Рожденный очаровывать

Глава 5

Эйприл потрясенно приоткрыла рот. Дин оцепенел.

– Ты это о чем?!

Блу выразилась фигурально. Она хотела сказать, что душа Эйприл медленно умирает. Но похоже, Дин оказался человеком прямолинейным и не признавал фигуральных оборотов. Ей следовало бы молчать. Но дела и без того хуже некуда.

Она медленно спустилась по ступенькам.

– Твоя мать... То есть... доктора...

Она пыталась придумать правдоподобное объяснение.

– У нее больное сердце. Твоя мать умирает. Но не хочет, чтобы ты знал.

Серо-голубые глаза Эйприл широко раскрылись. Блу встала на первую ступеньку и схватилась за перила. Ладно. Она немного преувеличила, но, когда речь заходила о матерях, слишком расстраивалась, чтобы мыслить связно. Дин смертельно побледнел и повернулся к матери:

– Это правда?

Губы Эйприл шевельнулись, но она не издала ни звука. Блу еще крепче вцепилась в перила. Наконец Эйприл с трудом сглотнула.

– Это... еще, может быть, не смертельно.

– Но доктора ничего не обещают, – поспешно вставила Блу.

Дин бросил на нее жесткий взгляд:

– Откуда тебе об этом знать?

В самом деле, откуда?

– Твоя мать не хотела говорить мне... просто с ней случилось что-то вроде нервного мини-срыва.

Эйприл мгновенно оскорбилась.

– Никакого срыва, мини или какого другого. Я просто... На секунду расслабилась.

– Такое мужество, – грустно вздохнула Блу.

Эйприл пригвоздила ее к месту убийственным взглядом.

– Не желаю говорить о своем сердце и буду крайне благодарна, если и вы не станете затрагивать эту тему.

– Простите, что предала ваше доверие, но мне показалось, что не сказать ему – просто жестоко.

– Это не его проблемы, – парировала Эйприл.

Если Блу лелеяла крохотную надежду на то, что Дин немедленно бросится к матери и объявит, что настало время уладить все разногласия, он быстро лишил ее всяких иллюзий, вылетев из двери во двор. Когда его шаги замерли, Блу жизнерадостно улыбнулась:

– Думаю, учитывая обстоятельства, все прошло лучше некуда.

Но Эйприл только что не вцепилась ей в горло.

– Вы тронутая!

Блу поспешно отступила.

– И все же вас пока не выгнали.

Эйприл воздела к небу руки. Браслеты зазвенели, кольца полыхнули белым пламенем.

– Вы только все еще больше запутали Сделали еще хуже, чем было.

– Откровенно говоря, не понимаю, как мне это удалось. По-моему, и так все было хуже некуда. Может, я чего-то не припоминаю, но, кажется, это не мне зарезервировали номер в нашвиллском отеле.

Мотор автомобиля взревел, и шины завизжали по гравию. Из Эйприл словно выкачали воздух.

– Поехал праздновать. Бесплатная выпивка для всех в баре.

– А я думала, что это у меня с матерью неестественные отношения.

– И вообще кто вы? – прошипела Эйприл, прищурившись.

Блу ненавидела подобные вопросы. Вирджиния ответила бы, что она – Божье дитя, по Блу сомневалась, что Всемогущий так уж спешил признать дочь Вирджинии своим отпрыском. А рассказ о костюме бобра и Монти вряд ли завоюет ей симпатии Эйприл. К счастью, последняя нашла собственное объяснение.

– Не важно. Воздействие моего сына на женщин поистине легендарно.

– Я художница.

Эйприл критически оглядела Блу – от неряшливого хвостика до обшарпанных черных мотоциклетных ботинок.

– Вы не из тех женщин, которые обычно навязываются ему в подружки.

– Повторяю, трехзначный ай-кью выделяет меня из общей стаи.

Эйприл присела рядом с ней на последнюю ступеньку.

– И какого черта мне теперь делать?

– Может, пока ждете результата последних анализов, попытаетесь помириться с сыном? Учитывая поразительные успехи в лечении сердечных болезней, я вполне уверена, что новости будут хорошими.

