Рождественская карусель

Глава 9

На следующее утро Лия проснулась поздно. Зевнула, потянулась, словно довольная кошечка, и поймала себя на том, что улыбается во весь рот.

Болезнь и усталость растаяли, как дурной сон;

Лия чувствовала себя восхитительно здоровой и полной сил. Она села, спустила ноги с кровати, потянулась за одеждой…

И в этот миг ей ясно вспомнилась прошлая ночь. Настолько ясно, что Лия вскочила как ужаленная, прижав руки к пылающим щекам.

Что же она наделала? Шон был так добр, так заботлив! Пошел ей навстречу, помог ей вымыться, но при этом ни словом, ни движением не нарушил дистанцию между ними.

И как же она ему отплатила?

Заигрывала с ним, словно какая-нибудь бесстыжая распутница! А он, разумеется, отказался. Ласково, по-доброму, но вполне недвусмысленно дал понять, что ее бесстыдные надежды тщетны.

Боже, что же теперь делать? Как она осмелится взглянуть ему в глаза?

Однако встречи не избежать. Лия натянула джинсы и самый красивый свой свитер — с бело-голубым цветочным узором. Чтобы не растеряться перед Шоном, она должна, по крайней мере, знать, что хорошо выглядит!

Шона она нашла на кухне: он наливал себе кофе. Похоже, он провел беспокойную ночь: вокруг синих глаз залегли темные круги. Заметив Лию, он взглянул на нее с легким удивлением (должно быть, не ожидал, что она так скоро встанет на ноги), но без всякого смущения.

— Доброе утро, — поздоровался он, как ни в чем не бывало. — А вы сегодня прекрасно выглядите!

— Спасибо, я и чувствую себя гораздо лучше, — ответила Лия, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Хорошо выспались?

— Отлично! — По крайней мере, в этом она может признаться, не краснея. — А как погода?

Шон бросил быстрый взгляд за окно, где возвышались белоснежные сугробы.

— Сегодня ночью снега не было, но и теплее не стало. Боюсь, нам еще долго придется ждать, пока все это безобразие растает.

— Полагаю, телефон еще не починили?

— Правильно полагаете. — Шон налил вторую чашку — для нее. — Телефон молчит как убитый. Завтракать будете?

— Да, пожалуйста. Похоже, ко мне вернулся аппетит.

— И здоровый румянец тоже.

"Это же смешно, — подумалось Лии, — мы кружим вокруг друг друга и ведем светскую беседу ни о чем, словно два вежливых незнакомца». Что ж, если Шон хочет сделать вид, что вчерашней ночи не было, она с радостью последует его примеру.

— Какие у вас планы на сегодня? — поинтересовалась Лия за завтраком. В первый раз за эти дни она основательно подкрепилась, и силы возвращались к ней на глазах.

— Планы? — Шон иронически поднял бровь. — Какие могут быть планы, когда мы с вами заперты в этой снежной тюрьме? Или у вас есть какое-нибудь развлечение на примете?

— Но ведь сегодня сочельник! — Лия заставила себя не думать о том, какой смысл он вкладывает в слово «развлечение». — Не можем же мы пропустить самый главный праздник в году! Надо как-то отметить…

— И что вы предлагаете?

— Дома я обычно украшаю квартиру гирляндами и ставлю елку.

— Извините, но гирлянд у меня нет, да и елку я как-то не припас!

— Ничего, что-нибудь придумаем! — воскликнула Лия. Ей так не хотелось, чтобы на лице Шона вновь застыла угрюмо-циничная маска. — Например… Вот, знаю!

Вскочив на ноги, она побежала в гостиную, отдернула шторы и выглянула в окно.

— Ага, так я и думала! Взгляните!

Она не заметила, что Шон следует за ней по пятам, и никак не ожидала, что, обернувшись, увидит его прямо перед собой.

— Ой!

Сдавленный вскрик вырвался у нее из груди.

