Гидеон спустился с площадки жилого дома, из которого недавно стреляли. Его напарница шагала рядом с ним по тротуару. Сегодня он впервые увидел Эмму не во сне. И ее появление доказало, что она действительно нечто большее, нежели фантазия. Маленький фантом спас его жизнь или жизнь Хоуп, или их обоих. Он не был уверен, кто попал бы под пулю, если бы Эмма не молила его опуститься на пол, тщетно молотя Хоуп, словно пыталась убрать женщину с дороги.
Она не призрак. Он был убежден, что она именно та, кем все время себя называла: существо, еще не вошедшее в этот мир, дух, находящийся между жизнями. Количество энергии, потребовавшееся, чтобы появиться перед ним так, как это сделала она, было весьма значительным, и он больше не мог списывать Эмму на дурные сны о жизни, на которую не отваживался. Все правильно, она — Рейнтри или однажды ею будет.
Они приблизились к книжному магазину на углу. У окна за прилавком стояла пожилая женщина, устремив на улицу любопытный взгляд. Если стрелок шел этой дорогой, она увидела бы его. Гидеон кивнул через стекло любопытной даме.
— Почему бы тебе не расспросить продавщицу, не видела ли она что-нибудь?
Хоуп, задумчиво молчавшая с того момента, как они оставили здание, поинтересовалась:
— Ты не хочешь расспросить ее сам?
— Я должен сделать звонок. Семейное дело, — добавил он, чтобы его нежеланная напарница не решила, будто он пытается вести расследование у нее за спиной. Она помедлила, но, в конце концов, вошла в книжный магазин, оставив его в одиночестве стоять на тротуаре. Гидеон вытащил телефон и быстро набрал номер.
Данте ответил со второго сигнала.
— Как дела? — громко спросил Гидеон из-за сильных помех, мешающих разговаривать. Проклятые сотовые телефоны.
— Хуже некуда, — ответил брат.
— Поверь, я сочувствую. Не задержу тебя долго, но мне нужно кое-что узнать. Примерно три месяца назад ты прислал кусок бирюзы.
— Я помню.
— Проклятая штука была зачарована, не так ли? — Он неосознанно теребил висевший на шее шнурок. Сейчас тот был скрыт рубашкой и галстуком, но Гидеон всегда помнил о власти талисмана. Серебряный амулет нес дар защиты, благословение от его брата. Раз в девять дней курьер доставлял ему новый амулет. Старший брат настаивал на этом, поскольку работа Гидеона была связана с потенциальными опасностями. Но бирюза, лежащая на комоде его спальни, определенно таила в себе другой вид силы.
Данте рассмеялся.
— Я удивлен, что тебе потребовалось столько времени, чтобы это понять.
— Что именно там спрятано?
— Проблеск будущего.
— Ближайшего будущего или отдаленного?
— Это не было определено.
Гидеон прислонился к кирпичной стене книжного магазина и кратко выругался. Изготовленный Данте подарок не имел определенного срока действия, а Эмма была существом, собирающимся войти в этот мир, и по ее словам, она придет скоро.
Не обязательно. Он все контролирует. Сам принимает решения. Если он не захочет создать семью, значит, ее у него не будет. Несмотря на то, чему его учили всю жизнь, Гидеон не мог поверить, что у него нет выбора в таком важном вопросе.
— Что ты видел? — спросил Данте.
— Ничего, что касалось бы твоих чертовых дел.
Данте снова рассмеялся, затем резко закончил беседу, как будто кто-то прервал его.
Хоуп открыла дверь книжного магазина и высунула наружу голову.
— Рейнтри, думаю, ты захочешь это послушать.
***
Табби вышагивала по недавно арендованной квартире. Среди старой и пыльной обстановки все еще плескался адреналин. Она держала женщину под прицелом, это должен был быть достаточно легкий выстрел из безлюдной квартиры с противоположной стороны улицы от комнат Экей Рейнтри. Прицелиться. Выстрелить. И наблюдать, как падает цель. Потом бежать. Это был хороший, простой план. Она предпочитала работать другим способом, но это был достаточно хороший план засунуть Рейнтри в петлю.