– Это был риторический вопрос, – сухо обронила Эйприл.

– Всего лишь мое предложение.

Вскоре Эйприл ушла в коттедж, а Блу принялась бродить по тихим пыльным комнатам. Даже кухня, оборудованная по последнему слову техники, не смогла ее ободрить. Какими бы благородными ни были ее намерения, она не имела права разыгрывать фею-крестную, когда речь заходит о семейных проблемах других людей.

К ночи Дин так и не вернулся. Когда в доме сгустилась тьма, Блу сделала неприятное открытие: светильники были только в кухне и ванных. Она искренне надеялась, что Дин скоро приедет, потому что дом, всего несколько часов назад такой уютный, сейчас казался пугающим. Пластиковые шторы в дверных проемах потрескивали, как сухие кости. Старые полы скрипели. И поскольку дверей не было, она даже не могла запереться в спальне. К тому же без машины, она не могла поехать в город и поболтаться по круглосуточным магазинам. Она застряла здесь. И ничего не оставалось делать, кроме как лечь спать.

Жаль, что она не успела постелить постель, пока было еще светло.

Она ощупью пробиралась вдоль стены столовой, пытаясь отыскать аварийную подсветку, оставленную здесь плотниками. Зловещие тени заплясали по полу и потолку, едва она включила подсветку. Отключив ее, девушка прокралась наверх, держась за перила. Длинный желтый кабель тащился за ней, как змеиный хвост.

В уголках и закутках коридора скрывались пять спален, но только в одной была своя ванная с работающим светильником. К тому времени, как Блу добралась до этой спальни, она так изнервничалась, что шарахалась от каждой тени, пробегавшей по стенам. Правда, лампа в ванной была слабой, но все же это было лучше, чем ничего.

Она сунула аварийную подсветку в угол и развернула сложенное на матраце белье. Новая громадная кровать с резным изголовьем вишневого дерева не имела изножья. Кровать и трехстворчатый шкаф из того же дерева были единственной мебелью в комнате. Окна без штор следили за ней, как любопытные глаза. Большой каменный камин напоминал раскрытый рот.

Она поставила в дверном проеме стремянку, оставленную малярами, чтобы дать Дину понять, что комната уже занята. Правда, если он захочет войти, стремянка вряд ли его удержит. Но к чему ему это? После душераздирающих новостей, услышанных от матери, он вряд ли будет склонен к обольщению.

Блу отнесла подсветку в крохотную ванную и умылась. Поскольку Дин уехал вместе со всеми ее пожитками, приходилось чистить зубы пальцем.

Она вытащила лифчик из рукава футболки, сбросила ботинки, но дальше раздеваться не стала на случай, если придется с криком выбежать из дома. Она совсем не боялась городских страшилок, но была не в своей тарелке, когда речь шла о сельской местности, поэтому, ложась спать, взяла подсветку с собой и выключила, только когда улеглась, но сунула фонарик под одеяло, откуда его можно было быстро выхватить.

По внешней стене царапнула ветка. Что-то прошелестело в дымоходе. Она представила летучих мышей, вытягивавшихся в колонну, чтобы атаковать дом.

Где же Дим? И почему в этом месте нет ни одной двери? Жаль, что она не догадалась попроситься на ночлег к Эйприл. Впрочем, никто ее не приглашал. Может, Блу вела себя несколько бестактно, но она выиграла время для матери Дина, чего та не смогла добиться самостоятельно. Ах эта беспомощность истинных красоток!

Блу безуспешно попыталась оправдать себя. Что ни говори, а она вмешалась в весьма запутанные отношения. Этим людям следовало бы самим их выяснять. Но с другой стороны, интерес к чужим делам отвлек ее от собственных тревог.

Пол скрипнул. В дымовой трубе что-то простонало. Блу сжала ручку подсветки и уставилась в зияющий проем.

Минуты шли.

Постепенно хватка Блу ослабла, и она погрузилась в беспокойный сон.

Разбудил ее зловещий скрип доски. Открыв глаза, она увидела нависшую над ней черную тень. Пальцы конвульсивно стиснули рукоятку подсветки.

– Черт!

Знакомый мужской рев рассек тишину ночи.

