Ребрендинг юродивой

— Спасибо! — очень искренне сказала Настя. — Я очень вам благодарна!

Девушка кивнула и спросила:

— Вам чек нужен?

— Нет! Что вы! Конечно, не нужен!

— Тогда вы не сможете вернуть товар. Учтите это.

Настя недоуменно посмотрела сначала на продавщицу, а потом на черепашку.

Товар — это она? Как можно ее вернуть? Настя же берет себе друга! Разве можно вернуть друга?

— Не надо чека. Только скажите, чем ее кормить и вообще как ухаживать.

— У нас есть инструкция. — Девушка протянула Насте листок, на котором было написано: «Инструкция по уходу за черепахами».

— Спасибо. — Настя отдала последние деньги и взяла коробку с черепахой.

Уже в дверях Настя оглянулась и виновато посмотрела на котенка. Он лежал, положив голову на вытянутые лапы, и на Настю не смотрел. Обиделся, наверное… Настя, на его месте, тоже бы обиделась.

Посмотрев на часы, она решила, что может погулять еще немного. Почему-то именно сегодня она не могла вернуться в свой дом. Не могла, и все! Всегда могла, а вот сегодня…

Настя подумала, что вот так, наверное, и исчезают бесследно люди… Они просто не хотят больше возвращаться домой. Вот живет какой-нибудь мужик, например. Ходит на работу, точит и выпиливает там какие-нибудь очень нужные детали. Всю жизнь точит — лет тридцать или даже сорок. Пьет, конечно. А как не пить-то? Если точить в течение сорока лет одну и ту же втулку несчастную? Тут кто хочешь запьет! И все сорок лет возвращается к пилящей его корове-жене с круглой, обвисшей, вечно недовольной рожей и скрипучим голосом, которая этим самым голосом пилит и пилит его с утра до вечера… Да и детям он никогда нужен не был… Так, только когда совсем маленькие были… И понимает вдруг этот мужик, что дома его никто не ждет и возвращаться ему туда не хочется. Зачем возвращаться, когда не нужен? Ради квартиры или мебели, что ли? Он садится на лавочку, долго смотрит на темнеющее небо, на проявляющиеся звезды и перестает бояться. Перестает бояться темноты и ночи, смерти и холода, хулиганов и грабителей. Он вдруг понимает, что все это ерунда. А что не ерунда? Небо, может быть… Или вот эти звезды? Возможно… Мужик встает со скамейки и медленно идет туда, куда ему хочется… Все равно куда… Он больше не вернется. Никогда. Он поймет, что такое свобода. Он узнает, что такое настоящий голод, что такое пронизывающий до костей холод, что такое грязь, смерть и вши, но он не вернется, потому что главным для него стали небо и звезды… И глядя на них, замерзнет, замерзнет до смерти примерно через пару месяцев где-нибудь в парке, как мерзнут и другие плохо подготовленные к холодам бомжи…

Настя тоже посмотрела на темнеющее небо и подумала, что она должна вернуться. Ради Вероники. Так она назвала свою черепашку. Теперь у Насти есть существо, за которое она отвечает. Теперь нельзя быть безответственной по отношению к себе, потому что, кроме Насти, Вероника никому не нужна.

— Здравствуйте, Анастасия Сергеевна, — вдруг услышала она совсем рядом и даже вздрогнула от неожиданности.

Настя повернула голову, и ее перепуганные, заплаканные глаза встретились с внимательным и немного любопытным взглядом Светкиного отца.

Хорошо, что уже темно, и он, наверное, не догадается, что она плакала…

— Здравствуйте, Андрей Петрович.

— А вы что тут делаете? Вы к нам? — спросил он, пытаясь рассмотреть, что там у Насти в коробке.

— К вам? — удивилась Настя. — Нет, что вы. Я просто гуляю.

— Гуляете? — Светкин отец задрал рукав куртки и посмотрел на часы. — Уже десять часов, — сообщил он ей.

— Десять? — Настя словно очнулась.

Сколько же она тут просидела?

— Или вы с собакой? — Андрей повертел головой и поискал взглядом предполагаемую собаку.

Собаки никакой не было. Была только какая-то вся растрепанная и, похоже, зареванная Светкина учительница. С подозрительной коробкой в руках. Подозрительной потому, что там что-то шевелилось. Андрей, как дурак, стоял возле нее и не знал, что думать. Что делать, он не знал тоже. Уйти было неудобно, а подобающие случаю интеллигентные вопросы у него кончились. Что еще можно сказать женщине с такими глазами? Андрей вдруг подумал, что ему совсем не нравится то, что он увидел и что почувствовал, глядя на эту странную учительницу с прекрасными раскосыми глазами, в которых плескалась такая тоска и такая боль…

— Я с черепахой, — неожиданно услышал он ее голос и перевел взгляд с Настиного лица, которое она старательно от него прятала, отворачиваясь и опуская голову, на подозрительную коробку.

— Что — с черепахой? — переспросил он, потому что соображалось как-то туго.

Нелогично все было. Неправильно. Как в другом измерении. Вроде все то же самое, что и обычно, но как-то все не так. Ну что особенного, если заплаканная женщина, пусть даже и с прекрасными раскосыми, как у восточной кошки, глазами сидит в одиннадцатом часу на лавочке у его дома с коробкой, в которой черепаха? Ну что в этом особенного? Она же не танцует в костюме пожарного на крыше гаража? Просто сидит с черепахой… Но все равно не укладывалось как-то все это у Андрея в голове… Устал, наверное…

— Гуляю… — пояснила Настя, шмыгнув носом. Платка в кармане не оказалось.

Из носа текло, а вытереть было нечем. Не рукавом же… А когда Настя опускала голову, чтобы Светкин папаша не разглядел ее позора, то тогда начинало течь еще сильнее…

— А… Понятно… Гуляете?.. — Андрей понимающе кивнул головой, думая о том, что не понимает совсем ничего.

Настя не выдержала и вытерла нос тыльной стороной ладони. Она постаралась сделать это как можно незаметнее. Поправила сначала волосы, потом почесала щеку, а потом, отвернувшись, провела под носом. Заметил или нет? Заметил, скорее всего. Он же в упор на нее смотрит… Ну и ладно!

— Вы далеко живете? Давайте я вас провожу? Поздно уже. А вы с черепахой… — Андрей улыбнулся, глядя на Настю, которая сейчас была похожа не на строгую учительницу, которую все боятся — и дети, и их родители, а на его Светку, расстроившуюся из-за того, что он с мужиками не взял ее с собой на рыбалку.

— Нет! — очень поспешно ответила Настя. — Не нужно! Что вы… — Она как-то вся засуетилась и завертелась на скамейке.

Собиралась сбежать, что ли?

— А что? — спросил Андрей, присаживаясь на лавочку и пытаясь заглянуть Насте в глаза. — Почему не нужно? Провожу, и все. А то я переживать буду, как вы дойдете…

— Не надо переживать… — Настя подняла глаза, быстро на него взглянула и тут же опустила голову еще ниже. — С какой это стати вы должны за меня переживать? Не надо…

— Я все равно буду. Пойдемте. Куда? Вы где живете? — Андрей встал и протянул руку Насте.

Настя руки ему не дала. Встала сама.

— Вон там, за перекрестком. В кирпичном доме. — Она махнула рукой, показывая, куда идти. — Тут совсем недалеко. И народу еще много. Я бы и одна могла…

Андрей ничего не ответил. Просто пошел рядом. Они молчали. Шли и молчали. Настя подумала, что хорошо вот так идти и молчать. Молчать вместе…

— Анастасия Сергеевна, а я попробовал делать то, что вы сказали.

— Что? — спросила Настя, которая тоже сегодня соображала как-то не очень хорошо.

— Ну, за руку там Светку брать. И все такое…

— А… Ну да… — вспомнила Настя. — И что?

— Светка такая ласковая оказалась! Ее словно прорвало. Я ее просто по голове перед сном погладил и в щеку поцеловал, а она мне на шею кинулась и спросила — люблю ли я ее.

— Да? И что?

— Я сказал, что люблю, конечно. А она выдала мне, что боялась, что не люблю. Представляете? Она, оказывается, переживала…

— Вот об этом я вам и говорила.

— Да… Я понял… Спасибо, что помогли. Сам бы я не догадался. Трудно даже представить, что может твориться в маленькой детской головке.

— Да… — согласилась Настя. — Знаете, почти все проблемы взрослых людей выросли из детства…

— Да, конечно, я слышал об этом, — согласился Андрей, — но для меня это были лишь общие фразы, не касающиеся меня и Светки. Понимаете?

— Да, понимаю… Вот мой дом. Спасибо, Андрей Петрович.

— Не за что. Я с удовольствием с вами прогулялся.

Андрей улыбнулся Насте как-то очень по-доброму, именно так, как улыбаются несмышленым детям…

— А как зовут вашу черепаху? Это мальчик или девочка?

— Я еще не знаю, — сказала Настя и подумала, что ей совсем неважно, мальчик или девочка ее черепаха. — Я ее только что купила около вашего дома. Там зоомагазин есть. А назвала я ее Вероникой.

— Вероника, — повторил Андрей и подумал о том, откуда только взялась эта Анастасия Сергеевна с ее черепахой…

— До свидания, — сказала Настя и пошла к подъезду.

— До свидания…

Андрей еще долго стоял и смотрел на захлопнувшиеся двери. Он не думал ни о чем, просто стоял и смотрел на небо, звезды, на темные и светлые окна, одно из которых Настино… Почему-то не хотелось куда-то идти и что-то делать. Суетиться и торопиться не хотелось. Как хорошо вот так просто стоять, растворившись во времени и пространстве… Кто он? Зачем? Может, его нет? И все только сон или мираж? Кто эта женщина с такими глазищами, которые он никогда не забудет? Зачем он встретил ее? На свою голову…

А ведь он очень торопился домой, когда увидел во дворе Настю. Еще нужно было успеть проверить у Светки математику и попробовать успеть выучить с ней стих. Она не умела учить одна. Или не хотела… Кто ее разберет, эту Светку… Рыжая хитрющая лиса! Вот кто она! Стихи у них полагалось учить только следующим образом: Светка читает вслух четыре или пять раз каждое четверостишье, а Андрей обязательно должен внимательно слушать. Отвлекаться на просмотр телевизора и на прочие приятные вещи категорически запрещалось. Потом Светка, закрыв текст ладошкой, повторяла четверостишье по памяти. Андрей должен был внимать с подобающим такому важному случаю вниманием. Потом следовало следующее четверостишье. И так до конца стихотворения. Потом Светка читала весь стих — тоже раз пять. Потом учебник передавался Андрею, и Светка пыталась рассказать все целиком. Длилась каторга не меньше часа. И заниматься ничем, кроме разучивания стихотворения, было невозможно. Андрей заодно со Светкой выучил все стихи, которые входили в программу начальной школы, и мог бы теперь, при желании, блистать цитатами, поражая воображение собеседника своей образованностью.

Андрей посмотрел на часы. Стих они со Светкой учить сегодня не будут… Андрей улыбнулся, представив себе, как Анастасия Сергеевна влепит Светке пару. Интересно было бы посмотреть на эту пару в Светкином дневнике. На жирную такую, с закрученным хвостом! И на подпись Анастасии Сергеевны тоже интересно взглянуть… Раньше оценки и записи в Светкином дневнике были обезличенными, а сейчас Андрей вдруг увидел за ними женщину. Серьезную или сердитую. Веселую или уставшую. Разную. Живую… Настю…

Или все же не поставит? Почему-то Андрей был уверен, что учительница по имени Настя пару Светке не поставит. Даже если она ничего не выучит. Совсем ничего.

Андрей подпрыгнул, пытаясь сорвать кленовый лист, который висел в гордом одиночестве на ветке прямо у него над головой. Лист был очень высоко, и допрыгнуть Андрею не удалось. Больше пытаться он не стал — махнул рукой и пошел к своему дому, напевая какую-то очень веселую мелодию, и все не мог вспомнить, откуда же она к нему прицепилась, и даже — когда рядом никого не было — слегка подтанцовывал в такт ей…

Настя тихонечко открыла дверь и, переобувшись, на цыпочках пошла в комнату Машки.

— Привет.

От судьбы не уйдешь. Избежать беседы с родственниками не удастся…

Настя обреченно посмотрела на Стасика, представшего перед ней во всей своей красе. Практически ничего не скрывая. Трусы сегодня были синими с какими-то аппликациями на самом интересном месте — Настя не стала рассматривать, — но там что-то навязчиво блестело и переливалось, притягивая взгляд. В нарядах, подобных Стасикову, выступают стриптизеры в ночных клубах. Нет, по клубам Настя, конечно, не ходила, но догадывалась, что именно в таких трусах и танцуют там симпатичные, мускулистые мальчики.

Стасик-то зачем ЭТО нацепил? И куда только Ольга смотрит? Настя пожелала сама себе терпения и ответила как можно равнодушнее:

— Привет.

Она хотела пройти мимо, но Стасик встал на ее пути и, заглядывая в коробку, которую Настя крепко прижимала к груди, как будто кто-то мог ее отнять, спросил:

— Что это там у тебя?

— Черепаха, — выдохнула Настя и сделала шаг назад.

Без боя она не сдастся!

— Чего? — Стасик вытаращил глаза и шагнул к Насте, нависая над ней голой волосатой грудью.

— Черепаха. Она будет сидеть в коробке. Она не ходит по квартире. И аллергии на них не бывает. — Настя выпалила все свои заранее подготовленные аргументы и отступала дальше и дальше под натиском возмущенного Стасика.

— А нас ты спросила? Ты не одна живешь! А? Я не слышу? — заорал он, хватая Настю за плечо.

— Что тут случилось? — Из своей комнаты выползла любопытствующая Светлана Федоровна. — Вы чего орете?

— Бабушка, вы посмотрите, что она принесла! Че-ре-па-ху! В дом! У меня аллергия! — визжал Стасик. — Нам есть нечего! Она и так на нашей шее сидит, так еще всякую дрянь в дом тащит! Сучка недотраханная!

— Стасик, ну зачем ты так? Настенька, а и правда, чего это ты ее принесла? Она воняет небось? Да и тесно у нас… — Светлана Федоровна близоруко щурилась на Настину коробку.

Очки она забыла в комнате и теперь почти ничего не видела.

— Ей плевать, кто воняет! Она скоро гориллу притащит! — Стасик подошел вплотную к прижавшейся к стене Насте и брызгал на нее слюной.

