Ривер паркует грузовик на улице и заглушает двигатель.

— Оставайся на месте, — говорит он мне.

Наблюдаю, как он вылезает из машины, огибает капот и открывает мою дверцу.

Приемчики старой школы.

Я улыбаюсь.

— Ну, спасибо, добрый сэр, — говорю я с фальшивым южным акцентом, когда он берет меня за руку и помогает выйти из грузовика.

Он не улыбается. И не говорит. И не отпускает мою руку.

Он заводит наши сцепленные руки мне за спину, притягивает меня ближе, пока наши тела не прижимаются друг к другу.

Моя грудь — к его груди.

Бонус грудного вскармливания: большие сиськи.

А еще я ощущаю под его брюками четкие очертания члена. Я уже говорила, что на нем парадные брюки и рубашка? Он весь подтянутый и выглядит божественно.

Я моргаю, чувствуя, как у меня перехватывает дыхание.

— Я тебе говорил, что в этом платье ты выглядишь чертовски великолепно? — говорит он низким, хриплым голосом.

— А, в этом старье? — поддразниваю я.

На самом деле оно не старое. А совершенно новое. Сразу по завершении смены в закусочной, я отправилась за покупками и выбрала для сегодняшнего вечера новое платье и туфли на каблуках. Не часто меня приглашают на свидание. Особенно самый горячий мужчина в городе.

Черное кружевное платье со свободной юбкой заканчивалось примерно на дюйм выше колен. Оно выглядело стильно, с намеком на сексуальность. Красные туфли с ремешками и подходящий им клатч. Волосы я распустила, и они мягкими волнами вились по спине. Я даже накрасилась. Макияж легкий, но он есть.

— И да, ты мне говорил. Всего пару сотен раз, — я тихо, дразняще смеюсь.

Ривер ясно дал понять, что ему нравится, как я выгляжу сегодня.

Он убирает мои волосы за плечо и прижимается поцелуем к шее, заставляя испытывать дрожь.

— Явно недостаточно, — шепчет он мне на ухо.

Поцелуй в щеку. В уголок рта. Затем… его губы, наконец, встречаются с моими.

Пальцы на ногах сводит судорогой, груди покалывает, а тело гудит.

— Разве это не должно произойти в конце свидания? — говорю я, задыхаясь, когда поцелуй прерывается.

Темные, сверкающие страстью глаза устремляются на меня.

— Нет. Это только начало.

Все еще держась за руки, Ривер ведет меня к ресторану. Его шаг неспешный, потому что я немного отвыкла ходить на каблуках.

— Здание ресторана — переоборудованное почтовое отделение столетней давности, — говорит мне Ривер.

Мы поднимаемся по ступенькам к входу, и он отпускает мою руку и кладет ее мне на поясницу.

Ривер придерживает для меня дверь, чтобы я могла войти.

Подходит метрдотель. Ривер говорит, на чье имя забронирован столик. Уайлд, конечно же. Он спрашивает, не хотим ли мы начать с выпивки. Ривер смотрит на меня.

— Я не против, — говорю я.

— Ведите нас к столику, — говорит ему Ривер.

Он ведет нас к столику у окна, выходящему во двор.

— Этот столик вам подойдет? — спрашивает метрдотель, отодвигая мне стул.

— Да, замечательно, — говорю я ему, садясь.

Я кладу клатч на стол. Ривер садится напротив меня.

— Официант скоро подойдет с меню и примет заказ на напитки, — говорит он нам перед уходом.

— Здесь очень хорошо, — говорю Риверу, дотрагиваясь до его лежащей на столе руки.

Он улыбается, поворачивает руку и переплетает наши пальцы.

— Рад, что тебе понравилось.

— Как думаешь, Хоуп в порядке?

В уголках его глаз собираются морщинки.

— С ней все в порядке. Но, если хочешь, можешь спросить у Сэди.

— Наверное, я ей напишу.

Достав из клатча мобильник, быстро набираю сообщение Сэди.

Она отвечает сразу.

С улыбкой читаю сообщение Риверу.

— Хоуп с бутылочкой. Бадди отключился. А Сэди ест кексы, которые я оставила для нее на кухне. О, и «Холодное сердце» почти закончился. Теперь они смотрят «Моану». — Я убираю мобильник обратно в клатч.

— Похоже, Сэди весело проводит время, — посмеивается Ривер.

— Знаешь, думаю, так и есть. Она обожает Хоуп.

— Конечно, обожает. Хоуп потрясающая. Как и ее мама.

— Точно, — я ухмыляюсь.

Подходит официант с меню и принимает заказ на напитки. Ривер заказывает «Буд Лайт», потому что за рулем. Я заказываю бокал вина, которого мне, скорее всего, хватит на весь вечер. Я никогда не была большой любительницей выпить. Нил мне этого не позволял…

Нет. Сегодня я об этом думать не буду.

У меня свидание с самым лучшим мужчиной, которого я когда-либо знала.

Не надо сегодня вмешивать сюда мое прошлое.

Когда официант отходит от столика с заказами на напитки, я открываю меню, но пока не смотрю в него.

— Могу я кое-что сказать?

— Мне понравится то, что ты скажешь?

Я пожимаю плечом.

— Не уверена. Но я все равно скажу.

Он жестом просит меня говорить.

— Мне очень нравится в этом ресторане, он потрясающий. Но ты же знаешь, что тебе не нужно было уезжать из города, чтобы сводить меня куда-нибудь. Мы могли бы пойти в ресторан в Каньон Лейк.

На его лбу появляется хмурая морщинка. Но он ничего не говорит.

— Я знаю, почему ты этого не сделал. Потому что избегаешь городских жителей. Но, честно говоря, я думаю, может, тебе... не стоит стараться избегать их. Я думаю... может, теперь, когда мы, ну, стали друзьями, все изменилось…

— Мы просто друзья? — Он поднимает на меня темную бровь.

Я чувствую, как горят щеки.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — говорю тихо.

— Не думаю, что знаю, Рыжая. Потому что я совершенно уверен, что хочу быть с тобой больше, чем просто друзьями. Думал, ты тоже этого хочешь.

— Ты же знаешь, что хочу. Иначе меня бы здесь не было. Но я также знаю, что ты меняешь тему.

Он медленно, понимающе улыбается.

Я пинаю его ногой под столом.

— Засранец, — ухмыляюсь я.

— Тоже верно, — посмеивается он.

— Как я уже сказала, мне кажется, раз люди видели нас вместе и видели тебя с Хоуп… я просто подумала, может, все изменилось — ну, понимаешь, изменилось то… каким они тебя видят.