Но Гидеон толкнул мишень, и пуля была растрачена впустую. Табби не знала всех талантов Гидеона, но, очевидно, наряду со способностью видеть призраков он обладал и некой телепатической силой. Он бросил свою напарницу на пол на долю секунды раньше, чем был спущен курок.
Табби ненавидела гостиничные номера. В таких местах не было никакой секретности, а у нее должна быть гарантия, что до ее вещей никто не доберется. Куда бы она ни направлялась, везде арендовала дешевую квартиру, вроде этой. Платила за месяц вперед и всегда уходила задолго до окончания срока. Она избегала соседей и никогда не брала работу на дом.
На маленьком кухонном столе этой убогой меблированной квартиры лежали недавно взятый палец и моток окровавленных волос, обработанные и высушенные. Она сидела перед ними и впитывала ощущения, которые сувениры так живо воскрешали в памяти. Она желала большего, желала уметь поглощать жизненную силу своих жертв, но в некотором отношении Табби была удовлетворена и тем, что эти вещи теперь принадлежат ей. В ее памятных сувенирах таилась замечательная темная магическая формула: они успокаивали ее, даже когда все остальное шло не так, как надо. А в настоящее время, казалось, все действительно идетне так .
Экей до сих пор нигде не объявилась, и это становилось проблемой. Приказы Сила были четкими. Экей должна умереть первой. Табби знала, что, если позвонить кузену и рассказать о случившемся, он отзовет ее домой и пришлет кого-то другого, чтобы доделать работу, с которой она не справилась. Если такое произойдет, ее жизнь не будет стоить и плевка. Она должна закончить данное ей задание, причем самостоятельно. Сначала Экей, потом, на этой же неделе и желательно в такое время и в таком месте, где можно приблизиться к жертве настолько, чтобы воспринимать ощущения — Гидеон.
Обдумывая возможности, она протянула руку и слегка дотронулась до неровного края розово-белокурых волос. Она совершила пару ошибок, но скоро Рейнтри, которых ей поручено убить, будут мертвы, и только это имеет значение. Что касается женщины-полицейского, теперь Табби хотела ее смерти исключительно из принципа. Она ненавидела промахиваться.
***
Старая леди в книжном магазине видела женщину с длинными светлыми волосами, которая именно в это время очень живо, почти бегом, выходила из жилого дома. Улик в виде цвета волос и выбора времени было достаточно, чтобы допустить связь выстрела с убийством Шерри Бишоп. Но что скрывается за этими преступлениями? На этот вопрос у Хоуп не было ответа.
— Сожалею о твоем автомобиле, — сказал Гидеон. — До утра он будет в безопасности на хилтонской парковке. А потом мы кого-нибудь за ним пошлем.
Стрельба, последующее расследование и несколько часов, проведенные в офисе, где они совместно изучали нераскрытые убийства, сходные с делом Шерри Бишоп и совершенные за пределами вилмингтонского округа, задержали их настолько, что вызывать механика стало слишком поздно. Гидеон Рейнтри повез ее к матери. С собой он захватил небольшое количество дел, чтобы просмотреть их позднее дома. Он надеялся найти в них что-нибудь новенькое, если посмотрит свежим взглядом.
Хоуп была вынуждена признать, что Рейнтри, безусловно, вел себя не как корыстолюбивый человек. На самом ли деле он настолько предан своей работе, как кажется? Возможно убийство его родителей действительно предопределило его выбор, и не существовало никаких темных секретов. И ей не предстоит разочаровываться из-за предательства.
Между тем, она была совершенно вымотана и радовалась возвращению домой, который в настоящее время находился в квартире ее матери над «Серебряной чашей», магазином, торговавшем всякими оккультными вещицами. Он располагался в центре Вилмингтона, принадлежал Рэйнбоу Мэлори и ею же управлялся. Разумеется, имя Рэйнбоу было дано матери Хоуп не при рождении. На самом деле ее звали Мэри, хорошим, солидным, нормальным именем Мэри. Но в возрасте шестнадцати лет Мэри стала Рэйнбоу и оставалась ею до сих пор.
К ужасу Хоуп Гидеон припарковался и выключил двигатель.
