Ренни

Глава 15

Ренни

Я был таким ублюдком.

Я знал это.

Черт, какая-то часть меня, наверное, блядь, знала об этом, пока я делал этот чертов телефонный звонок ее родителям.

Я даже не знал, какой будет финал у всего этого. Я знал, входя туда, что там были проблемы, особенно с ее матерью. Но я подумал, что, возможно, они усилились в голове Мины из-за их избегания.

Мне следовало бы знать лучше.

Ее мать, во всех смыслах и целях, была гребаной ледяной королевой, хладнокровной сукой. Мне не нравилось слишком часто употреблять слово «сука», но если и была когда-либо женщина, которая заслуживала этого термина, то это была Акари Пек.

Я ожидал, что она будет холодной и сдержанной по отношению к Мине. Это звучало нормально для их общения. Я точно не ожидал осуждения и снисхождения, которые сочились из каждого слога, когда она заговорила.

Дедрик Пек, однако, его я неправильно понял.

Я ожидал увидеть трудоголика. Я был одновременно прав и неправ, когда впервые встретил ее и назвал армейской девочкой. Ее отец не служил ни в какой армии, но он много работал по контракту с различными армиями по всему миру. Его специальность — извлечение разведданных.

Я не ожидал, что ему действительно наплевать на свою дочь. Это был совершенно неожиданный, неприятный сюрприз. Я полагал, что с холодной и сдержанной матерью любой порядочный мужчина сделает шаг вперед и попытается заполнить пустоту. Я был совершенно не в себе от этого. Дедрик Пек не хотел детей, и ему было все равно, знают ли об этом его отпрыски.

Я мог бы посочувствовать той холодности, которую она получала, хотя у нее самой были кубики льда для родителей, но, по крайней мере, я всегда был нужен своим родителям. Меня никогда не воспринимали как неудобство или не заставляли чувствовать себя рутиной. Во всяком случае, мои гребаные родители получали удовольствие, воспитывая меня.

И поскольку мои родители разбирали все, что я делал, они редко критиковали такие мелочи, как то, как я одевался или делал прическу, предпочитая вместо этого теоретизировать о том, что заставляло меня делать такие вещи.

Я никогда не забуду, какое, блядь, выражение было у нее на лице, когда она их увидела. Вся ее защита, вся она исчезла. Она была уязвима. Но не в хорошем смысле, как тогда, когда я был внутри нее. Это была необратимая, ужасная уязвимость, которая ясно давала понять, как ужасно она себя чувствовала и как сильно ненавидела меня за то, что я заставил ее противостоять этим чувствам.

Я увидел решение еще до того, как она это сказала. Она приняла решение в ту же секунду, как моя рука коснулась ее колена, пытаясь успокоить ее. Она не хотела, чтобы я прикасался к ней. И, откровенно говоря, если ваше прикосновение вдруг вызвало отвращение, у вас не было никаких шансов на спасение.

Я пытался.

Но она была выше этого.

Я даже не стал дожидаться, чтобы посмотреть, как она отреагирует на то, что я сказал ей, что люблю ее. Это не было какой-то тактикой принуждения с моей стороны. Я просто хотел, чтобы она знала.

Потому что это была гребаная правда.

Я любил ее.

Я не был уверен, когда это произошло. На самом деле, это могло произойти в любое время между ее появлением во время моей драки с Дюком в тот день и предыдущей ночью в постели с ней. Возможно, это был первый раз, когда она позволила мне поцеловать ее, или положить на нее руки, или обнять ее, и между нами ничего не было.

Я понятия не имел.

Но отрицать это было невозможно.

Сначала я не сразу понял это или просто списал это на влечение или какое-то поверхностное дерьмо вроде этого. Но теплое чувство в моей груди, то, как я просто услышал ее смех, заставило меня улыбнуться с другого конца гребаной комнаты, или то, как она пригрозила «засунуть кепку мне в задницу» играя в ГТА, сделало меня счастливее, чем любой чертов сексуальный опыт, когда-либо бывший у меня. Из-за этого секс больше не был просто сексом. Даже когда мы трахались — грязно, грубо, жарко, даже тогда это был не просто секс. Все было гораздо глубже.

Я любил ее.

И как клише, я потерял ее.