— Такие люди не меняют своего мнения. И они не те, с кем я хочу быть рядом.

— Согласна. Они узколобые бараны, и я не говорю, что ты должен с ними дружить. Но я всего лишь хочу, чтобы ты перестал прятаться в своем родном городе.

Он медленно выдыхает.

— Просто подумай об этом.

Он пристально смотрит на меня.

— Ладно.

— Могу я спросить кое-что еще?

— Нет, — говорит он, но я знаю, что он дразнится. Вижу это по выражению его глаз.

— Почему ты не уехал из Каньон Лейк, если тебе так не нравится это место?

Он откидывается на спинку стула.

— Я не испытываю неприязни к городу. Только к людям — в настоящее время за исключением двоих. И куда бы я отправился, если бы уехал?

— Туда, где люди лучше, — предлагаю, пожимая плечами.

Уголки его губ приподнимаются.

— А есть такое место?

— Наверное, нет, — признаю я.

— Как бы странно это ни звучало, — говорит он, — иногда дьявол, которого ты знаешь, лучше, чем дьявол, которого ты не знаешь.

— Надеюсь, ты не поэтому сегодня со мной ужинаешь.

Он смеется. И мне нравится этот звук. Он заставляет меня улыбаться от уха до уха.

— Определенно, нет. — Ривер качает головой, его смех стихает. — Хотя многие из нашего городка могли бы подумать, что это высказывание скорее относится к тебе — что это ты встречаешься с дьяволом.

— Ну, я бы предпочла встречаться с этим дьяволом. По крайней мере, я знаю, что получаю.

— Вот как ты меня видишь? Не как дьявола, а как то, что ты знаешь, можешь от меня получить.

— Да, — я тепло улыбаюсь. — И мне очень нравится то, что я от тебя получаю.

— Хорошо.

— А как видишь меня ты? — неуверенно спрашиваю я.

— Прямо сейчас? — Он многозначительно поднимает бровь.

Я игриво прищуриваюсь.

— Ты знаешь, о чем я.

— Я всегда знал, что получаю от тебя. И мне всегда это нравилось.

— Даже когда вел себя со мной как осел?

— Даже тогда. — Он выдыхает и берет солонку. — Скажем, эта солонка — я. — Другой рукой он берет перечницу. — А перечница — это ты. Внешнему миру и даже нам поначалу кажется, что мы не должны быть вместе. Я дерзкий и жесткий. Ты нежная и красивая. Но вместе мы, Рыжая, — он прижимает емкости друг к другу, — мы прекрасно подходим друг другу.

Сердце замирает, пропуская удар, прежде чем снова начать биться быстрее.

Улыбка приподнимает уголки моих губ.

Он тоже улыбается.

И именно в этот момент я точно понимаю, что влюблена в Ривера Уайлда.

«Я влюблена в него».

— Ты скрытый романтик, — улыбаюсь я, пряча слова, которые, как мне кажется, выгравированы на моем лице.

Он ставит емкости на место и смотрит на меня, в глазах искрится веселье.

— Только скажи кому-нибудь, Рыжая, я все буду отрицать до последнего вздоха.

— Твой секрет со мной в безопасности, — ухмыляюсь я.

Официант возвращается с напитками и спрашивает, готовы ли мы сделать заказ, но ни один из нас даже не взглянул на меню. Так что, официант говорит, что вернется позже.

Я беру вино и делаю глоток. Затем изучаю меню.

Заказываю креветки, а Ривер — речную форель.

За ужином мы в основном разговариваем о Хоуп — потому что она, знаете ли, потрясающая. А Ривер рассказывает мне истории о тех временах, когда они с бабушкой жили вместе.

Не успеваю я опомниться, как десерт уже съеден, и Ривер оплачивает счет.

Мы выходим из ресторана. В воздухе чувствуется приятное тепло.

Держась за руки, мы идем к грузовику. Ривер открывает передо мной пассажирскую дверь.

Я наблюдаю, как он огибает грузовик.

Каждая частичка меня трепещет от чувств и эмоций, теперь зная, что я к нему испытываю.

Я хочу его.

Так, как никого и никогда в своей жизни.

Он забирается в грузовик и включает зажигание.

— Итак... — говорит он, встречаясь со мной взглядом через разделяющее нас пространство. Его темные глаза сверкают от желания. — У нас есть час до того, как мы скажем Сэди, что вернулись. Хочешь заняться чем-нибудь еще? Или можем поехать домой прямо сейчас? Все, что захочешь, Рыжая.

— Есть кое-что, чего бы мне очень хотелось, — тихо говорю я с нервозностью в голосе.

— О, да? Чего же?

Я прикусываю губу, затягивая с ответом, а потом решаю просто сказать, как есть. Делаю вдох и выдох.

— Поехать к тебе домой, Ривер. Вот чего бы мне сейчас очень хотелось.

Кэрри

Ривер открывает входную дверь и отступает в сторону, пропуская меня первой. Входит следом и закрывает за собой дверь. Взяв меня за руку, ведет в гостиную. Щелкает включателем. Он отпускает мою руку, и я стою и смотрю, как он направляется к шкафу. Наклонившись, поднимает крышку. Раздается щелчок. Я слышу скрежет, а потом начинает играть музыка — «Сила любви» группы Frankie goes to Hollywood.

Ривер поворачивается ко мне. Его взгляд заставляет все внутри дрожать от предвкушения и желания.

Он подходит ко мне. Остановившись в дюйме от меня, пристально смотрит в глаза.

— Потанцуешь со мной?

— Я плохо танцую, — говорю я ему.

— Я тоже. Можем вместе плохо потанцевать.

Левой рукой он берет мою правую руку. Другой скользит по моей талии и спине, его пальцы нежно вжимаются в меня, подталкивая ближе.

Я устраиваюсь в его объятиях.

И мы начинаем двигаться.

Глядя друг на друга, покачиваясь в такт музыке.

Я слушаю слова песни. Они прекрасны.

— Мне нравится эта песня, — говорю я.

Он кивает.

— Мне тоже. — Ривер склоняет ко мне лицо, касаясь носом щеки, заставляя меня дрожать. — Но ты мне нравишься больше.

Я перевожу взгляд на него. А потом мы целуемся.

Душераздирающим, скручивающим пальцы ног, сводящим с ума поцелуем.

Такие поцелуи ведут только к одному — к сексу.

Ощущение его губ — фейерверк и симфония. Кожа гудит, словно от электрических разрядов. Я не могу им насытиться. Мне не достаточно чувствовать его.