— Спасибо, — сказала Хоуп, быстро выходя из «мустанга» и прилагая все усилия, чтобы избавиться от напарника. Но избавиться от Гидеона Рейнтри оказалось не так-то легко. Он покинул водительское место и последовал за ней. К счастью, от того места, которое нашел Гидеон для стоянки, до «Серебряной чаши» надо было пройти еще два дома.
— Мы уже обсуждали это, Рейнтри, — резко сказала она. — Ты пошел бы провожать Леона?
— Если бы кто-то стрелял в него, да, — ответил он.
— Стреляли в тебя, а не в меня.
— Докажи.
Разумеется, она ничего не могла доказать. Магазин матери становился все ближе, она распрямила спину и вздохнула.
— Прекрасно. Спасибо.
— Магазин все еще открыт?
Хоуп взглянула на часы. В летнее время магазин работал дольше, чтобы принять как можно больше туристов.
— Да, но вряд ли что-либо из его ассортимента способно тебя заинтересовать.
— Ты не имеешь никакого представления о том, что меня интересует.
Она провела два дня в компании этого мужчины и совершенно его не знает, поняла Хоуп. Она добралась до входа в магазин и положила руку на дверную ручку.
— Не говори матери, что кто-то стрелял в нас, — тихо попросила она, открывая дверь, и над ее головой звякнул колокольчик.
«Серебряная чаша» торговала кристаллами, благовониями и ювелирными изделиями, изготовленными местными ремесленниками. Наряду с гадальными картами и рунами тут так же предлагали собрания красочных шелковых шарфов и вырезанные вручную деревянные шкатулки. Драгоценности составляли основу бизнеса магазина, но Рэйнбоу Мэлори больше благоволила ко всяким штучкам в стиле Нью-эйдж. При звуке колокольчика странное, немного фальшивое пение под музыку для медитации, которое издавала ее мать, прекратилось.
Рэйнбоу выглянула со своего места за прилавком и широко улыбнулась. В свои пятьдесят она все еще была очень привлекательна, хотя седые пряди в темных волосах выдавали ее возраст так же, как и нежные морщинки от улыбки. Она не красила волосы и совершенно не пользовалась косметикой. И не носила лифчик.
— Кто твой друг? — спросила Рэйнбоу, выходя из-за прилавка. Ее пышная разноцветная юбка достигала пола, колыхаясь вокруг удобных сандалий.
— Это мой напарник, Гидеон Рейнтри, — представила Хоуп. — Он хотел осмотреться, но задержаться не может.
Хоуп наблюдала, как ее мать поддается очарованию Гидеона, как и любая другая женщина, увидевшая его впервые. Ее спина немного распрямилась. Улыбка стала ярче. А потом она заявила:
— У вас самая красивая аура, которую я когда-либо встречала.
Чрезвычайно смутившись, Хоуп закрыла глаза. Это никогда не закончится. Теперь Гидеон за завтраком поведает другим детективам, что мать Хоуп Мэлори верит в ауры, кристаллы и гадальные карты. Она ждала взрыва смеха, но вместо этого Гидеон ответил:
— Спасибо.
Хоуп открыла глаза и посмотрела на него. Он не выглядел забавлявшимся. В действительности, он казался абсолютно серьезным и, похоже, чувствовал себя здесь как дома, принявшись изучать товары на полках.
— Здесь мило, — промолвил он. — Интересные товары, приятная атмосфера…
— Атмосфера крайне важна. Я всегда стараюсь заполнять магазин положительной энергией, — отозвалась Рэйнбоу.
Хоуп снова захотелось провалиться сквозь землю, но ее напарник совершенно не выглядел ни озадаченным, ни веселым.
— Могу держать пари, что туристы любят этот магазин, — сказал он. — Очень мирное местечко.
— Так и есть, спасибо, — ответила Рэйнбоу. — Это так проницательно с вашей стороны. Конечно, я поняла, как только увидела вашу ауру…
Больше никаких аур.
— Мама, хватит отвлекать Рейнтри разговорами. На самом деле, ему пора уходить. У него еще много дел на сегодня.
— Вовсе нет, — небрежно заметил он. — Я хочу еще раз бросить взгляд на документы, но сначала мне необходимо провести некоторое время подальше от них.
Она впилась в него взглядом, но он проигнорировал ее, продолжив изучать товары. Если они собираются стать партнерами, то ему необходимо научиться понимать намеки.
