Глава 16

На верхней ступеньке, съежившись в комочек, сидела Райли, сжимавшая в кулачке большой нож. Рядом примостилась Паффи. Нож самым странным образом контрастировал с розовой пижамой в сердечках и круглым детским личиком. Но Дин не желал разбираться еще и с этим. Почему здесь нет Блу? Она бы точно знала, что делать с Райли, и сказала бы девочке все, что та хотела слышать.

Но Дин заставил себя идти дальше. Добравшись до верхней площадки, он кивком показал на нож:

– Интересно, зачем это тебе?

– Я... я услышала шум. – Она подтянула колени ближе к груди. – Ну... и подумала... что вдруг это убийца или маньяк... то есть... не знаю.

– А это оказался я.

Он нагнулся и взял у нее нож. Паффи, выглядевшая куда чище и толще, чем в пятницу, с присвистом зевнула и закрыла глаза.

– Я слышала шум до того, как ты пришел, – пояснила она. глядя на проклятый нож с таким видом, словно Дин собирался воткнуть его ей в грудь.

– В десять тридцать две. Ава дала мне с собой будильник.

– И ты просидела здесь два часа?

– Кажется, я проснулась, когда ушел па.

– Его здесь нет?

– По-моему, он пошел к Эйприл.

Не требовалось особого воображения, чтобы представить, как проводят время Безумный Джек и его дорогая старенькая мамочка.

Дин устремился к комнате Джека и швырнул нож на кровать. Пусть поломает голову, как нож попал сюда.

Вернувшись, он обнаружил, что Райли не двинулась с места и по-прежнему обнимает свои колени. Даже собачка сбежала от нее.

– После ухода па я услышала потрескивание, будто кто-то пытался вломиться в дом... и, может, у них был пистолет или что-то в этом роде.

– Это старый дом. В таких всегда потрескивают стены и полы. Как ты раздобыла нож?

– Спрятала в спальне, перед тем как ложиться в постель. Мой дом... в Нашвилле у нас сигнализация. А здесь, наверное, ничего подобного нет.

Она два часа просидела здесь, вооруженная кухонным ножом? При мысли об этом он словно обезумел.

– Иди спать, – бросил он резче, чем намеревался. – Теперь я здесь, и тебе нечего бояться.

Девочка кивнула. Но не пошевелилась.

– Что-то не так?

Она принялась грызть ноготь.

– Ничего.

Он нашел ее с кухонным ножом, а перед этим разозлился на Блу и кипел от ярости, зная, что Эйприл сейчас трахается с Безумным Джеком, поэтому сорвал гнев на малышке.

– Говори же, Райли. Я не умею читать мысли.

– Мне нечего сказать.

Но она упрямо оставалась на месте. Почему девчонка не уйдет к себе?

Он, обладавший безграничным терпением по отношению к самым непонятливым новичкам, сейчас выходил из себя.

– Думаю, что есть. Выкладывай.

– Я ничего не хочу, – поспешно заверила она.

– Прекрасно. Вот и сиди здесь.

– Ладно...

Ее голова опустилась еще ниже. Спутанная масса локонов закрыла лицо, и ее беззащитность стала канатом, тащившим его обратно в самые темные углы детства. Горло Дина перехватило.

– Надеюсь, ты понимаешь, – выдавил он, – что ни в чем не можешь рассчитывать на Джека, если не считать денег, конечно. Его никогда не будет рядом. Если захочешь чего-то, придется самой всего добиваться. Он не станет решать твои проблемы. Если сама за себя не постоишь, мир обрушится на тебя.

– Так и будет, – жалко пролепетала девочка. – Я постараюсь.

В пятницу утром на кухне она прекрасно сумела постоять за себя. В отличие от него она дожала отца, подчинила своей воле, но сейчас, видя ее такой, он бесился и ничего не мог с собой поделать.

– Ты говоришь то, что, по-твоему, я хочу слышать.

– Прости.

– Не стоит извиняться. Просто объясни, черт побери, что тебе нужно.

Ее плечи дрогнули.

– Я хочу, чтобы ты посмотрел, не скрывается ли убийца в моей комнате, – выпалила она.

Он со свистом втянул в себя воздух.