Ривер отпускает мою руку. Я обнимаю его за шею. Его большие ладони скользят вниз по моей спине и обхватывают ягодицы.

Он поднимает меня, будто я ничего не вешу. Я обвиваю ногами его талию.

Мы все еще сливаемся в поцелуе так, словно мир вот-вот столкнется с астероидом.

Скольжу пальцами вверх по волосам на его затылке, сжимая.

Ривер стонет мне в рот.

Его стон отдается внизу живота.

— Отнеси меня в постель, — шепчу я ему в губы.

Ему не нужно повторять дважды.

Он несет меня через гостиную наверх, в свою темную спальню.

Свет остается выключенным.

Ривер ставит меня на ноги.

— Повернись, — говорит он сексуальным низким голосом.

Нарочито медленно я поворачиваюсь к нему спиной.

Его пальцы находят молнию на спине платья. Он тянет ее вниз. В тишине звук раздается мучительно громко.

Он стягивает платье с плеч вниз по бедрам, позволяя ему упасть на пол. Оставляя меня в кружевном черном белье и красных туфлях на каблуках.

Я поворачиваюсь к нему.

Его глаза скользят по моему телу, льющийся из окна лунный свет освещает нас.

— Ты чертовски красива, Кэрри, — хрипло шепчет он.

— А ты все еще одет.

Потянувшись к нему дрожащими пальцами, расстегиваю рубашку, не торопясь, как делал он с молнией. Когда последняя пуговица расстегнута, я провожу руками по его обнаженной груди и стягиваю рубашку с плеч.

Он высвобождает руки и бросает ее на пол.

Наклонившись вперед, прижимаюсь поцелуем к его обнаженной груди, над сердцем.

Ривер вздрагивает. Его рука скользит по моим волосам, сжимая их, он откидывает мою голову назад и накрывает мой рот своим.

Ведет меня назад, ни на секунду не прерывая поцелуя, пока мои ноги не упираются в кровать.

Я сажусь на край. Расстегиваю застежку на его брюках и опускаю молнию.

Ривер сбрасывает ботинки и снимает брюки. Затем избавляется от боксеров.

Я делаю глубокий вдох.

Он все такой же большой и совершенный, каким я его помню.

От вида его члена у меня текут слюнки. Раньше у меня никогда не было такой реакции на мужской пенис. Но на его, определенно, есть.

Он опускает руку вниз и сжимает член в кулаке.

Это так безумно эротично.

Он такой большой и такой чертовски мужественный.

Я хочу знать, какой он на вкус. Как будет ощущаться у меня во рту.

Потянувшись, накрываю рукой член, подаюсь вперед и прижимаюсь поцелуем к кончику.

Ривер делает глубокий вдох. Мышцы его живота напрягаются.

Раздвинув губы, ввожу головку в рот.

На вкус он соленый и мускусный. Мне нравится.

Ривер склоняется надо мной, расстегивает лифчик и снимает его. Мне приходится оторвать от него рот и руку, чтобы позволить ему сделать это.

Я не успеваю к нему вернуться, потому что он опускается передо мной на колени.

Снимает с меня туфли. Затем цепляет пальцами резинку трусиков. Опираясь на кровать, приподнимаю бедра.

Ривер медленно тянет их вниз по ногам, пока они не исчезают. И больше ничего не остается.

Только он и я, полностью обнаженные друг перед другом.

— Если у тебя есть какие-то жесткие пределы… любые триггеры... скажи мне. Я не хочу напортачить. Ты слишком важная для меня, и я слишком долго ждал, чтобы, в итоге, все испортить.

Я проглатываю эмоции. Дотрагиваюсь рукой до его щеки.

— Ты ничего не испортишь, потому что я тебе доверяю.

Он прижимается губами к моей ладони и целует ее.

— А у тебя, Ривер... есть ли что-то…

Он отрицательно качает головой.

— Нет, ничего такого, чего бы я не хотел делать с тобой. Я хочу все. Хочу тебя всю, Кэрри.

Я приближаюсь губами к его губам и снова целую.

Поцелуй распаляет нас в считанные секунды.

Ривер толкает меня обратно на кровать. Я двигаюсь, чтобы освободить ему место.

Он нависает надо мной, опираясь на одну руку. Другой скользит мне между ног.

— Черт, Кэрри, ты такая мокрая.

Он проводит пальцем между моих складок. Затем проникает пальцем внутрь.

Я стону от этого ощущения.

Он наклоняется к моей груди и проводит языком по соску, облизывая его.

Большим пальцем начинает тереть клитор. Втягивает сосок в рот. И я чувствую, как он царапает его зубами.

Переполненная всевозможными ощущениями, проходящими через меня, я стискиваю его волосы.

— Я долго не продержусь, — говорю я, зная, как долго его хотела. Чувствую, как тело готово взлететь, как ракета.

— Мне нужно попробовать тебя на вкус, — рычит он. Затем двигается вниз по моему телу и накрывает ртом мою киску.

Оргазм обрушивается на меня с силой товарного поезда.

Я выкрикиваю его имя. Тело извивается от силы оргазма.

Я все еще дрожу, когда он поднимает голову и перемещается по мне вверх.

Ривер захватывает мой рот. Я чувствую на нем свой вкус. Никогда раньше я не делала такого с мужчиной — не пробовала себя на его губах. Это безумно эротично. Кажется, я снова могу кончить. Или, возможно, это только с ним я так себя чувствую.

— Ты нужен мне, — говорю я.

Нечто абсолютно мужское вспыхивает в его глазах, заставляя меня дрожать от желания.

Тем же глубоким, как и взгляд его темных глаз, голосом он произносит:

— Всегда.

Потянувшись вниз, я беру его в руку. Его мышцы пульсируют от сильной дрожи в теле.

— Мне нужно трахнуть тебя, — хрипит он, гортанно и сексуально. — Без презерватива. Я хочу тебя обнаженной.

Я на таблетках, он это знает. И я ему доверяю. Как никому и никогда.

— Пожалуйста, — это все, что я могу сказать. Я хочу этого мужчину больше, чем глоток воздуха. Я изголодалась по нему.

Устроившись у моего входа, он погружается глубоко, заставляя меня вскрикнуть.

— Черт возьми, Кэрри, — цедит он сквозь зубы. — Ты не должна быть такой тугой, родив ребенка два месяца назад.

Из меня вылетает смех.

— Может, это не я тугая, просто твой член до нелепости большой.

— Повтори еще раз.