Перехватило дыхание, а сердце, казалось, в мгновение ока расплавилось и закипело. Как и в самый первый день, ее поразил рост и сила этого человека, его широкая грудь под кремовым свитером, длинные мощные ноги в потертых джинсах.

Уголки его выразительного рта изогнулись в легкой улыбке. Лия сглотнула, борясь с желанием броситься ему на шею и прильнуть к этим четко очерченным губам.

— На что глядеть? Не вижу ничего, кроме снега. На рождественских открытках он хорош, но в жизни от него одни неприятности.

— Да посмотрите же как следует! У вас во дворе растет чудесный остролист. Даже с ягодами! Если срезать несколько веток…

С этими словами она двинулась к дверям. Но Шон остановил ее, схватив за плечо.

— Стойте! Вы соображаете, что делаете? Только что встали с постели — и собираетесь на улицу, да еще в такой мороз! Хотите заработать воспаление легких? Может быть, вам и нравится болеть, но я ролью сиделки сыт по горло!

— А я по горло сыта вашими заботами! — сердито воскликнула Лия. — Слезы навернулись ей на глаза. Стоило ей выздороветь, доброту и заботливость Шона словно рукой сняло! Выходит, он по-прежнему видит в ней врага? — Я жду не дождусь, когда наконец уберусь отсюда! Но пока это невозможно: мы с вами заперты в доме и никуда друг от друга деться не можем. Вот почему я хочу найти себе занятие, чтобы не мозолить вам глаза.

— Решили устроить мне праздник? — Тон Шона ясно показывал, что его настроение, да и вся атмосфера в доме весьма далеки от праздничных. — Ладно, пускай, если это вас развлечет. Скажите только, что вам нужно.

"Он мечтает об одном — от меня избавиться!» — подумала Лия, и острая боль сжала ей сердце. Что ж, отлично. Она оставит его в покое и займется украшением дома. Пусть видит, что она не претендует ни на его время, ни… на что-нибудь еще.

Работа в самом деле помогла ей отвлечься.

Уже через несколько минут после того, как Шон вернулся со двора с охапкой остролиста в руках, Лия забыла о своих горестях.

Из темной зелени остролиста она сплела гирлянду, перевила ее поясом от красного платья и повесила на камин. Взглянув на плоды ее труда, Шон вышел и через несколько минут вернулся с неожиданным сюрпризом — коробкой свечей. Свечи Лия установила в разных углах.

Из гостиной она перешла в столовую: расставила тарелки в огромном старинном буфете красивой горкой, украсила их ветвями остролиста, а посредине поставила ветку с ягодами в красивой вазе.

День пролетел незаметно; наконец работа была закончена, и Лия села, удовлетворенно созерцая результаты своего труда.

— Здорово у вас получилось! — заметил Шон, войдя в комнату. — Похоже, у вас настоящий талант!

— У нас в семье подготовка к Рождеству всегда лежала на мне. — По лицу ее прошла тень, сияющие глаза затуманились печалью. — А теперь некому украсить наш дом…

Шон подошел и опустился с ней рядом.

— Не печальтесь, Лия. Ваша мать знает, что вы живы и здоровы.

— Да, но… Как я хотела бы с ней поговорить! Шон нежно погладил ее по щеке, но тут же отдернул руку.

— Может быть, телефон сегодня починят, — ответил он, глядя в сторону. — Тогда вы сможете позвонить и матери… и жениху.

— Да, и Энди, — откликнулась Лия. Никогда Энди не станет ее женихом! Лия всегда знала, что не влюблена в него; но до сих пор ей казалось, что для брака достаточно симпатии и уважения. Однако для Энди в ее жизни не осталось места с тех пор, как в нее ворвался Шон Галлахер.

Тщетно она убеждала себя, что это помрачение ума, вызванное аварией, стрессом и болезнью, пройдет, как только она покинет уединенный сельский коттедж. Но пора взглянуть правде в глаза. Она одержима Шоном, беспомощна перед его чарами. Стоит ему взглянуть на нее — и кровь закипает у нее в жилах. Стоит поцеловать — и желание вырывается наружу, словно лава из жерла вулкана.

