Глава 7
Каллиопа сдунула выбившуюся прядку волос с лица: она убирала игровую комнату, пока годовалые детки улеглись на тихий час. Дневной центр был закрыт только один день, но на детей, очевидно, повлияла снежная лихорадка — они были сегодня взбудоражены и полны энергии. Она была уверена, что сегодня родители были просто счастливы вернуться на работу и оставить своих одичавших малышей на её попечении. Самое плохое, что за пределами игровой комнаты всё было завалено снегом, так что придётся продержать детей в комнате целый день.
Бок о бок с Уайеттом и его людьми, которые работали внутри.
Вчера, когда она проснулась, его уже не было. Обычно она спит чутко, но, должно быть, она была полностью вымотанной и не услышала, как он одевался и уходил. К тому же они не спали почти всю ночь, и время проводили не за неторопливой игрой в карты. Она покраснела, вспомнив, чем они занимались ночью.
Сегодня он приветствовал её кивком головы, вернувшись к своему обычному грубому поведению.
Да, это не было «отвали». У неё есть что сказать ему в конце сегодняшнего дня. Она не какая-нибудь мышь или тряпка, которая будет сидеть сложа руки и терпеть подобное.
Она считала минуты, пока заберут последнего ребенка и все работники разойдутся. Уайетт задержался после того, как оба его парня ушли. Она улыбнулась им обоим, пожелала доброй ночи, потом закрыла за ними дверь и направилась в новое крыло, настроенная на серьезный разговор на тему «как ты обращаешься с женщиной, после того как провел ночь, восхищаясь её телом».
Дверь в будущую игровую комнату была закрыта, чтобы никто из детей не смог туда пробраться. Она открыла её одновременно с Уайеттом.
Он посмотрел на неё сверху вниз. Нахмурился.
— Все ушли? — спросил он.
— Да.
— Вовремя.
Он развернул её в комнату, подальше от сквозняка на стройке, и закрыл дверь. Потом прислонил её к стене коридора и прижался всем телом.
— Я ждал этого весь чёртов день.
Он прижался губами к её рту, стирая весь гнев, который она накопила после того, как он покинул её вчера. Поцелуй был невежественный, страстный и нуждающийся, отзывающийся внизу её живота.
Она таяла в его объятиях, но нашла в себе силы положить руки ему на грудь и нежно оттолкнула его.
Он отстранился, его губы были влажные от поцелуя. Ей хотелось схватить его за волосы и притянуть обратно, но она сдержалась.
— Что всё это значит? — спросила она.
— Поцелуй?
— Да.
Его взгляд переместился на её губы.
— Я думал об этом целый день. Вчера тоже.
— Ты мог провести вчерашний день со мной, вместо того чтобы ускользать из моего дома, пока я сплю.
— Да, об этом. Мне жаль. Я не должен был вот так уходить. Это было глупо и опрометчиво. Я должен был позвонить, но, когда я ушел как засранец... я просто не смог.
Что-то новенькое. Извинения?
— Хорошо.
Он оперся ладонями о стену над её головой.
— Каллиопа, я не очень хорош для всего этого.
— Для чего?
— Для отношений. Женщин. Общения с ними. Я пытаюсь быть лучше, но, вероятно, не буду. Ты должна знать об этом и можешь, если хочешь, изменить свое мнение обо мне.
Её губы изогнулись. Как для извинения, всё это было полным дерьмом, если быть честной. Но она не могла просить большего.
— Всё хорошо, Уайетт. Я понимаю.
Он поднял бровь:
— Всё? Я прощён?
— Всё.
— Слишком просто.
Она засмеялась:
— Не лучшая идея говорить об этом женщине.
Он прислонился лбом к её лбу.
— Дерьмо. Я говорил тебе, что не очень хорош в этом.
Она обхватила его лицо руками.
— Нет, это не так, но, если ты честен со мной, я смогу справиться со всем остальным. Кроме того, ты прекрасно целуешься, и за это прощают много грехов.
— Да? — он наклонился ближе, взялся за петли на её джинсах и развернул её в направлении её кабинета.
Когда они добрались туда, он снова прижал её к стене, снял с неё очки и положил к себе в карман.
Может быть, она старомодна, но ей нравится его пещерное обращение.
— О да.
Он коснулся губами её губ, его дыхание превратилось в горячую ласку, пока его язык прикасался к её нижней губе, а потом, с явным намерением добить её, обнял и притянул к себе. Его губы начали целовать её в полную силу до тех пор, пока она не забыла о вчерашнем. Всё, о чём она могла думать, — так это только о том, что происходит прямо сейчас и о том, что они тут одни и дверь заперта.