— Я не тугая, — поддразниваю, зная, что именно он хочет от меня услышать.

— Рыжая…

— Член, Ривер. Это ты хочешь, чтобы я сказала?

— Да, бл*дь, — стонет он. Вырываясь из меня, но тут же устремляясь обратно.

Я обнимаю его за шею, притягивая его губы к своим. Он целует меня глубоко, влажно и грязно.

Его рука сжимает мое бедро, удерживая на месте.

Пальцы сильно впиваются в кожу, но это, кажется, только еще больше меня заводит. Знать по силе его хватки и твердости члена, как сильно он меня хочет.

При каждом движении его бедренная кость трется о клитор. Член восхитительно ласкает заветное местечко глубоко внутри меня.

Это как сенсорная перегрузка.

— Скажи, что ты близко, Кэрри. Потому что я долго не протяну. С тобой так охрененно хорошо.

— Я уже близко, — выдыхаю я. — Просто продолжай делать... то... что... делаешь. Да, о, да... пожалуйста! — Я испытываю оргазм, более сильный, чем первый.

Мои внутренние мышцы сжимаются вокруг него.

— Бл*дь, Кэрри. Ты заставляешь меня кончить… так... жестко. — Его бедра дергаются, когда он изливается в меня.

Мы оставляем сладкие поцелуи на разгоряченной коже друг друга. Ни один из нас не готов позволить этому моменту закончиться.

Ривер берет мое лицо в ладони. Большими пальцами убирает мои волосы со лба. Пристально смотрит на меня в темноте.

Я ему улыбаюсь.

— Что? — шепчу я.

— Я люблю тебя, — говорит он. Слова, произнесены так просто... легко, но с таким большим смыслом.

Сердце в груди колотится. Затем, через меня проходит чистый восторг, покрывая каждый дюйм кожи.

Я накрываю его руку своей.

— Я тоже тебя люблю, — говорю я.

Его губы растягиваются в прекрасной улыбке, в уголках глаз появляются морщинки.

— Я хочу, чтобы мы были вместе. Ты, я и Хоуп. Хочу, чтобы мы были семьей.

— Я тоже этого хочу. Очень.

Боже, сердце, кажется, вот-вот разорвется. Я никогда не верила, что у меня может быть что-то такое хорошее, такое чистое. Но оно у меня есть. Я держу его здесь, сейчас, в своих руках.

Ривер проводит большим пальцем по моим губам, запечатлевая на них поцелуй, а затем утыкается лицом мне в шею и крепко обнимает. И я обнимаю его так же крепко.

Кэрри

Я заканчиваю принимать душ у Ривера и заворачиваюсь в полотенце. Решила сделать это по-быстренькому здесь, потому что секс без презерватива несколько грязноват.

Ривер остался лежать в постели.

Поверить не могу, что он признался мне в любви.

Все это так прекрасно. Он само совершенство.

И я до тошнотиков счастлива. От счастья просто скулы сводит. Как от фильмов «Холлмарк».

И знаете что? Я рада.

Потому что счастье не часто посещает таких людей, как я. Поэтому, приди оно ко мне, я схвачу его обеими руками.

И оно пришло. Вместе с Ривером. И Хоуп.

Как же мне повезло, что они у меня есть.

Я вытираюсь полотенцем и снова надеваю одежду, которую собрала с пола и принесла с собой.

Распускаю волосы, которые затянула лентой. И возвращаюсь в спальню.

Ривер все еще в постели. Лежит, закинув руки за голову, и улыбается.

— Уверена, что я не могу соблазнить тебя вернуться? — Он одаривает меня сексуальной улыбкой, откидывая одеяло, чтобы показать свое впечатляющее и до нелепости горячее тело.

И это действительно заманчиво, но…

— Мне нужно вернуться к Хоуп. Я уже десять минут как сказала Сэди, что вернусь, и я ненавижу опаздывать.

Ривер соскальзывает с кровати и натягивает боксеры.

— Возвращайся домой, к нашей девочке. Я быстренько приму душ и сразу приду.

Я подхожу к нему, кладу руку ему на грудь.

— Ты останешься на ночь?

— Разве я не остаюсь у тебя каждую ночь?

— Только не в моей постели.

— Хочешь, чтобы я спал в твоей постели?

Я склоняю голову набок и медленно улыбаюсь.

— А ты как думаешь?

— Думаю, сегодня мне опять повезет.

Смеясь, быстро целую его в губы и поворачиваюсь к двери. Он шлепает меня по заднице, заставляя смеяться еще сильнее.

Мы спускаемся вниз. Ривер открывает входную дверь, выпуская меня. Я выхожу на крыльцо.

Он заправляет мне волосы за ухо.

— Я посмотрю, как ты дойдешь до дома.

— До моего дома двадцать шагов, — говорю я.

— Скорее пятьдесят. Считаешь, с людьми не случается ничего плохого…

— Даже на самых коротких расстояниях, — заканчиваю я за него. — Знаю.

Я снова его целую, потому что могу. Последний долгий поцелуй, чтобы продержаться до его прихода.

— Буду через пятнадцать минут, — говорит он, когда я начинаю уходить.

Повернувшись к нему, иду спиной вперед и улыбаюсь ему.

— Как насчет десяти?

Он улыбается.

— Значит, через десять.

Я посылаю ему воздушный поцелуй, а затем поворачиваюсь лицом вперед, чтобы не свалиться на задницу на этих каблуках.

Добравшись до своего сада, иду по дорожке.

Откуда ни возьмись, чувствую на затылке холодок. Осматриваюсь кругом, но вижу лишь темноту.

Оглядываюсь на Ривера, тот все еще стоит в дверях. Наблюдает и ждет.

Достав из клатча ключ от входной двери, вставляю его в замок и поворачиваю. Машу Риверу рукой, чтобы дать ему знать, что я на месте.

В ответ он поднимает руку.

Толкнув дверь, оказываюсь в тепле и свете своего дома.

— Привет. Прости, что опоздала, — говорю Сэди, входя и закрывая за собой дверь.

Она сидит на диване и смотрит по телевизору какую-то медицинскую драму. Бадди свернулся калачиком рядом с ней.

Увидев меня, он спрыгивает вниз и подбегает ко мне. Я поднимаю его и целую в макушку.

— Совсем не опоздала, — усмехается Сэди. — Могла бы остаться и подольше. Не так уж трудно сидеть с самым милым и воспитанным ребенком в мире и моим маленьким Бадди. А еще есть кексы.

— Как их можно забыть.

— Ты сама их испекла? — спрашивает она, поднимаясь.