Настя закрывала руками коробку и отворачивалась. Как же у Стасика несло изо рта! Ее затошнило.

— Вот иди и отнеси, откуда взяла! Слышишь, ты? Иди и отнеси! Или я ее в окно выброшу! Жабу твою! — Стасик распахнул дверь и вытолкал Настю в коридор.

Она отлетела почти до соседней двери и еле удержалась на ногах. Хорошо, что не упала и коробку не уронила…

Медленно, как во сне, она спустилась по лестнице и вышла на улицу. Подъездная дверь скрипнула, тоже, наверное, ругалась на Настю за то, что она ходит то туда, то сюда без всякой причины, а потом громко и возмущенно хлопнула, так, чтобы последнее слово оставалось за ней — за дверью…

Насте было уже все равно. Бомжевать, видимо, все же придется. Или милицию вызвать? Она же здесь прописана, и Стасик не имеет права ее выгонять… Нет, ни на какую милицию совсем нет сил… Лень… Какая-то милиция… Зачем… Она просто посидит тут тихонечко…

Андрей, услышав громкий хлопок закрывающейся двери, оглянулся. Он не смог бы объяснить, зачем сделал это, но слишком уж пронзительным и каким-то живым, словно взывающий о помощи крик, был этот обыденный, в общем-то, звук.

Андрей оглянулся и увидел Настю, которая медленно вышла из подъезда и, напоминая своими заторможенными движениями зомби, села на лавочку. Снова с коробкой в руках…

Это что еще за новости? Она что, совсем ненормальная? Андрей стоял и смотрел на Настю, уныло сидящую на скамейке. Уйти? Дома ждала Светка…

И спать очень хотелось… Да и вообще… Проблемы Светкиной учительницы не имеют к нему никакого отношения. Так подумал Андрей и медленно двинулся в сторону скамейки.

Настя сидела с таким отрешенным видом, будто жизнь ее была кончена. Совсем. То есть окончательно. Как будто она узнала, что ей осталась всего пара дней или пара часов до неминуемой смерти… И смерти этой Настя совсем не опасалась. Плевать ей было на смерть и на все остальное тоже.

На Андрея она посмотрела как на пустое место. Как будто его не было. Сквозь Андрея посмотрела.

Ему это не понравилось. Он вдруг представил, КАК могла бы посмотреть на него Настя, допустим, если бы она соскучилась и обрадовалась бы его приходу… Представил, как заблестели бы ее чудные глаза… Но сейчас они были тусклыми и пустыми, как будто кто-то жадно выпил, высосал из них всю жизнь, всю до последней капельки…

— Анастасия… — позвал Андрей, но Настя не реагировала, пришлось чуть ли не крикнуть. — Анастасия Сергеевна, вы что?

— А? — Настя вздрогнула, повернула голову и посмотрела на него, как будто видела первый раз в жизни.

— Вы почему опять тут сидите? — Андрей сделал странный жест руками, наверное, это нелепое движение должно было подчеркнуть нелепость Настиного поступка.

— Я? Не знаю…

— Анастасия Сергеевна! Что случилось? — Андрей сел рядом и, наклонившись, заглянул ей в лицо.

— Ничего не случилось… А вы идите. Поздно уже.

— Как? Как я могу уйти? Вы тут сидите с ненормальным видом с этой своей… С черепахой! А я могу идти? Да? Не могу я уйти, к сожалению! — Андрей почувствовал, что злится, а еще, что ему очень жалко эту непутевую учительницу…

Кто обидел ее так сильно? Кто превратил ее в бесчувственную куклу? Кто посмел?

Андрею вдруг очень захотелось узнать, кто обидел Настю, и надавать обидчику по морде…

— Нет, вы идите… Я посижу чуть-чуть и тоже пойду… — продолжала упрямо твердить одно и то же Настя.

— Анастасия Сергеевна, уже очень поздно. Я могу предложить вам два варианта: первый — я отвожу вас домой. То есть до квартиры. Вы туда заходите, и я еще минут двадцать подожду, чтобы вы опять не вышли — гулять не надумали. Второй вариант — идем ко мне. Там мы с вами выпьем чего-нибудь поднимающего жизненный тонус и настроение. Вам это необходимо просто! А потом я вас положу в отдельной комнате. Какой вы выбираете вариант?

Настя неожиданно повернулась и пристально посмотрела Андрею в глаза. Первый раз. Она не отводила, как обычно, взгляд, просто смотрела, широко распахнув свои внимательные глаза, в требовательные — Андреевы и будто хотела что-то там разглядеть или прочитать, но все никак не могла…

— Что вы молчите? Анастасия Сергеевна?

— Спасибо вам, Андрей Петрович. Вы идите уже… Вас Света ждет…

Что он такое говорит? Идти к нему домой? Это невозможно… И он серьезно ЭТО ей предлагает? Он что, правда думает, что Настя вот так вот встанет и пойдет ночевать к нему??? Да она лучше замерзнет на этой лавочке…

— Да не пойду я без вас никуда! Хватит вам уже, в самом деле… И как вы сами сказали, меня Светка ждет. Давайте не будем время тянуть. Пойдемте? — Андрею порядком надоело уговаривать эту сонную муху, которая сидела, как неживая, и даже отвечала словно через силу…

Ему что, больше всех надо? Вот уйдет сейчас, и пусть сидит тут одна — пропадает!

В том, что Настя действительно пропадет, можно было даже не сомневаться — это было ясно сразу, достаточно было посмотреть на нее, и сразу исчезали все сомнения… А ему что делать? Уйти и бросить ее тут — невозможно… А уговаривать — надоело… Съесть бы сейчас отбивную, которую он вчера пожарил… Специально пожарил лишнюю, чтобы сегодня не готовить — разогреть только… И теперь отбивная ревниво, как ворчливая жена, ждала его в холодильнике, а он занимался тут непонятно чем…

— Да никуда я не пойду! Идите домой. — Настя сказала это уверенно, даже слегка повысив голос.

— Что? Я тут, по-вашему, что, просто так время терял? Чтобы теперь уйти? Ну уж нет! Домой пойдете? К себе? — Андрей тоже стал говорить громко и требовательно.

Хватит с ней сюсюкаться, в конце концов!

Настя посмотрела куда-то вверх. На свои окна, наверное… Как-то разом помрачнела еще больше, хотя куда уж больше-то… И неуверенно помотала головой:

— Нет…

— Тогда — ко мне. — Андрей резво встал и, пытаясь хотя бы выглядеть решительно, совершенно себя так не ощущая, взял Настю за руку и сдернул со скамейки.

Вырвет руку и оттолкнет? Или нет? Андрей замер на мгновение, так и стоял, сжав Настину руку и ожидая ее реакции. Реакции не было. Никакой! Настя была настолько сломлена, что сопротивляться даже не собиралась. Так, по крайней мере, Андрею показалось, так он почувствовал через ее тонкие, замерзшие и чуть подрагивающие пальцы, которые так доверчиво лежали в его руке…

Андрей так и повел Настю — не выпуская ее руки. Она шла за ним, чуть отставая и бережно придерживая коробочку с черепахой…

Куда она идет? Что с ней такое вообще происходит? Настя потеряла способность воспринимать действительность. Хотелось закрыть глаза и уснуть… Чтобы не думать… Чтобы не вспоминать… Не вспоминать, как ее сегодня выгнали из дома… Не вспоминать, что идти ей некуда… И Романа теперь у нее тоже нет… Нет никого… Она совсем одна… Что от нее надо этому мужчине? Что он прицепился? Лучше бы она замерзла на этой лавочке, и все… Правда, сейчас еще не так холодно, чтобы умереть от мороза… Да и Веронику жалко… Она же ни в чем не виновата…

Как же сыро и неудобно… Настя опустила голову и посмотрела на свои ноги. Они были в тапочках. Две медвежьи морды, пришитые сверху, намокли и жалобно смотрели на Настю снизу вверх. Туфли остались дома… Как Стасик вытолкал ее в коридор, так она и пошла… Холодно теперь. И противно — вода чавкает… Андрей ничего не видит, что ли?

Андрей действительно ничего не видел. Он шел и думал о том, что с ним такое происходит. Вроде бы ничего особенного, подумаешь, подобрал учительницу… Но… Что-то определенно происходило… Само собой, помимо его воли и желания…

— Заходите, — Андрей открыл дверь и запихнул Настю в квартиру.

Она послушно вошла и встала у самого порога.

— Пап! Ты где ходишь? И мобила у тебя разрядилась, наверное! Я звоню! Звоню! А ты недоступен! Стих я из-за тебя не выучила! И мне теперь Анастасия Сергеевна «два» поставит!

Светка кричала все это откуда-то из глубины квартиры. Наконец она появилась в коридоре и, увидев перед собой Настю, замолкла и открыла от удивления рот.

— Не поставлю. Я не поставлю тебе «два», Света, — сказала Настя.

Светка кивнула головой, соглашаясь с тем, что двойку ставить не нужно, но рта не закрыла.

— Проходите, Анастасия Сергеевна. Что вы тут стоите, как не родная? — выдал Андрей, сам поражаясь своей наглости.

Он почему-то нервничал. Нервничал очень сильно. С чего бы это? Он слегка подтолкнул Настю, но она неожиданно оказала сопротивление. Уперлась и, присев на корточки, начала ковыряться на полу.

— Сейчас… Я разуюсь…

Только сейчас Андрей заметил, что Настя в тапочках. В больших, плюшевых, с чьими-то головами, пришитыми сверху. Тапочки были высокими, как ботинки, и просто скинуть их было трудно, вот Настя и стаскивала их, присев на корточки в его коридоре…

Тапки промокли, и теперь маленькие мутные капли стекали с их меха на пол… Настя очень этого стеснялась и незаметно подтирала лужицы сухой — боковой частью тапок, перевернув их и безжалостно промокая грязные разводы.

Андрей смотрел на это безобразие и даже не сразу сообразил, что следует поднять Настю и оторвать от этого занятия. Что же это за нелепости одна за другой входят в его жизнь, в его квартиру и даже в его голову?

— Вы — в тапках?..

— Да… Так получилось… — Настя стащила с себя наконец промокшие и перепачканные меховые ботинки и, поставив их аккуратненько к стеночке, так, чтобы медвежьи морды смотрели дружно в сторону кухни, стояла теперь босиком и напоминала всем своим сиротливым видом самого беднейшего из всех бедных дальних родственников.

Она нерешительно потопталась голыми ногами по холодной плитке и виновато посмотрела на Андрея. Стыдно. Как стыдно… Как ее угораздило здесь оказаться? В мокрых тапках? И с черепахой в картонной коробке?

Андрей достал Ингины тапки — блестящие, расшитые какими-то восточными узорами и поставил их перед Настей.

— Вот, пожалуйста. Наденьте.

— Спасибо. — Настя влезла в неземной красоты шлепанцы и подумала, что они, наверное, принадлежат любимой женщине Светкиного папы.

А думать об этом не хотелось. Неприятно было об этом думать. Настя постаралась переключиться, но тапки слегка жали и ни на секунду не давали забыть о себе. А заодно и о предполагаемой любовнице… Хотя почему это Настю беспокоит? Не должно вроде бы, а беспокоит… Бред какой-то…

— Анастасия Сергеевна! А что это с вами? Вы к нам в гости пришли? — У Светки наконец прорезался голос, и она стала вываливать на бедную Настину голову все интересующие вопросы одновременно. — А почему вы в тапках? Вы пришли не из-за того, что я плохо учусь?

Настя потеряла счет Светкиным вопросам и ответила только на последний:

— Нет, Светик, не из-за тебя. Я… Я… Я в гости просто…

— Здорово! Вы теперь будете папиной девушкой? Вместо Инги? Она злая и холодная, как… как… как Снежная королева! А вы — теплая и… И мне нравитесь! — Светка трещала, захлебываясь словами, и даже подпрыгивала от переполнявших ее эмоций.

Что ответить на это, Настя не знала. Поэтому благоразумно промолчала. Странно, но Настя внутренне сразу же согласилась, что неведомая Инга — злая, и почувствовала благодарность к Светке, сказавшей это…

Андрей подтолкнул Настю еще раз, направляя ее в комнату, и, поцеловав Светку в щеку, быстро навел порядок в их странной компании:

— Свет, ты бы думала, прежде чем говорить. Хоть чуть-чуть. Ладно? Об Инге чтобы я ничего подобного больше не слышал! А у Анастасии Сергеевны просто проблемы, и она переночует у нас сегодня. Поняла, мартышка?

Светка разочарованно кивнула и вздохнула, так глубоко и тягостно, как будто в один миг рассталась со всеми своими мечтами и надеждами разом…

Андрей взял ее на руки и добавил:

— Не грусти. Зато тебе стих учить не надо. Правда, Анастасия Сергеевна?

— Правда, — улыбнулась Настя Светке, смотрящей на нее с сомнением и слабой надеждой. — Можешь совсем не учить. Я тебя не спрошу. Это будет наш с тобой маленький секрет.

Настя хитро подмигнула просиявшей от счастья девочке и подумала, что это, наверное, очень непедагогично, но зато так здорово — ощущать некую общность, единение с кем-то, кто тебе симпатичен в не очень хорошем деле, практически в заговоре… Было в этом что-то запретно-манящее и вызывающее в душе трепетный подъем…

— Ура! — завопила совершенно счастливая Светка.

— Пойдем спать. Поздно уже. И… И чтобы в следующий раз не ждала меня. Ложись в одиннадцать, даже если меня нет. Поняла?

Светка энергично закивала головой, всем своим видом демонстрируя, что да, поняла, конечно. Но по хитрым, плутовским, как у самой настоящей лисы, глазам без труда можно было прочитать — ни за что не ляжет и будет ждать, пока не заснет где-нибудь в кресле или на диване…

Андрей, видимо, тоже все это понял и, покачав головой, обреченно вздохнул:

— Чудо ты мое… Пошли. И чтобы закрыла глаза и сразу — спать! — Он сказал это со всей строгостью, какую только удалось из себя выжать.

Получилось не очень убедительно, но что уж тут поделаешь… Если человек любит своего ребенка, то неизбежно балует его и прощает любые шалости… А как не баловать и не прощать? Если любишь? Как? Да никак!