— В самом деле, вы сотворили настоящее чудо! Какой праздничный вид! Одно только плохо…

Шон явно не собирался больше говорить об Энди, и Лия была этому только рада.

— Что же?

— Мы не сможем приготовить настоящий рождественский ужин. Индейки нет.

Он виновато вздохнул и комично покрутил головой. У Лии сразу стало теплее на сердце.

— Нет индейки? — воскликнула она, всплеснув руками. — Кошмар! А пудинг будет?

Шон улыбнулся и помотал темноволосой головой.

— А миндальный пирог?

— И пирога не будет. — Он скорчил гримасу. — По правде говоря, миндаля я терпеть не могу.

— Ужас! — В глазах Лии зажглись озорные огоньки. — Что за Рождество без миндального пирога?!

Шон повесил голову, и Лия решила сжалиться над ним.

— Я тоже не люблю ни миндаля, ни пудинга.

Так что обойдемся тем, что есть.

— Надо посмотреть, что у нас в холодильнике. У Лии зажглись глаза: ее осенила отличная идея.

— Пусть каждый приготовит свое любимое блюдо! Чем не праздничный ужин? Все равно никто не узнает, что мы нарушили традицию.

С этими словами она подошла к вазе, чтобы поправить остролист.

— Вот так! А потом… ой!

Она нечаянно укололась о колючий лист и, вскрикнув, отдернула руку.

— Что там? Дайте-ка посмотреть.

Лия машинально протянула пострадавшую руку. На пальце выступила капелька крови. Шон взял ее руку и поднес ко рту. Расширенными глазами Лия следила за тем, как он прильнул губами к крошечной ранке.

— Шон… — прошептала она еле слышно. Он взглянул ей в лицо, и Лия застыла как вкопанная, пораженная силой страсти, сверкавшей в его взгляде. Зрачки его расширились, глаза потемнели от желания, и он отпустил ее руку. Инстинктивно, не понимая, что делает, она поднесла ладонь ко рту и прикоснулась губами к ранке, словно пробуя на вкус его поцелуй.

— Я… — начал он, — но Лия не дала ему договорить. Настало время объясниться. Он должен узнать правду. Сейчас или никогда!

— Я хочу рассказать вам об Энди. Не стоило называть имя другого мужчины. Шон замер, глаза его похолодели.

— Лия! — начал он предостерегающе, но девушка затрясла головой.

— Нет, дайте мне объяснить! Это не то, что вы думаете, совсем не то!

Глубоко вздохнув, она начала рассказ:

— Я уже говорила вам, что мои родители разошлись. Меня это глубоко потрясло; казалось, весь мой мир рухнул в одночасье. Я не понимала, что делать, как жить дальше. В то время я и встретилась с Энди.

Он слушал. Это уже хорошо! Лия боялась, что Шон просто повернется и уйдет. Но, как видно, он решил дать ей шанс.

Она перевела дух и продолжила. Слова лились бурным потоком, она спешила объяснить все, чтобы ничего недосказанного не осталось.

— Он гораздо старше меня — ему почти сорок. Думаю, это меня и привлекло. Теперь я понимаю, что искала надежного человека, на которого можно положиться, которому можно пожаловаться на свои беды и выплакаться у него на плече. Мне нужна была безопасность, а что может быть безопаснее брака с Энди? Так я думала тогда.

— Поэтому и согласились выйти за него замуж?

— Нет! Я еще не согласилась. Он сделал мне предложение, это правда, но я ответила, что должна подумать.

Кобальтовые глаза Шона напряженно сузились. Лия почти слышала, как он прокручивает в мозгу все детали их знакомства, начиная с самых первых минут.

— Так вы сказали, что помолвлены, чтобы остановить меня?

— Да, для защиты. Я…

Что с ним? Она ожидала совсем иной реакции!