Я киваю, внезапно смутившись.

— Очень вкусно, Кэрри. Когда-нибудь тебе придется приготовить их для закусочной.

— С удовольствием. Как Хоуп? — меняю тему. Не потому, что не хочу готовить для закусочной, мне все еще трудно принимать комплименты. Семь лет меня убеждали в том, насколько я бесполезна.

Но я учусь… медленно.

— Естественно, она была самим совершенством. Выпила бутылочку и тут же отключилась. Я уложила ее в детской и принесла с собой монитор. — Она показывает на радионяню на кофейном столике. — Я заглядывала к ней минут тридцать назад, и она крепко спала. Я не слышала от нее ни звука. — Сэди надевает туфли и берет с кофейного столика ключи от машины. — Итак... как прошло свидание? — Ее глаза сверкают.

Я прикусываю губу.

— Хорошо. — Я киваю, чувствуя, как по шее ползет румянец. — Очень хорошо.

Она широко улыбается.

— Больше ничего спрашивать не буду. — Она подмигивает. — Рада, что вы с Ривером вместе. Вы оба заслуживаете счастья.

— Как и ты, — напоминаю я.

Не у одной меня плохое прошлое. У Сэди тоже был свой Нил. Она заслуживает всего хорошего, что может дать ей мир.

Натягивая куртку, она пожимает плечами.

— Мое время придет.

Я опускаю Бадди на пол и провожаю Сэди до двери. Обняв ее и поцеловав в щеку, еще раз благодарю за то, что она присмотрела за Хоуп.

Мы с Бадди стоим в дверях и смотрим, как Сэди идет к машине. Она садится в нее и заводит мотор. Махнув мне рукой на прощание, отъезжает.

Я бросаю взгляд на дом Ривера и вижу, что он весь освещен. Знаю, сейчас он в душе, весь мыльный и мокрый.

Боже милостивый. От одной мысли об этом мне становится жарко.

— Пошли, Бадстер.

Я возвращаюсь внутрь, и Бадди следует за мной. Я закрываю за нами дверь. Собираюсь ее запереть, а потом останавливаюсь, потому что скоро придет Ривер. Можно оставить ее незапертой, чтобы он мог войти.

Сняв туфли, иду с ними по коридору, бросая у самой двери. Направляюсь прямиком к комнате Хоуп, Бадди следует за мной по пятам.

Дверь в спальню Хоуп приоткрыта, и внутрь проникает свет.

Я тихо ступаю по полу. Подойдя к ее кроватке, смотрю на спящую дочь. Наклоняюсь и легонько целую ее в нежную щеку.

— Мамочка любит тебя, — шепчу я, слегка поглаживая ее волосики. — Спи спокойно, малышка.

Покинув ее комнату, оставляю дверь открытой, Бадди устраивается на ковре в комнате Хоуп.

— Скоро в туалет, дружище. Но пока можешь поваляться.

Я иду в спальню, снимаю платье и нижнее белье и бросаю их в корзину для белья. Хватаю чистые трусики и натягиваю их, а затем простую белую пижамную рубашку и небесно-голубые шорты. Мне не нужно наряжаться для Ривера. Он видел меня и в худшем состоянии, когда я рожала. Если это не отпугнуло его от меня, то ничто не отпугнет.

Отправляюсь в ванную чистить зубы. Закончив, смотрю на себя в зеркало.

Глаза блестят. Щеки пылают.

Я выгляжу счастливой.

Вспоминая ту, кем не была даже год назад, мне трудно примириться с женщиной, которой я являюсь сейчас. Безумие, что не прошло и года.

— Ты сделала это, девочка, — шепчу я зеркалу.

Выключив в ванной свет, возвращаюсь в спальню. Смотрю на кровать, зная, что сегодня впервые буду делить ее с Ривером.

От этой мысли в животе порхают бабочки.

Знаете, я как-то слышала поговорку: «Любовь подобна реке, которая течет нескончаемым потоком, но со временем усиливается».

Так и моя любовь с Ривером.

И это только начало.

Напевая себе под нос, иду босиком по коридору в гостиную, чтобы дождаться Ривера.

А потом улыбаюсь, когда понимаю, что мелодия, которую я напеваю, — это песня, под которую мы с Ривером танцевали сегодня вечером. Прямо перед тем, как занялись любовью.

Все еще улыбаясь, вхожу в гостиную.

При виде человека, стоящего в гостиной, улыбка на лице застывает, а сердце в груди замирает.

Мой посетитель не улыбается. Но он никогда этого не делал.

Он чуть склоняет голову набок. Не сводя с меня взгляда холодных глаз. Его губы приоткрываются, и голос, который до сих пор наполняет мои кошмары, произносит:

— Привет, Энни.

Кэрри

— Н-Нил, — чувствую, как давлюсь, произнося его имя. Голосовые связки сдавило осознанием его присутствия.

Здесь, в моем доме.

«Как он тут оказался?»

— К-как т-ты н-нашел меня? — заикаюсь я. Ничего не могу с собой поделать. Тело трясет так сильно, что дрожь пронизывает до самых костей.

Все становится только хуже, когда в его прижатой к боку руке я вижу пистолет.

«Хоуп».

Это все, о чем я могу думать.

«Пожалуйста, не издавай ни звука, детка».

Не нужно, чтобы он знал о ее существовании.

Он поднимает пистолет и трет стволом голову, светлые волосы, которые всегда были коротко подстрижены, теперь отросли. Они выглядят немытыми и в полном беспорядке. Как и весь он. Светлая щетина покрывает нижнюю часть лица. Одежда грязная и мятая.

Этот человек избил бы меня за то, что я посмела бы не разгладить хоть одну складочку на его рабочей рубашке. И вот теперь на нем рубашка, которая уже давно не заглядывала в стиральную машину.

Даже в этот ужасный момент от меня не ускользает ирония происходящего.

— Было непросто. — Его голос, словно иголками, пронзает кожу. Каждый слог мучителен. — Я ищу тебя с того самого дня, как ты сбежала. На самом деле я искал по всей стране. Умный ход — приехать в Техас, Энни. Мне бы и в голову не пришло искать тебя здесь, зная, как ты ненавидишь жару. Ты умнее, чем я думал. Но потом мне повезло, я случайно наткнулся на новость в Интернете о женщине, родившей ребенка в своей машине на обочине дороги. Статью сопровождала фотография женщины. И кто эта женщина, Энни?

«Я.

Он знает о Хоуп».

Я чувствую такой страх, какого никогда не испытывала раньше.