Вот Андрей и попал под маленький Светкин каблучок. Причем, как человек неглупый, он прекрасно это знал и трезво оценивал ситуацию. Спрашивал иногда: «Свет, я тебя так избаловал, что дальше некуда. Скажи, как ты думаешь, это пагубно отразится на твоем развитии?» На что Светка со всей своей детской непосредственностью и серьезностью неизменно заявляла: «Не отразится! Не бойся. У других детей мамы есть. А у меня нет. Я ущербная и обделенная. Так бабушки во дворе говорят. Я слышала! Поэтому меня надо любить и баловать больше других детей!» Как ни странно, но умного и взрослого человека — Андрея эти рассуждения маленькой девочки полностью убеждали в собственной правоте. И услышав очередное Светкино заверение в том, что балует он ее совершенно правильно и не зря, Андрей соглашался и переставал размышлять и ломать голову о том, подобающим ли образом воспитывает дочь.

Андрей вернулся минут через пятнадцать. Замученный и сонный.

— Пока уложишь — сам скорее заснешь… — Он перехватил недоуменный Настин взгляд и улыбнулся: — Представьте себе, она держит меня за руку, пока не уснет. Иногда минут по сорок… Я лежу на полу у ее кровати и мечтаю о большом бифштексе и о теплой постели, а Светка и не думает отпускать. Я иногда прямо там на полу и засыпаю… Так и не съев свой бифштекс. — Андрей снова умильно улыбнулся, видимо, несъеденный бифштекс его не очень огорчал. — Просыпаюсь потом часа в три ночи, обнаруживаю себя валяющимся на полу, замерзшим, с затекшими руками и ногами, и переползаю на свою кровать.

Настя тоже улыбнулась, наблюдая, как Андрей рассказывает о своих мучениях. С удовольствием! Вот как! Он, конечно, терпел определенные неудобства от Светкиных выходок, но был при этом счастлив. Счастлив оттого, что держит свою дочь за руку, пока она не уснет, оттого, что не успевает съесть свой ужин и что спит, как собака, на полу у Светкиной кровати!

То, с каким умилением Андрей рассказывал Насте о Светкиных выходках, напомнило ей, как одна не в меру общительная мамаша, пришедшая за своим сыном-первоклашкой, решила поболтать с Настей и с восторгом вещала ей, что у младшей дочки выросли четыре зубика и она, когда сосет грудь, теперь кусается. Кусается больно и до крови. Грудь воспалилась и болела. Но сколько неземного счастья и гордости от того, что у малышки выросли зубки и что она ими даже кусается! Подумать только! Уже кусается! Мамаша была счастлива! И плевать ей было на свою грудь… Точно с таким же выражением лица, как у самоотверженной молодой мамы, Андрей рассказывал Насте о Светкиных штучках…

Наверное, он очень хороший отец… Повезло Светке…

— Понятно, — Настя кивнула головой, снова почувствовав себя лишней в этом доме. — Андрей Петрович, я вот тут на диване прилягу. Ладно? А вы идите. Спите. И спасибо вам за все…

— Нет уж… — Андрей встал и, взяв Настю за руку, поднял ее с дивана. — Пойдемте поужинаем и выпьем чего-нибудь. Отказы не принимаются, — поспешно добавил он, заметив, что Настя открыла рот и собирается возражать. — Я же обещал вас напоить сегодня! Для снятия стресса.

Настя, выслушав этот монолог, поняла, что сопротивление бесполезно, и поплелась за Андреем, неудобно шлепая тапками неведомой Инги. Тапки были на два или даже три размера меньше и до конца на Настины ноги не налезали. Поэтому ее пятки свисали и болтались в воздухе, а край подошвы при этом больно впирался в ногу. Это было неудобно и как-то унизительно даже. Эта Инга изящная, наверное… Ну, если судить по гламурным тапкам… Вон у Насти совсем не такие — меховые и с медвежьими мордами… И ножка у Инги маленькая, не то что у Насти — тридцать девятого размера… Кошмар какой! Вдруг Андрей заметит?

Но он не заметил…

Андрей носился по кухне, напоминая Машкиного ежика на батарейках. Ежик шустро перемещался по помещению, рыча мотором и мигая разноцветными лампочками. Если он упирался в какое-нибудь препятствие, то самостоятельно разворачивался и спешил в другую сторону. Так он носился, пока кто-нибудь, замучившись вертеть головой и отслеживать хаотические перемещения сумасшедшего животного по комнате, не выключал его и не прятал от норовившей снова включить Машки.

Андрей носился, как тот ежик. Насте даже сначала показалось, что в его действиях тоже нет никакого смысла — прямо как у заводной игрушки. Только мигающей лампочки на рыжей голове не хватало… А так… В целом очень похоже… Но потом, приглядевшись внимательно, Настя с удивлением отметила, что Андрей не делает ни одного лишнего движения. Любое его перемещение по кухне выполняло определенную функцию или даже несколько сразу. Это и запутало Настю. Например, достав из холодильника пакет с замороженными овощами, Андрей швырял его в раковину, а другой рукой уже открывал шкаф под мойкой и быстро засовывал туда пакет из-под хлеба. Насыпав овощи в тарелку и закинув их в микроволновку, он быстро открывал морозильник и, засовывая туда пакет с остатками смеси, другой рукой уже открывал нижний отдел и доставал оттуда бутылку кетчупа. Закрывал он оба отдела одновременно. Настя с удивлением и восхищением следила за его ловкостью и прикидывала, насколько больше времени затратила бы на все эти действия. Она хотела предложить Андрею свою помощь, но подумала, что он в ней совершенно точно не нуждается. Ему явно проще и быстрее сделать все самому, чем объяснять что-то Насте…

— Вот. Все готово! — Андрей придирчиво оглядел стол и подвинул Насте тарелку с куском жареного мяса и горкой овощной смеси. — Извините, больше ничего у меня нет. Совсем закрутился…

— Что вы! Спасибо! Я вас так напрягаю…

Андрей налил полный бокал какого-то красного вина и протянул его Насте:

— Пейте. Вам это нужно.

— Вы так думаете?

— Уверен!

— Ладно. Тогда за вас. И за Свету. Чтобы все у вас было хорошо.

— Давайте за нас, — согласился Андрей и отхлебнул из своего бокала. — Вы ешьте. Ешьте…

— Да. Спасибо…

Насте было очень неудобно жевать резиновое мясо, сидя напротив Андрея. Но не жевать было никак нельзя… Он же ее угощал. Как она будет выглядеть, если не доест? Очень некрасиво… И Настя мужественно жевала и даже заглатывала, как удав, целые куски каких-то жил… Ну не выплевывать же…

Андрей пару раз кинул на нее внимательный взгляд и, отодвинув тарелку, спросил:

— Анастасия Сергеевна, а если бы я вам таракана какого-нибудь экзотического предложил, вы бы его тоже съели? Ну, чтобы меня не обидеть?

Настя подумала, что да — скорее всего, съела бы…

И, ничего не ответив, вдруг заревела. Прямо как ее ученики — захлебываясь от обиды и упиваясь своим горем. Насте вдруг очень захотелось, чтобы ее пожалели. Просто пожалели, и все… Больше всего на свете захотелось…

— Что с вами? — Андрей явно перепугался.

Что он будет делать с рыдающей учительницей? Он и так не знает, что с ней делать, а если она еще и рыдать будет…

— Я… Я-a сей-час у-успо-ко-юсь… А-а-а. — Настя пыталась взять себя в руки, но ревела от этого только сильнее.

— Выпейте вина, — Андрей подвинул к ней бокал, — и расскажите мне, в чем у вас проблема. Может, я смогу помочь?

— Не-е-ет. Спа-а-асибо… Вы-ы-ы и так… — Настя всхлипнула и вытерла слезы салфеткой. — Простите… Я сейчас…

— Почему вы вышли из дома? Вас выгнали? — настойчиво пытал ее Андрей.

— Да. Меня выгнали… — уныло подтвердила Настя…

— Кто?

— Муж сестры.

Андрей недоуменно пожал плечами. Он думал, ее муж выгнал — Настин… А муж сестры? При чем он тут? И какое ему вообще дело до Насти? Этому сестриному мужу… Настя вежлива и воспитанна, наверняка она не пьет и не хулиганит. Почему ее понадобилось выгонять?

— Почему? Почему он вас выгнал?

Настя посмотрела в угол кухни, где копошилась в коробке Вероника, поедая листочек салата, гостеприимно предложенный Андреем, и снова шмыгнула носом.

— Из-за Вероники. Потому что я ее принесла.

— Что? Я не понимаю! А ему-то что?

— Не знаю… Но ему это очень не понравилось…

— Что не понравилось? Черепаха? Не понимаю! Мне, например, никакого дела до нее нет. Сидит и сидит себе… Если бы вы крокодила принесли, то тогда, конечно… Можно было бы поинтересоваться — зачем… А черепаха? Ему что, заняться нечем?

— Нечем, — согласилась Настя, — он работает сутки через трое и, когда дома сидит, страдает от скуки.

— И развлекается, мотая вам нервы? — предположил Андрей.

— Ну… Можно и так сказать… — согласилась Настя, но тут же опомнилась и застыдилась своих слов. — Я сижу у них на шее. Зарплата у меня маленькая, и я не могу им помогать… И мешаюсь… Квартира маленькая, а у них — Машка… И еще бабушка… В общем, я лишняя там, со мной одни проблемы… А тут еще черепаха…

— А вы там прописаны? — спросил Андрей.

— Да, конечно… Я выросла в этой квартире…

— А взрослый мужик въехал к вам, родил ребенка, работает сутки через трое и, маясь в остальные дни от безделья, развлекается тем, что выживает вас из квартиры? Вместо того чтобы заработать денег хотя бы на съемное жилье и обеспечить своей семье нормальное существование? Так я все понимаю? Правильно?

— Не знаю… Наверное, я действительно им мешаю…

— Анастасия Сергеевна! Вы что? — Андрей смотрел на нее, вытаращив от возмущения глаза. — Я думал, что барышни, подобные вам, жили только в прошлом веке! Так же нельзя! Надо бороться за себя!

Настя пожала плечами. Она не понимала — зачем бороться… Не понимала, и все…

Скучно это и не нужно… Она представила, как борется со Стасиком, вступая в бесконечные перепалки, доказывая свою правоту и обзываясь обидными словами… А еще представила, как занимается мелкими пакостями. Можно, например, насыпать соли ему в суп или в чай или подложить сырую куриную ногу под подушку… Все это было лишним. Ненужным. Пустым. На это не стоило тратить силы и время. Не стоило, и все… Лень…

— А зачем? — подняла она на Андрея свои раскосые глаза. — Зачем бороться?

Андрей даже растерялся. Действительно, зачем?

— Как — зачем? Они же сели вам на шею!

— Ну и что? Это их проблемы…

— Как — их? А вы? Как вы живете там?

— Плохо, конечно… Но если я буду бороться, вряд ли что-то изменится… Они же не полюбят меня… Атмосфера только накалится, и все.

— Да… Ясно… Ясно, что дело темное… Скажите, Анастасия Сергеевна, а если бы я не увел вас, вы бы так и сидели? До утра?

— Не знаю, — Настя пожала плечами. — Я была не в себе. Может, успокоившись, я бы вернулась домой…

— Давайте я поговорю с этим мужем?

— Нет, что вы! — Настя даже вскочила от ужаса. — Не нужно! Я сама!

Представив, как Стасик будет нагло улыбаться и хамить Андрею, Настя передернулась от отвращения. Этого допустить нельзя! Это позор! Настоящий позор!

Он будет ее презирать, если только увидит Стасика…

— Ну ладно… Давайте спать тогда, — быстро согласился Андрей.

Наверное, помощь он предложил просто так — из вежливости… Но все равно приятно…

Утром Настю разбудила Светка.

— Пойдемте завтракать, Анастасия Сергеевна! Папа приготовил нам омлет!

Настя устыдилась того, что спала самым наглым образом, пока Светкин папа, которому она и так свалилась как снег на голову, жарил для нее омлет. И еще она обрадовалась, что его уже не было дома. Предстать перед ним заспанной, лохматой и неумытой было совершенно невозможно. Ни фена, ни косметики при поспешном бегстве из дома она как-то с собой не захватила. Как выяснилось, зря…

— Анастасия Сергеевна, — Светка подвинула к Насте стакан с соком, — вы ешьте. Мне папа велел вас как следует накормить.

— Спасибо, — улыбнулась Настя, — я ем.

— Хотите, я вам дам тушь?

— Тушь? — переспросила Настя. — А у тебя что, есть тушь?

— Да. Мне папа купил. Он мне все покупает и все разрешает, если это не вредно для моей жизни и здоровья, конечно.

— Да? Повезло тебе с папой, — совершенно искренне сказала Настя.

— И еще он считает, что девочке нельзя запрещать краситься, если она хочет. Так вырабатывается вкус. И еще он говорил… Что-то про запреты, которых нет… Но это я не поняла…

— Твой папа говорит все правильно. Неси тушь. Нам с тобой надо поторопиться. Мне нельзя опаздывать ни в коем случае.

Настя вымыла посуду, кое-как привела себя в порядок и, схватив коробку с черепахой в одну руку, а Светкин портфель — в другую, выбежала за дверь.

Пробежав две ступеньки, Настя остановилась, как вкопанная. Она была в тапках! Со смешными мордами! Так в школу идти нельзя! Что же делать?

— Свет, что же мне делать? — прошептала Настя, с ужасом созерцая медвежьи морды.

— Давайте мы зайдем к вам домой, и вы переобуетесь.

— Домой… — Настя попыталась вспомнить, дежурит ли сегодня Стасик, и не смогла.

— А что? Мы быстренько. Ваш дом же — по пути.

— Ну давай… — обреченно согласилась Настя.

Выхода все равно никакого не было. Может, Стасик спит или ушел на дежурство?

Может, пронесет и никто не будет на нее орать?

Настя открывала дверь так тихо, как это вообще возможно. Любой домушник снял бы перед ней шляпу — в этом не было никаких сомнений. Просунув нос в коридор, Настя услышала звук звенящей на кухне посуды и быстро схватила свои туфли, валяющиеся на полу там же, где она их вчера оставила.

Когда, счастливая до безобразия, она выскочила на лестничную клетку и собиралась уже закрыть дверь, радуясь, что операция по изъятию туфель так благополучно завершилась, в коридоре нарисовался Стасик.

— Куда? — заорал он и выскочил за ней.

Настя попятилась, прикрывая собой Светку.

— Ты чего взяла? Сперла чего-нибудь? С тебя станется! — Стасик шлепал босыми ногами по лестничной клетке и нагло скалился сальным ртом. Блины ел, что ли? Хотя кто их ему напечет? Кроме Насти, такими вещами в их семье никто не занимался…

— Я взяла свои туфли, — сказала Настя, пытаясь сохранить хоть остатки достоинства.