Я выглянул в щель в двери, чтобы увидеть, как Рив, единственный из всех гребаных людей, пришел ей на помощь и увел ее, когда она сломалась.

Я зашел за стойку бара, подошел прямо к бутылке виски и отпил из нее.

— Это не поможет, — предупредил Лаз, проходя мимо. Но он оставил все как есть. Лекции не было. Последнее, что мне было нужно — это лекция о вреде алкоголя от какого-нибудь более святого, чем ты, выздоровевшего ублюдка.

Это не должно было помочь, но это должно было немного заглушить колющее чувство в моей груди. По крайней мере, я это знал.

— Эй Ренни, — окликнул любопытный голос Ло, когда она подошла к бару, склонив голову набок.

— Что, Ло?

— Ты не знаешь где Репо хранит специи для маринования?

Это промелькнуло у меня в голове на секунду, прежде чем ее бровь медленно приподнялась, и я вспомнил угрозу, которую она произнесла перед тем, как все, наконец, началось для меня и Мины. Она сделала завуалированную угрозу о том, что замаринует мой член, как у Распутина (прим. перев.: В Санкт-Петербурге расположен единственный российский музей эротики, в нем находится половой орган Григория Распутина).

— Я, блядь, пытался, Ло, — сказал я, опрокидывая бутылку для еще одного большого глотка.

— Ты? — спросила она, сдвинув брови. — Потому что это чертовски похоже на то, что ты проснулся сегодня утром в одном из своих хреновых состояний и обманом заставил меня позволить тебе пригласить Мину, чтобы сделать ей «сюрприз», и, очевидно, привел ее к какому-то хреновому сценарию. По-моему, это не похоже на попытку. Это звучит так, как будто ты просто хочешь иметь возможность делать все, что, черт возьми, ты хочешь, и все остальные просто должны иметь с этим дело. Ну, гребаная новость, отношения так не устроены.

— Она не открылась бы мне, Ло, — сказал я, качая головой, чувствуя, что выпивка начинает действовать, ведя меня скорее к темной стороне, чем к счастливому пьянице, на которого я надеялся.

— О чем ты говоришь? Она дала тебе все. Я знаю эту девушку с тех пор, как ей исполнилось девятнадцать лет. Если ты думаешь, что Мина, которую ты впервые встретил, была классной, Ренни, то та, которая пришла ко мне, была такой же теплой, как чертов жидкий кислород. Ей потребовались годы, чтобы научиться делать что-то такое простое, как смеяться в присутствии большинства из нас. Девушка, которая была в этом клубе последние несколько дней — это Мина, которую я всегда надеялась увидеть, если бы она ослабила границы — теплая, милая, чертовски счастливая. Это все. Чего еще ты мог от нее хотеть?

— Ее прошлое, — признался я, внезапно не понимая, почему это было так важно для меня в первую очередь.

— Верно, — сказала она, сердито глядя на меня. — Потому что, черт возьми, не дай бог, Ренни не получит ответы, которые он хочет, именно тогда, когда он их хочет. Прошло всего пару дней. Ты не мог дать ей больше времени, а?

Она была права.

Она была чертовски права, и мне нечем было защищаться.

Этому не было оправдания.

— Может быть это бесчувственно, — сказала Ло, в ее тоне не было извинения, — но, может быть, подумаешь о какой-нибудь гребаной терапии.

С этим небольшим смертельным ударом она умчалась в подвал, где я мог слышать, как один из детей эпически дремал.

— Хорошо, что у нас здесь есть? — спросил Сайрус, заходя за стойку бара и наклоняя голову к полкам с напитками на задней стойке. — Обычно я сам больше люблю виски, но весь твой рот был на бутылке. Братья или нет, мы не обмениваемся слюной. Так что… будет водка, — сказал он, снимая бутылку с полки и хватая стакан.

— Что ты делаешь?

— Дневная выпивка — это прекрасно. Пить из-за женщины тоже нормально. Но эти вещи нельзя делать одновременно и в одиночку. Итак, выпьем за тех, кто желает нам добра; остальные могут отправляться к чертовой матери, — заявил он, чокнувшись своим стаканом с моей бутылкой и опрокинув его. — Мать твою, дерьмо, — заявил он, когда со стуком поставил свой стакан обратно на стойку. — Забыл, как сильно обжигает водка.