Слеза шлепнулась на штанину ее пижамы, прямо рядом с красным сердечком с надписью «Зацелуй меня до безумия».

Он оказался самой большой сволочью на свете, но больше так продолжаться не будет. Он не может ожесточиться против нее только потому, что девочка ему мешает.

Он опустился на ступеньку рядом с ней. Из его спальни выскочила Паффи и устроилась между ними.

Всю свою взрослую жизнь он не давал детским горестям взять верх над настоящим. Только на футбольном поле он выпускал на свободу тот вихрь темных эмоций, которые в обычное время держал под спудом. А вот теперь позволил гневу излиться на человека, менее всего это заслужившего. Он наказывал этого сверхчувствительного, беззащитного ребенка за то, что напомнил ему о собственной былой беспомощности.

– Я идиот, – тихо признался Дин. – Мне не следовало орать на тебя.

– Все в порядке.

– Ничего не в порядке. Я злился не на тебя, а на себя и Джека. Ты ничего плохого не сделала.

Он прямо видел, как она вбирает его слова, пропускает через мозг и, возможно, все-таки находит способ во всем обвинить себя. Невыносимая девчонка!

– Давай, не стесняйся. Врежь мне, – попросил он.

Она вскинула голову, и полные слез глаза потрясенно раскрылись.

– Да у меня рука не поднимется.

– Еще как поднимется! Так... делают все сестры, когда их братья ведут себя как последние кретины.

Ему было нелегко выговорить такое, но настало время перестать вести себя как эгоистичный осел. Пора становиться взрослым.

Райли от удивления даже рот раскрыла. Неужели он наконец признал ее?

В мокрых глазах засветилась надежда. Она хотела, чтобы он соответствовал всем ее иллюзиям.

– Ты не идиот.

Он должен все исправить или не сможет примириться с собой. Дин обнял ее за плечи. Она мигом закаменела, словно боялась шевельнуться из страха, что он отстранится. Она уже начинает на него рассчитывать. Дин смирился и обреченно прижал ее к себе.

– Я не умею быть старшим братом, Райли. И сам еще в душе ребенок.

– Я тоже, – серьезно кивнула она. – Я тоже в душе ребенок.

– Я не хотел кричать на тебя. Просто... волновался. И многое знаю о том, что тебе пришлось вынести.

Больше он ничего не сумел сказать. Только встал и поднял ее с лестницы.

– Давай проверим, много ли убийц в твоей комнате, после чего ты ляжешь и заснешь.

– Мне уже лучше. И не думаю, что там прячутся убийцы.

– Я тоже не думаю, но лучше проверить.

И тут ему в голову пришла довольно глупая идея, как исцелить хотя бы часть боли, которую он ей причинил.

– Я должен предупредить тебя... все старшие братья, которых я знаю, ужасно обращаются с младшими сестрами. Делают им всякие гадости.

– Это еще как?

– Ну... иногда они открывают шкаф сестры и орут, словно увидели чудовище, только для того, чтобы ее напугать.

Райли счастливо улыбнулась.

– Ты на такое не способен.

– Еще как способен. Если только ты не успеешь раньше, – ухмыльнулся он в ответ.

И Райли успела.

Она с дикими воплями бросилась в спальню, не замолкая ни на секунду. Черт возьми, он обрел сестру, хочет того или нет.

К веселящейся парочке присоединилась Паффи, и за всем этим шумом Дин не услышал топота. В следующую минуту кто-то огрел его по спине, он потерял равновесие и упал. А перевернувшись, увидел нависшего над ним Джека, с искаженным от ярости лицом.

– Оставь ее в покое!

Джек схватил Райли, которая теперь вопила уже всерьез. А тут еще Паффи, визгливо тявкая, нарезала круги вокруг мужчин. Джек прижал дочь к груди.

– Ничего, ничего, девочка. Я больше не подпущу его к тебе, обещаю, – бормотал он, гладя спутанные волосы, – мы немедленно уберемся отсюда.

Невыносимая смесь ярости, неприязни и отвращения сжигала Дина. Этот хаос и есть то, что теперь считается его жизнью.

Он кое-как поднялся. Райли схватилась за рубашку Джека, глотая воздух и пытаясь объясниться, но истерический смех мешал ей говорить. Брезгливая гримаса Джека доставила Дину извращенное удовлетворение.

