Родственные души

Глава 8

Что, черт побери, я делаю? — спрашивал себя Дерек, спускаясь по лестнице. Что заставило меня обрушить на Эльвиру весь этот поток лжи?

Хотя, следовало признать, что не все в его словах было ложью. Дед действительно вполне мог выполнить свою нелепую угрозу, действуя назло кому угодно… включая себя самого. Но даже в таком случае он вряд ли обрек бы собственного внука на нищенское существование.

Впрочем, Дереку нищета не грозила. Одними из немногих талантов, унаследованных Дереком от отца, были свойственные Уильяму Грейдону умение свободно оперировать цифрами и способность к мгновенной оценке вероятностей. На свое счастье, Дерек применял их не на скачках, так часто вводивших в искушение отца, а на фондовой бирже, и заработанных там денег ему вполне хватило бы на то, чтобы до конца жизни обеспечить себе и своей жене безбедное существование.

Тогда зачем же было уверять Эльвиру в том, что, не унаследовав состояние деда, я останусь практически ни с чем? — недоумевал Дерек, натягивая теплую куртку и глядя на стоящую в гостиной богато украшенную елку.

Хорошенькое получается Рождество! А ведь ровно год назад он всерьез полагал, что ступил на дорогу, ведущую к тому, о чем он мечтал еще с детства, действительно верил, что Эльвира хочет иметь детей не меньше его самого.

Тогда ему и в голову не могло прийти, что она лжет. Да еще ради того, чтобы прибрать к рукам деньги его семьи.

Как же он ненавидел ее за это! Ненавидел за ложь, за попытку сделать вид, будто их сокровенные мечты полностью совпадают, но больше всего за выказанную неуемную и ничем не прикрытую алчность.

А ведь совсем недавно Дерек считал, что Эльвира отнюдь не такая, что она совершенно не похожа на своих родителей и его деда. Зато эта алчность полностью отдавала ее в его руки, теперь он получал возможность сыграть роль кукольника, дергая за те веревочки, какие посчитает нужными.

— Но почему? Почему мне хочется именно этого?

Почему он готов пойти на что угодно, лишь бы помешать своей лживой и корыстолюбивой жене уйти прочь, как она этого хочет? Почему не покончит разом с этим по-настоящему так и не сложившимся браком?

Потому, что ему, увы, хочется, чтобы Эльвира осталась.

— Черт бы все это побрал! — простонал Дерек, проклиная собственные глупость и безволие. — Провались оно все пропадом! Надо же было так вляпаться!

Дела обстояли гораздо хуже, чем ему казалось год назад. Его предложение заключить брак было чисто импульсивным, мысль упустить Эльвиру казалась Дереку просто невыносимой. Никогда ранее он не испытывал столь испепеляющей душу страсти к женщине. И хотя их брак не сопровождался слюнявыми сантиментами, необходимыми, по мнению большинства, для создания счастливого союза, Дерек почему-то был уверен, что у них все получится. Разве у них мало общего? Непреодолимое влечение друг к другу, с одной стороны, и желание иметь детей — с другой.

Правда, как выяснилось, Эльвира этого вовсе не желала!

Зато он желал Эльвиру, и это желание ослепило Дерека, лишило разума, заставляя руководствоваться в своих действиях другими, более примитивными инстинктами.

Мало того, он желал ее до сих пор, желал больше, чем это казалось разумным, больше, чем подобало бы человеку, находящемуся в здравом уме и трезвой памяти. Надо же быть таким идиотом — закрывающим на все глаза, безрассудным идиотом, — чтобы пытаться помешать ей уйти! А ведь его упоминание об изменениях, которые дед внес в завещание, было рассчитано именно на это…

Приглушенный звук, донесшийся из-за массивной дубовой двери, прервал его размышления. Дерек прислушался, но, поскольку больше ничего слышно не было, решил, что ему почудилось.