— Ты же понимаешь, что мы байкеры, верно? — спросил я, качая головой. — Мы не обязаны заниматься ответственным пьянством. Я имею право пить в одиночестве в течение дня из-за женщины.

— Да, ну, мне чертовски скучно, — пожал он плечами. — Кроме того, это выглядело жестоко. Она даже не на меня кричала, и я думаю, что мои яйца сжались.

Я фыркнул на это, покачал головой и снова поднял бутылку. — Да, — согласился я.

— Мина не производит на меня впечатления сумасшедшей цыпочки, так что я предполагаю, что ты действительно облажался.

— Ты даже не представляешь на сколько.

— Она также не похожа на тех, кто прощает.

— Нет, — согласился я.

А потом мы выпили. Мы пили до тех пор, пока, черт возьми, все во мне не онемело, кроме моего гребаного мозга, который просто продолжал прокручивать события дня снова и снова, пока я, к счастью, не отключился в изножье своей кровати.

Я был почти уверен, что добрался туда только потому, что Сайрус наполовину нес меня.

Он становился хорошим братом, все сказано и сделано.

— Вставай, — потребовал резкий голос некоторое время спустя, пнув меня сапогом достаточно сильно, чтобы мое тело содрогнулось.

— Отвали, — прорычал я, моя голова раскалывалась, каждая частичка меня чувствовала себя истощенной.

— Извини, что прерываю твой сон, но ты чертовски взрослый мужчина с обязанностями, — сказал голос Лаза, звучавший так же небрежно, как и всегда, и когда я вытянул голову, чтобы посмотреть на него, он был расслаблен, руки опущены по бокам, лицо почти ничего не выражало. — Хочешь нажираться — это твое дело. Видит Бог, я не могу судить тебя за это, но тебе нужно поднять свою задницу и действовать.

— Спасибо за лекцию, кандидат, — прорычал я. — Теперь ты можешь любезно отвалить.

— Вот видишь, — сказал он, прищелкнув языком. — Я бы так и сделал. Если бы Рейн и ребята не уехали, веря, что твоя задница будет за главного. Вставай. Прими немного ибупрофена. Выпей немного воды. И, по крайней мере, притворись, что следил за всем весь день, как и должен был.

— Черт, — прошипел я, принимая сидячее положение и обхватив голову руками в течение долгой минуты, все еще пьяный.

— Полбутылки Джека, — заметил Лаз, пнув ее ботинком. — Какое-то время ты будешь страдать.

С этими словами он схватил бутылку и направился к выходу, а я потащился в ванную, пил пригоршнями воду и плескал ее себе на лицо. Я полез в шкафчик и взял четыре таблетки ибупрофена, а затем вернулся в комнату, чтобы переодеться, совершенно уверенный, что от меня разит выпивкой.

Когда я вошел в общую комнату десять минут спустя, чувствуя себя не совсем мертвым, но и не совсем трезвым, я обнаружил, что Сайрус все еще держит свою бутылку водки, а Рив с четырьмя бутылками пива перед ним.

— Ты остановился пить раньше меня, — сказал я Сайрусу, сдвинув брови.

— Подумал, что было бы намного лучше, если бы мы все были в хлам, когда они вернутся. Как будто мы отмечали какие-то братские узы или что-то в этом роде, — сказал Сайрус, отдавая мне честь бутылкой и делая глоток, которого он явно не хотел.

— Ренни, ты выглядишь дерьмово, — сказала Мейз, подходя ко мне и качая головой.

— Спасибо, Вайолет. Как всегда, очаровательна.

Пенни вышла вслед за ней, возбуждение внутри нее было как провод под напряжением, ее тело было слишком маленьким, чтобы вместить все это. Она практически подпрыгивала.

— Кому звонили? — спросил я, нигде не видя Ло, и моего телефона не было в кармане.

— Ну, после того, как твой сотовый не переставал звонить в течение десяти минут подряд, — сказала Саммер, подходя к тому месту, где я стоял возле стойки, — я ответила на него.

Я не пытался оправдываться за свои действия, и я знал, что мне придется столкнуться с некоторой холодностью среди женщин, когда они поймут, что произошло, так что я мог бы также привыкнуть к этому.