– Вот и хорошо. По крайней мере все ясно. Так даже лучше.

– Вон отсюда! – бушевал Джек.

Дину до смерти хотелось врезать ему, но Райли все еще судорожно цеплялась за рубашку отца. Наконец, она немного успокоилась.

– Это не... он не... это я виновата! Дин увидел... нож... и...

Джек сжал ладонями ее лицо.

– Какой нож?

– Я взяла его... на кухне.

Она икнула.

– Что ты делала с ножом? – удивился Джек, стараясь перекричать лай собаки.

– Я... я была...

– Она боялась.

Дин хотел, чтобы слова проникли в сознание Джека, но Райли уже понесло:

– Я проснулась, и в доме никого не было, и я испугалась...

Дин, не дослушав, ушел к себе. Его плечо уже ныло после драки с Ронни, и он только что снова на него упал!

Две драки за ночь. Блестяще.

Лай затих, как раз когда он проглотил две таблетки тайленола, после чего разделся, пошел в душ и включил горячую воду. А когда вышел, в спальне уже ждал Джек.

В доме вновь стало тихо. Райли и Паффи, вероятно, уже улеглись.

Джек кивком показал в сторону коридора.

– Я хочу потолковать с тобой. Внизу – бросил он и, не дожидаясь ответа, убрался.

Дни отшвырнул полотенце и натянул джинсы на влажные ноги. Что же, давно пора выяснить отношения.

Он нашел Джека в пустой гостиной. Тот стоял у окна, сунув пальцы в задние карманы джинсов.

– Я услышал, как она кричит, – не оборачиваясь, пробормотал он, – вот и вообразил, что дело плохо.

– Черт, я рад, что ты наконец пришел в себя настолько, чтобы вспомнить, как оставил ее одну. Да ты злодей, Джек.

– И без тебя знаю, что опарафинился.

Джек повернулся и вынул руки из карманов.

– Я пытаюсь найти с ней общий язык, но иногда что-то делаю не так. Как, например, сегодня ночью. И когда такое случается, я делаю все возможное, чтобы исправить положение.

– Замечательно. Достойно восхищения. Я потрясен и пристыжен.

– Можно подумать, ты никогда не ошибался. И в жизни не творил ничего дурного.

– Еще как творил! В прошлом сезоне семнадцать раз перехватил мяч!

– Ты понимаешь, о чем я.

Дин зацепился большим пальцем за пояс джинсов.

– Что ж, у меня плохая привычка коллекционировать штрафные квитанции за превышение скорости, и я могу быть ехидным сукиным сыном. Зато ни разу не оставлял беременными своих подружек, если ты именно на это намекаешь. И ни одного незаконного ребенка, которого я мог бы потащить на тест по установлению отцовства. Стыдно признаться, Джек, но мы с тобой не в

одной лиге.

Джека передернуло, но Дину ужасно хотелось уничтожить отца, и он еще не угомонился.

– Кстати, чтобы уж прояснить все до конца: я позволил тебе остаться только из-за Райли. Ты для меня, приятель, не больше, чем донор спермы, так что держись подальше.

Но Джек уже успел прийти в себя.

– Без проблем. Это я умею, как ни кто другой.

Он шагнул ближе.

– Я скажу это только тебе и только однажды. С тобой обошлись несправедливо. И я жалею об этом больше, чем ты можешь себе представить. Когда Эйприл рассказала о своей беременности, я сбежал так быстро и далеко, как только смог. Если бы это зависело только от меня, ты вообще не родился бы, так что учти это в следующий раз, когда дашь понять матери, как сильно ее ненавидишь.

Дина затошнило. Но он отказался отвести взгляд, и Джек нехорошо ухмыльнулся.

– Мне было только двадцать три, парень. И я думал только о музыке, кайфе и сексе. Мой адвокат – тот тип, который присматривал за тобой, когда Эйприл было не до этого. Это он следил, чтобы у тебя была ночная няня, на случай, если твоя матушка

вынюхает слишком много полосок кокаина или забудет приехать домой после того, как всю ночь развлекала очередную рок-звезду в штанишках из золотистого ламе. Именно мой адвокат следил за твоей учебой. Ему звонили из школы, когда ты болел. Я был слишком занят, стараясь забыть о твоем существовании.