А впрочем… Неужели она надеялась, что, услышав правду, Шон распахнет ей объятия? Если так, то она ошиблась, как не ошибалась никогда в жизни!

— Я испугалась… — робко пробормотала она. Вместо ответа Шон отвернулся.

— Пора подумать об ужине, — произнес он голосом, лишенным всякого выражения — И вот что, Лия…

Он обернулся, и по резкости этого движения Лия поняла, что его ледяное спокойствие — всего лишь маска, под которой кипит испепеляющий гнев.

— В следующий раз, когда вы меня испугаетесь, пожалуйста, не лгите. Просто скажите «нет». Этого достаточно.

С этими словами он вышел из комнаты, и Лии оставалось только последовать за ним.

— Загляните в холодильник — нет ли там чего-нибудь, что вы очень любите. — Своим тоном Шон ясно дал понять, что тема несостоявшейся помолвки закрыта. Он не хочет больше об этом говорить, а, если заговорит, она не станет слушать. — Не забудьте и кладовку.

Лия почти с ужасом ожидала предстоящего ужина. Но когда Шон распахнул дверцу кладовой, она заметила внутри нечто такое, что заставило ее улыбнуться и немного воспрять духом.

— Острый перец! — воскликнула она. — Обожаю! Чем острее, тем лучше! А чили у вас есть?

— Есть ли у меня чили? — повторил Шон, открывая холодильник. — Как не быть! Слышал бы вас мой брат, то-то бы посмеялся! По его словам, я ем все, что горит. Так что мы с вами вполне подходим друг другу.

"Не обращай внимания! — приказала себе Лия. — Это просто слова, они ничего не значат. Он хотел сказать, что у нас одинаковые вкусы в еде, и больше ничего».

— Раз уж сегодня праздник, стоит переодеться к ужину, — заметил Шон, когда перец уже шипел на плите, в холодильнике остывал салат, на столе стояла бутылка красного вина и все было почти готово. — Признаюсь как на духу: мне не терпится вновь увидеть на вас то красное платье. Я ведь так и не насладился этим зрелищем в полной мере.

— Согласна, если вы наденете костюм, — беззаботно отозвалась она. — Что за удовольствие сидеть в вечернем платье рядом с мужчиной в джинсах? У вас в гардеробе найдется что-нибудь подходящее?

— Кажется, где-то наверху завалялся смокинг, — подхватил ее беззаботный тон Шон. — Постараюсь вас не разочаровать.

— Что ж, тогда бегу переодеваться и наводить красоту!

И Лия вприпрыжку взлетела вверх по ступенькам. Сердце ее пело от радости.

Спасибо Господу за лайкру — алое платье без последствий перенесло все испытания.

"И напор Шона перенесло, когда он хотел во что бы то ни стало стащить его с меня…» — подсказал внутренний голос.

Если на Рождество случаются чудеса, думалось ей, то, может быть, и отец решит вернуться домой! Конечно, она просит у Санта-Клауса слишком многого. Но сама мысль о том, что маме придется провести праздник в одиночестве, была Лии невыносима. Ах, если бы не сломался телефон!

Отогнав прочь грустные мысли, Лия приняла душ и села за макияж. Легкий крем-основа и немного румян изгнали остатки болезненной бледности. Глаза Лия подвела темно-коричневым карандашом, а веки покрыла нежными бронзовыми тенями. Но изюминкой ее макияжа стала яркая помада, подчеркивающая чувственную полноту губ.

Скользнув в алое платье, Лия вспомнила вдруг, как смотрел на нее в этом платье Шон. Можно ли забыть его ласки, поцелуи… и то, к чему они привели?

"Готова ли я пережить это еще раз?» — спросила она у своего отражения в зеркале. И в глубине фиалковых глаз, в золотистом сиянии зрачков прочла ответ: «Да, готова. Именно этого я и хочу».

Впрочем, Лия не хотела выглядеть точно так, как в тот вечер. У незнакомки, которую Шон принял за невесту брата, волосы были собраны в тугой узел. Сегодня же Лия распустила их по плечам.