— Все в порядке?

— Да, — сказала она, кивая, поднимая руку, чтобы собрать свои длинные рыжие волосы в хвост. — Рейн сказал, что отделались шишками и синяками.

Я не хотел говорить ей, что версия Рейна о шишках и синяках, скорее всего, означала заклеивание швов суперклеем и сломанные ребра. В любом случае, она скоро все увидит.

— Это, должно быть, они, — заметил Сайрус, когда нас встретил звук открывающихся автомобильных дверей.

Прошло всего две минуты, прежде чем входная дверь распахнулась и впустила наших братьев обратно.

— Ты сказал, шишки и синяки! — Саммер огрызнулась, как только Рейн переступил порог, вся передняя часть его белой футболки была залита засохшей кровью, большая часть которой, скорее всего, принадлежала ему, если судить по синяку под глазом, намекавшему на сломанный нос, и огромной ране на щеке.

— Детка, — сказал он, одарив ее очень усталой улыбкой и протягивая руки.

И она, блядь, налетела на него, с большим животом и все такое.

— Это мило и все такое, но где, черт возьми, моя женщина? — спросил Кэш, входя следующим, выглядя менее окровавленным, чем его брат, но идя медленно и держась за правый бок, как будто он ушиб или сломал несколько ребер.

Я, блядь, понятия не имел, где Ло.

— Она уже на пути сюда, — сообщила Мейз, бросив на меня понимающий взгляд. — Ей пришлось разобраться кое с чем. Где, ох, — выдохнула она, когда вошел Репо — это был полный пиздец.

Видите ли, в разряде сумасшедшего гнева Волк занял первое место. Но Репо был на втором, когда был в гневе. И если судить по его избитому и окровавленному лицу, он поступил так, как поступал, слишком горячо и кровожадно.

— Ты можешь выстрелить в бутылку пива с расстояния в тысячу ярдов и войти, а использовал кулаки, — сказала Мейз, на секунду закатив глаза, прежде чем улыбнуться и шагнуть в его объятия.

Пенни встала рядом со мной, искренне выглядя так, словно готова была выпрыгнуть из кожи от предвкушения, пока мы ждали, когда войдет последний участник.

Потом он сделал это.

Но он был не один.

Нет, он тащил за собой мужчину. Мужчина со скованными за спиной руками.

Он был высоким и сильным, с длинными темными волосами, собранными в пучок на макушке, и густой темной бородой. Его глаза тоже были темными — почти черными. Все в нем вызывало немедленное чувство опасности.

Этот человек был опасен.

Также было почти до боли ясно, что он не итальянец.

Если бы мне пришлось на что-то ставить свои деньги, то это был бы румын.

— Рейн… — сказала Саммер, напрягаясь и отстраняясь от мужа. Я практически слышал, как ее мозг кричит: «Здесь есть дети».

— Этот хрен — Эдисон. Мы нашли его прикованным цепью в подвале Маленького Рикки, — сообщил Рейн, небрежно махнув рукой в сторону мужчин.

— Здесь пахнет, как в джиновой забегаловке, — внезапно заметил Репо. Я напрягся, думая, что это будет наказание, прежде чем он расплылся в улыбке. — Забыл, на что это похоже. Все как в старые добрые времена.

— Пенни, — внезапно сказал Дюк, и я понял, что бодрая, счастливая Пенни сдулась рядом со мной.

Потому что, если бы от Репо я этого ожидал, то от Дюка нет. Один его глаз был почти заплывшим; его губа была разбита; сбоку на шее виднелась длинная рана, а руки были так разорваны, что процесс заживления должен был быть долгим и болезненным, потому что всякий раз, когда он разминал пальцы, они собирались разорвать струпья.

Она повернула голову и посмотрела на меня немного безнадежно.

— Влюбилась в байкера, блондиночка. Привыкай к крови, — сказал я ей, подталкивая ее вперед, и она медленно сократила расстояние между ними, когда Эдисон отошел в сторону, наблюдая за Пенни с интересом, который ни в малейшей степени не был сексуальным, когда она подошла к Дюку, отказываясь шагнуть в его объятия.

— Я не хочу причинять тебе боль, — настаивала она примерно за полсекунды до того, как Дюк схватил ее и поднял себе на талию за задницу, когда его губы завладели ее губами.