Дин не мог шевельнуться. Джек скривил губы.

– Но ты сумел отомстить, старина. Остаток моих дней я проведу, видя перед собой человека, которым ты стал, и зная, что, будь моя воля, ты никогда бы не сделал своего первого вздоха. Ну как, круто?

Дин понял, что больше не вынесет, и поспешно отвернулся, но тут же получил очередной заряд в спину.

– Обещаю, что никогда не попрошу у тебя прощения. На это я по крайней мере способен.

Дин выбежал в прихожую и, не успев опомниться, уже стоял у кибитки.

Блу уже засыпала, когда дверь ее мирного обиталища распахнулась. Она долго шарила в поисках фонарика и наконец сумела его включить. Дин был обнажен до пояса, а его глаза сверкали темным льдом.

– Ни слова! – предупредил он, так хлопнув дверью, что кибитка задрожала. – Ни слова!

В других обстоятельствах она бы вспылила, но он выглядел таким измученным... таким великолепным, что у нее временно отнялся язык. Она откинулась на подушки. Ее уютная берлога уже не казалась безопасной. Что-то его расстроило, сильно расстроило, и на этот раз она ни причем.

Дин ударился головой о низкую крышу кибитки, и в воздухе пронеслось затейливое ругательство, сопровождаемое порывом ветра, снова сотрясшего кибитку.

Блу облизнула пересохшие губы.

– Э-э... возможно, нехорошо упоминать имя Господне всуе, пока погода немного не успокоится.

– Ты голая? – неожиданно спросил он.

– В этот момент – нет.

– Тогда снимай все с себя. Каждый уродливый клочок того дерьма, которое на себя напялила.

Осколки лунного света, проникавшие в окно, превратили его лицо в резкие плоскости и загадочные тени.

– Игра продолжалась достаточно долго. Отдай все это мне.

– Значит, вот так?

– Значит, вот так, – бесстрастно повторил он. – Немедленно отдай. Или я возьму сам.

Заговори с ней в таком тоне любой мужчина, она подняла бы страшный крик. Но он – не любой мужчина. Что-то разбило блестящий фасад и глубоко его ранило. И хотя это она безработная бездомная и без цента в кармане, нищий все-таки – он. Правда, он в этом не признается. Правила игры не допустят.

– Ты на таблетках.

На прошлой неделе он вполне намеренно затеял дискуссию об анализах крови и способах предохранения, и она обмолвилась что принимает противозачаточные таблетки.

– Да, но...

Она снова воздержалась от признания, что принимает их скорее для того, чтобы не потолстеть, чем из предосторожности. А он тем временем подошел к буфету, открыл нижний ящик и вытащил пачку презервативов, которых она туда не клала. Такая предусмотрительность ей не понравилась, хотя в то же время она оценила его здравый смысл.

– Отдай и это тоже.

Он вытащил фонарик из ее пальцев, бросил презервативы на кровать и поднял прикрывавшую ее простыню. Луч света уперся в ее оранжевую футболку.

– Мне давно бы пора уже перестать надеяться на лучшее.

– Пиши жалобу в полицию мод.

– А если я возьму закон в собственные руки?

Блу приготовилась... понадеялась, что с нее сорвут одежду, но он разочаровал ее, проведя лучом фонарика по голым ногам.

– Очень миленькие. Блу. Тебе следовало бы чаще их показывать.

– Они короткие.

– И стройненькие. Прекрасно годятся для того, чем мы сейчас займемся.

Он задрал подол футболки. Всего на несколько дюймов. Как раз настолько, чтобы открыть второй предмет одежды, который сегодня был на ней: простенькие телесного цвета трусики, подхватывавшие бедра.

– Я куплю тебе стринги, – пообещал он. – Красные.

– Которых ты никогда не увидишь.

– Откуда тебе знать?

Он скользнул лучом от одного бедра до другого и назад, к самому интересному местечку.

– Если я и решусь на такое...

– Ты уже решилась, – перебил он.

– Если я и решусь на это, то только один раз. И учти, я наверху.

– Наверху, внизу, в любой позиции. Я знаю столько способов, что тебе и не снилось.