— Присоединяйтесь к нам за ужином, — с необычным оживлением в голосе предложила Рэйнбоу. — Я закроюсь через двадцать минут. У нас есть тушеное мясо в глиняных горшочках, еды более чем достаточно на троих. Вы выглядите голодными. — Добавила она материнским тоном.
К абсолютному ужасу Хоуп, Гидеон принял приглашение.
***
Не могло быть двух менее похожих женщин. Там, где Хоуп вела себя откровенно подозрительно и скованно, ее мать проявляла открытость и непринужденность. Внешне они выглядели немного похожими, как это часто случается между матерью и дочерью, но в остальном трудно было поверить, что они когда-либо жили одной семьей и уж тем более имели общую ДНК.
Ужин состоял из густой тушеной говядины и самодельного хлеба. Простой, но вкусный. Гидеон не подходил к телевизору в гостиной и устроился, насколько это было возможным, подальше от печи и микроволновки. Он приложил все усилия, чтобы держать электрические волны низкими и контролируемыми.
Хоуп явно хотела, чтобы он поел и ушел как можно скорее. Она нервничала, бросала в его сторону взгляды, откровенно говорившие, что ей неуютно. Верования и раскрепощенность матери, определенно, смущали ее. Что бы сказала его напарница, если бы узнала, что Гидеон верил во все, о чем говорила ее мать? И даже больше.
Он мог заставить ее помучиться, оставшись после того, как пища была съедена, но смилостивился и поэтому отклонил предложенные десерт и кофе. Поблагодарил за еду и, к явному облегчению напарницы, пожелал спокойной ночи.
Рэйнбоу осталась в своей небольшой квартире, энергично убираясь на кухне, а Хоуп пошла проводить Гидеона.
— Извини, — тихо сказала она, когда они спустились до середины лестницы. — Мама немного чудная, я знаю. С ней все в порядке, но она так и не переросла стадию хиппи.
— Не извиняйся. Она мне понравилась. Она не такая, как все, но очень славная. — Как раз он-то и являлся тем человеком, который знал, каково быть не таким, как все. — Быть другим не всегда плохо.
— Да, — отозвалась Хоуп с насмешкой в голосе. — Попробуй продолжать думать так же, когда твоя мать заявляется на работу к отцу, занимавшему пост генерального директора, чтобы поговорить о продаже кристаллов и благовоний, и все заканчивается тем, что она закидывает отца вопросами о том, сколько вреда наносит его компания окружающей среде, и распродает свой товар среди служащих.
Вопреки всем своим стараниям, Гидеон не смог удержаться и рассмеялся.
— Поверь, ты бы не думал, что это забавно, если бы она сказала твоему первому настоящему парню, что у него мутная аура и он нуждается в медитации, чтобы повысить свою позитивную энергию.
— Позитивная энергия — это хорошо, — ответил Гидеон, когда они спустились в магазин, который после того, как Рэйнбоу заперла дверь, остался тускло освещенным.
— Ты не должен мне покровительствовать, — резко сказала Хоуп. — Я знаю, что моя мать необычная, чудаковатая, да и просто… странная.
Гидеон не стал сразу выходить за дверь, поскольку еще не был готов отправиться домой. Он изучил представленные на витрине кристаллы и драгоценности, потом перебрал пальцами связку серебряных амулетов, висевших над прилавком, выбрал один из них — плоский кельтский узел на черном атласном шнурке — и стянул его с вешалки одним пальцем.
Повернувшись к Хоуп спиной, он обхватил амулет обеими ладонями и прошептал несколько слов. Из-под его пальцев выскользнул легкий зеленый свет. Свет длился не долго, не дольше того времени, которое понадобилось ему, чтобы произнести слова.
— Что ты делаешь? — спросила Хоуп, подойдя к нему, когда свет уже исчез.
Прежде чем она поняла, что он задумал, Гидеон повесил амулет ей на шею.
— Сделай мне одолжение и поноси это некоторое время.
Она подняла амулет и осмотрела его.
— Зачем?
