передо мной снова она.

Светлые волосы, слегка взлохмаченные. Голубые глаза, смотрящие с вызовом. Узкие запястья, которые я сжимал своими пальцами. Грудь вздымается в сбитом дыхании. Губы, прикушенные от напряжения.

Я хочу знать, какой она будет, если сломается.

Как тяжело она задышит. Как разлетится к чертям её гордость.

Я сжимаю пальцы у основания члена, медленно провожу вверх, пропуская воздух сквозь зубы.

Закрытые глаза.

Образ её передо мной.

Она подо мной.

Она дрожит.

Она стонет, пока я разрываю её на куски.

Но даже в этом вся Брагина.

Она не сдастся сразу.

И от этого хочется сильнее. Жёстче.

Я двигаю рукой быстрее, сердце стучит в висках, дыхание рваное.

Я должен был её трахнуть, чтобы выбить из головы.

Но я не сделал этого.

И теперь меня разрывает.

Глухой стон срывается с губ, когда напряжение достигает предела.

Я прижимаюсь лбом к холодной плитке и кончаю, вода смывает бьющую струей сперму, но внутри всё равно жар.

Ненавижу.

Ненавижу её за то, что она поселилась в моей голове.

Ненавижу себя за то, что не могу её оттуда выбить. Бляяядь. Я не трахался херову тучу времени. Но сейчас я хочу только эту бабу. Черт ее раздери.