Удар чувственной молнии прострелил ее. В животе стало горячо.

– Но сначала...

Он коснулся кончиком фонаря развилки ее бедер, несколько мучительных секунд потирал тонкий нейлон, после чего тем же фонариком приподнял подол футболки еще выше. Холодный пластик коснулся разгоряченной кожи как раз под грудью, посылая новые молнии по ее обнаженной грудной клетке. Дин сжал ее грудь сквозь мягкую ткань.

– Мне не терпится попробовать.

Она едва не застонала. Похоже, ее либидо вышло из-под контроля и в корне противоречило ее же моральным принципам.

– Какую часть твоего тела мне развернуть первой?

Луч фонарика продолжал плясать на ней. Она, словно под гипнозом, наблюдала за ним, ожидая, куда упадет он на этот раз.

Луч поиграл на ее все еще прикрытых грудях, голом животе, промежности... И ударил ей прямо в глаза. Она зажмурилась, матрац просел, и затянутое в джинсы бедро коснулось ее собственного. Дин уронил фонарик на кровать.

– Начнем отсюда, – пробормотал он.

Его дыхание овеяло ее щеку, когда он нагнул голову, чтобы завладеть ее губами. И она забылась в самом безумном поцелуе из всех, которые пришлось до сих пор испытать: сначала нежном, потом неистовом. Дин дразнил и мучил, требовал и соблазнял. Она попыталась обнять его, но он отстранился.

– Больше этого не делай, – хрипло выдохнул он. – Я все вижу насквозь, тебя и твои фокусы.

Ее фокусы?

– Ты намерена любым способом отвлечь меня, по ничего не выйдет.

Он стащил с нее футболку, отбросил в сторону, оставив только трусики, после чего вновь включил фонарик и осветил ее груди. Она решила, что иметь второй размер не так уж и плохо. По крайней мере эти самые штучки второго размера задорно торчали вверх, готовые ко всему, что их ждет.

А именно – его губы.

Голая мужская грудь терлась о ее ребра все то время, пока он сосал ее. Пальцы Блу судорожно впивались в матрац. Он не торопился, лаская ее губами, языком и изредка покусывая, пока напряжение не стало невыносимым. Блу оттолкнула его голову.

– Ты так легко не отделаешься,– прошептал он, обжигая горячим дыханием ее влажную плоть. Подцепив трусики большими пальцами, он отбросил их и встал. Забытый фонарик закатился под простыню, поэтому она не видела, что скрывалось под джинсами. Она потянулась было к фонарику, но отдернула руку. Он всегда был объектом женского желания. Это за ним гонялись. Ему бросались на шею. Пусть теперь угождает ей!

Она сунула руку под простыню и выключила фонарик. Кибитка погрузилась во мрак. Новизна этой эротической игры лишала ее сил почти как его ласки. Но темнота означала также, что нужно сделать все возможное, чтобы Дин помнил: он имеет дело с Блу Бейли. Не с какой-то безликой женщиной.

– Удачи, – выдавила она. – Меньше, чем командой из двух человек меня не ублажить.

– Вероятно, в твоих грязных снах.

Ее джинсы мягко шлепнулись на пол.

– Интересно, где этот фонарик?

Дин начал ощупью искать фонарик, включил и снова вытащил из-под простыни, после чего медленно провел лучом по ее обнаженному телу. От грудей к животу и ниже. И остановился.

– Откройся, милая, – тихо попросил он. – Дай мне взглянуть.

Это было уж слишком, и она едва не разлетелась вдребезги. Он развел ее несопротивляющиеся бедра, и холодный пластик фонарика оледенил их внутреннюю сторону.

– Само совершенство, – прошептал он, наглядевшись вволю.

И после этого были одни ощущения. Пальцы, разделявшие складки и проникшие внутрь. Ищущие губы. Ее собственные руки, исследующие все, чего она так долго хотела коснуться, погладить и взвесить на ладони.

Ее маленькое тело приняло его. Приняло с усилием. Но он все же наполнил ее.

Нежный мускус и шероховатый бархат.

Они двигались в унисон.

Фонарик упал на пол.

Он вошел глубоко, вышел и снова вошел.

Она изгибалась, требовала, отвечала выпадом на выпад... и наконец сдалась.

