Репетиция свадьбы

1

Жан-Луи арендовал для торжественного приема ресторан на Эйфелевой башне. Не успев привыкнуть к свалившейся на него известности, он с трудом осознавал, что вся эта шумная толпа собирается праздновать его собственную помолвку.

Знаменитая картина была выставлена здесь же, и многие, несомненно, пришли сюда именно ради нее. Это была его самая вдохновенная работа, и критики расточали ей щедрые похвалы. Он вдруг сделался модным художником; быть с ним в приятельских отношениях стало престижным, и многие, прежде всего женщины, мечтали быть увековеченными его кистью.

Греясь в лучах славы и не упуская возможности воспользоваться всеми ее выгодами, Жан-Луи пригласил на сегодняшний вечер сливки парижского общества, а заодно и друзей-художников. Эта разношерстная публика представляла из себя экзотический коктейль. Разумеется, всех интриговало неожиданное продолжение, которое получила работа над портретом. Ведь союз художника с моделью, как правило, не бывает прочным, и отношения прекращаются, лишь только новый прелестный лик воспламеняет воображение творца.

Картина висела на видном месте и была в фокусе всеобщего внимания. Оттуда доносились возбужденные возгласы знатоков. Некоторые из них бесцеремонно оглядывались на Анжелику, сравнивая оригинал с запечатленным на холсте образом.

Вначале от этого холодного внимания и доносившихся до нее обрывков фраз ей становилось не по себе. Не так уж приятно быть для окружающих не живым человеком, а «объектом». Но она уже успела приобрести иммунитет к раздевающим пристальным взглядам и двусмысленным комментариям.

— …Они отдавались друг другу с неистовой страстью, когда он работал над этим портретом, — с жаром рассказывала какая-то элегантная дама. — Это же очевидно. Здесь каждый мазок буквально брызжет сексом.

Снова взгляды… Порой изучающие, оценивающие, но в большинстве своем все же понимающие.

Париж он и есть Париж. Понятно, что художнику трудно избежать физической близости со своей моделью. Удивить публику он мог бы, лишь не сделав этого. Или же предложив ей вступить в брак, как сейчас.

Тряхнув длинными золотистыми волосами, Анжелика направилась к шумной хохочущей группе, в центре которой стоял Жан-Луи. Он тут же взял руку невесты и пламенно поцеловал ее. Было видно, что ему все это чрезвычайно приятно.

Ожидание триумфа было долгим, но теперь художник получил возможность выбирать, кого рисовать. Его картины уходили за баснословные деньги, мечта войти в мир богемы наконец осуществилась. Теперь ему требовалось закрепить успех, и несколько заказов были у него уже в кармане.

Он обнял Анжелику и нетерпеливо привлек к себе.

— Ты счастлива, любовь моя?

— Конечно. Вечер просто чудесный. — В ее парижском произношении едва угадывался какой-то легкий акцент.

— Вы работаете над очередным портретом мадемуазель Касте? — спросил кто-то.

Слово «мадемуазель» позабавило Анжелику. Уважение, с которым гости обращались к ней, объяснялось лишь положением невесты Жана-Луи.

— Еще бы! — Он энергично всплеснул руками. — Как же можно перестать рисовать ее? Она просто изумительна. А эти глаза! Боюсь, моя палитра бессильна передать их прелесть.

Его немедленно принялись разубеждать, и не без основания: глаза на портрете были написаны с потрясающим мастерством. Они светились как живые, и казалось, что это сияние исходит из глубины холста.

При первой встрече внимание художника привлекли именно глаза Анжелики — ясные, зеленоватые, с глубокими янтарными бликами. Он преследовал ее с упорством маньяка, пока наконец не убедил позировать ему.

И все же, предвидя подобное развитие событий и не желая становиться частью публичного спектакля, девушка сопротивлялась до последнего. То же касалось и сексуальных домогательств, которые она отвергала до тех пор, пока Жан-Луи не впал в такую прострацию, что почти потерял способность работать. Почти. Живопись всегда стояла для него на первом месте, и Анжелика не строила иллюзий на этот счет.

Появился фоторепортер с камерой, желая запечатлеть модель рядом с ее изображением. Он просил об этом далеко не первым, но Жан-Луи был сама любезность. Проводив невесту вниз по ступенькам к картине, выставленной в фойе ресторана, и объяснив, как выбрать наилучший растре, он так и не смог дождаться, пока будет отснята вся пленка, и вернулся на верхний этаж, На какое-то время Анжелика оказалась в одиночестве и повернулась к портрету, чтобы еще раз оценить его.

Живопись Жана-Луи Лене была не особенно оригинальна. Тем не менее, несмотря на новейшую манеру исполнения с ее характерными колористическими излишествами, ему удалось достичь почти полного сходства с оригиналом. Зато изображенные в качестве фона суровые горы и сумрачные долины при ближайшем рассмотрении оказывались сплетением сладострастно изогнутых женских тел. Безупречная фигура Анжелики в просторном, развевающемся на ветру белом платье давала простор воображению зрителя. Но прежде всего обращали на себя внимание глаза девушки — таинственные, искушающие, исполненные дивной гипнотической силы, они светились юмором.

Легкая улыбка тронула ее губы. Та женщина утверждала, что рукой мастера водила страсть. Пожалуй, но она была в равной степени замешана и на желании, и на разочаровании. Что же касается воображения, то фантазировать пришлось, в первую очередь, самому Жану-Луи, ибо Анжелика так и не позволила писать ее обнаженной. Быть может, в этом и состояла дразнящая тайна полотна и одновременно секрет его ошеломляющего успеха? Холст излучал желание и одновременно вселял ощущение какой-то хрупкости, нереальности, заставляя работать фантазию зрителя.