Вот она и готова. За стеной замолк шум воды — Шон вышел из душа. Значит, пора спускаться.

Повинуясь внезапному порыву, она бросилась к сумке. Порывшись в боковом отделении, достала затейливо перевязанный сверток — рождественский подарок, предназначенный для кого-нибудь из старых друзей. Ничего особенного — так, пустячок. Но Лия чувствовала, что он подойдет к случаю.

Подарки полагается класть под елку, но елки не было, и Лия положила сверток на угол каминной полки, под сень остролистовых ветвей. За дверью послышались шаги. У Лии заколотилось сердце, словно у школьницы на первом свидании. Обернувшись к дверям, она изобразила сияющую улыбку.

Но улыбка сползла и рот приоткрылся в изумлении, едва она увидела Шона: так прекрасен и величествен был он в темном костюме, белоснежной рубашке и шелковом галстуке. Лия еще ни разу не видела его в таком официальном наряде; на мгновение ей показалось, что это сон.

Она успела забыть, что Шон — не обычный человек. Но теперь вновь увидела в нем недоступную звезду телеэкрана, знаменитого красавца, чьи фотографии украшают журнальные развороты, чье появление на громкой премьере или киноконкурсе становится газетной сенсацией. И этот человек ухаживал за ней во время болезни и даже… Лия вспыхнула при воспоминании о том, как он помог ей вымыться.

— Ну как, я вас не разочаровал? — прервал молчание Шон.

Лия молча помотала головой — избыток чувств мешал ей заговорить.

— Вы меня тоже, — негромко произнес он. Взгляд — как ласковое прикосновение, глаза — темные озера желания. Он взял ее за руку.

— Я почти готов… — Тряхнув темноволосой головой, он оборвал себя на полуслове. — Присаживайтесь. — Он галантно подвел ее к камину. — Посидим немного здесь, выпьем перед ужином. Что вы предпочитаете? Шерри? Или…

— Шерри, если можно, — ответила Лия хрипло и с запинкой, словно разучилась говорить. Казалось, ею снова овладела болезнь: из озноба кидало в жар, из жара — в озноб, руки дрожали, на лбу выступил холодный пот.

Теперь она понимала, что задумал Шон. То, что недавно предлагала и она. Начать сначала, вести себя так, словно они незнакомы и это их первое свидание.

Шон стал расспрашивать ее о детских годах, о книгах, о музыке. Сперва Лия робела и отвечала односложно, но вино и дружелюбие Шона помогли ей расслабиться, и скоро она уже сама задавала вопросы, перебивала Шона и звонко смеялась его шуткам.

— Расскажите мне о своей матери, — попросила она, когда они сели за стол. — Вы говорили, что она очень тяжело переживала уход мужа. Но в конце-то концов утешилась?

— Очень не скоро. Почти двадцать лет она была безутешна. Но наконец встретила человека — кстати сказать, намного моложе себя, — который сумел вернуть ей вкус к жизни. Они поженились в этом году, в августе.

— И вы не возражали?

— С чего бы? Потому только, что он всего на несколько лет меня старше? Какое это имеет значение? — пожал плечами Шон. — Он подарил ей радость — вот что важно, а не то, девятнадцать ему или девяносто. Пусть хоть кому-то из нашей семьи повезет в любви.

Эти слова напомнили Лии о вопросе, который она уже давно хотела задать Шону.

— Вы говорили, что начали встречаться с другой женщиной… — робко заговорила она.

Шон вздернул голову, меж бровями пролегла глубокая морщина.

— После Марни? Это длилось недолго.

— Вы порвали с ней?

Она не понимала — точнее, боялась понять, — почему с таким страхом ждет ответа.

— Нет, она сама порвала со мной, — ответил Шон, наливая себе в бокал красного вина. — После катастрофы.

— Из-за шрама?! — ахнула Лия. Ей не верилось, что женщина может быть способна на такую черствость.