Заниматься любовью без санитарных удобств в доме было далеко не так романтично, как казалось раньше.

– Интересно, как обходились пионеры? – пожаловалась она. – Мне нужно в ванную.

– Воспользуемся твоей футболкой. Завтра сможешь ее сжечь. Пожалуйста, Господи.

– Если скажешь еще хоть слово о моей футболке...

– Давай ее сюда.

– Эй, смотри, куда...

Она задохнулась, когда он крайне изобретательно использовал ее футболку.

Второй раз ей тоже не удалось оказаться наверху, зато на третий она сумела изменить расстановку сил. Вернее, поскольку завладела фонариком, то и вообразила, что сумела изменить расстановку сил. Но, по правде говоря, в голове стоял туман, и теперь уже трудно было понять, кто кого ублажает и на чьей стороне перевес. Одно было ясно: больше ей не дразнить его песенкой «Автогонщик».

Они задремали. Ее узкая кровать в глубине кибитки была слишком коротка для Дина, но он все равно остался и спал, обняв ее за плечи.

Блу проснулась очень рано и перелезла через Дина, стараясь не разбудить. Повинуясь приливу непрошеной нежности, она на секунду задержалась, чтобы еще раз посмотреть на него. Утренний свет омывал его спину, выхватывая из полумрака бугры мышц и гребни сухожилий. Всю свою жизнь ей приходилось довольствоваться вторым сортом. Но не прошлой ночью.

Она подхватила одежду и направилась к дому, где потратила считанные минуты на душ и туалет. Натянула джинсы и футболку и сунула в карман кое-какие вещи, без которых не могла обойтись.

Выйдя во двор, она глянула в сторону кибитки. Странно, но Дин оказался тем бескорыстным и дерзким любовником, о котором она всегда мечтала.

Блу ни на секунду не жалела о прошедшей ночи. Но теперь мечтам пришел конец.

Она вывела из сарая велосипед поменьше и выехала на шоссе. Каждый холм казался горой, и задолго до того, как она подъехала к городу, легкие уже горели от недостатка воздуха. К тому времени, как она поднялась на последнюю вершину и стала спускаться в Гаррисон, ноги превратились в переваренные макаронины.

Нита Гаррисон, как выяснилось, тоже была ранней пташкой. Блу стояла в ее захламленной кухне, наблюдая, как Нита брезгливо тычет пальцем в кнопки вафельницы.

– Я беру четыреста долларов за холст размером три на три фута, – объявила Блу. – Задаток – двести долларов и прямо сегодня. Торговля неуместна.

– Дешевка! – отмахнулась Нита – Я была готова заплатить куда больше.

– Кроме того, на время работы вы обязуетесь предоставлять мне стол и кров, – добавила Блу, стараясь не думать о цыганской кибитке – Мне нужно получше узнать Танго, чтобы отразить его истинный характер.

Танго приподнял опущенное веко и уставился на нее подслеповатым глазом.

Нита резко повернула голову, и Блу испугалась, что парик сейчас слетит.

– Хочешь жить здесь? В моем доме?

Блу меньше всего хотела жить в этом ужасном доме, но делать было нечего, особенно после того, что произошло.

– Это лучший способ написать достойный портрет.

На узловатом пальце Ниты блеснул рубин в оправе из бриллиантов.

– Только не воображай, что можешь разводить грязь по всей кухне.

– Можете смело полагать, что со мной ваша кухня примет куда более приличный вид.

Нита ответила расчетливым, не сулившим добра взглядом.

– Принеси мой розовый свитер. Он наверху, на кровати. И держись подальше от моих драгоценностей. Я узнаю, если ты хоть к чему-то притронешься.

Блу мысленно вонзила кинжал в черное сердце Ниты и протопала через кричаще обставленную гостиную, чтобы подняться на второй этаж. Через неделю она закончит портрет и снова пустится в дорогу. Ничего, в жизни ей приходилось немало терпеть. Вытерпит и Ниту Гаррисон. Зато это самый быстрый путь к свободе.

Наверху были закрыты все двери, кроме одной. И коридор был куда чище, чем помещения внизу, хотя розовое плющевое ковровое покрытие давно не пылесосили, а на дне потолочных светильников из граненого стекла скопилась коллекция мертвых мух.