— С каких это пор вы, ребята, берете пленных? — спросила Ло, незаметно войдя из гаража и оглядывая Эдисона.

— Долгая история, милая, — сказал Кэш, слегка улыбнувшись ей. — Я могу рассказать тебе все об этом в постели, — сказал он ей, схватив ее и потащив по коридору.

— Да, мне тоже лучше убраться, — сказал Дюк, ставя Пенни на ноги, когда Репо и Мейз исчезли. — Ты можешь приглядеть за ним немного, верно? — спросил он, доставая из кармана ключ и отпирая одно из запястий Эдисона, двигая их вперед и надевая наручники спереди. — Дайте ему тоже что-нибудь выпить, — сказал он, когда Эдисон подошел к нам.

— Водка, виски, джин, пиво или текила? — спросил Сайрус, когда молчаливый, пугающий гость переместился, чтобы встать рядом с тем местом, где он сидел.

— Водка, — выдавил он, его голос был таким тихим и серьезным, что его почти трудно было понять.

— Держи, парень, — сказал он, протягивая ему бутылку, которую держал в руке. — Думаю, я закодировался от водки на следующий год или пять.

Эдисон обхватил бутылку обеими руками и поднял ее, запрокинув голову и выпив содержимое залпом.

— Это не сок, чувак, — Сайрус чуть не рассмеялся, пока он продолжал пить прозрачную жидкость.

Этот сумасшедший ублюдок не опустил бутылку пока не выпил почти все, что осталось, а это было две трети бутылки.

— Не пил уже три месяца, — добавил он тем же своим гортанным рычанием.

— Тебе не будет никакой пользы, если все это полезет обратно, — сказал Сайрус, качая головой.

— Пью с тринадцати лет. За исключением того первого раза, я никогда не блевал. Но спасибо за предупреждение. Где, черт возьми, я сейчас нахожусь? — спросил он, оглядывая комнату, в которой не было ни окон, ни какой-либо обстановки.

— Лагерь МК Приспешников, — подсказал я, указывая на свой порез, когда я это сказал.

— Гребаное Джерси? — спросил он, морщась.

— Откуда ты родом? — Спросил я.

— Отовсюду, — уклончиво ответил он.

— Уточни, — продолжил я.

— Филадельфия, когда я не в дороге.

— Какого хрена ты сделал, что тебя заперли в подвале Маленького Рикки на три месяца?

— У меня настоящая проблема с сутенерами, особенно с теми, кто использует кулаки против своих женщин. Ему не нравилось, что у меня были проблемы с сутенерами, и поэтому у него были проблемы со мной.

— Только из-за этого тебя держали три месяца? — спросил я, сдвинув брови.

— Моя неприязнь к сутенерам могла привести к тому, что один из них ел через соломинку.

— Мило, — сказал Рив, почти слишком тихо, чтобы его можно было услышать.

— И ты все еще дышишь? — Я нажал.

— Маленький Рикки был параноидальным ублюдком. Решил, что какой-то жуликоватый мудак с топором, должно быть, принадлежал к какой-то более крупной организации, стремящейся уничтожить его жалкую армию насильников и педофилов.

— Похоже, ты много знаешь о его организации, — заметил я.

— Я много знаю о многих организациях.

— С чего бы это?

— Ладно, — сказал Рейн, возвращаясь из душа. — Рив, — сказал он, заставляя мужчину, о котором шла речь, слегка выпрямиться в кресле. — Ты читал моему сыну Топор?

Рив немного насторожился при этих словах, но слегка приподнял подбородок. — Да.

— Спасибо, чувак. Саммер сказала, что ему было тяжело с тех пор, как я уехал. Я ценю, что ты уделил ему немного времени. Во-вторых, — сказал он, глядя на меня. — Где, черт возьми, Мина?

— О, чувак, — сказал Сайрус, вскакивая и качаясь на ногах в течение секунды, прежде чем скованные наручниками руки Эдисона схватили его за предплечье, чтобы поддержать его. — Спасибо, приятель. Тебя здесь не было, но давай просто скажем, что тема Мины не очень хорошая, и нам, возможно, будет лучше немного побыть на кухне.