Он опустился на пол, притянув её сверху, хотя она и не сопротивлялась, желая продолжить то, на чём они остановились накануне ночью.
— Как-то это неправильно, — сказала она, пока он убирал её волосы с лица.
— Никогда не занималась этим на работе?
Она усмехнулась:
— Я работаю в дневном центре. Тут не много горячих парней, объявляющих охоту на меня.
Он расстегнул пуговицу на её джинсах и опустил молнию.
— Это плохо. Они должны были выстроиться в очередь перед дверью.
И тут же компенсировал неуклюжесть своих ранее произнесенных слов. По её телу разлилось тепло, вероятно, связанное с тем, как он ласкал её и притрагивался к ней. Он снял её теннисные туфли, потом стянул джинсы и трусики.
К тому времени, как он снял её рубашку и лифчик и избавился от своей собственной одежды, она начала хихикать. Уайетт нахмурился.
— Это не повод для шуток, — сказал он.
— Я никогда раньше не оказывалась голой на работе.
Он вытащил презерватив из кармана своих джинсов.
— Тебе надо практиковать это чаще.
Она повернулась в его сторону:
— Ох? У тебя есть такая привычка?
— Да. Я всё время разгуливаю по стройке нагишом. Разве ты не видела меня в новостях?
Она обхватила его за плечи:
— Осторожнее, Уайетт, а то я подумаю, что у тебя есть чувство юмора.
— Не волнуйся. Оно показывается нечасто.
Он посадил её сверху себя и потянулся к её груди, и весь смех испарился, когда она наклонила голову и потеряла себя в волшебстве его рук.
Уайетт не собирался делать этого. Всё, чего он хотел сегодня, — это поговорить с Каллиопой, застать её одну, чтобы он смог извиниться за то, что повёл себя, как осёл, когда сбежал вчера. Но, когда она открыла дверь, разъярённая и раздражённая, а совсем не грустная, он, увидев её такой, забыл всё, что хотел сказать.
Гнев был ей к лицу, её щеки раскраснелись, а глаза поблёскивали.
Единственное, чего ему хотелось, — поцеловать и обнять её.
Хорошо, может быть, это было его навязчивой мыслью с тех пор, как он вчера ушел из её дома.
Но теперь она сидела на нём верхом, обнажённая. Он даже не знал, видел ли он когда-либо что-то столь же прекрасное, как её тело, сочный и яркий румянец, появившийся от возбуждения, когда она запрокинула голову, а он ласкал и дразнил её соски большим пальцем.
Она покачивалась на нём, заставляя его впадать в бесконечную агонию, — в ту, которая доставляет удовольствие. Погрузившись в неё, он установил с ней связь самым что ни на есть первобытным образом, притягивал её к себе, чтобы взять сосок в рот, прикоснуться к ней внизу, чтобы она смогла ощутить то, что чувствовал он.
Ему нравилось, как она реагирует, как смотрит на него, и он знал, что она связана с ним так же, как и он с ней. Каллиопа цепко сжимала его плечи, когда двигалась на нём, поднимаясь и опускаясь, а когда достигла оргазма, удерживала эту связь, впившись в него ногтями; её глаза расширились, и она крепче сжала его. Он положил ладонь ей на шею и устремился вместе с ней в полёт, теряя себя в её глубинах.
Какая-то часть него не была к этому готова... к этой связи, которую он ощутил между ними. В последний раз женщиной, к которой он привязался, была Кассандра. И это кончилось не слишком хорошо.
Каллиопа была словно ураган, дикий и непокорный. Он не был уверен, что сможет приручить её, но ему хотелось посмотреть, что она ещё выкинет, и прямо сейчас он просто не мог сопротивляться ей. Она была красивой, она немного пугала, но он не мог уйти от неё.
— Я проголодалась, — сказала Каллиопа, отстраняясь от него, чтобы взглянуть ему в глаза. — Ты любишь пиццу?
Он усмехнулся:
— Звучит неплохо.
— Как насчёт «Риззони»?
— А может, пойдём к тебе и закажем на дом? Чем меньше одежды, тем лучше.
Она лукаво взглянула:
— Опасно кушать пиццу голышом.
— Я люблю рисковать.
Она слезла с него и стала подбирать свою одежду.
— Ты в деле, но поторопись. Я жутко хочу есть после секса.
Он схватил свои джинсы.
— Я уверяю, что закажу гигантскую пиццу. Тебе она точно понадобится.