Нет, надо немедленно уйти из дому, подумал он. На свежем воздухе мысли его наверняка прояснятся. Больше всего Дерека терзала собственная непоследовательность в желаниях. То он ненавидел Эльвиру, испытывая отвращение ко всему с нею связанному, а уже через мгновение чувствовал всю невыносимость будущего без нее. Неужели все-таки он опустится до того, что попытается убедить Эльвиру остаться… причем любыми средствами?

— Нет!

Злясь на себя за слабость, Дерек резко повернулся, намереваясь поговорить с женой.

Надо сказать, чтобы она ушла, немедленно исчезла из его жизни и никогда больше в нее не возвращалась. Он окончательно порвал с Эльвирой и не хочет больше видеть это милое… лживое лицо!

Но только это не правда…

Уже поставив ногу на первую ступеньку лестницы, Дерек остановился, поняв, что делать этого не следует ни в коем случае. Если он сейчас поднимется, войдет в спальню и увидит ее, высокую, стройную и элегантную, с темными, обрамляющими прекрасное лицо волосами, в голубом, облегающем соблазнительные формы халате, то…

Помоги, Господи! Стоит только попасть туда, и он скорее всего схватит ее в охапку и зацелует до бесчувствия. А потом…

При одной только мысли о нежном, ароматно пахнущем теле под собой, о податливых, открытых навстречу ему губах все в нем болезненно напряглось. Что же будет, когда ему придется столкнуться с ней в реальности?

Взгляни, мрачно сказал Дерек самому себе, взгляни фактам в лицо. Она крепко поймала тебя на крючок, и тебе никогда не удастся избавиться от нее, если только…

Если только…

А может быть, все же есть способ разрешить ситуацию к его удовлетворению, способ, позволяющий ей получить то, чего хочет она, а ему то, чего хочет он?

Чем дольше Дерек думал об этом, тем больше убеждался в осуществимости задуманного.

Он мог бы поставить Эльвиру на место и на тот срок, который его устраивает, а потом, получив все, что нужно, — но не раньше, — можно будет откупиться от нее тем, о чем она так мечтает.

Но сначала надлежало немного ее помучить.

Как там говорится в пословице: «Месть это блюдо, которое едят холодным»? Что ж, пусть Эльвира немного остынет, а он пока прогуляется перед тем, как сделать ей очередное предложение. Может быть, теперь, когда у Эльвиры появилось время хорошенько подумать о будущем без дивидендов, на которые она так рассчитывала, у нее появится веская причина принять его условия.

Не просто принять, а с руками оторвать, ухмыльнулся Дерек, открывая тяжелую дверь…

На улице шел снег, пока еще мелкий и редкий, но тяжелые свинцово-серые тучи предвещали снегопад.

Белое Рождество, подумал он с циничной усмешкой. Покрытые снегом поля и холмы прекрасно выглядели на рождественских открытках, однако на деле сулили лишь дополнительные хлопоты и неудобства. Но сейчас погода вполне соответствовала настроению Дерека — мрачному, холодному и суровому.

Подняв воротник куртки, он застегнул ее доверху, и в это мгновение звук послышался вновь. Приглушенный, сдавленный, похожий на сопение звук, никогда раннее не слышанный им и наверняка не принадлежащий ни одному из известных ему представителей местной фауны.

— Что за черт?..

Пройдя немного дальше, Дерек вдруг увидел это. Зрелище было настолько неожиданное и ошеломляющее, что, замерев как вкопанный, пораженный до глубины души, он стоял и смотрел, не в состоянии поверить своим глазам.

— Как ты сюда попал?

В конце концов ей все же пришлось смириться с тем, что Дерек не вернется. Во всяком случае, в ближайшее время. Собственно говоря, Эльвира и не надеялась на это. После брошенных ею ужасных слов и его демонстративного ухода вряд ли можно было рассчитывать увидеть Дерека раньше полуночи, а то и вообще завтрашнего дня. Но несмотря ни на что, Эльвира еще какое-то время продолжала сидеть на краю кровати, прислушиваясь и чего-то ожидая.

Однако вскоре мысли более практического свойства заставили ее подняться. Даже если бы Дерек сейчас и вернулся, говорить с ним вряд ли имело бы смысл, настолько он был рассержен и обижен. Подойдя к окну, Эльвира бросила взгляд на сад и увидела привычный рождественский пейзаж. Серое небо с низко нависшими тучами и снег, покрывающий все вокруг.