С этими словами Сайрус, Эдисон и Рив зашаркали прочь, а Рейн поднял бровь, глядя на меня. — Что ты сделал, Ренни?

— Я заполучил девушку, — уклонился я, моя головная боль, казалось, усилилась при одном упоминании о ней.

— Похоже ты потерял ее. Чертовски здорово. Ты хотя бы сравнил записи, прежде чем напугать ее, или был слишком занят другим дерьмом?

— Мы солидарны о Лазе и Сайрусе, и оба ничего не знаем о Риве.

— Когда она уехала?

— Сегодня утром.

— Ло знает, что ты причинил боль ее девочке? — спросил он, слегка ухмыляясь.

— Она искала специи для маринования, — ответил я. Увидев его сдвинутые брови, я невесело рассмеялся. — Чтобы замариновать мой член.

На это он откинул голову назад и рассмеялся. — Надо было знать это, когда ты связывался с Хейлштормом.

— Так почему же у нас здесь заключенный Маленького Рикки… все еще в наручниках?

Сначала Рейн пожал плечами. — Мы спустились в подвал, увидели его, но у нас не было времени ни о чем его расспрашивать, так что мы просто взяли его и убежали. Учитывая то количество дерьма, которое произошло в том здании, копы определенно были в пути. Мы не хотели рисковать. Вдобавок ко всему, он видел нас и мог ткнуть в нас пальцем. И мы не знали, кто он такой, так что мы не могли просто, блядь, убить его.

— Не боишься, что из-за него будет дерьмо?

— Ты его видел, черт возьми, — сказал Рейн, посмеиваясь. — Клянусь, черт возьми, если бы я не знал лучше, я бы подумал, что он вечно под кайфом. Как он потерял голову и чуть не убил одного из парней Маленького Рикки, выше моего понимания. Я не думаю, что встречал кого-то, кто бы так расслаблялся.

— Он утверждает, что много знает о многих организациях. Когда я назвал наш клуб, он уже знал, что находится в Джерси. Даже несмотря на то, что он сам из Филадельфии.

— Приятно это знать.

— Какой теперь план на счет него? У нас здесь женщины и дети, — напомнил я ему. — И я не думаю, что было бы справедливо запирать его вместе с остальными щенками на случай, если у него бешенство.

— Щенками? — спросил он, снова ухмыляясь.

— Я не знаю, чувак. Я сказал это однажды, и это прицепилось, — признался я, потянувшись, чтобы потереть переносицу.

— Итак, ты подумал, что прыгнуть в бутылку, может быть, лучше, чем собраться и поехать в Хейлшторм, да?

— Я сильно облажался, чувак, — признался я. — Клянусь, черт возьми, Ло могла отдать приказ, чтобы меня застрелили там на месте.

— Ну, я предлагаю тебе начать ломать голову над тем, как заставить ее простить тебя, потому что я думаю, что мне нужно ее мнение об Эдисоне, прежде чем мы примем какие-либо решения о том, что с ним делать. А пока я, блядь, не знаю, мы можем запереть его в той стеклянной комнате или еще где-нибудь. Откуда никуда не деться.

— Эй, а, Мистер Президент, или как тебя там, — крикнул Сайрус с порога, привлекая наше внимание. — Новый парень и Лаз, ну, скажем так, у них кулинарные разногласия.

— Господи Иисусе, — сказал Рейн, качая головой и проводя рукой по затылку. — Что, черт возьми, происходит с моим клубом? — спросил он, направляясь на кухню со мной как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эдисон положил свои скованные руки на плечо Лаза.

— Убери от меня свои руки, брат, — огрызнулся Лаз, толкая свою руку в плечо Эдисона.

— Брат? — спросил Сайрус, и я покачал головой. Я понятия не имел, блядь.

На самом деле, даже в наручниках, был только один способ, которым мог пойти этот разговор. И мы стояли там и смотрели, как мужчины падали на землю и боролись за господство.

— Это больше похоже на старые времена, — сказал Рейн, кивая.

— Что за… — начал Кэш, резко остановившись при виде Эдисона, сцепившего руки вместе и использовавшего их обе, чтобы ударить Лаза в челюсть. — Хм, я бы не поверил, что кто-то из них был бойцом, если бы сам этого не видел. Из-за чего они ввязались в это дерьмо?