— Из-за того, что означает для меня этот шрам. — Шон невесело рассмеялся, горько скривив рот. — Конец карьеры. Ни ролей, ни рекламы, ни славы секс-символа. А быть женой обыкновенного человека она не желала.

— Какой ужас!

Шон снова равнодушно пожал плечами.

— По крайней мере, она была честна со мной.

— Значит, она ни капли вас не любила!

"Любила». Это слово сигнальным колоколом отдалось у нее в мозгу, и все странности последних дней внезапно обрели кристально ясный, пугающий смысл.

Любовь. Вот с чем боролась она все эти дни! Вот что за чувство властно росло в ней с той роковой встречи на заснеженном проселке!

— Любила? — повторил Шон так, словно услышал незнакомое слово чужого языка. — Я и не искал любви. Марни меня от этого отучила.

— Но как же так? Каждый человек…

— Каждый человек хочет быть любимым? Вы это хотели сказать? — иронически переспросил Шон. — Я бы не стал принимать это за аксиому. Отнюдь не все стремятся к душевной близости.

— Но…

«Да уймись же наконец! — кричал ей рассудок. — Ты же выдаешь себя!»

— Но вы стремитесь, — закончил он за нее. Эти слова больно ударили ее по сердцу.

— Это и предложил вам жених? Любовь, поклонение и счастье до гроба?

Любовь. Это слово, произнесенное низким бархатным голосом Шона, пробудило в ней воспоминание о вчерашнем вечере. Она заснула, не дождавшись его возвращения… Но не совсем.

В полусне она слышала, как Шон вошел в спальню и остановился у кровати. Сон одолевал ее; не было сил пошевелиться или хотя бы открыть глаза. Но она услышала нежные слова и ощутила на щеке нежнейший поцелуй.

"Спокойной ночи, любовь моя!» — прошептал ей Шон. Но разве не повторял он много раз, что любовь — сказка, горячечный бред поэтов и романтических юнцов?

— Я же вам сказала, Энди не жених мне! — С этими словами она схватила ложку и принялась свирепо размешивать соус.

— Да, говорили.

Он снова наполнил бокалы. Лия хотела сказать, что ей вина достаточно, но огненная мексиканская смесь обожгла ей рот, а скользкий перчик, прыгнув с тарелки, испачкал руку.

Отложив ложку, Лия принялась облизывать пальцы. Не сразу она заметила, каким неотрывным взглядом следит за ней Шон.

— У вас и на подбородке пятно, — мягко заметил он. — Позвольте мне… — И он аккуратно вытер ей подбородок платком. — О, и здесь, и здесь — да вы вся в томатном соусе!

Сердце ее приостановилось, затем забилось вдвое быстрее. Лия замерла, боясь пошевельнуться, пока Шон белоснежным платком вытирал ей щеки и губы.

— Беда с этими мексиканскими кушаньями! — заметила она с показной шутливостью, когда вновь обрела дар речи. — Не успеешь оглянуться, как перемажешься с ног до головы. По-моему, чили можно есть только в компании с близкими людьми или с теми, кого уже никогда больше не увидишь, иначе придется вечно краснеть от стыда!

Слишком поздно она сообразила, что загнала себя в западню, из которой уже не выбраться. Синие глаза Шона вмиг посерьезнели.

— И к какой же категории вы причисляете меня?

— М-м… — Она нервно облизнула пересохшие губы. — Не знаю.

— А как вам хотелось бы? — спросил он уже гораздо мягче.

— Мне…

Она не находила слов для ответа, не могла оторваться от его глаз.

— Хорошо, задам вопрос полегче. Когда растает снег и вы уедете отсюда, что станете делать?

Лия замерла. Она могла бы притвориться, что не понимает, о чем он, — но зачем? Ведь Шон, несомненно, видит ее колебания. Он не стал спрашивать о родителях, о карьере или о том, что она собирается делать с машиной. Он задал иной вопрос, бьющий прямо в точку. Но что она могла ответить? Ведь судьба ее решалась здесь и сейчас и была еще не решена.