Белое Рождество, подумала Эльвира. Будучи ребенком, она любила зиму и при первой же возможности выбегала из дому, чтобы слепить снеговика, построить эскимосское иглу или съехать с горки на санках, принадлежавших еще ее отцу.

Однако на этот раз ничего подобного ждать не приходилось. Разделить радость игры в снежки или катания с горки было не с кем После недавней бурной сцены будет еще удачей, если у меня вообще окажется с кем провести рождественский вечер, с горечью подумала Эльвира, беря шаль и закутываясь в нее. Но внутренний озноб, обусловленный состоянием души, воздействию внешних факторов не поддавался.

И так, вероятно, останется надолго, может быть на всю жизнь.

Все-таки она направилась в ванную и долго стояла там под струями горячей воды. Но, вытершись, надев джинсы и теплый свитер, тщательно причесавшись и закрепив волосы сзади в пучок, Эльвира не почувствовала себя лучше.

Тратить время на косметику смысла не было, поэтому, нанеся на кожу лица увлажняющий крем, она скорчила гримасу своему отражению в зеркале.

— Ну и физиономия, — пробормотала Эльвира. — Смерть и то краше.

Остатки женской гордости заставили ее взяться за тушь и подкрасить ресницы. Однако синяками под глазами и морщинками у носа и рта надо было заниматься всерьез, что в данный момент казалось совершенно бессмысленным.

— Это может и подождать, — сказала она отражению. — В конце концов, вряд ли здесь будет кому на меня смотреть.

Если только Дереку, грустно улыбнулась Эльвира. Но, учитывая настроение, в котором он должен сейчас пребывать, крайне сомнительно, что ему захочется вообще глядеть на меня, не говоря уже о том, чтобы обращать внимание на мою внешность…

— Эльвира!

Донесшийся снизу голос заставил вздрогнувшую Эльвиру выронить из рук косметичку.

Должно быть, ей почудилось. Это результат ее стремления выдать желаемое за действительное или — того хуже — слуховая галлюцинация.

Дерек к этому времени должен быть далеко от дома.

— Эльвира! Ты здесь?

На этот раз ошибки быть не могло. Звали именно ее. И звал Дерек.

С бешено бьющимся сердцем, не зная, что и подумать, Эльвира сломя голову бросилась к двери. Если он готов все забыть, то она вовсе не намерена ему в этом препятствовать. Более того, первой бросится ему на грудь, размахивая оливковой ветвью.

— Эльвира!

На этот раз в голосе Дерека слышалось явное раздражение, однако Эльвира решила не обращать на это внимания. Муж никогда не отличался особой выдержкой. Кроме того, подобное нетерпение наверняка означало стремление начать мирные переговоры как можно скорее.

Выбежав на лестничную площадку, она перегнулась через полированные деревянные перила и взглянула вниз. В тусклом свете зимнего дня фигура стоящего посреди холла Дерека казалась темным, бесформенным силуэтом.

— В чем дело! Что тебе на…

— Спускайся сюда! Скорее! Ты мне нужна!

Это «спускайся сюда» прозвучало не слишком любезно. Однако нетерпеливое «скорее» и особенно «ты мне нужна» внушали некоторую надежду.

— Хорошо, сейчас иду!

Даже не подумав, разумно ли показывать ему насколько она рада откликнуться на его зов, не слушая предупреждений разума, Эльвира бросилась вниз по лестнице, спотыкаясь впопыхах.

— Прыгнув через последние три ступеньки, она пошатнулась, но, устояв на ногах, подняла взгляд на Дерека.

— Вот и я! В чем дело?

Вопреки ее ожиданию, вид у него был отнюдь не радостный. Напротив, лицо Дерека было мрачнее тучи, темные брови насуплены, в зеленых глазах застыло странное выражение.

Он выглядел каким-то отстраненным… и раздраженным, что ли? Нет, вернее было бы сказать, озабоченным.