Стыдно было и перед Светкой, и перед самой собой тоже…

— Шлялась всю ночь. Шлюха! Позаражаешь нас тут всех теперь. Сифилисом! Без справки из вендиспансера не приходи!

Настя схватила Светку за руку и ринулась вниз по лестнице, как и была — в тапках.

Туфли она бережно прижимала к груди, как и коробку с черепахой.

Уроки Настя провела на полном автопилоте. Хорошо, что никаких открытых уроков не случилось. Провести их на должном уровне она бы точно не смогла…

Светка в течение всего дня буквально не сводила с Насти глаз. Как мамаши, запуская своих карапузов в песочницу и болтая друг с другом, не оставляют их без контроля ни на секунду — следят хотя бы краем глаза, чтобы ничего не случилось, так и Светка наблюдала за Настей, будто она была ее маленьким ребенком.

После уроков она подошла и радостно сообщила:

— Анастасия Сергеевна, папа позвонил и сказал, чтобы вы после уроков к нам шли. А потом он придет, и вы с ним поговорите.

— Свет, что ты… Я больше к вам не пойду. Это просто вчера так сложилось, а сегодня я должна сама решить свои проблемы. Так что скажи папе спасибо…

— Нет! Меня папа предупредил, что вы отказываться обязательно будете, и велел привести любой ценой. У него какой-то разговор к вам важный есть. И дело. Так что пойдемте.

— Света, пусть он мне позвонит или зайдет. К вам я не пойду.

— А! И оставите меня одну дома, без горячего обеда? — Глазищи девочки хитро заблестели.

Еще бы, она достала из колоды главный свой козырь, и против него у Насти карты, конечно же, не найдется!

— Что ты имеешь в виду? Какой обед?

— Так дедушки нашего же нет. Он на даче еще. Вы вчера видели. И кто же мне суп разогреет? Я сама могу пожар устроить. Детям нельзя играть с огнем! Вы сами говорили! Или еще чего-нибудь случится. Анастасия Сергеевна, пойдемте…

— А кто кормил тебя вчера? — Настя уже поняла, что идти придется, но сделала последнюю попытку найти причину, чтобы отказаться.

— Соседка. Тетя Ира. Только она уехала на пару дней. Так что вы, конечно, можете не ходить, но тогда у меня обязательно будет гастрит.

Настя не выдержала и, несмотря на свое похоронное настроение, улыбнулась этой конопатой рыжей хитрой девчонке.

— Ладно. Я, конечно, не могу допустить, чтобы у тебя был гастрит из-за меня. Пойдем…

…Накормив Светку супом (кстати, плита была с электроподжигом, и девочка сама показала Насте, у которой огонь никак не хотел зажигаться, как ею пользоваться, и быстро и ловко включила конфорки…). Настя засела за проверку тетрадей и за заполнение журнала. В непривычной тишине и спокойствии было очень приятно работать. Светка ушла в свою комнату и тоже занималась своими делами, не тревожа Настю…

Андрея не было долго…

Настя уже собралась уходить, чувствуя себя чужим, инородным телом в их со Светкой квартире, когда он наконец пришел.

— Папа! Ура! — завопила Светка и понеслась в коридор.

Настя быстро достала зеркало и посмотрела на себя. Она делала это уже три раза за последний час, но нужно же удостовериться, что все нормально. Вдруг что-то изменилось? Например, выросли рога или борода?

— Добрый вечер, Анастасия Сергеевна, — сказал Андрей и посмотрел на нее так странно, как будто борода у нее все-таки выросла.

— Здравствуйте… Вы извините, что я опять тут… Но Света мне сказала… — беспомощно бормотала Настя, чувствуя себя окончательной и бесповоротной идиоткой.

Вдруг Света все придумала? И Андрей сейчас в шоке от того, что не знает, как реагировать на Настино присутствие?

— Все правильно. Не переживайте. Это я ей велел…

Андрей замолчал на секунду, раздумывая о чем-то, потом решился и спросил:

— Анастасия Сергеевна, как же вы там живете? Это же невозможно!

Настя вздрогнула. Ее словно ледяной водой окатили. Внезапно! Без предупреждения! Раз — и вылили прямо на голову целое ведро с плавающими в нем кусочками льдинок! Неужели он ходил туда? Видел Стасика — в трусах? И говорил с ним? И решил, что это — Настины родственники? Ну да, родственники и есть! А кто же еще… Как же стыдно… Андрей подумает, что и Настя — такая же…

— Что? — прошептала она таким хриплым, сдавленным голосом, как будто воду на нее действительно вылили. — Вы что, ходили…

— Да, ходил… — Андрей был явно смущен и тоже не знал, как вести себя с Настей. — Вы извините, что я влез в вашу личную жизнь… Но… Света позвонила мне и рассказала, как вы ходили за туфлями…

И я понял, что сходить надо.

— И сходили?

Настя еще надеялась, что он скажет: «Нет, еще не сходил…»

— Да. Вы можете теперь ничего не опасаться. По крайней мере, вас и вашу черепаху Станислав Георгиевич больше не обидит. Если он вдруг скажет что-то, что вас оскорбит или унизит, сразу позвоните мне. Но я почему-то думаю, что не скажет… — Андрей задумчиво посмотрел в окно, улыбаясь каким-то своим приятным воспоминаниям.

— А что?.. Что вы с ним сделали? — проследила за его взглядом Настя.

— А? — Андрей очнулся и посмотрел на Настю. — Ничего особенного… Просто объяснил… Словами… Не думайте, ничего страшного…

— А… — Настя вздохнула облегченно.

Но душа все равно была не на месте. А в голову лезли мысли одна безумнее другой…

— Я вас провожу сейчас.

— Не стоит… Я сама. — Настя сгребла свои тетради со стола и начала заталкивать их в сумку.

— Папа! — заныла вдруг Светка. — Я не хочу, чтобы Анастасия Сергеевна уходила! Не хочу!

Настя недоуменно посмотрела на надувшуюся девочку. Она напоминала трехлетнего малыша, капризничающего из-за любимой игрушки. В школе Светка себя никогда так не вела. Видимо, отец все-таки избаловал ее…

— Света, ты что? — строго спросила Настя. — Ты же уже взрослая девочка, а ведешь себя, как маленькая… Папе будет стыдно.

Светка тут же сменила обиженное и недовольное выражение своей мордашки на просто грустное и несчастное.

— Мне просто так не хочется, чтобы вы уходили, Анастасия Сергеевна…

— Я понимаю, но у меня есть своя квартира. И я должна туда пойти. Понимаешь? А завтра в школе мы увидимся. Правда?

— Да…

— Ладно, я пойду. — Настя подхватила свои тетради и направилась к двери. — Пока, Света. Не грусти. И слушайся папу. Он у тебя замечательный.

Выдав про замечательного папу, Настя почему-то покраснела и, стушевавшись, начала энергично натягивать на ноги туфли, наклонившись и спрятав свои розовые щеки от Андрея и Светки.

— Пойдемте. — Андрей открыл дверь и пропустил Настю вперед.

Они шли в полном молчании. Настя пыталась придумать какую-нибудь нейтральную тему, чтобы нарушить неловкую затянувшуюся паузу, но ничего не приходило в голову. А потом, после нескольких минут напряженной тишины ей показалось, что сказать хоть что-нибудь она уже никогда не сможет. Напряженное молчание затянуло ее в свои сети, сдавило горло невидимой костлявой рукой и злорадно усмехалось над Настиной беспомощностью…

Почти у самого дома Андрей неожиданно спросил:

— Анастасия Сергеевна, а этот ваш Стасик, он всегда такой? Он постоянно вас достает?

— Да нет… Иногда он дежурит. Иногда спит, если напьется… Иногда телевизор смотрит… Он пристает, когда ему заняться нечем…

— Да… — Андрей скрипнул зубами так громко, что Настя услышала. — Если он вам еще хоть что-нибудь… Вы должны сразу мне позвонить. Договорились?

— Хорошо. Спасибо, — согласилась Настя, подумав, что не позвонит ни за что.

Еще не хватало! Она и этот позор неизвестно как переживет… Пусть Стасик хоть живьем ее съест, но Андрею она больше ни за что не пожалуется…

— До свидания, — сказал Андрей и протянул Насте пакет с тетрадями, который забрал у нее еще в подъезде своего дома.

— До свидания. Спасибо вам.

Настя побрела к двери, чувствуя спиной его взгляд и ощущая себя от этого страшно неловко, так, как будто она была вся деревянная, а руки и ноги двигались на шарнирах. И так давно эти шарниры не смазывались, что теперь они тягуче скрипели и заедали при попытке любого движения…

— Подождите…

Настя остановилась и, скрипнув всеми шарнирами сразу, неловко повернулась к Андрею. Он смотрел на нее серыми и холодными глазами так, что Насте показалось, что он знает про нее все. Все! Знает все ее тайны и секреты… Даже то, о чем она сама еще не догадывается, — тоже знает…

— Что?

— Я буду тут еще пятнадцать минут. Если возникнут проблемы, то выходите. Мы все решим. Хорошо?

— Да, спасибо, но это излишне. Вы не беспокойтесь. Идите домой…

Настя вопросительно посмотрела на Андрея и поняла, что никуда он, конечно, не уйдет…

Вот свалилась она на его голову! Как же неловко все это…

Открыв дверь своим ключом, Настя ступила в прихожую и начала переобуваться. Пришлось достать тапки для гостей — Настины были безнадежно испорчены…

В квартире стояла подозрительная тишина. Не гремели тарелки и не орал телевизор, как было обычно…

Настя вошла в гостиную и увидела, что там никого не было. Телевизор был выключен. Она растерянно присела на стул и прислушалась. Интересно, кто дома? Может, нет никого? Хотя куда бы им подеваться?..

Тут из своей комнаты выскочила Машка и заверещала:

— Настя, привет! Настя, я по тебе соскучилась!

Девочка кинулась Насте на шею и обвила ее своими тоненькими ручонками.

— Привет, солнышко мое. Я тоже соскучилась. — Она поцеловала Машку в макушку и усадила на колени.

— У меня есть смешной карандашик. Смотри, — Настя протянула девочке карандаш, на конце которого были приделаны розовые лохмушки. — Нравится тебе?

— Маша, не мешай Насте, она устала, — услышала Настя строгий голос и не поверила своим ушам.

Голос принадлежал Стасику. Он стоял в дверях их с Ольгой комнаты и с ненавистью смотрел на Настю. И еще… Стасик был в тренировочных штанах! Замерз, может быть, подумала Настя и вытерла пот со лба. Она бы сейчас с удовольствием скинула с себя всю одежду. Было очень жарко и душно. Свитер облегал тело, сжимал и давил со всех сторон, как тиски, и не давал дышать…

— Настя, мы решили, что лучше будет, если Машка будет жить в комнате с бабушкой. Так что ты теперь одна. Кроватку мы уже перетащили.

— Хочу с Настей! Не хочу с бабушкой! — запищала Машка и демонстративно зашла в их с Настей спальню.

Настя во все глаза смотрела на Стасика и не верила… Вернее, тому, что видела, верила: Стасик был так взбешен, что можно было бы удивиться, почему у него с языка еще не закапал яд. Он с такой ненавистью смотрел на Настю, что ей даже показалось — еще чуть-чуть, и кинется, сомнет, растопчет, разорвет на куски, сожжет, а пепел развеет по ветру… Этому Настя верила безоговорочно. Это было нормально… А вот тому, что он говорил… Этому поверить было категорически нельзя! Беспокоится о том, что Настя устала! Подумать только! Какие нежности! А отдельная комната? Это как прикажете понимать? Неужели это все Андрей? Но как? Что он сказал Стасику? Чем напугал его до полусмерти?

Настя взглянула еще раз в глаза Стасику и чуть не обожглась от той безумной ненависти и еле сдерживаемой злобы, что он изливал на нее. Испепелил бы, если бы мог… Настя поежилась и передернула плечами.

— Пусть Машка со мной остается. Я привыкла. Да и она тоже…

— Нет, мы все решили, — безапелляционно заявил Стасик и ушел в свою комнату, прикрыв дверь.

Тоже — дело невиданное! Обычно их с Ольгой комната была нараспашку. А Стасик отирался где угодно, только не там… Чудеса, да и только…

До глубокой ночи Настя наслаждалась непривычной свободой — шила Регинин костюм в своей теперь отдельной спальне. Заснуть она даже и пытаться не стала. Нервы были так взвинчены, что ни о каком сне не могло быть и речи. В голове мысли роились.

Вероника, поужинав листом капусты, была выпущена на свободу и неторопливо ползала, изучая новое местожительства. Настя следила, чтобы она не залезла куда-нибудь, откуда ее будет трудно потом достать, и наслаждалась ощущением того, что у нее теперь есть СВОЯ черепаха, о которой надо заботиться, которую можно любить, которая будет в Насте нуждаться… И любить изо всех сил своей черепаховой души… Здорово!

…Не напортачить бы с костюмом. В таком состоянии шить его, конечно, не следовало бы, но заняться было больше нечем, а сидеть без дела казалось просто невозможным. Без дела Настя с ума бы сошла… Надо хоть как-то отвлечься.

Она пыталась разобраться в себе и в своих чувствах. Настораживали и пугали ее эти самые чувства…

Мысли, как бы Настя ни пыталась уводить их в сторону, настойчиво возвращались к Андрею.

Она вспоминала каждую его фразу, каждый взгляд и каждое движение…

Что он думает о Насте? Ничего хорошего, скорее всего…

Что можно подумать о женщине, которая ведет себя совершенно неадекватно? А хотелось, чтобы думал — хорошее…

И вообще, чтобы думал… О ней…

Она что — влюбилась? Ну — для совсем уж полного счастья! Вот безответной любви ей только и не хватало! В том, что любовь будет именно безответной, Настя ни капельки не сомневалась…

Она была в панике. Что ей со всем этим делать? То, что Андрей никогда не заинтересуется ею как женщиной, было ясно как белый день…

Нет, чудеса, конечно, бывают. Но — не в Настином случае…

В безнадежном, скажем, не лукавя напрасно и не теша себя иллюзиями, случае…

Что ж, значит, такова ее судьба… Ничего — перетерпит как-нибудь… Что-что, а терпеть Настя уже научилась…

Костюм она закончила в пять часов утра и сразу же уснула.