Комната Ниты, оклеенная розовыми с золотом обоями, с белой мебелью и длинными окнами с роскошными розовыми шторами напомнила Блу лас-вегасский ритуальный зал.

Блу взяла розовый свитер с кресла, обитого золотистым бархатом, и отнесла вниз через белую с золотом гостиную с шезлонгом, обтянутым тонким велюром, лампами с хрустальными подвесками и розовым ковровым покрытием от одной стены до другой.

В дверях появилась Нита, распухшие щиколотки которой и сегодня нависали над ортопедическими ботинками, и протянула Блу кольцо с ключами.

– Прежде чем начнешь работать, отвези меня в...

– Только, пожалуйста, не говорите «в «Пиггли-Виггли»».

Очевидно, Нита никогда не видела «Водителя мисс Дейзи», поскольку не поняла намека.

– В Гаррисоне нет никакого «Пиггли-Виггли». Я не позволяю открывать здесь сетевые магазины. Если хочешь получить деньги, придется отвезти меня в банк.

– Прежде чем я вас куда-то повезу, отзовите своих псов, – заупрямилась Блу. – Прикажите строителям вернуться в дом Дина.

– Позже.

– Сейчас. Я помогу вам найти нужные номера.

К удивлению Блу, старуха почти не сопротивлялась, хотя еще час ушел на то, чтобы сделать необходимые звонки. За этот час она приказала Блу вынести весь мусор, скопившийся за неделю, найти ее маалокс и вытащить гору коробок в неприятно темный подвал. Но всему приходит конец, и Блу оказалась за рулем спортивного трехлетнего красного «корветт-родстера».

– Ты ожидала увидеть «таун-кар»? – презрительно фыркнула Нита. – Или «кроун-викторию»? Словом, старушечью машину.

– Скорее метлу, – пробормотала Блу, обозревая пыльную панель. – Когда эта штука в последний раз покидала гараж?

– С моим бедром водить машину невозможно, но я включаю мотор раз в неделю, чтобы не разрядить аккумулятор.

– При этом неплохо бы покрепче закрыть ворота гаража. Ровно полчаса – и все в порядке.

Нита цыкнула зубом, словно высасывая яд.

– Как же вы передвигаетесь по городу? – спросила Блу.

– Этот дурень Чанси Кроул держит то, что сходит в здешних местах за такси. Но он всегда плюет в окно, и меня от этого тошнит. Его жена когда-то была председателем Женского клуба Гаррисона. Все они ненавидели меня с самого начала.

– Поразительно слышать такое, – буркнула Блу, свернув на главную улицу.

– Ничего, я с ними сквиталась.

– Только не говорите, что съели их детей.

– Смотрю, у тебя на все найдется ответ! Остановись у аптеки.

Блу пожалела, что не придержала язык. Неплохо бы услышать побольше об отношениях Ниты с добрыми женщинами Гаррисона.

– Я думала, мы едем в банк. Я художница, а не ваша девочка на побегушках.

– Мне нужно лекарство. Или тебе слишком тяжело заехать за лекарством для старухи?

Досада мгновенно сменилась стыдом. Черт возьми, она права...

После остановки у аптеки, в витрине которой была выставлена табличка «Доставка на дом», Нита заставила Блу заехать в бакалею за собачьим кормом и «Ол-брэн»[29], а потом остановиться у пекарни, где купила одну банановую булочку с орехами. Под конец Блу пришлось ждать, пока Нита делала маникюр в «Барбс Трессиз энд Дей Спа». Это время она употребила с пользой, купив себе банановую булочку с орехами и чашку кофе, на что ушло три из ее последних двенадцати долларов.

Сняв крышечку с пластиковой чашки, она стала ждать, пока по мостовой проедет серебристый грузовик «додж-рэм», чтобы спокойно перейти улицу. Но грузовик вдруг замедлил ход и остановился перед пожарным гидрантом. Дверь распахнулась, и оттуда показалась знакомая пара пидорских ботинок, дополненная не менее знакомыми длинными, обтянутыми джинсой ногами.

Прежде чем уставиться на блестящий грузовик, она, похоже, на миг потеряла сознание.

– Этого просто не может быть...

Загрузка...