Только теперь Эльвира заметила в его руках какой-то большой предмет, и сердце ее дрогнуло одновременно в тревожном и радостном предвкушении.

— Ой, Дерек, что это у тебя?

Это был какой-то сверток… Точнее, большая прямоугольная коробка в яркой оберточной бумаге с напечатанными на ней танцующими снеговиками.

Подарок? Вряд ли. Интуиция подсказывала Эльвире, что подобное маловероятно. В том настроении, в котором Дерек покинул спальню, ожидать от него подарка было бы глупо… Если только это не перевязанные золотистой лентой документы на развод. Кроме того, она подозревала, что танцующие снеговики — не его стиль.

К тому же оберточная бумага была самого дешевого сорта и являлась продуктом массового производства. И то, и другое мало походило на Дерека, любящего качество во всем.

Крышка коробки была открыта, внутри виднелось что-то белое, завернутое в стеганое одеяло, но что именно, Эльвира разглядеть не могла. Тут из коробки раздалось негромкое сопение, и белый сверток внутри нее неожиданно шевельнулся.

— Дерек?..

— Послушай… возьми-ка это…

Он протянул ей коробку. И инстинктивно, чтобы она не упала на пол, Эльвира взяла ее.

— Что это?..

Слова замерли на ее губах. Повнимательнее рассмотрев содержимое свертка, она увидела розовое, ангельское личико спящего ребенка.

— Дерек! Дерек, это ребенок!

— Да, — подтвердил он, о чем-то сосредоточенно думая. — Присмотри за ней пока что.

— Послушай…но откуда это… она взялась? И куда ты собрался?

Повернувшись, он уже направился к двери и явно не собирался отвечать на вопросы Эльвиры.

— Дерек… — Неловко, одной рукой, она все-таки ухитрилась поймать его за рукав, сумев удержать в равновесии коробку с драгоценным содержимым. — Что происходит? Куда ты…

— Я должен попытаться отыскать ее мать.

Судя по невидящему взгляду, Дерек мысленно находился сейчас далеко отсюда, а значит, и от нее тоже. — Она может еще находиться где-то поблизости.

— Дерек, ты сам не знаешь, что говоришь.

Откуда взялся этот ребенок? Где его мать?

— Не знаю, черт побери! — взорвался Дерек, заставив ребенка беспокойно завозиться. — Я только что нашел ее… недалеко от входной двери, — продолжил он на полтона ниже, но только ради младенца.

Было очевидно, что его неприязнь к Эльвире нисколько не уменьшилась. Напротив, отсутствующее выражение лица и холодный взгляд свидетельствовали о том, что его настроение стало еще хуже, чем перед уходом.

— Тот, кто подбросил ребенка, не мог уйти далеко.

Эльвира посмотрела в окно, где отдельные редкие снежинки сменились обещанным снегопадом.

— Но посмотри, что творится на улице…

— Думаешь, мне это неизвестно? — резко прервал ее Дерек. — Именно поэтому я должен попытаться найти ее мать как можно скорее. Так можешь ты присмотреть за ребенком или нет?

— Разве у меня есть выбор? — Это прозвучало менее любезно, чем Эльвире хотелось бы. Извини. Разумеется, ты должен попытаться отыскать ее мать. Я справлюсь.

На какое-то мгновение взгляд его посветлел и даже немного потеплел, а губы скривились в гримасе, несколько похожей на улыбку.

— Спасибо. — Голос Дерека прозвучал хрипловато, как будто у него саднило горло. — Я вернусь так быстро, как только смогу. Тут для нее кое-что есть. Бутылочки с питанием… и тому подобное… — Он указал рукой на стоящую на полу туго набитую пластиковую сумку.

— Я справлюсь, — ответила Эльвира.

Оставалось надеяться, что в голосе ее прозвучала большая уверенность, чем она испытывала в действительности. Проблема заключалась не только в том, чтобы присмотреть за ребенком, чего ей никогда не приходилось делать. Все обстояло гораздо сложнее.