Она кое-как нашла переключатель. К счастью, лампочка в пластиковой сетке не разбилась, и резкий свет залил комнату. Над кроватью стоял разгневанный мультимиллионер-футболист. Он был полуодет, взбешен и потирал локоть.

– Какого дьявола ты вытворяешь?

Блу вскочила, крепко сжимая подсветку.

– Я? Ты крадешься сюда...

– Это мой дом. Богом клянусь, если ты сломала мне вбрасывающую руку...

– Я загородила дверь! Как ты мог просочиться ко мне таким образом?!

– Просочиться? Да эта комната освещена ярче гребаной рождественской елки!

Она была не настолько глупа, чтобы упомянуть про пляшущие тени и глазеющие окна.

– Всего два жалких светильника в ванной.

– Плюс кухня, – добавил он, выхватив у нее подсветку. – дай мне это и перестань трусить.

– Тебе легко говорить! На тебя не набрасывались, пока ты мирно спал.

– Ничего я не набрасывался.

Он выключил свет. И комната погрузилась во мрак.

Бесчувственный олух имел наглость даже выключить свет в ванной! Она услышала шорох ткани: очевидно, он стягивал джинсы! Блу поспешно встала на колени.

– Здесь ты спать не будешь.

– Это моя комната, и здесь единственная застеленная постель.

– Постель, которую я уже заняла.

– А теперь у тебя появилась компания.

Он забрался под одеяло. Она глубоко вздохнула и напомнила себе, что его эго слишком велико, чтобы насиловать женщин. Если она примется шарить в темноте, надеясь найти другое место для ночлега, уж точно покажется ему круглой идиоткой. Только не показать слабости.

– Оставайся на своей стороне – предупредила она, – иначе последствия тебе не понравятся.

– Собираешься огреть меня по голове чем под руку подвернется?

Блу молча пожала плечами.

До нее донеслись запахи пасты, одеколона и кожаной обивки его машины. Ему следовало бы пахнуть спиртным. Пораженный скорбью мужчина, возвратившийся домой в два часа утра, должен быть пьян.

Его голая нога задела ее бедро. Блу застыла.

– Почему на тебе джинсы? – поинтересовался он.

– Потому что мои вещи остались в твоей машине.

– Да, как же! Ты не разделась, боясь, что злой бука придет и съест тебя. Ну и трусиха!

– Вздор и чушь.

– И ты еще считаешь себя взрослой!

– Можно подумать, ты не застрял на уровне седьмого класса! – парировала она.

– По крайней мере я достаточно взрослый, чтобы не спать с включенным светом!

– Возможно, ты бы забился под кровать, когда из дымоходов стали вырываться летучие мыши!

– Мыши? – переспросил Дин, на секунду оцепенев.

– Целая колония.

– Ты специалист по летучим мышам?

– Я слышала, как они шуршат крыльями. И пищат.

– Ни за что не поверю.

Он всегда вертелся в кровати, и теперь его колено задело ее икру. Но Блу неожиданно стала расслабляться.

– С таким же успехом я мог бы спать с чертовой мумией, – проворчал он.

– Джинсы остаются.

– Не воображай, что я не смог бы их стянуть, если бы захотел. Максимум полминуты, и их не будет. Но к несчастью для тебя, я сегодня вне игры.

Ему не следовало бы думать о сексе, когда мать умирает! Ее мнение о Дине стремительно понижалось.

– Заткнись и спи.

– Тебе же хуже.

За окнами поднялся ветер. Дружелюбная ветка терлась о стекло. Едва Дин задышал глубоко и ровно, ломтики лунного света легли на старые деревянные полы, и дымоход довольно вздохнул.

Он оставался на своей стороне кровати.

Она оставалась на своей.

Пока...

В доме, где почти не было дверей, хлопнула дверь. Блу приоткрыла один глаз, прервав восхитительно эротичный сон.

Нити серого света прокрались в комнату, и ее веки снова опустились.

Она попыталась воскресить ощущение тяжести мужской руки на своей груди... прикосновения губ к соску...

Хлопнула другая дверь. Что-то твердое прижалось к ее бедру. Ее глаза распахнулись. Угрюмый голос пробормотал какую-то непристойность, не принадлежащая ей рука сжала грудь, а другая проникла в джинсы.