Гидеон обладал даром создавать защитные амулеты. Только члены королевской семьи: Данте, Мерси, а также он сам, могли зачаровывать подарки, и они использовали эту силу экономно. Они могли дарить благословения только другим, но не себе, и не афишировали свою способность. Этот талант требовал тщательной охраны и его скрывали так же, как и все остальное. Он не знал, кому предназначалась сегодняшняя пуля, но в любом случае ему станет легче, если у нее будет защита. Ничто не убережет ее от всего, но зачарованный амулет даст шанс. По крайней мере, он на несколько дней оградит Хоуп позитивной энергией, над которой она насмехалась. На девять дней, если быть точным.
— Доставь мне удовольствие, — спокойно ответил он.
Хоуп скептически изучала амулет.
— Я знаю тебя недостаточно долго, чтобы даже просто раздумывать над возможностью потакать твоим странностям.
— В нас стреляли. Это означает, что мы поспешно связаны как партнеры, и ты станешь потакать мне во всех моих странностях.
Она все еще колебалась, настроенная скептично и напряженная настолько, что вот-вот была готова взорваться. Эта женщина нуждалась в небольшой разрядке сильнее, чем кто бы то ни был.
Пока Хоуп изучала кельтский узел, Гидеон приблизился к ней, прижал ее спиной к прилавку, и она оказалась пойманной в ловушку между его руками и витриной. Эта близость напомнила ему, насколько она маленькая и хрупкая. Она так старалась вести себя по-мужски, быть жесткой, независимой и твердой. Но прежде всего она оставалась женщиной и ничуть не была твердой. Хоуп была мягкой… и она уйдет только тогда, когда он будет готов ей это позволить.
— Носи его для меня, — сказал он, понизив голос. — Потому что я буду чувствовать себя спокойнее, зная, что на твоей шее висит амулет, приносящий удачу.
— Это глупо, — запротестовала она, явно обеспокоенная тем фактом, что оказалась в ловушке. — Кроме того, ты такой не носишь …
Он скользнул пальцем за воротник, подцепил кожаный шнур и вытянул талисман, полученный от Данте в конце прошлой недели. В тусклом свете уличных фонарей, стоящих перед магазином ее матери и в голубых вспышках от кафе с противоположной стороны улицы, она отчетливо разглядела амулет.
— О, — тихо произнесла она. — Я и в самом деле уже видела его.
— Не стоит отрицать существование чего бы то ни было только потому, что ты не можешь увидеть, почувствовать или коснуться этого. — Он никогда не пытался объясниться перед кем-либо, тем более перед женщиной, которую знал менее двух дней. Жизнь слишком коротка, и его не заботило, что о нем думают едва знакомые люди. Но через свою мать Хоуп каждодневно была окружена волшебством и, тем не менее, отрицала его существование. Это беспокоило его.
— Итак, — сказала она не более приветливым голосом, чем прежде. — Ты тоже видишь ауры? Я свечусь в темноте, Рейнтри?
— Я не вижу ауры.
Был ли это обман света, или она действительно почувствовала облегчение?
— Но это не значит, будто я не верю в их существование.
Он хотел ее перевода, не только для своей, но и для ее же пользы. Ему безопаснее работать одному, а Хоуп больше подходит работа по расследованию грабежей, мошенничеств или преступлений среди малолетних. Что угодно, но только не убийства. Она может быть чьим угодно напарником, но только не его. Хоуп повернула голову, и на ее шею упал свет с улицы. Шея была бледной, стройной и достаточно длинной, чтобы заставить его задуматься, какой она окажется на вкус. Если бы Хоуп сняла дом на пляже на неделю или две, если бы она была туристкой, секретаршей или продавщицей, он с радостью подцепил бы ее и отвез домой на вечер или два.
Но, ради Бога, она была его чертовым напарником.
Правда, не надолго.
Он наклонился и прижался ртом к ее шее. У нее перехватило дыхание, когда он скользнул рукой между их телами и положил ладонь ей на живот, ниже, чем могли себе позволить напарники, знакомые или друзья. Ее тело напряглось, она собиралась защищаться, собиралась оттолкнуть его или двинуть коленом по самому чувствительному месту.
По большей части реакции тела были электрическими, хотя, кажется, столь простой факт понимали далеко немногие. Гидеон очень хорошо осознавал власть электричества. Он жил с этим всю жизнь. Даже сейчас, с приближением летнего солнцестояния, когда его способности находились в слегка неисправном состоянии, у него оставалось достаточно контроля, чтобы сделать то, что нужно.