Андрею тоже не спалось в эту ночь. Он простоял под Настиными окнами полчаса и, не заметив ничего настораживающего, ушел к дожидавшейся его Светке.

Проблема с непутевой учительницей была вроде бы решена. И решена — с блеском!

Андрей не удержался и хмыкнул, вспоминая свою беседу со Стасиком… Этому трусливому человечку достаточно было представиться членом местной криминальной группировки, а внешность у Андрея для такой роли была самая подходящая — очень высокий и широкий в плечах, он умел произвести, когда требовалось, устрашающее впечатление.

В период легкомысленной молодости Андрей, поддавшись веянью моды и брожению неуправляемых гормонов, соорудил себе на голове ирокез — некий торчащий хохолок. Чтобы хохолок торчал правильно, то есть под прямым углом к макушке, приходилось начесывать волосы и нещадно заливать их лаком. Так вот, с этим произведением парикмахерского искусства на голове и в черной футболке с большим белым черепом на груди он производил неизгладимое и очень устрашающее впечатление на окружающих. Никто же не знал, что он на самом деле совсем не страшный, а белый и пушистый — добрый и практически ручной… Столкнувшись с ним в темном безлюдном переулке, люди, как правило, ускоряли шаг и спешили оторваться от Андрея, скрыться поскорее из его поля зрения. Особенно опасались его почему-то мелкие и вечно суетливые тетки с непременными тряпочными сумками в жилистых цепких руках. Только взглянув на него, они усиленно делали вид, что в одну с ним сторону им идти не надо, и начинали прогуливаться на одном месте… И правильно! Нечего заходить в темные и безлюдные переулки с подозрительными личностями. Андрей говорит это Светке как минимум раз в неделю. Только доходит ли до нее?.. В этом он уверен не был.

Стасик был не теткой, но глаза у него от страха превратились в рыбьи — пустые и мертвые, смотрящие в никуда.

— Ты все понял? — спросил на всякий случай Андрей, с отвращением разглядывая почти голого — в каких-то легкомысленных трусах — Стасика.

— Да, понял, — часто закивал головой Стасик.

— Перечислять то, что мы с тобой сделаем, если ты учительницу нашего авторитета обижать будешь? Или сам дофантазируешь?

Стасик снова кивнул головой с таким ужасом в глазах, что Андрей понял: уже фантазировал. Ему стало противно и даже немного жалко этого ничтожного человечка. Как можно быть таким? Обижать беззащитную женщину — на это смелости хватает! А достойно отреагировать на угрозы (всего лишь слова!) — не уметь?

Андрей хотел уже уйти, но, взглянув на волосатый Стасиков живот, передумал.

— А что это ты голый ходишь? Извращенец, что ли? — спросил Андрей, внимательно посмотрев на легкомысленные трусы Стасика.

Он вдруг представил, как Анастасия Сергеевна — эта неземная, пришедшая из снов и мечтаний женщина, практически ангел с чудными раскосыми глазами — приходит домой и видит этими самыми волшебными глазами перед собой — ЭТО! Эти гадкие трусы! Видит устремленный на нее сальный взгляд — именно такой был у Стасика, пока он не перепугался до смерти…

Нет! Допустить этого нельзя!

— Н-не-ет… — промычал Стасик, весь медленно наливаясь спелым помидорным цветом.

— Точно? — поинтересовался Андрей. — Знаешь, бывают всякие — недоразвитые? Любят, когда на них смотрят, прелести свои показывают детям и бабам… Ты не такой?

— Нет! Не такой! Мне жарко просто! — завопил Стасик, почувствовав себя страшно неуютно под внимательным, пронизывающим до самых костей презрительным взглядом Андрея.

— Так и ходи тогда в штанах. Ладно?

Стасик согласно кивнул. На лице его была написана полная и безоговорочная готовность — ходить в штанах всегда и везде.

— И вообще, не надоедай Анастасии Сергеевне. Она у нас в авторитете. Понял? — Андрей еле удержался, чтобы не прыснуть, когда представил Настю в авторитете у криминальных личностей…

В том, что Стасик будет теперь вести себя прилично, можно было не сомневаться…

Это радовало…

А что расстраивало? Что-то неясное, неуловимое… Предчувствие? Непонятно… Как-то грустно и беспокойно было на душе… С чего бы это?

Хорошо, что завтра приедет Инга… Он отвлечется и приятно проведет время — как и всегда с Ингой. С умной, красивой и очень самостоятельной женщиной, которая все в жизни делает сама и никогда ни о чем не просит, которая всегда находит что сказать, чтобы у Андрея поднялось настроение, которая всегда знает, как жить и что делать. Инга не сомневается ни в чем и никогда. И это прекрасно! Хорошо, что хоть кто-то из них двоих находится в курсе того, в чем смысл жизни, и не испытывает на этот счет никаких сомнений. Инга — та знает! А вот Андрей — нет…

Он постоянно, как мающийся переходным возрастом прыщавый юнец, ищет убедительные объяснения своему пребыванию на Земле и не находит.

Нет… находил кое-какие, конечно…

Например, воспитать Светку и сделать для нее все возможное. Образование, воспитание… Что там еще? Обеспечить в меру сил… Это и было, в общем-то, смыслом его жизни. Но неужели только для того, чтобы вырастить детей, человек приходит в этот прекрасный и загадочный мир, наполненный в равной степени как чудесными вещами, так и уродливыми… Да, к сожалению, и уродливыми тоже… Так было всегда. И, наверное, так будет… Хотя кто знает, может, когда-нибудь добро или зло все-таки одержит победу в этой вечной битве…

А имеет Андрей отношение к этой войне высших сил? Принимает сам Андрей в этой невидимой глазу битве участие? Скорее всего, да… В роли одного из миллионов солдатиков, павших на той или иной стороне. А может, от принятого им какого-нибудь, как ему кажется, не очень важного решения зависит исход целой битвы? Может, и так… Во всяком случае, так думать гораздо приятнее…

Только это все романтика, прекрасные и героические картинки повзрослевшего, но не растерявшего мальчишеских иллюзий мужчины…

А жизнь буднична и прозаична в своей каждодневности. Новый день похож на предыдущий, как брат-близнец. Дом, работа, Светка, ее проблемы, хозяйственные хлопоты… И так каждый день… Иногда, правда, яркой вспышкой встревала в серую череду дней встреча с Ингой. Всего лишь вспышкой. Всего лишь иллюзией чего-то настоящего, ради чего и стоит жить. Андрей прекрасно понимал, что если они с Ингой будут видеться чаще и начнут просыпаться каждый день в одной постели, чтобы вместе завтракать, решать хозяйственные проблемы, разбегаться по работам, а потом вместе ужинать и снова вместе спать, то тогда и эта иллюзия исчезнет… Растворится в калейдоскопе скучных дней… Поэтому они и не встречались слишком часто. Обоих это устраивало. Умная и трезвомыслящая Инга понимала всегда и все. Андрей не знал, хочет ли она за него замуж, но, скорее всего, Инга не хотела, потому что того, чего она желала, она всегда добивалась… Любыми способами. Значит, ее все устраивало. И редкие вспышки-встречи. И яркие свидания-праздники. И расставания на недели, а иногда и на месяцы тоже, выходит, устраивали…

Только зачем все это? Зачем жить, заполняя дни непонятно чем и наблюдая словно со стороны, как безвозвратно, словно вода в песок, уходит сначала юность, а потом и зрелость перетекает в старость, и ничего при этом не происходит и не меняется?

В молодости, правда, еще кажется, что только все окружающие проживают свою жизнь бездарно, но ты, ты — ты сделаешь непременно что-то этакое, что все ахнут! Вот поживешь еще чуть-чуть серо и бессмысленно, а потом сразу и сделаешь. Времени еще много! А потом вдруг замечаешь, что времени-то, оказывается, совсем нет. А ты так ничего этакого и не сделал… И понимаешь, что уже не сделаешь никогда. И будешь жить, как и те самые окружающие, над которыми смеялся и на которых, был уверен, не станешь никогда похож…

Андрей делал попытку приготовить романтический ужин, который должен был по его задумке состоять из жареных эскалопов и салата из всяческих овощей. С салатом проблем не возникло — настрогал все подряд в миску и, полив соком лимона, заправил оливковым маслом. А вот с эскалопами все оказалось сложнее. Сначала они не хотели жариться, плавая в большом количестве воды, которая взялась на сковородке непонятно откуда. А потом, когда Андрей, замучившись созерцать болтающиеся в мутной жиже куски мяса, решил действовать радикальным образом и увеличил огонь до максимума, подозрительная жидкость исчезла так же неожиданно, как и появилась, и эскалопы тут же дружно подгорели, покрывшись с одной стороны твердой черной коркой.

Андрей раздумывал, переворачивать ли их на другую сторону, чтобы хоть чуть-чуть поджарить и там, или остановиться на достигнутом уже результате, пока не испортил ужин окончательно…

Он не принадлежал к тем редким мужчинам, которые любят и умеют готовить, не доверяя женщинам даже приближаться к кухне, если на них снисходит вдохновение сотворить очередной кулинарный шедевр. Андрей предпочитал как можно быстрее сварганить что-нибудь незатейливое, вроде сосисок с макаронами или пельменей. А еще проще — купить сыра, колбасы и кефира. Замечательный ужин! И делать ничего не надо…

Правда, Светку нужно было кормить по правилам. Суп, каша, белки, углеводы, клетчатка, витамины и прочее… Детский организм должен расти и развиваться, получая все для него необходимое! Поэтому к ним домой пару раз в неделю приходила знакомая соседка и готовила на два-три дня первое и второе исключительно для Светки.

Решив все же перевернуть эскалопы, Андрей услышал очень сдержанный, интеллигентный звонок. Как Инга умудряется звонить именно так? Так, что сразу понятно — это пришла она, утонченная, хорошо воспитанная, уверенная в себе красавица. Как можно передать все это одним нажатием тонкого пальчика с наращенным ногтем на бесчувственную равнодушную кнопку? Непонятно… Но Инге удавалось… Ей вообще удавалось многое… Практически все…

Андрей сначала очень удивлялся: что такого нашла в нем эта рафинированная интеллектуалка, все ждал — вот-вот Инга поймет, что он ей совсем не пара, и бросит его. Ждал-ждал, а потом — перестал, потому что бросать его Инга, похоже, не собиралась. А вот удивляться Андрей не переставал. Как только видел Ингу — такую красивую, хрупкую, умную и сильную, буднично разувающуюся в его прихожей, так каждый раз и удивлялся. Неужели эта шикарная женщина, которую можно легко представить в дорогущей машине рядом с приятным господином средних лет, владельцем несметных богатств, щедро осыпающим ими Ингу, — неужели эта женщина приходит к Андрею! К обычному и даже непутевому в чем-то… Приходит именно к нему, который не добился ничего особенного в жизни. Вернее, даже не хотел добиваться. Неинтересно это было ему, скучно… А Андрей не умел делать то, что неинтересно.

В молодости ему хотелось научиться рисовать, и он рисовал днем и ночью, забывая есть и спать. Хотелось овладеть компьютерными программами, чтобы рисовать с их помощью, и он опять занимался этим и только этим. Потому что было интересно!

А вот работать, например, на заводе, даже каким-то там мелким начальником, Андрей не смог. Была возможность — друзья устроили… Андрей попробовал и понял, что загнется от тоски в атмосфере какой-то серости и безысходности, которой был пронизан пыльный заводской воздух. Угнетало все: общая запущенность и убогость, бедность оборудования и обшарпанность стен на фоне переливающихся модными цветами джипов начальства, поголовное беспробудное пьянство и мертвые, погасшие глаза рабочих, в которых не светилось ни искорки надежды, а только лень и желание напиться, чтобы ни о чем не думать… Это было так ужасно, что Андрей понял: если не сбежит из этой ямы немедленно, то просто сойдет с ума. Не мог он жить в атмосфере тоски и убогости. Кто-то может, а он нет! Ведь есть люди, служащие в тюрьмах, например… И ничего. Прекрасно себя чувствуют. Каждому свое, как говорится… Вот Андрей и занимался своим, интересным именно для него делом — рисовал. То, что на этом нельзя было заработать много денег, было грустно, но не смертельно.

Зато он радуется, радуется каждый день, когда нажимает кнопку включения своего родного, навороченного компьютера, ждет, пока он загрузится, и погружается потом на целый день в свою работу. Любимую работу. Где можно творить, забывая о времени, забывая о своих проблемах, забывая о скуке и о том, что он так и не нашел ответ на вопрос, зачем же все-таки живет на этом свете…

Работая над очередным заказом, Андрей с головой окунался в мир цвета и его оттенков, где неясная, размытая грань перехода одного в другой всегда остается неуловимой. Он играл с формами, фигурами, линиями, всегда придумывая что-то новое и получал от этого огромное удовольствие. Как можно сидеть на неинтересной и скучной работе, напиваясь чаем, чтобы убить время, и не отводя взгляда от часов, Андрей не понимал.

У Инги, как она считала, тоже была интересная работа. Она занимала очень высокую должность в одной из крупнейших, если не в самой крупной, риелторских контор. Она с легкостью ворочала огромными суммами и принимала стратегические решения, от которых зависело порой столько, что, когда она рассказывала об этом Андрею, он с ужасом думал, что не смог бы вынести на своих плечах груз такой сумасшедшей ответственности. А Инга — ничего, несла. И даже кайф от этого ловила. Каждому свое…

Только вот не мог Андрей понять, почему такая женщина находится рядом с ним? Романтик, прячущий голову в работу, как страус в песок, чтобы сбежать от не устраивающей его убогой действительности, и деловая, холодная, успешная женщина, трезво смотрящая на жизнь и умеющая получать выгоду от всего, от чего только захочет! Они что, пара?

Тем не менее они были вместе. Тем не менее им было хорошо. Тем не менее они скучали и ждали встреч…

Может, они любили друг друга?..

Андрей, улыбаясь, открыл дверь и увидел то, что и ожидал увидеть — неизменно роскошную, в каком-то ярко-красном переливающемся плаще, свою красавицу — Ингу.

— Что ты уже успел испортить? — спросила она, переступая порог его квартиры, и сморщила свой остренький, чуть вздернутый носик.

Андрей подумал, что носик у нее очень красивый — озорной какой-то. Интересно, как можно с таким несерьезным носом руководить тысячей человек и ворочать миллионами? Андрею казалось, что никак нельзя, а на деле получалось, что можно! И Инга справлялась со всем этим виртуозно. И нос ей совсем не мешал…

Андрей улыбнулся и поцеловал ее в щеку, а потом не выдержал и еще раз — в нос.