Окончательно разбудила ее тревога. Похоже, это не сон!!

– Плотники уже здесь, – объявил женский голос, едва не над

самым се ухом. – Если не хотите оказаться в их компании, лучше

вставайте.

Блу дернула Дина за руку, но он не спешил высвобождать пальцы из ее одежды.

– Который час?

– Семь, – ответила Эйприл.

Блу одернула рубашку и зарылась лицом в подушку. Похоже, ее плану опережать его на полшага не суждено осуществиться.

– Сейчас еще середина ночи! – запротестовал Дин.

– Для тебя. Но не для рабочих. Доброе утро, Блу. Кофе и пончики внизу, – объявила Эйприл.

Блу перевернулась на спину и вяло помахала ей. Эйприл ответила тем же и исчезла.

– Ну и дерьмо, – пробормотал Дин, зевая.

Блу это не понравилось. Мог бы по крайней мере выразить некоторую сексуальную неудовлетворенность.

Правда, она тут же поняла, что все еще находится под влиянием эротического сна.

– Извращенец, – буркнула она, спрыгивая с кровати.

Нельзя позволить, чтобы этот человек заводил ее, пусть даже во сне.

– Ты лгунья, – неожиданно констатировал он.

– Ты это о чем? – удивилась она, оборачиваясь.

Дин приподнялся, при этом одеяло сползло до талии, и солнце заиграло на его бицепсах и позолотило волосы на груди. Он потер больное плечо.

– Ты утверждала – цитирую: «Я почти безгрудая». Как оказалось, это абсолютная ложь.

Она еще недостаточно проснулась, чтобы достойно ответить, поэтому только наградила его яростным взглядом и устремилась в ванную, где, заглушая предательские звуки, повернула оба крана на полную мощность. Выйдя, она застала его перед дорогим чемоданом, положенным на постель. На нем были только синие трикотажные «боксеры». Блу споткнулась, мысленно выругала себя, но притворилась, что сделала это специально.

– Ради Господа Бога, предупреждай в следующий раз! Меня чуть удар не хватил.

Он оглянулся, сразив ее своей заросшей физиономией с взъерошенными волосами. Даже в таком виде он был неотразим.

– С чего бы это?

– Выглядишь как реклама порно для геев.

– А ты – как национальная катастрофа.

– Именно поэтому я первой пойду в душ.

Она направилась к своему грязному рюкзаку, брошенному Дином в угол, и принялась искать чистую одежду.

– Полагаю, ты не согласишься посторожить в коридоре, пока я моюсь?

– Почему бы мне не составить тебе компанию?

Последнее прозвучало скорее угрозой, чем заигрыванием.

– Поразительно, – покачала головой Блу. – Суперзвезда вроде тебя все еще готов помогать маленьким людишкам.

– Ничего не попишешь, такова моя натура.

– Забудь, – коротко бросила она, схватила одежду, полотенце, туалетные принадлежности и убежала в ванную.

Только полностью убедившись, что он не собирается к ней вломиться, Блу намылила шампунем волосы и побрила ноги. Дин не знал, что мать вовсе не умирает, однако все же казался не столько скорбящим, сколько злобным. Но ей все равно, какое зло причинила ему Эйприл. Все это в прошлом.

Она переоделась в чистые, но выцветшие черные велосипедные шорты, просторную камуфляжную майку и шлепки. Наскоро высушила волосы и стянула красной резинкой.

Концы покороче отказывались укладываться в сомнительную прическу и повисли вдоль шеи. Ради Эйприл она хотела добавить блеск для губ и тушь, но, к сожалению, три дня назад потеряла то и другое.

Спустившись вниз, она увидела электрика, примостившегося на стремянке в столовой и подсоединявшего к сети антикварную люстру. С дверного проема столовой был снят пластик. В комнате стоял Дин, о чем-то беседуя с плотником, поправлявшим лепнину арочного входа. Дин, должно быть, принял душ в другой ванной, потому что влажные волосы завивались на кончиках. На нем были джинсы и майка в цвет глаз.