Его рука уютно устроилась внизу теплого живота Хоуп, как будто он имел право трогать ее таким способом. Он проник внутрь Хоуп, используя электрический разряд. Сквозь толстую ткань ее консервативных брюк, сквозь то, что вероятно было обычным нижним бельем — или она удивит его гладким красным шелком и ленточками? — сквозь кожу, он прикоснулся к ней и заставил ее внутренности ожить и забиться. Он вызвал у нее оргазм прикосновением руки и использованием энергии.
Хоуп ахнула, забилась в судорогах и задрожала. Рука, которая собиралась оттолкнуть его, вместо этого ухватилась за его куртку и крепко сжала ткань в маленьком, сильном кулачке. Она невольно издала шумный глубокий вздох и на мгновение прекратила дышать. Только на мгновение. Ее бедра немного раздвинулись, сердце неровно заколотилось. Когда у Хоуп подогнулись колени, Гидеону пришлось поддержать ее, чтобы не дать упасть на пол. Отклик Хоуп на бегущее сквозь тело электричество не был ординарным или обычным. Она застонала, покачнулась. А затем замерла.
Он был твердым, что не удивительно, и они стояли так близко, что она несомненно знала об этом. Если она двинет ему коленом сейчас, то сможет причинить серьезный вред. Он медленно опустил руки и отстранился.
— Что ты сделал..? — Хоуп не закончила свой вопрос. Гидеон вытащил из заднего кармана бумажник и достал десятидолларовую банкноту.
— За амулет, — сказал он, бросая деньги на прилавок и игнорируя только что произошедшее. — Хочешь, чтобы я заехал за тобой утром? Завтрак снова в «Хилтоне»? Мы позаботимся о том, чтобы попросить кого-нибудь осмотреть твою машину там.
Он ждал, что она пошлет его к черту. Она могла доставить ему беспокойство, обвинив в сексуальных домогательствах, но кто ей поверит? Мы оба были полностью одеты. Это случилось так быстро. Он положил на меня руку, и я кончила, как женщина, у которой не было мужчины лет десять.
Она не могла этого сделать. Никто ей не поверит. Ее единственный выбор состоял в том, чтобы послать его к черту и потребовать другого напарника, попросить иное, более подходящее назначение.
— Думаю, что пропущу завтрак, — ответила она, ее голос все еще звучал с придыханием, свидетельствуя о только что пережитом оргазме.
Гидеон улыбнулся. Возможно, испугать ее будет легче, чем он думал. Эта надежда длилась недолго. Все еще запыхавшись, она сказала:
— Заедешь за мной, когда закончишь с завтраком.
***
Закрыв за Рейнтри дверь, Хоуп помчалась к лестнице и, съежившись, уселась на нижнюю ступеньку. Колени подгибались, бедра дрожали; она все еще не могла дышать; мысли кружились. Что произошло?
Разумеется, прошло уже много времени с тех пор, как до нее дотрагивался мужчина. И она действительно считала Гидеона привлекательным. Он обладал тем плутовским обаянием, которое интриговало и раздражало ее. Но достигнуть оргазма просто потому, что он положил на нее руку и поцеловал в шею? Это было невозможно. Ведь так?
Маловероятно, неслыханно, но определенно не невозможно.
Хоуп прислонилась к стене, скрываясь в тени, ее внутренности все еще немного дрожали. Колени продолжали трястись, и она чувствовала растущую влагу, говорившую, что она не закончила с мужчиной, который возбудил ее и вынудил кончить в течение секунды. Хорошо, мысленно она определенно покончила с ним, но вот тело чувствовало себя иначе.
Гидеон может очень сильно ранить ее. Может оказаться еще одной ошибкой. Она не пойдет на это, она просто не может рисковать. Тогда почему она все еще вспоминает, как его усы щекотали ей шею, и представляет, как они будут ощущаться у ее рта?
Хоуп принялась играть висевшей на шее серебряной безделушкой. Ей бы следовало сорвать эту проклятую штуковину и выбросить. Следовало накатать жалобу на этого сукиного сына за то, что осмелился положить на нее свою лапу. Конечно, надо полагать, он хотел и ожидал от нее именно такого поступка.