Горло словно забито гравием.

— Я, — шепчу я.

Он смеется глубоким, страшным смехом.

— Ты могла бы изменить цвет волос на какой угодно, Энни, даже изменить лицо, и я все равно узнал бы тебя. И знаешь, почему? Потому что ты моя, Энни.

«Ривер. Где ты?» — молча взываю я.

— П-прости, — заикаюсь я.

П-прости, — передразнивает он. — Ты всегда, мать твою, извиняешься, Энни!

Он начинает расхаживать перед дверью, блокируя выход. Не то чтобы я могла уйти без Хоуп.

Я думаю, не добежать ли мне по коридору до комнаты Хоуп, вытащить ее из кроватки и вылезти в окно.

Но на двери нет замка. Я не успею вовремя.

Он останавливается.

— Энни, это мой ребенок?

Я не знаю, что ответить. Если я скажу ему правду — что Хоуп его, — он заберет ее у меня. И причинит ей боль.

Если я скажу «нет»... он все равно причинит ей боль.

Но сначала он сделает больно мне, если решит, что она не его.

Ему придется наказать меня. Так он действует. И это даст мне время... время, чтобы Ривер добрался сюда.

— Отвечай! — рявкает он.

И я встаю по стойке «смирно», как хорошо обученная собака.

— Нет. — Я проглатываю ложь, выдерживая его взгляд. Мне нужно, чтобы он мне поверил. — Ребенок не твой.

В выражении его лица ничего не меняется. Я ожидала гнева и ярости. Но в его холодных глазах нет ничего, кроме пустоты.

И это пугает меня больше, чем любой гнев, который он мог бы на меня обрушить.

Он начинает постукивать стволом по виску.

— Ты бросила меня, Энни, чтобы родить ребенка от кого-то другого?

— Да, — отвечаю тихо.

Он начинает трясти головой, повторяя:

— Нет, нет, нет! Этого не должно было случиться! Ты моя! Ты всегда была моей! Мы должны были провести жизнь вместе! Это моего ребенка ты должна была родить! — Слюна вылетает у него изо рта. Глаза выпучиваются. Он выглядит как маньяк. Как бешеная собака.

Подняв пистолет, он целится в меня.

Мое сердце останавливается.

— Нил… прошу... не надо.

— О, теперь ты умоляешь? Ты хочешь моего прощения, Энни? Хочешь, чтобы я простил тебя за то, что ты вела себя как грязная шлюха и родила ублюдка от другого мужика!

Это слово трудно произнести. Мне приходиться заставлять себя говорить.

— Д-да. — Но сейчас мне нужно сделать все, чтобы он успокоился.

Мне просто нужно еще немного времени, прежде чем Ривер сюда доберется.

— Слишком поздно, Энни. — Он взводит курок.

— Нет! Пожалуйста! — восклицаю я, защищаясь руками. — Не делай этого! Я-я поеду с тобой домой. Прямо сейчас. Я все исправлю.

— А ребенок?

Я проглатываю отвратительную ложь, которую собираюсь сказать.

— Я оставлю ее с отцом. Я уеду отсюда и вернусь домой вместе с тобой.

Он пристально смотрит на меня. Сердце бешено колотится. В ушах грохочет пульс.

Затем он качает головой, и мое сердце падает.

— Слишком поздно. Теперь ты испорчена, твое тело грязное. — Он водит направленным на меня пистолетом вверх и вниз. — Ты запятнала его, когда трахалась с другим мужиком и родила ему ребенка.

— Нил… пожалуйста… я все исправлю, и мы сможем быть вместе.

На его губах появляется улыбка, которая выглядит почти грустной.

— И мы будем, Энни. Только не в этой жизни.

Я слышу щелчок и громкий хлопок. И тут меня пронзает ощущение, будто меня только что ударили кулаком в грудь.

«Нет.

Боже, нет».

Я смотрю вниз и вижу в рубашке дыру. И кровь.

Из дыры сочится кровь.

Он подстрелил меня.

Ошеломленная, я отшатываюсь назад. Протянув руку, хватаюсь за диван, но не могу удержаться. Ноги подкашиваются. Я сползаю с дивана и падаю на пол.

«Ривер, помоги мне. Пожалуйста».

Нил подходит ко мне. Опускается рядом со мной на колени.

— Мне жаль, что так получилось, Энни. Но ты не оставила мне выбора. Но это к лучшему. После смерти мы сможем быть вместе. Оба возродимся на небесах. Ты снова станешь чистой.

Я моргаю, глядя на него. Не могу дышать. Кажется, легкие наполняются водой. Будто я тону.

Нил подносит пистолет к голове. Улыбается мне.

— Увидимся на другой стороне, Энни. — Затем нажимает на курок.

Его тело падает рядом со мной.

Единственное, что я чувствую при виде его мертвого, — это облегчение.

Облегчение от того, что он не сможет навредить Хоуп.

«Помогите», — пытаюсь крикнуть я, но из горла вырывается только булькающий звук.

Хоуп плачет.

«Мамочка здесь, детка. Я рядом».

— Кэрри! О, боже, нет! Нет! Нет! Нет!

«Ривер. Он здесь».

Он оттаскивает от меня Нила. Падает рядом со мной и поднимает меня к себе на колени.

— Кэрри, детка, все в порядке. Все будет хорошо. Я здесь. Я с тобой. Я вызову «скорую». Только держись, детка. Я люблю тебя, Кэрри. Я так чертовски сильно тебя люблю. Не оставляй меня. Пожалуйста.

Он плачет. Мне больно это видеть.

«Пожалуйста, Ривер, не плачь».

Его сотовый прижат к уху. Он звонит в службу спасения.

«Хоуп», — пытаюсь сказать ему. — «Иди к Хоуп». Но слова не выходят.

Легкие горят. Я умру от удушья.

Я умираю.

Знаю, что умираю.

«Я люблю тебя», — говорю ему глазами. — «И Хоуп. Очень-очень сильно. Позаботься о ней ради меня. Каждый день говори, что я люблю ее».

Пытаюсь сделать еще один вдох. Чтобы выкроить хотя бы секундочку рядом с ним.

А затем…

Ривер

Год спустя

— Пойдем, Хоуп. — Вытерев ей липкие, покрытые кашей пальцы, я поднимаю ее с высокого стула.

Хоуп нравится кушать самой во время завтрака, а также во время обеда и ужина, и под «кушать самой» я подразумеваю, что пища оказывается где угодно, но только не во рту.

— Пора навестить маму.