— Лия! — поторопил Шон.

Лия молчала, глядя на него, словно испуганный кролик — на приближающиеся фары машины на дороге.

— Вы должны знать. Что вы ответите Энди? Лия глубоко вздохнула — и вдруг словно ослепительный свет вспыхнул у нее в мозгу, и все стало предельно ясно. О чем тут думать? Можно ли колебаться? Для нее возможен лишь один ответ. Разве не знала она этого с самого начала? Еще тогда, когда поняла, что Шон заставил ее забыть о «женихе», что чувство ее к Энди было чем угодно, только не любовью?

— Нет, — тихо и убежденно ответила она. — Я отвечу «нет». Не выйду за него замуж.

Синие глаза Шона сверкнули, и Лии стало ясно: он понял все, что заключено в ее ответе, что прячется за ее скупыми словами, все несказанное, может быть, и вовсе невыразимое словами, но ясное как день.

— Лия!

Он приподнялся, не сводя пламенного взора с ее лица. Лия поняла, что должна рассеять его последние сомнения.

— На другой вопрос ответ «да», — произнесла она громко и твердо, без тени колебания. — Я говорю «нет» Энди и «да» — вам.

Шон оттолкнул стул и шагнул к ней.

Она больше не сомневалась, не раздумывала. Не осталось ничего, кроме страсти и желания. Он прикоснулся к ней, прильнул к ее губам, и тело ее зажглось огнем, неотвратимым, как судьба.

Грудь к груди, рука к руке, уста к устам. На ласки не было времени: оба слишком изголодались друг по другу. Дрожа от нетерпения, они срывали друг с друга одежду. Лия громко вскрикнула, ощутив пальцами его обнаженную грудь, и Шон ответил ей хриплым стоном.

— Не думаешь, что нам будет удобнее наверху? — прошептал он, сипло и неровно дыша.

— И ты еще заботишься об удобствах? — пробормотала она в ответ. — Поздно, милый, слишком поздно!

Шон вздохнул, признавая справедливость ее слов. Оба они не могли ждать ни секунды.

Не было нужды в прелюдии, в ласках, призванных возбудить желание и подготовить к грядущему наслаждению. Каждая минута, проведенная вместе, раздувала в них пламя влечения, и все эти пять дней стали одной большой прелюдией любви.

Шон подхватил ее на руки и уложил на ковер перед камином. Дрожащими от нетерпения руками Лия помогла ему стянуть алое платье; она извивалась в его руках, и пламя бросало на ее кожу огненные отсветы.

— А ты? — протянула она с капризной гримаской, заметив, что Шон еще одет.

— Я тоже, — рассмеявшись, ответил он. Рубашка полетела в сторону; Шон прильнул губами к груди Лии, а ловкие руки его тем временем возились с застежкой на брюках. Наконец, сорвав с себя остатки одежды, он лег рядом с ней, обнаженный и прекрасный, словно древнее божество.

— Так лучше?

— Гораздо лучше! — томным, грудным голосом ответила она. — А теперь…

— Нет!

Он накрыл ее руки своими, не дав расстегнуть лифчик.

— Это удовольствие принадлежит мне! — произнес он хрипло. — Лежи спокойно, я сам все сделаю.

Она старалась. О, как она старалась сохранить рассудок! Как боролась с нетерпением, пронизывающим все ее существо, пульсирующим в каждой жилке! Но когда Шон, вместо того чтобы дать ей такое долгожданное наслаждение, принялся гладить ее бока и талию, Лия не выдержала. Тело ее изогнулось в сладкой муке, словно лук в руках умелого стрелка. Глаза вспыхнули желанием, которое она и не пыталась скрыть. Она вскрикнула, и голос ее эхом разнесся по пустынному коттеджу.

— Терпение, милая, терпение!