Щедрый луч закатного солнца упал на Анжелику, позолотил ее легкую и стройную фигуру и окружил пышные волосы ослепительным нимбом. На девушке было белое платье до щиколоток, и нельзя было не отметить его сходства с тем, нарисованным. Тонкая ткань казалась почти прозрачной, являя взору соблазнительные очертания великолепных ног — таких длинных, что, казалось, они растут прямо из талии. Она была теперь ожившим портретом, а тот — лишь ее бледной копией.

На второй этаж прибыл снизу лифт, и двери его с шумом открылись. Фойе заполнила оживленно галдящая толпа. Гости повалили к входу, предъявляя приглашения. Потом они с восхищенными возгласами подходили к картине и отправлялись на поиски виновника торжества.

— Я, кажется, оставил в номере свое приглашение, но вот… — послышался чей-то низкий голос с английским акцентом.

Говоривший умолк, и Анжелика представила себе деньги, вручаемые в качестве компенсации за забывчивость. Еще один «заяц», здесь их десятка два, не меньше…

Девушка легко взбежала по лестнице и смешалась с толпой.

Владелец галереи накрыл для гостей роскошный стол. Шампанское лилось рекой. Шум нарастал, атмосфера становилась все более жаркой.

Огромные окна от пола до потолка позволяли любоваться раскинувшимся внизу Парижем. Солнце тяжелым оранжевым шаром погружалось в городской смог, и окрестные здания проступали черными силуэтами на фоне червонного золота заката. К подножию Эйфелевой башни потихоньку сползались сумерки, пронзаемые пока еще редкими огоньками, которые придавали городу романтическое очарование.

Стоя у окна, Анжелика вглядывалась в запрудившую зал толпу. Скоро напитки и яства начали иссякать, и наиболее высокопоставленные гости стали постепенно расходиться. Лишь друзья-художники намеревались держаться до последнего, чтобы потом всей компанией податься в один из клубов на Монмартре и прокутить там остаток ночи. Но только не Жан-Луи. На сегодня дружеская попойка не входила в его планы.

К Анжелике подходили, заговаривали, пытаясь вовлечь в свою компанию, но вскоре разочарованно отступали.

Тут в зал вкатили тележку с тортом колоссальных размеров, и Жан-Луи принялся искать свою избранницу.

— Анжелика… Анжелика! Где ты?

Она сделала нерешительный шаг вперед и тут же выдала себя. Кто-то схватил ее за руку и громко возвестил, что невеста нашлась и сию минуту будет доставлена к жениху.

Толпа расступалась перед ними. Промелькнули лица — бородатые художники, модели в вечерних платьях, респектабельные владельцы художественных магазинов и галерей… Некоторые гости были ей знакомы, но большинство из них она видела впервые. Все, как один, широко улыбались и легонько подталкивали девушку в центр круга, где, уже завладев всеобщим вниманием, стоял Жан-Луи рядом с гигантским тортом в виде палитры живописца.

Тот шагнул ей навстречу и обнял одной рукой. Он был чуть выше Анжелики, худощавый и жилистый, с длинными ухоженными волосами. На его красивом лице выделялись тонкие губы — характерная черта многих французских мужчин. Изысканный костюм, купленный на солидный аванс от галереи, был призван произвести впечатление на потенциальных заказчиков и убедить их, что его владельца можно смело приглашать в лучшие дома. Жан-Луи смотрел на невесту блестящими от возбуждения глазами, явно связывая с предстоящей ночью массу приятнейших ожиданий.

Владелец галереи, вложивший деньги в новоиспеченную знаменитость, выступил вперед и произнес речь, в которой поздравлял Жана-Луи с успехом, предрекая будущие победы, и обещал дальнейшую поддержку. Несмотря на многословие оратора, его слушали внимательно, заполняя аплодисментами каждую паузу. Лишь в конце речи меценат вспомнил, что надо как-то связать сказанное с приемом по случаю помолвки, и отдал должное красоте невесты виновника торжества, пожелав им обоим счастья. В руку художника вложили нож, а слушатели тем временем уже шумно требовали ответного выступления. Жан-Луи не заставил себя долго упрашивать. Его искрометная речь была несколько рискованной, и друзья перемигивались, ловя жадные взгляды, которые тот бросал на девушку. Выслушав аплодисменты, он занес нож над огромным тортом.

— Одну минуту; пожалуйста! — Резкий властный голос с английским акцентом привлек всеобщее внимание. Анжелика узнала того самого мужчину, что «забыл» свое приглашение.

Из толпы выступил высокий человек. На вид лет тридцати двух или трех, он выглядел как истинный англичанин в своем безукоризненно сшитом темном вечернем костюме, не скрывавшем крепкой атлетической фигуры. Его красивое лицо с твердо очерченным подбородком выдавало недюжинное хладнокровие и силу воли. На фоне пестрой, беззаботной толпы он казался белой вороной.

Гул голосов стих, и смутное ожидание чего-то необычного охватило собравшихся. Незнакомец направился к Анжелике и Жану-Луи. В его устремленных на девушку глазах словно застыл немой вопрос, но в ее ответном взгляде блеснуло лишь откровенное любопытство. Мужчина нахмурился, и, обращаясь к Жану-Луи, произнес:

— Боюсь, что эта женщина — не та, за кого себя выдает.

Художник недоверчиво хмыкнул.

— Вы, собственно, о чем? Анжелика — моя невеста. Она выходит за меня замуж.

— Это только осложняет ситуацию. — Незнакомец вновь впился взглядом в девушку. — Потому что тогда ей сначала придется расторгнуть помолвку со мной.