Я пристегиваю ее к коляске, вешаю сумку со всем необходимым, чтобы четырнадцатимесячная девочка была чистой, не испытывала голода или жажды, и смогла бы развлечься. Клянусь, отправиться куда-то с малышом на несколько часов — все равно что собирать вещи для отпуска.

Мы выходим на улицу.

На небе ни облачка. Светит солнце. Сегодня прекрасный день для прогулки.

Мы направляемся в город, останавливаемся у флориста, чтобы забрать букет цветов, который я заказал ранее по телефону.

Кладу их в корзину под коляской, и мы едем дальше.

Хоуп играет с подвесными игрушками на дуге коляски, лепеча что-то себе под нос на языке, который знает только она.

Ее первым словом было «папа». И она права: я ее папочка. Во всех смыслах этого слова.

Мы подходим к входу на кладбище.

Толкая коляску, я проезжаю мимо рядов надгробий.

Пока не достигаю нужного.

Остановив коляску, отстегиваю ремни и вытаскиваю Хоуп. Она извивается, чтобы ее отпустили. Такая независимая. Это у нее от мамы.

Я опускаю ее на траву.

Она тут же плюхается на попку и стягивает туфельки и носочки. Потом вскакивает на ноги. Носок оказывается у нее во рту. И, ковыляя, шлепает по траве.

Наблюдаю за ней с улыбкой.

Беру из корзины под коляской букет цветов, за которым мы заезжали.

Подхожу к надгробию. Стряхиваю с него грязь и листья.

Опустившись на колени, сажусь перед ним.

— С днем рождения, — говорю я. — Я принес тебе цветы — колокольчики. Знаю, ты их любила.

Я опускаю букет перед надгробием.

Которое сам для нее выбрал.

Смотрю на имя, глубоко выгравированное в камне.

— Я скучаю по тебе, — говорю я. — Всегда буду скучать. Но… теперь у меня столько всего есть благодаря тебе. — Я смотрю на Хоуп, которая нашла пучок маргариток рядом с ближайшим надгробием и в настоящее время лепечет с ними. Я улыбаюсь и снова перевожу взгляд на надгробие. — Я... люблю тебя.

Сглатываю слезы, забивающие горло.

Моего плеча касается чья-то рука.

Повернув голову, вижу единственного человека, который делает вещи намного более терпимыми.

— Привет.

— Привет, Рыжая, — улыбаюсь я.

— Ты в порядке? — спрашивает она, садясь рядом со мной.

— Да, — киваю я. — Просто разговариваю с мамой.

— С днем рождения, Мэри, — говорит Кэрри.

Потянувшись к ней, сжимаю ее руку.

— Извини, я немного опоздала, — говорит она. — Старушка миссис Паркер поймала меня, когда я выходила из закусочной. Спрашивала, как дела у Хоуп. Хотела посмотреть ее последние фотографии. На это ушло некоторое время.

Я усмехаюсь при этой мысли.

Но не могу винить миссис Паркер. Потому что Хоуп потрясающая.

Полагаю, она украла сердце почти у всех в этом городе.

Конечно, есть несколько человек, которые из-за меня всегда будут держаться на расстоянии.

Но большинство ее любит.

Ее трудно не любить. Она милая и очаровательная.

Я люблю ее и ее маму так, как никогда не думал, что это возможно.

Они — весь мой мир.

И из-за жертвы, которую моя мама принесла ради меня, я теперь здесь, с ними, стал отцом Хоуп и живу удивительной, замечательной жизнью, которая у нас есть.

— Мапа! — радостно вопит Хоуп при виде мамы. Она вперевалку подходит к Кэрри, та обнимает ее и целует в голову.

— Привет, малышка. Мама скучала по тебе!

Я усмехаюсь при упоминании слова «мама». Кэрри до сих пор злится, что первым словом Хоуп было «папа». И, естественно, я подшучиваю над Кэрри из-за того, что Хоуп называет ее «мапа».

Некоторые вещи между нами с Рыжей никогда не меняются. И я молю Бога, чтобы так и оставалось.

После того, как я был на волоске от того, чтобы потерять ее в тот день, когда этот больной ублюдок, ее бывший, подстрелил ее... видеть, как она умирает у меня на руках... это был самый худший момент в моей жизни.

Мне казалось, моя жизнь закончилась.

Наблюдать, как парамедики борются, чтобы оживить ее у меня на глазах…

Даже сейчас от одной только мысли об этом я почти ломаюсь.

Но моя девочка — боец. И когда они снова заставили ее сердце биться, вставив ей в грудь трубку и выкачав кровь из легких, я опустился на колени и возблагодарил Бога.

Но кошмар еще не закончился.

Кэрри уложили на носилки и повезли в больницу.

Мы с Хоуп поехали следом. По дороге я позвонил Сэди. Они с Гаем встретили меня в больнице.

Полиция приехала в больницу требовать показаний, но все, о чем я мог думать, была Кэрри.

Ее отвезли в операционную.

Там ее сердце остановилось.

В ту ужасную гребаную ночь она умирала дважды.

Если бы ее бывший муж не покончил с собой, я бы сам убил его голыми руками.

Врачи снова запустили ей сердце и вытащили пулю, застрявшую в левом легком. Он промахнулся мимо сердца на миллиметр.

Когда ее вывезли из операционной, врач мне сказал, что они поместили ее в искусственную кому, чтобы дать время выздороветь. Ее подключили к дыхательному аппарату.

Были опасения, что она так и не придет в себя. Что не сможет дышать самостоятельно. Что ущерб будет непоправимый.

Это была самая длинная неделя в моей жизни. Я никогда не чувствовал себя таким беспомощным.

Но случилось самое странное. В больнице стали появляться горожане, предлагали мне поддержку. Приносили еду. Помогали с Хоуп. Некоторые приходили просто посидеть со мной и Кэрри, пока я ждал, когда она откроет свои прекрасные глаза.

Это изменило мой взгляд на все.

Как я видел людей. Особенно жителей этого города.

После семи долгих дней Кэрри очнулась.

Никогда еще я не испытывал такого облегчения.

Затем она начала дышать без аппарата, и с этого момента стремительно пошла на поправку.

Моя девочка — чертов боец.

Когда Кэрри выписали из больницы, они с Хоуп переехали ко мне. И по-прежнему остаются жить у меня.

Мой дом стал нашим домом.

Однако, каждый раз, когда Кэрри выходила из нашего дома, ей было тяжело видеть свой старый дом и вспоминать, что там происходило.