В жилой комнате находился сложенный из камня камин размерами больше, чем в хозяйской спальне. Новые стеклянные двери выходили на нечто похожее на большую бетонную плиту, начинавшуюся от двери черного хода. Блу направилась на кухню. Прошлой ночью она слишком нервничала, чтобы оценить работу, проделанную Эйприл, но сейчас остановилась в дверях и осмотрелась. Винтажные кухонные принадлежности вместе с ностальгически-белыми резными шкафчиками с вишневого цвета керамическими ручками вызывали ощущение, что она попала в сороковые годы. Блу живо представила женщину в наглаженном ситцевом платье с аккуратным узлом волос на затылке, которая чистит картофель над раковиной под несущийся из радиоприемника дуэт сестер Эндрюс, поющих «Не сиди под яблоней».

Громоздкий белый холодильник со скругленными краями, возможно, был копией старой модели. Но белая эмалированная газовая плита с двойной духовкой точно была из тех самых времен, как и встроенная металлическая полка над горелками, содержавшая солонку и перечницу, банки для специй, а также глиняный кувшин с букетом полевых цветов. Рабочие столы еще не были установлены, поэтому она сразу увидела, что резные шкафчики – всего лишь прекрасно сделанные копии. Черно-белый пол в шахматную клетку тоже был новым. Судя по образцу краски прикрепленному к стене, стены будут солнечно-желтыми.

«Не сиди под яблоней»...

Свет лился в комнату из широкого окна над раковиной и более высоких окон, в квадратном уголке, выделенном для завтраков, с которых все еще не были сняты ценники. На хромовом кухонном столе с ярко-красной пластиковой столешницей лежали несколько коробок с пончиками, пластиковые чашки и бумажные салфетки. Тут же стояла Эйприл, грациозно опершись на гнутую спинку стула и держа в руке телефон. На ней были вчерашние рваные джинсы, короткий топ гранатового цвета, серебряные браслеты и туфли на низком каблуке из змеиной кожи цвета шалфея.

– Вам полагалось быть здесь в семь, Санджи, – бросила она и, кивнув Блу, показала на кофейник. – Значит, придется раздобыть другой грузовик. Рабочие столы необходимо установить к концу дня, чтобы маляры могли взяться за дело.

На кухне появился Дин и с непроницаемым лицом потянулся к коробке с пончиками. В этот момент солнечный луч, тронув белокурые завитки сына, заиграл в волосах матери, и Блу вдруг посетила безумная мысль, что Господь создал специальный прожектор, с целью высветить красоту этих золотистых созданий.

– Я не потерплю задержек, – продолжала Эйприл, – так что вам лучше поторопиться. Жду через час.

Она переключилась на другой звонок и перенесла телефон в другую руку.

– О, привет! – воскликнула она и, понизив голос, отвернулась. – Перезвоню через десять минут. Где ты?

Дин подошел к высоким окнам и выглянул на задний двор. Блу невольно понадеялась, что он пытается примириться с безвременной кончиной Эйприл.

Эйприл снова позвонила.

– Дейв, это Сьюзен О'Хара. Санджи, похоже, опоздает.

В кухню заглянул электрик, вешавший люстру.

– Сьюзен, взгляните на это.

Она сделала ему знак подождать, спокойно закончила разговор и закрыла флип.

– Что случилось?

– Я наткнулся на старую проводку в столовой, – пояснил электрик, не сводя с нее жадного взгляда. – Ее следует заменить.

– Давайте я посмотрю.

Она вышла вслед за рабочим. Блу бросила ложку сахара в кофе и подошла поближе, чтобы рассмотреть плиту.

– Не будь ее здесь, худо бы тебе пришлось, – заметила она.

– Да, ты, возможно, права.

Дин отказался от пончиков, посыпанных сахарной пудрой, и выбрал единственный, политый шоколадом, который оставался в коробке. Именно тот, на который Блу уже положила глаз.

Раздался вой электродрели.

– Кухня просто невероятна, – заметила Блу.

– Ничего.

– Ничего?!

Она провела большим пальцем по марке фирмы, выбитой на передней панели плиты, и закинула удочку:

– Я могла бы целыми днями готовить здесь. Домашний хлеб, фруктовый пирог...