Я посмотрел на Сайруса, который посмотрел на всех нас с дерьмовой ухмылкой и заявил. — Базилик.

На это мы все не могли ничего поделать после стольких напряженных месяцев, мы смеялись.

— О, ради Христа, — сказала Мейз, входя. — Разложите их на столе и измерьте, — заявила она, переступая через борющуюся пару по пути к холодильнику, заставляя их обоих замереть.

Неважно, насколько серьезной была драка, когда такая беременная женщина, как Мейз, переступала через тебя, ты, блядь, успокаивался.

— Мы ужинаем или, блядь, что? — спросил тогда Рейн. — Оставьте чертов базилик в покое, если это приведет к гребаной драке. Иисус Христос. Мне нужна моя женщина, — заявил он, пренебрежительно махнув рукой в нашу сторону и выходя.

— Что, ты теперь тоже бьешь заключенных? — спросила Ло, качая головой, когда Рив наклонился, чтобы помочь Эдисону подняться на ноги.

— Рив, — сказал Репо деловито, напомнив мне о тех днях, когда он отвечал за всех кандидатов, хотя был ненамного старше большинства из нас. — Почему бы тебе не показать Эдисону одну из ванных комнат, чтобы он мог привести себя в порядок. Вот, — добавил он, вытаскивая ключ из кармана. — Он может снять наручники, чтобы принять душ, а потом снова надеть их. Сайрус, почему бы тебе не подумать о том, чтобы помочь Лазу или просто посидеть за столом, протрезветь и заняться своими гребаными делами, пока я всех не убил?

С этими словами, и не дожидаясь ответа, потому что то, как он это сказал, не оставляло места для споров, он повернулся и вышел в общую зону, со вздохом опустившись в кресло, похлопывая себя по ноге, пока Мейз не села там.

— Хорошо, — сказала Ло, садясь и бросая на меня сердитый взгляд, когда я подошел, чтобы сесть рядом с ней, заставляя меня вместо этого решить встать. — Итак, все закончилось?

— Вот почему так долго, — сказал Репо, рассеянно проводя рукой по фиолетовым волосам Мейз. — Мы добрались до места и поняли, что оно было чертовски большим, чем мы планировали, и нас было слишком мало. Мы остановились, чтобы перегруппироваться, и позвонили Джейни, чтобы узнать кое-что о парнях, тех что были у Рикки, сколько их и тому подобное.

— Репо пришлось снять ночных охранников, прежде чем мы смогли войти, — добавил Кэш. — К тому времени, когда мы пробились сквозь парней, находящихся внутри, Маленького Рикки нигде не было видно. У него было гребаное убежище, как у Лекса Кита. Пришлось перебрать всех парней, которые еще дышали, пока мы не нашли того, кто знал код, а затем, хм, найти способ вытянуть из него эту информацию.

Не нужно быть идиотом, чтобы понять, что из него выбили эту информацию. И, судя по виду его рук, скорее всего, это был Дюк, который получил ее.

— И? — спросил я, когда никто не продолжил.

— И Маленький Рикки был там с одной из своих бедных гребаных женщин, избитой до полусмерти, одежда разорвана, настоящий беспорядок, — добавил Репо, качая головой. — Кэш вытащил ее оттуда, и Рейн заставил его заплатить за то, что он сделал с нашими братьями.

Я знал Рейна достаточно, чтобы знать, что за ответственной или, поочередно, непринужденной личностью нашего президента он был таким же темным, как и все остальные, на его руках было больше крови, чем у большинства, за исключением, может быть, Волка.

Какая бы судьба ни постигла Маленького Рикки, она была жестокой, кровавой и абсолютно, блядь, оправданной, если бы вы спросили любого из нас.

— Примерно тогда мы и наткнулись на Эдисона, — добавил Кэш. — Мы в последний раз осматривались, чтобы убедиться, что никого и ничего не пропустили, и за какой-то стальной дверью он был прикован к металлическому стулу.

— Что, черт возьми, заставило тебя привести его сюда? Если бы он был там пленником, он вряд ли попытался бы убить вас потом, ребята, за то, что вы его спасли, — сказала Ло, как всегда стратег.