Поэтому я связался с владельцем дома, который был только рад его продать. В день, когда этот дом стал моим, я приказал его снести. Сровнять это чертово место с землей.

У меня были деньги, оставленные мне в наследство бабушкой, которые без дела лежали в банке. Она оставила мне не только старый дом. Но и целый вагон денег. Бабушка никогда не была большой транжирой, поэтому деньги от ее произведений искусства накапливались годами. Мне не на что было их тратить.

Спустить немного денег на покупку этого дома и снести его бульдозером — было лучшим вариантом. Я знал, бабушка бы одобрила.

И, честно говоря, я сделал это не только ради Кэрри.

Я сделал это и ради себя тоже.

Именно в этом доме умерла Кэрри. На моих гребаных руках.

Мне не нужно было ежедневное напоминание об этом.

Я каждый божий день благодарю Бога за то, что она ко мне вернулась.

Мы могли бы переехать. Продать бабушкин дом.

Вероятно, это был бы более простой вариант.

Я предложил это Кэрри, хотя мне было бы трудно уехать отсюда. Бабушкин дом был моим надежным убежищем с того самого дня, как я в нем поселился.

Но ради Кэрри я бы уехал.

Ради Кэрри я готов на все.

Но она сказала «нет». Хотела, чтобы мы остались. И была непреклонна.

Я знал, отчасти она сделала это ради меня, понимая, что мне будет трудно покинуть свой дом.

Но я также знал, что она пытается помешать этому ублюдку отнять у нее что-то еще, кроме того, что он уже отнял.

У Кэрри до сих пор иногда бывают проблемы с легкими. В холодные дни ей больно, и дыхание немного сбивается. Но, к счастью, у нас в Техасе не так уж много холодных дней.

Она боролась с кошмарами и воспоминаниями о том, что случилось той ночью.

В последнее время это происходит реже, но плохие воспоминания все еще в ней, влияют на нее. Как и шрамы, которые он оставил на ее груди. Если бы я мог все это забрать, я бы это сделал. Но не могу. Все, что я могу, — это любить ее, защищать и заботиться о том, чтобы с ней больше никогда не случилось ничего плохого.

Меня чертовски убивает, что я не оказался рядом, когда она нуждалась во мне больше всего.

С той ночи у меня много «если бы только». Я мучил себя мыслями о том, что должен был сделать.

Но я знаю, Кэрри со мной, живая и здоровая, — это единственное, что сейчас имеет значение.

И, зная это, я понимал, что должен отпустить и свое прошлое, раз и навсегда.

Поэтому в тот день, когда она очнулась от комы, я закрыл за ним дверь.

Я больше не хотел быть жертвой.

Я хотел стать выжившим.

А для этого мне нужно было исцелиться. Я должен был сокрушить демонов, которым все еще позволял себя преследовать.

Я больше не палач. Чтобы двигаться вперед, мне нужно было перестать этим заниматься.

Раньше я не понимал, что это причиняет мне больше боли, чем помогает.

Ради своего душевного благополучия мне пришлось отступить. И ради семьи.

Мне нужно быть здоровым ради Кэрри и Хоуп.

И всегда найдутся мужчины и женщины, готовые помочь так, как это делал я.

Это не значит, что я перестал помогать «Мстителям несправедливости». Да, но я, по большому счету, остаюсь на заднем плане. Помогаю с бумажными делами. Мы с Маркусом разработали веб-сайт с подробным списком сексуальных преступников по всей стране, вплоть до «мелких» сексуальных преступников, с их фотографиями, перечислением их местоположения и преступлений. Можно задать поиск по почтовому индексу, чтобы легче было узнать, есть ли в вашем районе сексуальный преступник.

И если кто-то решит взять закон в свои руки в борьбе с этими больными ублюдками и воспользуется предоставленной нами информацией, кто я такой, чтобы их останавливать?

— Хоуп, хочешь, съездим в город за замороженным йогуртом?

Хоуп начинает радостно хлопать в ладоши, улыбаясь маме и показывая два милых передних зубика.

— Фу, замороженный йогурт? — жалуюсь я, поднимаясь на ноги.

Забрав Хоуп у Кэрри, протягиваю ей руку и помогаю подняться. Посадив Хоуп в коляску, пристегиваю ее.

Поворачиваюсь к улыбающейся Кэрри. Я хорошо знаю эту улыбку. Я тысячу раз проводил по ней языком.

Она придвигается ближе, прильнув ко мне всем телом. Мы так чертовски идеально подходим друг другу. Так было всегда.

Она кладет руку мне на грудь и гладит.

— Да, замороженный йогурт. И если ты будешь хорошим мальчиком и перестанешь канючить, — она приподнимается на цыпочки и шепчет мне на ухо, — я позволю тебе съесть его сегодня вечером в постели.

Член в штанах пульсирует.

— А разве он к тому времени не растает? — поддразниваю я, глядя на нее сверху вниз и представляя сотни сценариев, где мы с Рыжей проводим в постели с банкой замороженного йогурта… часы веселья.

— Мы возьмем с запасом. И, возможно, тебе даже повезет, и я слижу его с тебя.

«Черт возьми. Эта женщина».

Запустив пальцы в ее густые рыжие волосы, обхватываю ладонью ее щеку.

— Как же мне так повезло, что ты у меня есть?

— Тебе не повезло, Ривер. Мы просто нашли друг друга. Это было предрешено судьбой.

Я целую ее со всей любовью, которую к ней испытываю.

— Папа! Мапа! — жалуется Хоуп в коляске, и мы оба смеемся.

Клянусь, эта девчушка слишком умна для своего возраста.

Я бросаю взгляд на Хоуп, потом снова на Кэрри.

— Рыжая…

— Ривер.

— После того, как мы вечером закончим с замороженным йогуртом, как насчет того, чтобы начать практиковаться в создании ребенка?

— Разве мы не занимаемся этим почти каждую ночь?

— Я имею в виду, почему бы тебе не перестать принимать таблетки и не попытаться забеременеть?

У нее на лице расцветает улыбка, освещая прекрасные глаза.

— Серьезно?

— Серьезно.

Она берет мое лицо в ладони и крепко целует меня в губы.

— Я бы с удовольствием родила тебе еще одного ребенка.

«Еще одного ребенка. Чертовски верно».

Потому что Хоуп — мое дитя. И всегда им будет.

А Кэрри — мое сердце. Навеки вечные.

— Я люблю тебя, Рыжая, — говорю я, заслужив от нее прекрасную улыбку, которой она одаривает только меня.

— Я тоже люблю тебя, Ривер Уайлд.

Загрузка...