– Ты действительно умеешь готовить?

– Еще бы!

Белая эмалированная плита словно была пропуском в другую эру. Может, она станет пропуском Блу во временную безопасную жизнь.

Но он вдруг потерял всякий интерес к еде.

– У тебя нет ничего розового?

Она оглядела черные шорты и камуфляжную майку.

– А чем тебе не нравится это?

– Да нет, все в порядке. Если, конечно, намереваешься вторгнуться на Кубу.

– Я не из модниц, – пожала плечами Блу.

– Да ну? Какой сюрприз!

Она сделала вид, что задумалась.

– Если действительно хочешь видеть меня в розовом, я согласна позаимствовать что-то из твоего гардероба.

Его улыбку вряд ли можно было назвать дружелюбной. Но если она не станет его дразнить, он начнет путать ее с одной из своих сексуальных партнерш.

Вернувшаяся на кухню Эйприл закрыла флип и с холодной официальностью обратилась к сыну:

– Сейчас прибудет водитель с фургоном. Почему бы тебе не поискать для него место?

– Уверен, что у тебя есть предложение.

– Это твой дом.

– Хотя бы намекни, – упорствовал он.

– В фургоне нет ни туалета, ни воды, поэтому не ставь его слишком далеко, – бросила она, выходя в коридор. – Коуди, сантехник уже здесь? Мне нужно с ним потолковать.

– Что еще за фургон? – спросила Блу, едва Эйприл исчезла.

– То, на что уговорила меня миссис О'Хара в одном из бесчисленных е-мейлов.

Он взял чашку кофе и пончик и направился к выходу. Блу захватила свой пончик и последовала за ним через отремонтированную прачечную к боковой двери. Выйдя во двор, она протянула ему пончик.

– Давай поменяемся.

Он откусил большой кусок от своего, протянул Блу и схватил ее пончик.

– О'кей.

– Опять я вынуждена жить объедками чужих людей, – пригорюнилась Блу.

– Теперь ты меня пристыдила, – хмыкнул он, запустив зубы в целый пончик.

Они обошли участок. Блу глазом художника изучала разросшийся сад, воображая, как он будет переливаться всеми оттенками ярких красок. Возможно, стоит посадить травы возле железного насоса, старомодные штокрозы – сбоку от дома, протянуть веревку для белья, которое будет хлопать на теплом ветерке...

Сентиментальное путешествие...

Дин изучал тенистый уголок за садом. Блу присоединилась к нему.

– Крытый фургон? – спросила она. – «Черный ворон»?

– Полагаю, ты все увидишь своими глазами.

– Ты и сам не знаешь, верно?

– Что-то в этом роде.

– Покажи мне сарай, – попросила она. – Только если там нет мышей.

– Мышей? Черт возьми, нет. Это единственный сарай во вселенной, где не водятся мыши.

– Ты все утро настроен весьма язвительно.

– Господи, мне так жаль!

Может, таким образом он скрывает свою печаль? Она надеялась на это хотя бы ради спасения его души.

Во двор въехала грузовая платформа, на которой стояло нечто ироде небольшого фургона, плотно обернутого черным пластиком. Блу осталась на месте, а Дин подошел к водителю. Не прошло и пяти минут, как тот уже хлопал его по больному плечу. И называл Бу.

Наконец они перешли к делу. Следуя указаниям Дина, водитель дал задний ход и, подтащившись к деревьям, стал выгружать фургон. Как только его установили на место, водитель принялся срывать пластик.

Вагон оказался красным, с фиолетовыми колесами и позолоченными спицами, как на цирковых каллиопах[15]. По бокам были нарисованы лозы и фантастические цветы: желтые, индиго, голубые и оранжевые. На голубой двери плясал позолоченный единорог. Изогнутый верх фургона образовал небольшой карниз, поддерживаемый лимонно-желтыми скобами. В одной из стенок, расширявшихся снизу вверх, было прорезано маленькое оконце с крошечными голубыми ставнями.

Блу затаила дыхание. Это цыганский фургон! Дом для бродяг.

– Вот это да, – тихо выдохнула она.