— Я сжег эскалопы. Правда, с одной стороны. А со второй они только сейчас горят. Вот прямо в этот момент. Чувствуешь? — спросил Андрей, принюхался, шмыгая носом, и достал Ингины тапки.

Те самые тапки, в которых ходила Настя… Почему-то при мысли об этом ему стало немного грустно. Почему?

— Так иди спасай! — Инга толкнула Андрея в грудь. — Я голодная! Сегодня столько работы было — я даже пообедать не успела.

Андрей поспешил на кухню. Эскалопы, решив добить его окончательно, нагло подгорели и со второй стороны тоже.

— Гады, — сказал им Андрей и пересыпал почерневшие куски на большую тарелку, чтобы не сгорели еще больше. Хотя было уже без разницы. Вряд ли Инга будет это есть. Как говорят, хотел как лучше, а получилось, как всегда…

— Да… — разочарованно протянула Инга, оценивая ущерб, и оглянулась по сторонам. — А что еще у тебя есть?

— Салат. Вот. — Андрей указал рукой на огромную миску и, открыв холодильник, занялся поисками еще чего-нибудь подходящего для ужина.

Нашлись копченая колбаса и кусок сыра. Приличный кусок, не засохший еще. Андрей выложил все это на стол и спросил:

— Есть еще суп Светкин. Хочешь, разогрею?

— А какой суп? — спросила Инга.

Видимо, она действительно очень хотела есть, если не отказалась. Голод — не тетка, подумал Андрей и улыбнулся.

— Борщ, — сказал он. — Как ты к нему относишься? — Андрей с интересом наблюдал за Ингой.

— Знаешь, положительно. Разогревай. — Она немного смущалась, но заметить это мог только хорошо знающий ее Андрей.

Чем-чем, а чувствами своими Инга владела великолепно. Виртуозно владела!

Она следила за тем, как Андрей достал большую кастрюлю и зачерпнул оттуда половником ярко-бордовой гущи.

— Немного, чтобы твой ребенок не остался без обеда, — велела ему Инга.

— Не останется, не бойся. Валентина всегда с запасом готовит. Даже мне иногда кое-что перепадает, — успокоил ее Андрей.

— Тогда ладно, — улыбнулась Инга и уселась на табуретку, закинув ногу на ногу так, как только она умела — очень элегантным, плавным, настоящим кошачьим движением.

Андрей любил это движение. Он всегда ловил его взглядом и даже пытался рисовать. И у него получилось. По крайней мере, ему так казалось…

Он разлил вино по бокалам на высоких тонких ножках и протянул один Инге.

— Ешь пока колбасу и сыр. Суп будет через четыре минуты. — Он поставил тарелку в микроволновку и выставил время.

Начался обратный отсчет.

Андрей смотрел на сменяющие друг друга цифры и думал почему-то о том, как обрадовалась Настя, когда он предложил покормить ее черепаху и достал из холодильника обрывок салатного листа… Ее раскосые глаза засветились тогда таким счастьем, как будто он ей бриллиантовые подвески презентовал, а не сморщенный салатный лист…

— О чем ты думаешь?

Андрей вздрогнул от неожиданности, услышав Ингин безобидный, в общем-то, вопрос. Его как будто поймали на месте преступления.

Инга смотрела вопросительно.

Действительно, о чем? Зачем он думает о черепахе? Нет! Не о черепахе, а о Насте! О Насте он думает!

— Ау! — требовательно окликнула его Инга. — Очнись, романтический ты мой! — Инга улыбалась, но глаза ее были тревожны.

— Все нормально. — Андрей открыл дверцу микроволновки и поставил перед Ингой тарелку супа. — Ешь!

— Спасибо… А ты какой-то странный сегодня. Чужой. — Инга помешивала суп ложкой и задумчиво смотрела на Андрея, пытаясь прочитать его мысли.

— Обычный. Устал просто…

Да, интуиция у Инги развита так, что любой сапер с миноискателем позавидовал бы ей…

— Ну-ну… Не хочешь, не рассказывай, — равнодушно согласилась Инга и начала есть суп.

— Здрасте, — на кухню зашла Светка. — Пап, дай мне что-нибудь. Я есть хочу, — заявила она, окинув Ингу внимательным, цепким, отмечающим каждую мелочь взглядом.

Заметив, что Инга поедает ее суп, Светка надулась и возмущенно посмотрела на Андрея.

— Мюсли будешь? — спросил он и потянулся за коробкой.

— Давай… — с неохотой согласилась девочка, демонстрируя всем своим видом полное презрение ко всему, что происходило на кухне.

— Как твои успехи? — невозмутимо поинтересовалась Инга, медленно помешивая суп.

— Нормально, — ответила Светка.

— Учишься хорошо? Папа все время хвастается, что ты практически самая лучшая ученица в классе.

— Нормально. Без троек, — ответила немного расслабившаяся Светка.

Дипломатом Инга тоже была великолепным. И при желании она могла бы так обработать девочку, что та даже не заметила бы, как и когда влюбилась в нее. Но почему-то Инга пользовалась своими способностями очень умеренно. Поэтому отношения со Светой оставались натянутыми. Девочка словно воздвигла невидимую стену, проходить через которую Инге не разрешалось. А та и не пыталась… Просто поддерживала видимость приличных отношений, и все…

— А какой у тебя любимый предмет? — Инга подумала и улыбнулась. — Нет, я, наверное, глупости говорю. Не любимый, а самый менее нелюбимый? Какой?

— Мне нравятся все предметы. Главное, чтобы их вела Анастасия Сергеевна. Она труд не ведет, физкультуру и музыку. Их я не люблю.

— А… — Инга понимающе кивнула головой. — У тебя такая хорошая учительница? Да?

— Она самая лучшая! Да, пап? И черепаха у нее есть! Мы ее кормили салатом. Скажи, пап?

Инга медленно повернула голову и уставилась на Андрея. Он почувствовал себя так, как будто его приковали к детектору лжи. Правду говорить нельзя, и врать тоже не получится…

Хотя чего он напрягается? Ведь ничего особенного не произошло…

— Да, — кивнул он головой и решительно положил себе на тарелку самый большой и самый обгорелый эскалоп.

По крайней мере, ему будет чем заняться. Чтобы съесть хоть кусочек, нужно приложить столько усилий… Именно столько, сколько нужно, чтобы замаскировать свою неловкость и спрятаться от Ингиного взгляда.

— А что она у вас делала? — задала вполне закономерный и естественный вопрос Инга. — Да еще с черепахой?

— Ее из дома выгнали. А мы с папой подобрали и накормили. И Анастасию Сергеевну, и черепаху. Потом они спали тут. — Светка сделала круговое движение рукой, как бы показывая, что учительница со своей черепахой спали везде: и на кухне, и в комнатах, и даже в ванной. — Анастасия Сергеевна на диване, — все же пояснила девочка, — а черепаха в своей коробке. Мы ей тряпочку постелили. Из натуральной шерсти. Потому что синтетика не греет и она вредная для здоровья! — гордо выпалила ворох бесценной информации Света.

Инга слушала с совершенно невозмутимым видом. И только в глубине ее холодных, сдержанных глаз Андрей уловил растерянность и грусть. Не обиду, не гнев, а именно грусть…

Эх, Светик, Светик… Ну кто тебя за язык тянул?..

— А почему ее выгнали? И кто? Муж? — проясняла неясности Инга.

— Нет, мужа у нее нет, — продолжала делиться информацией Светка. — У нее Стасик. Это муж сестры. Он… Он ее обижает. А папа его… Папа ему запретил! И Стасик испугался! Вот! — с гордостью закончила девочка.

Инга отпила вина и, лучезарно улыбнувшись, сказала:

— Как вы тут интересно поживаете. Насыщенно! Не серые будни, как у меня, а прям «Санта-Барбара»! Молодцы!

— Да! — согласилась с ней Светка. — Анастасия Сергеевна такая красивая!

Андрей поперхнулся куском мяса и решил, что пора заканчивать это представление:

— Свет, бери мюсли и иди в свою комнату. Нам с Ингой нужно поговорить.

— Ну и ладно… — Светка обиделась, но поскольку никто не обратил на это никакого внимания, ей ничего не оставалось делать, как, надувшись, уйти…

Андрей направил все свои силы на попытки порезать сгоревший эскалоп. На Ингу смотреть не хотелось. Как будто он был в чем-то виноват… Или действительно виноват?

— Андрей, а почему ты не рассказал мне о ваших таких захватывающих приключениях? — спросила Инга, накладывая салат прямо в тарелку из-под супа.

Она хотела попросить чистую, но, посмотрев на то, как Андрей остервенело жует свое мясо, упорно глядя себе в тарелку, решила, что просить ничего не будет и поест так…

— Не успел, — соврал Андрей.

Соврал, потому что ничего рассказывать Инге не собирался. Неловко было почему-то рассказывать. Хотя почему? Ну, помог бедной одинокой учительнице. И что? Любой порядочный человек на его месте поступил бы так же… Откуда тогда взялось это липкое и тягучее, как переваренный кисель, чувство вины? Прилипло и не отлипает. Растет с каждой минутой, как гнойный нарыв, и не собирается исчезать…

Ведь ничего особенного не произошло…

Кроме того, что он думал о Насте практически не переставая.

Думал с утра до вечера…

А так ничего, в общем-то… Ничего особенного… Сущие пустяки…

Говорить с Ингой об этом стало невозможно.

— Как твои дела? — Андрей поднял наконец глаза от растерзанного на куски эскалопа и встретился взглядом с Ингой.

Лучше бы он этого не делал… Захотелось спрятаться под стол. А ведь Инга просто смотрела — грустно и спокойно. Она не злилась и не возмущалась. Она даже улыбалась, только печально как-то, растерянно…

Тем не менее у Андрея возникло чувство, будто он совершенно голый и прикрыться совсем нечем…

— Мои? Как обычно… Кручусь как белка в колесе. Но мне нравится, ты же знаешь…

— Знаю… — согласился Андрей.

Они поговорили еще о чем-то незначительном и, вымыв совместными усилиями посуду, отправились спать.

Андрей изо всех сил старался быть нежным и внимательным. Он чувствовал, как напряглась от Светкиных рассказов Инга, и хотел, чтобы она оттаяла и выбросила все ненужные мысли из своей головы.

Насколько у него это получилось, судить было сложно, но он очень старался.

— Спасибо, — сказала Инга и положила голову на его плечо. — Я все оценила.

— Тебе не понравилось? — Андрей приподнял голову и попытался рассмотреть хоть что-нибудь в ее глазах.

Ничего там не было видно — только два слабых блика от уличного фонаря в полной темноте…

— Понравилось. — Инга поцеловала его в щеку и закрыла глаза. — Спи…

Андрей долго ворочался и опять не мог заснуть. Он все боялся потревожить Ингу, но от мыслей о том, что надо лежать тихо, сразу же становилось неудобно то руке, то ноге, то всему телу сразу, и Андрей, ругаясь на себя нехорошими словами, аккуратно и очень осторожно перекладывался с бока на бок, стараясь не задеть при этом вроде бы спящую Ингу.

Заснул он только под утро, а когда открыл глаза, то увидел перед собой Светку.

— Пап, я ухожу. Ты будешь вставать?

— А где Инга? — Андрей растерянно огляделся по сторонам.

Вещей Инги в комнате не было.

— Ушла. Сказала, что ты не выспался и чтобы я дала тебе подольше поспать. Но мне уже пора. А твой будильник я заводить не умею.

— Понятно… — Андрей откинулся на подушку.

Состояние было таким, как будто он вчера целый день кидал уголь в топку, а потом всю ночь, не жалея здоровья, пил какую-нибудь суррогатную гадость…

Вставать не было ни сил, ни желания…

Но работа на то и работа, чтобы помогать выходить из таких вот состояний. Выпить кофейку, сжевать бутерброд, прогуляться чуть-чуть и в офис — то, что доктор прописал…

Андрей, сделав нечеловеческое усилие, встал и поплелся в ванную…

Инга ушла по-английски… Это было в первый раз…

Все когда-нибудь случается в первый раз…

— Настенька Сергеевна! Правда, что ли, закончила? А примерка? Ты же говорила, что сначала принесешь наметанный костюм. — Регина с жадностью смотрела на пакет, стоящий на подоконнике.

В нем лежал полностью готовый костюм. Терпения ждать у завуча не было уже никакого. Скорее схватить и померить! Скорее!

— Я увлеклась, Регина Максимовна, и не смогла остановиться. Будем надеяться, что и без наметки все нормально получилось. Берите.

Настя протянула Регине пакет, который та быстро цапнула и, прижав к груди, выскочила из класса.

Настя равнодушно подумала, что если костюм завучу не подойдет или не понравится, то она получит самого страшного врага, которого только можно представить. Были уже примеры, которые наглядно демонстрировали, как виртуозно могла Регина выживать из коллектива неугодных ей людей. Делала это она так, что они оказывались виноваты во всех возможных грехах. И запись в трудовую книжку несчастные получали неутешительную… Попробуй потом устроиться куда-нибудь, если тебя уволили за халатное отношение к работе или за пьянство на рабочем месте.

Настя вспомнила не в меру активную Ленку, которая всегда говорила что думала и страшно этим гордилась. Догордилась и договорилась… Она выдала на педсовете, что в их коллективе не хватает молодых и энергичных кадров, свежей струи не хватает. Сказала Ленка и о том, что всех работающих пенсионерок нужно отправить туда, куда и следует — на заслуженный отдых, и взять молодых перспективных девочек после института.

Следует заметить, что Регина тоже уже приближалась к пенсионному возрасту… А престарелые тетки были ее преданными солдатами, проверенными временем. А глупая Ленка на них наглым образом наехала, привлекая к проблеме внимание относительно молодой директрисы, склонной к радикальным переменам. Подобных идей подавать ей категорически не следовало…

Регина сначала Ленку предупредила. Попросила не высовываться. Ленка хмыкнула презрительно и отказалась. Еще чего?

Началась война. Но силы были неравными. Несколько молодых учительниц, которые вроде бы Ленку поддерживали, быстро просекли ситуацию и отступили. Они даже пытались образумить подругу, но Ленку понесло… Остановиться она уже не могла… Звонила в различные инстанции, писала жалобы на Регину, накручивала учителей.

Расплата наступила незамедлительно. В самый неожиданный момент. Несколько молодых учительниц собрались после уроков в Ленкином кабинете, чтобы обмыть полученные ею водительские права. У них была одна бутылка шампанского на пятерых. Этого оказалось достаточно.