Эльвира ощущала себя попавшей в бурный горный поток, прокладывающий путь между острых обломков скал, о которые можно в любое мгновение разбиться насмерть. Но самое ужасное заключалось в том, что у нее не было ни малейшего понятия, за что ей такое наказание.

— Да, кстати… — уже открыв входную дверь, Дерек обернулся, впустив в теплый холл холод и снег с улицы, — ее зовут Дороти. Я вернусь, как только смогу.

Он исчез прежде, чем Эльвира успела открыть рот, собираясь задать вполне резонный вопрос.

— Откуда он знает, что тебя зовут Дороти? — пробормотала она, обращаясь уже к спящему ребенку. — Неужели ему известно, кто ты такая?

Ответа, разумеется, не последовало. И, грустно улыбнувшись, Эльвира поспешно подошла к двери и ногой плотнее закрыла ее.

— Тут слишком холодно и вовсе не место для таких малышек, как ты… Пойдем туда, где теплей.

В гостиной было темно. Задернутые еще с прошлого вечера плотные шторы почти не пропускали дневного света. Но это не самое страшное, подумала Эльвира, положив коробку с ребенком на диван, и, подойдя к окну, резким движением отдернула шторы. В комнате словно до сих пор присутствовали образы прошлой ночи. Воспоминания о нахлынувшей на них страсти, казалось, витали в воздухе как дурманящий аромат сильно пахнущих цветов и никак не позволяли ей обрести душевный покой.

— Но что тебя так волнует? — спросила Эльвира, обращаясь к своему отражению в большом зеркале, висящем над камином. — Разве ты только что узнала о том, что Дерек тебя не любит? Что он женился на тебе только потому, что страстно желал ребенка? Почему же для тебя так много значит то, что это было высказано вслух?

Потому, что это действительно много значило. И причиняло ей боль, гораздо более сильную, чем она могла предположить. Словно в ее сердце зияла кровоточащая, неисцелимая рана.

А еще потому, что глубоко в душе Эльвира все никак не могла смириться с тем, что ее наивная, очень личная мечта так никогда и не сбудется. Своими хладнокровно рассчитанными словами там, наверху, Дерек не только подтвердил ее худшие опасения, касающиеся прошлого, но и перечеркнул все надежды на будущее — он никогда, никогда не сможет полюбить ее…

— Похоже, ты будешь единственным ребенком, о котором мне придется заботиться, крошка… Во всяком случае, в этом доме, — сказала она спящей Дороти и, наклонившись, погладила нежную, бархатистую щечку девочки. — Если только я не соглашусь зачать и вырастить ребенка Дерека, не будучи им любимой.

Эта мысль, слишком болезненная сама по себе, сейчас вызвала у измученной Эльвиры самый настоящий приступ отчаяния.

Отважится ли она принять подобное будущее? Сможет ли дать жизнь ребенку Дерека и потом растить его, зная, что, любя ребенка — а в его любви к будущему сыну или дочери Эльвира нисколько не сомневалась, — он не будет испытывать каких-либо чувств к женщине, произведшей его на свет.

К тому же когда ребенок вырастет, он неизбежно начнет задавать вопросы, на которые ей будет очень трудно ответить.

Однажды она спросила мать, откуда берутся дети. И та сказала так, как никогда не придется сказать ей, Эльвире: «Когда люди очень сильно любят друг друга, они делают нечто совершенно особенное. Некоторые считают это сексом.

Но когда мужчина и женщина относятся друг к другу так, как должно, правильно, это называется заниматься любовью.

Вспомнив сейчас, через много лет, слова матери, Эльвира не смогла удержаться от слез.

Да, все так — она занимается с Дереком любовью, а он всего лишь практикует с ней секс.

— Дороти, маленькая, — простонала она, вытирая тыльной стороной ладони катящиеся по щекам слезы, — что же мне теперь делать?

То ли услышав свое имя, то ли просто потревоженная всхлипываниями Эльвиры, девочка заворочалась, широко открыла голубые глазки и, обнаружив, что находится в совершенно незнакомом ей окружении, заплакала, давая понять, что требует к себе внимания, причем немедленно.