— Рейну, вроде как, он понравился, — сказал Дюк, возвращаясь с забинтованными руками и обработанным лицом, и я знал, что на этом настояла Пенни. Дюк, скорее всего, облил бы все это алкоголем и закончил бы на этом. Но нет, у него была женщина, которая любила его и хотела заботиться о нем.

До этого момента я никогда не был склонен к зависти.

— Он в режиме восстановления, — сообщил Кэш. — Так было и после того, как Папу тоже убили, вместе с половиной других мужчин. Любой парень, с которым он сталкивался, который казался хоть немного способным вести такой образ жизни, он как бы просто втягивал их, и предлагая присоединиться.

— Ну, четыре новых человека в течение недели — это не так уж плохо, — размышляла Ло. — Если у них все получится. Держу пари, вы бы опередили это прямо сейчас, если бы кто-нибудь вытащил голову из своей задницы…

— Я знаю, что облажался, Ло, — сказал я, качая головой. — Нет смысла выдавливать лимон в рану.

— Ну, очевидно, в этом есть необходимость, так как ты провел весь день, пытаясь заглушить свою боль, вместо того, чтобы придумать способ загладить свою вину перед ней.

— Загладить свою вину перед кем? — спросил глубокий, безошибочно узнаваемый голос Эдисона, подошедшего к нам сзади.

Я повернулся, чтобы найти его снова в наручниках, но только что после душа, вероятно, чувствующим себя чертовски более человечным, чем десять минут назад, и одетым в одежду, которая, должно быть, принадлежала одному из наших павших парней, просто черные джинсы и черная футболка.

— Ренни разозлил свою женщину этим утром.

— Мой совет, брат, — сказал он, положив руку мне на плечо. — Гребаное пресмыкательство.

— Ты даже не знаешь, что он сделал, — настаивала Мейз, странно улыбаясь ему, когда она опустилась рядом с Ло так небрежно, как только могла.

— Мой опыт общения с женщинами, милочка, говорит о том, что, черт возьми, не имеет значения, что ты сделал. Что бы это ни было, тебе нужно, блядь, пресмыкаться.

— Но что, если… — начала Мейз.

— Тебе нравится эта женщина? — спросил он, наклоняясь вперед, уперев локти в колени и глядя на меня.

Я не знаю, почему я сказал это, меньше всего ему, совершенно незнакомому человеку, окруженному людьми, которые едва ли даже знали ситуацию, но я сказал. — Я люблю ее.

— Тогда ты должен пресмыкаться. Ты любишь ее, ты облажался, ты все придумаешь. Здесь, блядь, не ракетостроение. Кроме того, — добавил он, немного легкомысленно, если судить по тому, как его губы сложились в ухмылку, — я не могу позволить тебе пить это, когда тебя так развозит от этого.

Именно тогда я вспомнил, сколько он выпил.

И этот человек казался трезвым, как судья.

Это было чертовски впечатляюще, вот что это было.

Я посмотрел на Мейз. — Знаешь, до какого времени торговый центр открыт?

Она как раз делала глоток воды, когда я спросил, и начала давиться ею. — А… торговый центр..? — выдохнула она между приступами удушья, когда Репо хлопнул ее рукой по спине.

— Да, мне нужно купить пару носков.

— Носки? — спросил Кэш, подергивая губами. — Да, чувак, это… э-э… романтично.

— Поверь мне. Это сработает, — сказал я, вставая. — Ты собираешься заставить своих ребят впустить меня в Хейлшторм, и отменить приказ стрелять на поражение?

Она подняла взгляд, карие глаза потеплели, потому что, если Ло и была профессиональным бойцом, она так же была безнадежным романтиком. И она обожала хорошие романтические поступки. — Я полагаю, что могу на некоторое время отменить этот приказ.

— Это должно подождать, — сказала Мейз, заставив меня замереть. Она помахала мне своим телефоном. — Торговый центр закрыт до десяти утра.

Конечно, так оно и было.

— Эх, может быть, это и хорошо, — вставил Эдисон. — Пусть сначала она справится с гневом.

— Она не сердилась, — сказал Рив, привлекая всеобщее внимание. Он был так молчалив, что я даже забыла о его присутствии. Затем он посмотрел на меня с настороженным выражением лица и дал мне все, что мне нужно было знать. — У нее было разбито сердце.