Но она собиралась встретить его завтра утром и притвориться, будто ничего не произошло. В Гидеоне Рейнтри было нечто большее, нежели зоркий глаз, и она собиралась узнать, что это за большее .
***
В это время года штормы бывали часто. Гидеон любил шторм. А больше всего он любил в нем молнии. Полночь уже прошла. Он стоял на берегу, подняв к облакам лицо и ладони, одетый в обрезанные джинсы. Электроны наполняли воздух. Он мог осязать их, чувствовать.
Он также все еще мог чувствовать и осязать ее. Обычно, когда воздух заряжался электричеством, его ничто не отвлекало, но он все еще ощущал, как Хоуп обвилась вокруг него, хваталась за его одежду, стонала и пошатывалась, кончая сильнее, чем он ожидал. Он все еще мог ощущать вкус ее шеи на своем языке. Он сделал это, намереваясь отвлечь ее, а вместо этого сам стоял здесь, безнадежно растерянный, спустя несколько часов после того, как ушел и оставил ее дрожащей и смущенной.
Он не мог позволить себе находиться в растерянности. Ни сейчас и ни когда-либо в будущем. Именно по этой причине он всегда отсылал Эмму прочь, поэтому же регулярно отправлял по почте амулеты плодовитости для Данте. Кто-то должен продолжить род Рейнтри, но это будет не он.
Какая нормальная женщина примет то, кем и чем он являлся? В его жизни бывали моменты, когда он хотел этого больше всего на свете. Не стать обычным, не отрицать, кем и чем он являлся, или отказаться от своего дара. Ничего подобного, никогда. Просто иногда он страстно желал прикоснуться к чему-то нормальному в своей жизни. Только прикоснуться. Но он не мог получить этого. Ничто в его жизни никогда не было и не будет нормальным.
А вот Хоуп была нормальной. Если бы она узнала, кем является ее напарник и что может сделать, то он уже никогда не оказался бы к ней настолько близко, чтобы дотронуться.
Первая молния расколола небо и осветила ночь. Она танцевала поперек черного неба, расщепляясь мощными венами, красивая, яркая, сильная. Он чувствовал ее под своей кожей, в своей крови. Следующая ударила ближе и мощнее. Он тянулся к ней, и она тянулась к нему. Они с молнией питали друг друга. Он притянул энергию ближе, впитывая ее.
Следующий разряд молнии пришелся в него. Она прострелила сквозь тело, танцуя в крови. Его глаза на миг закатились, ноги оторвались от песка так, что он приподнялся над землей на пару метров. Он никогда не чувствовал себя более сильным, чем в подобные моменты: укрытый ночью, рядом с ревущими волнами и бегущей по крови молнией.
Гидеон не просто любил шторм, он сам был штормом. Пойманный молнией, являясь ее неотъемлемой частью, он пил силу и красоту. Кормясь штормом, Гидеон платил ему сторицей, подпитывая его. С наступлением летнего солнцестояния он не нуждался в дополнительных инъекциях штормовой мощи, но хотел их. Жаждал. Стоя на берегу в одиночестве, укрепляя свое тело силой, разделенной с разгоряченной природой, он не мог отрицать свою суть.
Рейнтри.
Следующий удар молнии поразил Гидеона и отбросил назад на несколько метров. Ему казалось, будто он летит сам, а не из-за толчка. Сам или нет, он прерывисто дыша приземлился в песок на задницу, возбужденный и воодушевленный. Его сердце билось как сумасшедшее, дыхание вылетало с трудом. Шторм пошел дальше, но мелкие осколки молнии остались с Гидеоном, в темноте ночи поразительно ярко потрескивая на его коже. Белое, зеленое и синее электричество танцевало на нем и внутри него. Он поднял руку к вечернему небу, следя, как затухают искры на коже.
Нормальное было не для него и никогда не будет. Лучше всего не тратить время впустую, желая вещей, которым не суждено сбыться, невозможных вещей, таких, как находиться в следующий раз внутри Хоуп, когда она покачнется и задрожит.
Если она насмехалась над аурами, кристаллами и талисманами удачи, то что подумает о нем?