Чутье подсказывало Шейле: надо бежать за мистером Грисвелдом. И не только для того, чтобы узнать причину, заставившую старика заняться таким подлым делом, но и для того, чтобы выиграть время. К счастью, под костюмом матушки Клаус на ней были леггинсы и длинный свитер. Шейла сбросила костюм, сунула ноги в другие туфли и схватила куртку. Но в этот момент появился Джеред.
Они замерли, глядя друг на друга.
— Джеред, все не так, как тебе может показаться. Я действительно хочу с тобой поговорить… только не сейчас. Возникло одно срочное дело, мне надо отлучиться.
— Хорошо, — сдержанно, с расстановкой произнес Джеред.
— Поговорим, как только я вернусь, — пообещала она. — Я очень этого хочу. — Шейла торопливо вышла, убежденная, что делает все, как нужно, в их общих интересах.
Вот этого, думал Джеред, глядя на пустое место, где только что стояла Шейла, он никак не ожидал, когда сюда шел. Неужели она и правда надеется, что он будет сидеть и ждать, когда она вернется и расскажет, что произошло?
Беглый осмотр комнаты подтвердил его догадку. Только одно, а именно задержание злоумышленника, могло оказаться для нее — по крайней мере на данный момент — более важным, чем восстановление их отношений. Было совершенно очевидно, кто-то здесь пытался учинить беспорядок. Среди кусков угля, просыпанного из джутового мешка, валялись леденцы в блестящих зеленых, красных и белых обертках, те самые, из рождественских чулок. Шейла наверняка застигла злодея на месте преступления. Джеред бросился к двери вслед за Шейлой. Холода можно было не опасаться. Накладная борода и пиджак под тяжелой курткой Санта-Клауса были хорошей защитой. Выйдя в коридор, он успел заметить, как за Шейлой захлопнулась дверь запасного выхода. Джеред поспешил туда. Теперь все было просто — только следовать за Шейлой на расстоянии, чтобы она его не заметила, если вдруг обернется.
— Веселого Рождества, Санта! — поприветствовала его проходившая мимо женщина. — Так приятно вас здесь видеть.
— Вам тоже веселого Рождества! — ответил Джеред. Реплика далась ему без напряжения, общение с детьми раскрепостило его. Он пошел побыстрее, чтобы прохожие видели, как Санта спешит по своим делам, и не трогали его. Надо держаться на расстоянии от Шейлы, но не упустить ее из виду!
Джеред шагал, время от времени помахивая рукой в белой перчатке прохожим, которые с улыбкой смотрели на Санта-Клауса, шествующего по главной улице. Впервые за долгие, долгие годы он замечал приметы приближающегося праздника. Через каждые несколько метров над улицей висели гирлянды лампочек — то в виде силуэта оленя, то рождественской елки или зеленой коробки, перевязанной красной лентой. Приближался вечер, небо темнело, и зажженные огоньки создавали праздничную атмосферу. В одной из витрин были выставлены подарки в обертке с веселыми человечками, одетыми как Санта-Клаус. Откуда-то из репродуктора доносилась музыка. Хор исполнял рождественский гимн.
Да, Джеред стал замечать все эти вещи, но отстраненно, как из другого измерения. А где приподнятое настроение? Радость? Откуда же возьмутся эти чувства, если он просто изображал Санта-Клауса, причем со своим собственным представлением о празднике? Джеред же ощущал себя человеком, который делает вид, что живет. У него больше нет жены, которую он по-своему любил; он не станет хорошим отцом для сына или дочери и остаток жизни проведет в одиночестве. Он — сын своего сурового отца.
Джеред пересек улицу и внезапно остановился недалеко от здания суда — двухэтажного, сложенного из известняка строения, стоявшего в глубине двора. В центре двора высилась огромная елка, и за ней на повороте дорожки он увидел Шейлу и соседа Мака. Грис… как его? Да, Грисвелда.
Джеред подошел к елке с противоположной стороны и, став так, чтобы слышать их разговор, замер, будто манекен Санта-Клауса в рождественской сценке. Он не испытывал угрызений совести, оттого что подслушивает. Его поразило, как ему казалось, ее равнодушие: столько волнений, разговоров, поисков — и вдруг такое странное молчание…
Разговор был едва слышен, и Джеред протиснулся в глубину веток.
— Ну, пусть вам безразличен мой отец и наш магазин, — услышал он голос Шейлы, — но как вы могли поступить так накануне Рождества с детьми?
Поглядывая, не вышел ли кто из здания суда, Джеред осторожно отодвинул ветку, чтобы видеть Шейлу. Она стояла, держа старика за плечо. Старик показался ему неопасным, но все же Джеред решил быть начеку.
— Дети мне всегда были безразличны, — ответил Грисвелд, все еще тяжело дыша после бега. — Все в городе веселятся, и в магазине, и на улице, все счастливы. Кроме меня.
— Для меня тоже этот год был не очень счастливым, мистер Грисвелд. — Джеред услышал ее вздох. — Но Рождество для того и дано нам, чтобы поднять дух, напомнить, как прекрасен мир.
Грисвелд что-то тихо пробормотал.
— Вы сказали, что это чушь? Стыдитесь, мистер Грисвелд. Вы не понимаете, насколько это серьезно. Знаете, как обеспокоен отец? Ваши проделки причиняют магазину убытки и заставляют отца переживать. У нас и так снизился товарооборот, и мы затратили большие средства на новшества. А если еще и Рождество не поправит наши дела, мы можем лишиться магазина. Представляете, как это отразится на отце? У него ведь больное сердце.