Руками и губами он играл на ней, словно на дивном инструменте, пока стоны ее не подсказали Шону, что возлюбленная достигла той грани, за которой наслаждение становится непереносимым.

Только тогда он навис над ней и раздвинул ей бедра. Опираясь на руки, темными от сдерживаемой страсти глазами взглянул ей в лицо.

— Этого ты хотела, Лия? Этого?

— Да, да! — кричала она, извиваясь под ним. — Хочу… и хотела… всегда…

Он вошел в нее мощно и уверенно, и Лия умолкла. То, что происходило с ней, казалось выше слов. Он двигался сильными толчками, и Лия подстраивалась под его ритм. Вместе они вели друг друга все выше и выше, к высотам наслаждения, откуда лишь один путь — в космическую бездну, где — ничего, только они двое и их любовь…

Много, много позже она свернулась клубочком в его объятиях, не в силах ни говорить, ни даже думать. И Шон молча прижал ее к себе, словно тоже был потрясен всем происшедшим, словно и ему требовалось время, чтобы прийти в себя.

Должно быть, она задремала; Шон разбудил ее, положив руку ей на плечо.

— Лия! — хрипло прошептал он. — Лия, проснись!

— М-м… — Ей не хотелось двигаться. Плыть бы и дальше в теплом море дремы, наслаждаясь своим счастьем.

— Лия! — не отставал он. — Я хочу тебе кое-что показать.

Лия зевнула и села, сонно моргая и оглядываясь вокруг. Шон уже натянул брюки и рубашку, но застегивать ее не стал.

— Что?

— Да не здесь! — рассмеялся он. — На улице. Пойдем, тебе понравится.

Он взял кремовый свитер, небрежно брошенный на спинку кресла, натянул его на Лию и помог просунуть руки в рукава.

Свитер был ей велик и болтался, словно греческая туника. При взгляде на нее у Шона вновь потемнели глаза, а из горла вырвался мучительно счастливый стон.

— Господи, ты способна соблазнить и святого! Иди сюда!

Лия думала, что Шон хочет ее поцеловать, но вместо этого он подхватил ее на руки.

— О, Шон!

— Тише, милая. Я покажу тебе что-то особенное.

Он пронес ее через кухню и поставил на ноги у двери черного хода, а затем распахнул дверь.

— Смотри!

— Неужели ты разбудил меня, чтобы показать гору снега? — разочарованно спросила Лия.

— Да нет! — Он нежно приподнял ее голову, заставив взглянуть вверх. — Смотри же!

Теперь она увидела. Высоко в небесах, среди звездных россыпей, бледно мерцала огромная круглая луна. Приглядевшись, Лия заметила, что луна словно надкушена с одного бока; на нее медленно наползает тень.

— Лунное затмение! — ахнула она. — Я всегда мечтала увидеть…

Бог знает, сколько они простояли там, обнявшись, устремив глаза в небо. А луна скрывалась медленно, но неотвратимо, пока наконец не исчезла совсем. Лишь слабое мерцание вокруг темного круга напоминало об ее существовании.

— О, Шон! — обернулась к нему Лия. — Что за волшебное зрелище!

— Не звезда волхвов, но что-то вроде этого, — улыбнулся он.

Но в миг, когда он наклонился, чтобы ее поцеловать, внезапный порыв ветра словно вонзил им в кожу сотни ледяных игл, и Лия задрожала.

— Ты замерзла! — с каким-то даже испугом воскликнул Шон. — Тебе пора в дом!

— Да нет, все в порядке, — возразила Лия. Но голос ее звучал слабо и неуверенно, а сердце болезненно сжалось, словно затмение предвещало ей что-то недоброе.

— Какой же я дурень! Забыл, что ты едва оправилась после болезни. Прости, дорогая. Я отнесу тебя в постель.

"Но спать нам сегодня не придется!» — молчаливо пообещали его глаза и тепло улыбки. И Лия забыла о мрачных предчувствиях. Закрыв глаза и обхватив любимого руками, она позволила вознести себя по крутым ступеням в спальню.