Регина ворвалась в кабинет с тремя грузными престарелыми тетками и заявила:

— Распитие на рабочем месте? Дамы, вы мои свидетели, — оглянулась она на свою свиту.

Тетки закивали головами.

— Так… Две бутылки водки… Это очень плохо…

От такой наглости девушки просто потеряли дар речи и замерли на своих местах, хлопая глазами.

— Елена Викторовна, вы сами заявление напишете или всех остальных вместе с вами уволить? — поинтересовалась Регина, торжествуя победу.

— Не напишу! У меня тоже свидетели, — сказала Ленка и оглянулась на девчонок, ожидая поддержки.

Не дождалась. Подруги дружно опустили глаза, желая избежать возможных неприятностей. Крупных неприятностей…

Регина торжествующе улыбнулась:

— Что ж, тогда мы уволим тебя по статье. За распитие на рабочем месте алкогольных напитков в больших количествах.

И уволила… Как потом Ленка объясняла красочную запись в своей книжке, Настя не знала, но представить себе могла…

Да, если Регину в костюме что-нибудь не устроит, то, пожалуй, лучше сразу написать заявление и не тратить понапрасну силы и не мотать нервы. Жалко только класс бросать в середине года… Никому ее дети не будут нужны… Последуют замены и отмены уроков, разные учителя… Пока найдут нового преподавателя, пройдет много времени… Дети разболтаются и забудут все, чему их научила Настя…

Но что уж тут поделаешь…

— Можно? — Вопрос последовал за уверенным и каким-то звонким (как такое может быть?) стуком в дверь.

Настя вздрогнула и повернулась к двери.

Перед ней стояла ослепительная брюнетка. Так говорят обычно о блондинках, но стоящая перед Настей девушка была именно ослепительна. Ни в ней самой, ни в ее одежде не было ни одной блеклой или невыразительной краски. Ярко-красный плащ. Черные, как вороново крыло, замшевые сапоги, такая же сумка с висящими на ней блестящими штучками. Лаковые, опять-таки, черные перчатки, плотно облегающие тонкие длинные пальцы. Настя подумала, что наверняка под перчатками скрываются нарощенные ногти — не могут у такой женщины быть обычные ногти, только нарощенные, похожие на когти хищной птицы…

Темные, очень проницательные глаза бесстыдно изучали Настю. Немного смягчал впечатление легкомысленно вздернутый носик, но достаточно было взглянуть на даму повнимательнее, чтобы иллюзия рассеялась. Черные волосы были умело уложены в аккуратную, очень элегантную прическу. Глядя на женщин, похожих на вошедшую, Настя всегда представляла телевизионных дикторш — холеных и рафинированных. Эта была такая же. Только еще и очень агрессивная. И холодная. Как огромный айсберг, уверенно пробивающий себе дорогу среди расплывающихся в панике льдин…

— Можно? — повторила вопрос брюнетка.

В голосе звякнула еле уловимая нотка раздражения, тщательно скрываемая за вежливой улыбкой… Но Настя ее уловила…

— Да, конечно… — Настя показала рукой на парту, давая понять, что женщина может присесть на детский стул. — Присаживайтесь.

Брюнетка презрительно взглянула на маленький стульчик и, видимо, решила, что сидеть, поджав к груди колени и взирая на Настю снизу вверх, ни за что не будет, поэтому встала, облокотившись на парту, и спросила:

— Вы — Анастасия Сергеевна?

— Да… — Настя кивнула головой, хаотически перебирая в голове возможные варианты, объясняющие появление незнакомки в ее кабинете.

Ребенка своего хочет к ней в класс устроить? Были такие случаи, когда родители хотели, чтобы их чада учились именно у Насти. Но… Неужели у этой женщины есть ребенок? Вряд ли…

— Я — журналистка. Инга Яблочкина.

— Очень приятно…

— Хочу написать статью о молодой учительнице. Вы мне подходите, — строго и уверенно сообщила Инга, не допуская никаких возражений.

Настя все же попыталась:

— Инга… Я понимаю, но… Может, вы выберете кого-нибудь поинтереснее. Вот у нас есть, например, Таня. Она…

— Ваша Таня мне не нужна, — перебила ее Инга. — Вы не напрягайтесь. Я просто быстро задам вопросы, и все. А потом пришлю статью, и вы ее одобрите или нет. Идет?

Настя посмотрела в упрямые холодные Ингины глаза и поняла, что если начнет сейчас отказываться, то просто потеряет время. Инга не отступит.

— Согласна, если это вам действительно необходимо.

Инга удивленно на нее посмотрела.

— Мне? То есть вы ради меня согласились?

— Да. А что?

— А вам не приятно будет прочитать о себе статью? Это же слава в некотором роде?

Настя улыбнулась:

— Интересно, наверное… Но… Как бы вам сказать… Для меня это ничего не значит. Зачем мне слава?

Инга покачала головой. И правда, зачем слава? Она кое-что уже начала понимать… И это ее не обрадовало. Совсем не обрадовало.

— Можно я буду называть вас Настей? Мне так удобнее.

— Да. Пожалуйста.

— Зарплата учителя — одна из самых низких. Вы согласны?

— Да, — равнодушно кивнула Настя.

— Вы хорошо одеваетесь, — Инга придирчиво оглядела Настину блузку, сшитую по последнему журналу «Бурда».

Блузка выглядела шикарно, была выполнена с учетом последних самых новейших модных тенденций и внешне тянула на «бутиковую» вещь. Юбка Насти тоже соответствовала моменту — на пару тонов темнее блузки, очень элегантная и модная. Хорошо, что старых и старательно подкрашенных черным фломастером в протершихся местах туфель не было видно из-под стола.

Настя снова кивнула, не зная, что в таких случаях следует говорить.

— У вас спонсор?

И дались всем эти спонсоры!

— Нет. Я просто шью.

— Вы — что? — обалдела Инга.

Ей и в голову не могло бы прийти сшить себе что-то. Это сколько надо потратить сил, времени… И неизвестно, что получится в результате. Хотя нет, известно — у Инги ничего бы не получилось.

Она еще раз внимательно оглядела Настю и ее одежду.

— Вы это сами? Сами сшили?

— Да.

— Примите мое восхищение, — искренно сказала Инга. — Я снимаю перед вами шляпу.

— Да ладно, — улыбнулась Настя. — Это нетрудно.

— Да уж, нетрудно! Я и пуговицу ровно пришить не смогу! А такое! — Инга еще раз восхищенно оглядела Настю. — Да… О чем я говорила?..

— О спонсоре. Его нет.

— Ну да… И вы что, существуете только на свою зарплату?

— Да. А на что я еще могу существовать?

— Есть много разных способов, — сообщила Инга, — например, ставить детям тройки, двойки до тех пор, пока родители не приползут к вам и не попросят помощи. Тогда можно предложить дополнительные занятия. За деньги. Вы так делаете?

Настя задумчиво смотрела на журналистку. И чего она к ней прицепилась? Спонсор, потом предположения эти нелепые… Как-то это неприятно все… Не хотела бы Настя работать журналисткой. Вот так вынюхивать, говорить гадости… Какая тоска…

— Нет, так я не делаю, — ответила она спокойно.

— Нет, делаете. Я уверена! — Журналистка смотрела на Настю, не отрывая своих черных внимательных глаз.

Настя улыбнулась. Инга пыталась ее разозлить, провоцировала, но как-то неправильно пыталась. Настя чувствовала непонятную фальшь. Спектакль. И обидные Ингины слова были ненастоящими, они не достигали своей цели, отскакивали от Насти, как теннисные шарики…

— Думайте, как вам удобно, — ответила Настя.

— И писать тоже — как мне удобно? — Разозлилась теперь уже сама Инга.

— Я же не могу вам запретить… И судиться тоже не буду. Это дорого и отнимает много времени. Так что пишите то, что позволяет вам совесть, — ответила Настя, приглядываясь к журналистке.

Что-то с ней было не то… Слишком взвинчена. Или Настина судьба одинокой учительницы, живущей на маленькую зарплату, так ее взбудоражила? Ерунда какая-то… Может, у нее случилось что-то? И она просто не может совладать со своими эмоциями? Срывается на первом попавшемся человеке? Скорее всего… Настя решила, что нужно быть сдержаннее и терпимее. Если у человека проблемы, то не стоит травмировать его понапрасну.

— Можно я напишу, как вы наживаетесь на несчастных детях, и вас после выхода статьи уволят? — раздраженно спросила Инга, окончательно теряя контроль над собой.

— У вас нет доказательств, — как можно мягче сказала Настя. — Простите… Если я бестактна… Но… У вас что-то случилось? Простите…

— Что? — опешила Инга. — У меня?

— Да… Вы так нервничаете…

— Случилось у вас! Я могу испортить вам жизнь своей Статьей! Вы хоть понимаете это? — Инга чувствовала, что ее несет, но остановиться уже не могла.

Она первый раз до такой чудовищной степени потеряла самообладание и, осознавая это, злилась на себя за слабость и несдержанность. От унижения хотелось говорить этой училке оскорбительные вещи и орать, как визгливой базарной бабе.

Инга уронила лицо и перед самой собой, и перед этой сказочной принцессой с романтическими глазищами.

И еще Инга проиграла. Она поняла это, как только взглянула на Настю… Наверное, поэтому и злилась… Проигрывать она не привыкла…

— А зачем? — спросила Настя.

— Что — зачем?

— Зачем вам портить мне жизнь?

— Просто так! Для удовольствия! Не все же такие добренькие! — выпалила Инга и подумала о том, что надо срочно брать себя в руки. Так чудовищно она себя не вела никогда в жизни.

Впрочем, у нее есть уважительная причина… Она потеряла сегодня Андрея… Она потеряла сегодня все…

Настя не нашлась, что на это ответить, и просто смотрела на странную журналистку. Не может человек вот так, без причины ненавидеть другого человека. Значит, что-то связывает эту Ингу с ней. Только что?

— Простите, — неожиданно сказала журналистка. — Я… У меня действительно проблемы…

— Ничего страшного, — ответила Настя.

— Оказалось, что меня не любят… Представляете? — сказала Инга и уселась на маленький детский стул.

Было неудобно, но сил стоять не было.

— Я не понимаю… Простите… — ответила растерявшаяся Настя.

Что, в самом деле, происходит? То эта сумасшедшая нападает на нее и обвиняет во всех грехах, то вдруг начинает признаваться в каких-то странных вещах и плакаться в жилетку…

— Это вы простите. Просто я на днях узнала, что мужчина, с которым я была вместе несколько лет, не любит меня. Это больно. Очень.

— Я понимаю… — ответила Настя.

— И я могла бы остаться с ним. Это в моих силах, — Инга странно посмотрела на Настю, — но не останусь. Потому что единственное, чего я не смогу, — это заставить его меня полюбить. А быть рядом с мужчиной, который думает о другой, — унизительно, да и бессмысленно. Понимаете?

— Да… — Настя кивнула головой.

Что еще тут можно ответить?

— Только… — Она внимательно посмотрела на Ингу. — Вы такая красивая и элегантная. И характер. Чувствуется, что у вас сильный характер… Вы умны… С трудом можно себе представить, что какой-то мужчина может разлюбить вас.

— А этот может! Представляешь?

— Да…

— Он… Он другую полюбил… — Инга подняла голову и, неловко скрючившись на низеньком стульчике, снизу вверх посмотрела на Настю очень печальным взглядом — таким же, какой бывает у беспризорной собаки, которую уже наверняка никто и никогда к себе не возьмет…

А еще Насте вдруг показалось, будто в Ингиных несчастьях была виновата именно она — Настя.

С чего бы это?

Что ответить Инге на ее заявление, она не придумала. Только понимающее лицо сделала…

— А ты кого-нибудь любишь? — спросила Инга, продолжая прожигать Настю взглядом.

— Простите, но я не понимаю, какое это имеет отношение… — Настя почувствовала, что обижает своей резкостью эту странную журналистку, но не исповедоваться же перед ней.

— Да, конечно, извините. — Инга встала и достала из сумочки зеркало.

Она припудрила лицо и поправила прическу.

Настя тем временем маялась от собственной нечуткости. Человек ей душу наизнанку вывернул, а она: «Какое это имеет отношение?..»

— Вы не обижайтесь, что я так грубо… — начала лепетать Настя.

— Что вы? Я никогда не обижаюсь. Это глупо, — сказала уже пришедшая в себя Инга. — И не грубо вы вовсе… Грубо — это по-другому, это… — Инга обворожительно улыбнулась, а потом снисходительно посмотрела на сидящую с несчастным и виноватым видом Настю. — Впрочем, так у вас все равно не получится…

Они обе помолчали.

Настя растерянно. Она просто не представляла себе, что еще можно сказать и вообще что ей с этой странной девушкой делать.

Инга же думала о чем-то своем. Она ковыряла облупившуюся на парте краску шикарным ярко-красным, точно в тон плащу, ногтем и, похоже, очень увлеклась этим занятием. Настя наблюдала, как растет на глазах серое уродливое пятно, но не решилась сделать ей замечание, хотя детям заниматься такими вещами было категорически запрещено.

Инга неожиданно прекратила портить школьное имущество и подняла голову. Она посмотрела на Настю каким-то плутовским, цыганским взглядом и выдала:

— Что-то подсказывает мне, что вы будете очень счастливы!

— Я? — обалдела Настя.

— Да! В личной жизни! У вас будет шикарный мужчина. Такой… Словом, я бы позавидовала!

— Вы? Мне? — Настя решила, что журналистка — точно сумасшедшая.

А какая же еще? Если она несет такие невероятные вещи, да еще с самым безумным видом! У Насти будет такой мужчина, что эта эмансипированная красавица ей позавидует! Такое возможно только в том случае, если мир перевернется…

— Я! Вам! Вы, девушка, себя недооцениваете. Хотя какая разница… Главное, что он вас оценил правильно…

Инга вся как-то сникла при этих словах и, стряхнув куски облупившейся краски на пол, решительно встала.

— Пойду, пожалуй. — Она направилась к двери.

— Как? А интервью? — Настя вообще перестала понимать, что происходит.

— Интервью? — Инга обернулась и улыбнулась Насте.

Улыбка была профессиональная. Отработанная, наверное. И в то же время столько лукавства, обаяния и еще чего-то колдовского было в ней намешано, столько силы и характера чувствовалось… Адская смесь! Короче, устоять против такой улыбки было просто невозможно. Настя подумала, что если бы у нее был муж… Ну вдруг был бы? Представить же можно! Так вот, если бы этот самый муж изменил Насте или даже ушел бы от нее совсем к женщине с такой вот улыбкой, то она бы его поняла и простила… А как не простить? Ведь он тоже всего лишь человек, этот предполагаемый муж… И не влюбиться в женщину с такой улыбкой невозможно. Невозможно, и все!

— Да, интервью. Оно же вам было нужно, — ответила Настя.

— Мне не нужно, — сказала Инга. — А вам что — нужно?

— Мне — нет… — растерянно помотала головой Настя.

— Вот и не будем его писать! — подвела итог Инга и подмигнула Насте, словно они были союзницами в каком-то очень хитром деле.

Настя вдруг почувствовала симпатию к этой красивой и странной женщине.

Инга уже открывала дверь класса, чтобы выйти, когда Настя сказала:

— Подождите…

— Да? — обернулась Инга.

Ее лицо было снова холодно и неприступно, каким и увидела его Настя, когда Инга только вошла в ее кабинет. Видимо, она уже успела взять себя в руки и надеть привычную маску…

— Я… Я… — Настя почувствовала, что очень хочет что-то сказать, но выразить это словами было очень сложно. — Я хочу сказать, что… Что вы очень красивая, умная и сильная… — Настя поняла, что говорит совсем не то, что нужно, и замолчала.

— Я это знаю, — улыбнулась Инга. — И что?

Настя пожала плечами. Подходящие слова так и не приходили в голову.

— Я не совсем поняла, зачем вы приходили, — сказала она наконец. — Но… Я чувствую, что здесь нечто большее, чем вы сказали…

— Правильно. Только это не имеет теперь значения. Я все уже поняла, что хотела.

— А я? — спросила Настя.

— А вы? Вы… Вы — будете счастливы. Этого достаточно.

На это Настя опять затруднилась ответить.

— Пока! — Инга вышла за дверь.

— До свидания. И вы тоже… Будьте счастливы… — пожелала ей Настя.

— Я-то точно буду! Даже не сомневайтесь! — бросила, не поворачиваясь, Инга и скрылась из виду.

Что это было? Кто эта странная женщина? Что она хотела от Насти? Причем Инга сделала какие-то выводы, что-то поняла… А Настя? Настя не поняла ничего! Совсем ничего!

Она попыталась прокрутить в голове весь разговор заново, чтобы разобраться хоть в чем-нибудь, но запуталась еще больше.

— Настенька Сергеевна, вы — кудесница! — В распахнувшуюся дверь походкой манекенщицы вплыла Регина.

Она виляла бедрами и пыталась идти, подражая работницам подиума — ставя ноги словно на узенькую дощечку. Это было забавно, и Настя еле удержалась, чтобы не засмеяться.

Костюм на Регине сидел, как влитой. И что удивительно, делал ее стройнее и худее килограммов на семь-восемь. Чудо все-таки произошло! Не иначе как все Настины страдания и переживания по поводу Андрея, которым она предавалась во время шитья, трансформировались в некую энергию, которая, не находя другого выхода, излилась в первое подвернувшееся место — Регинин костюм. Он действительно был великолепен…

— Вам правда идет, — сказала Настя, разглядывая завуча.

— Настя Сергеевна, я такого даже не ожидала! Сколько я тебе должна?

Регина была в таком восторге, что даже потеряла бдительность и задала этот вопрос в неправильный момент.

— Нет, ничего. Мне было даже приятно сшить для вас этот костюм. — Настя ответила именно то, что ждала от нее Регина.

— Настя… Настя… — Регина осуждающе покачала головой. — С твоими способностями ты могла бы столько денег заработать… А ты…

Регина открыла сумочку. Достала тысячу рублей и положила Насте на стол.

— Что вы? — Настя схватила купюру и вскочила, чтобы вернуть ее Регине. — Зачем это?

— Бери, — властно сказала завуч.

Сказала так, что Настя замерла с тысячей в руках, не зная, что делать дальше.

— Но… Регина Максимовна… Я…

— Настя, это копейки. Я думаю, что твоя работа стоит намного дороже, но… Мне, как завучу…

— Да, конечно, — залепетала Настя. — Вы и эти деньги возьмите тоже.

Как же неловко она себя чувствовала! Вроде бы и за работу ей деньги предлагали. Вроде все справедливо. Но… Неловко, и все! Что тут будешь делать? Проще отдать обратно Регине эту купюру, которая жжет руки, словно пропитана какой-то едкой гадостью, и успокоиться. Да, надо отдать! И вообще она от завуча такой щедрости не ожидала! Надо же…

Настя снова протянула злосчастную тысячу Регине.

— Возьмите, Регина Максимовна. Я от всей души…

— Настя, ты вообще в курсе, что кроме души есть еще и тело? И телу надо есть? Такое впечатление, что ты с луны свалилась! Или из прошлого века перенеслась! В нашей жизни нужно хватать все, что дают! И чего не дают, тоже пытаться получить! Поняла?

Настя кивнула, подумав, что хватать то, чего не дают, точно не научится никогда… Ну и ладно… Обойдется тем, что дают…

— Перестань совать мне эту тысячу. Ты работала. Я заплатила. Может, сошьешь мне еще что-нибудь потом?

— Да, конечно… — закивала Настя.

А что еще она могла ответить? Теперь придется обшивать Регину с ног до головы… Остановиться она точно не сможет. Будет все время хотеть что-то новое… А Настя не сможет отказать… Ну что тут поделаешь? Вот такая она — рохля… Не сможет отказать, значит, будет шить!

— До завтра, Настенька Сергеевна. — Довольная собой Регина продефилировала к двери.

Завуч удивлялась сама себе. Отдала деньги, когда можно было этого совершенно спокойно не делать. Но, странная вещь, — денег не было жалко! Наоборот, Регина чувствовала, что поступила правильно, и испытывала от этого ни с чем не сравнимую радость… Что это с ней сегодня такое?

— До завтра… — ответила Настя.

Она посмотрела Регине вслед и подумала, что, пытаясь двигаться элегантно, завуч выглядит ужасно глупо, но сказать об этом ей невозможно… Никто и не скажет… Будут смеяться за глаза, и все… Настя даже захотела окликнуть Регину и как-то тактично объяснить, что так сильно вилять бедрами не нужно, но все-таки не решилась…

Она вздохнула и убрала заработанную бессонной ночью тысячу в кошелек.

В этот момент в сумке завибрировал, а потом и залился удалой песней про «коника без ноги» телефон. Хулиганскую мелодию установил Роман и, страшно собой довольный, категорически отказывался сменить ее на что-то более пристойное. Только скалился самодовольно над Настиными просьбами и говорил, что песня классная. Настя ничего не имела против этого несчастного безногого коника, но когда у нее в сумке дурным голосом орали про маму, купившую увечную лошадь, она сразу начинала оглядываться по сторонам и суматошно искать наращивающую громкость трубку, чтобы скорее выключить это безобразие.

Сама менять мелодии она не умела. Да и не хотелось заморачиваться… Пусть будет коник…

— Да?

Что хочет от нее Роман? Вроде она объяснила ему все…

— Настена! Привет! Я соскучился! — сообщил Роман как ни в чем не бывало.

Настя не нашлась, что сказать, и промолчала.

— Насть, мы когда увидимся?

— Рома, мы же все обсудили… Мы расстались…

— Да чего ты гонишь, Настена? Ну, повыпендривалась — и будет!

Настя молчала. Что ему сказать, в самом деле? Как объяснить, что она не умеет выпендриваться?

— Насть? А, Насть?

— Что?

— Я подъеду сейчас, и мы поговорим. Давай? — заискивающе спросил Роман, что было для него совершенно не свойственно.

— Нет! Не надо сейчас! — испугалась Настя.

На выяснение отношений сил не было никаких… И желания не было… Она же все объяснила… Сколько можно?

— А когда? — настаивал Роман.

— Не знаю… На той неделе, может…

— В понедельник после уроков. Заеду, — решительно подытожил Роман.

— Ром, подожди. А о нем говорить? Мы же…

— Все, Насть, договорились, — перебил ее Роман, не давая возможности ничего договорить. — Жди. Пока.

Настя открыла рот, чтобы возразить, но услышала только короткие гудки. Разговаривать с ними было бесполезно, и, тяжело вздохнув и подумав о своей нелегкой доле, Настя нажала на кнопку отбоя.

Инга не звонила уже три дня. Это было странно. Андрей пару раз набрал номер ее мобильного телефона, но Инга не брала трубку. Не слышала, что ли? Такого с ней обычно никогда не случалось. Деловая женщина, каковой и являлась Инга, просто не может себе позволить быть расхлябанной и недисциплинированной. Можно пропустить кучу важных звонков, каждый из которых является потенциальным источником дохода для риелтора.

Может, Инга не хочет слышать только его и специально не берет трубку? Возможно, конечно… Но почему? Что случилось? Они не ссорились при последнем свидании… Да они вообще никогда не ссорились…

Андрей, конечно, догадывался почему, но старательно отгонял неприятные мысли…

Размышляя обо всем этом, Андрей, как часто с ним случалось, когда он погружался в свои мысли, стал набрасывать портрет на обрывке листа формата А4, который валялся у него на столе.

Неожиданно резко зазвонил телефон. Это были заказчики, возмущавшиеся тем, что никак не могут получить обещанные диски, которые должны были быть готовыми уже три дня назад. Андрей долго извинялся, объяснял, что вины их компании в этой ситуации нет, обещал, что сегодня вечером диски будут у заказчиков, слезно просил прощения и сулил огромные скидки на следующий тираж…

Когда, измученный необходимостью врать (виновата была их компания, а именно — молодой художник, допустивший грамматическую ошибку в рекламном слогане и запоровший весь тираж) и приносить многочисленные извинения, он наконец положил трубку, то увидел перед собой Настю. Нет, не собственной персоной, но… Настя была как живая и смотрела на него с обрывка того самого листа А4 своими невероятными, по-кошачьи раскосыми глазами. Она смотрела с укором и… и с ожиданием, что ли…

Надо же… Не заметил, как нарисовал…

Андрей скомкал листок и уже прицелился, чтобы кинуть его в корзину, но почему-то не смог этого сделать.

Он сидел, тупо уставившись на смятый рисунок, и думал о том, что надо бы дозвониться все же до Инги. Вдруг с ней что-то случилось? А еще он подумал, что надо непременно сходить на следующее родительское собрание к Светке в школу. И с чего это он об этом?..

Андрей резко стукнул ладонью по столу, как будто это могло помочь ему привести в порядок свои мысли, ставшие подозрительно неуправляемыми и живущими собственной, самостоятельной, не зависящей от Андрея жизнью…

Потом он тщательно расправил рисунок и, сложив его в четыре раза, засунул в бумажник. Совсем плохой стал…

Оглядевшись по сторонам, Андрей остановил свой взгляд на Ренате, который что-то старательно рисовал, нажимая на клавиши. Не то белку, не то кошку, которая ела не то орехи, не то кошачий корм… Андрей пригляделся повнимательнее, но потом решил, что ему нет никакого дела до питающейся рекламируемым товаром белки-кошки, и попросил у Рената телефон, мотивировав это тем, что поссорился с любимой девушкой и теперь она не берет трубку, когда высвечивается его номер.

Ренат был человеком нежадным и небедным. Непонятно вообще, зачем он работал в их конторе, если проживал при этом в новой двухуровневой квартире, раскатывал на новенькой «Audi А6», а готовили и убирали у него специально нанятые для этого две женщины. На получаемую в их офисе зарплату осуществить все это было просто невозможно, даже если ничего не есть и не пить…

Интересно, сколько лет нужно копить на эту самую красавицу — «Audi А6»? Рассчитать это очень просто: надо взять стоимость авто и поделить на зарплату, а потом еще на двенадцать месяцев… Получается… Можно даже не считать — у Андрея все равно нет такого количества терпения. И не есть и не пить он не может… А если все-таки есть и пить, пусть даже скромно, и еще если изредка одеваться, допустим, даже и в секонд-хэнде, то продолжительности жизни среднестатистического мужчины может и не хватить…

Ренат ухитрился каким-то образом накопить на милую машинку гораздо быстрее получающихся при математическом расчете сроков. Умеют же люди жить! Андрей вот не умеет… Хоть и занимает руководящую должность… Еле дотягивает от зарплаты до зарплаты. Все время возникают какие-то незапланированные траты, вроде неожиданно и безнадежно порвавшейся Светкиной дубленки или похода с Ингой в ресторан. Дубленка, как правило, покупается самая лучшая. И в ресторанах экономить Андрей тоже не привык. Да и как это вообще возможно — экономить — с такой женщиной, как Инга? Такой женщине нужно соответствовать. Духи ей можно подарить не дешевле чем за пятьсот долларов. Ну и все остальное тоже… Инга ничего не просит и не требует, конечно, но… Андрей не маленький мальчик — сам все понимает…

Не умел Андрей экономить и планировать! Как и многих других прозаичных вещей не умел делать! Он, конечно, предпринимал жалкие попытки рассчитать все заранее и оставлял заначки на всякие неожиданные случаи, но все равно бюджет его трещал по швам и периодически вообще собирался лопнуть и разлететься в клочья. Если бы не халтура, за которую Андрей хватался, как утопающий хватается за последнюю соломинку, то было бы совсем худо…

Все эти не совсем радостные размышления вихрем пронеслись в голове Андрея. На самом деле материальная сторона жизни не трогала его совершенно. Его лично не трогала. Он мог бы жить в подвале, питаться водой и хлебом, одеваться в обноски. Все это — такая ерунда! Но… Он в ответе за Светку… И Инга привыкла ко всему самому лучшему… Так что приходится крутиться…

Просьба Андрея «позвонить на минуточку» была принята Ренатом равнодушно. Он протянул мобильник и сказал, что Андрей может мириться со своей дамой хоть два часа, все равно тариф у него — безлимитный.

Андрей набрал хорошо знакомый номер и начал отсчитывать протяжные равнодушные гудки.

Один… Два… Три… Четыре…

Обычно Инга берет трубку после третьего гудка. Телефон у нее всегда лежит на столе, и на то, чтобы взглянуть на определившийся номер и поднести трубку к уху, требуется несколько секунд. Андрей представил, как Инга смотрит в это мгновение на свой аппарат… Что-то ее останавливает…

Ну? Бери же! Вдруг это важный клиент с мешком денег?

Пять… Шесть…