Наступило молчание.
— Я не знал об этом. — Снова пауза. — Значит, дела в магазине идут неважно?
— Да, неважно. Все дети хотят видеть Санта-Клауса. Родители водят их на бульвар и делают покупки там, а не у нас. К счастью, Джеред согласился исполнить роль Санта-Клауса, и к вечеру объем торговли вырос. Надеюсь, что завтра он возрастет еще больше.
Джеред вспомнил, как ему не хотелось изображать Санта-Клауса. Выходит, что, согласившись на эту сказочную роль, он совершает доброе дело?
— И все-таки зачем вы это делали, мистер Грисвелд? Вы чем-то обижены на отца?
Тот медленно покачал головой. У Грисвелда был виноватый вид, как у ребенка, который наследил грязными ботинками на чистом полу кухни. Он посмотрел на свои ноги, словно желая, чтобы они побыстрее унесли его отсюда.
— Жена ушла и забрала внука.
Джеред слушал старика, а думал о себе. Как много у них с мистером Грисвелдом общего.
— Очень вам сочувствую, — тихо произнесла Шейла.
— Она сказала, не вернется до окончания Рождества: я очень ворчлив, не люблю праздники и она никогда больше не останется дома со мной на Рождество и т. д. А я ответил, что не собираюсь меняться, она прожила со мной сорок лет и должна была привыкнуть к моему настроению.
— Рождество, мистер Грисвелд, — это волшебное время. Вы сказали, что прожили с ней сорок лет, а часто вы ее радовали хорошим настроением? Вот она и ждала чуда для себя и внука, хотя бы веселого празднования Рождества. А что вы сделали? Просто нагрубили, не задумываясь, а счастлива ли она?
Джереду казалось, что Шейла обращается к нему. Но его решение подождать с ребенком было продиктовано не эгоизмом, а любовью к ней, опасением, что он не будет соответствовать ее идеалам и Шейла будет несчастна.
— Вы думаете, она переживала? — спросил Грисвелд.
— Мне кажется, да, — ответила Шейла. — Я уверена, она желала вам счастья. А когда вы были чем-то недовольны или не разговаривали с ней, особенно на Рождество, как она могла быть счастлива? Поверьте, мистер Грисвелд, очень тяжело находиться рядом с вечно недовольным человеком.
Джеред стоял и слушал. Если бы Шейла сейчас заглянула в его душу, ей бы не пришлось искать еще каких-то доводов убеждения. Он начинал понимать причину их разрыва. Да, он никогда не спорил с Шейлой, но и не пытался хотя бы понять — молча уходил. Так поступал его отец. Правда, в детстве Джеред был живым и любопытным, отзывчивым на ласку. Но жизнь рядом с вечно хмурым отцом быстро вытравила из него все душевные порывы. Его ждет то же, что его отца и Грисвелда: одинокая старость, жизнь, лишенная проблеска счастья. Но, черт возьми, он же не желает себе такого! Если это его судьба, то как изменить ее, обойти те опасные рифы, что ему уготованы? Им овладел какой-то суеверный страх, будто Рождество явило ему волшебное зеркало, где он увидел призрак будущего…
— Значит, вы стали проводить все время в магазине после того, как вас покинула миссис Грисвелд? Веселье вас раздражало, и тогда вы решили… — Шейла запнулась, — сорвать праздник?
Грисвелд кивнул.
— Так почти и случилось, — подтвердила Шейла, — но приехал Джеред, и праздник был спасен.
— Да. А меня поймали. — Старик опустил голову, а потом с тревогой взглянул на Шейлу. — Что вы собираетесь делать, Ши? Заявите в полицию?
— Вы же давний друг нашей семьи, — мягко сказала Шейла. — Если вы прекратите свое вредительство, я вас не выдам полиции.
Джеред не удивился ее решению. Доброе сердце его жены было известно всем. Он и сам ценил и любил ее не только за красоту, но и за доброту.
— Отпустите меня прямо так? — спросил Грисвелд.
— Нет, конечно. Вы расскажете моему отцу о своих злых проделках, но расскажете, не выгораживая себя и не жалея.
— Конечно, но он расстроится, — с искренней озабоченностью сказал Грисвелд. — Обещаю не только не делать ничего плохого, но и не ходить в магазин, где я так любил посидеть в кафе. Буду теперь в наказание проводить дни дома.
— Если вы целыми днями будете сидеть дома, боюсь, как бы это не оказалось наказанием для миссис Грисвелд, когда она вернется, — усмехнулась Шейла.
Джеред тоже усмехнулся про себя. Господи, как он ее любит! Ведь она — воплощение тепла и счастья, в которых он так нуждается. А сам он — воплощение всего того, что ей не нужно. Но теперь он уверен, что хочет быть с ней рядом, стать ей необходимым. А хочет ли этого Шейла? Вдруг он не сумеет побороть в себе отрицательные черты, привитые в детстве средой и отцом, которые сейчас, во взрослой жизни, ломают его судьбу?
Грисвелд неохотно, но согласился с требованиями Шейлы.
— И еще, мистер Грисвелд. Обещайте, что придете к нам на обед в канун Рождества.
Грисвелд онемел, а когда наконец обрел дар речи, Джереду показалось, что он задыхается.
— Я приду, деточка, если вы разрешите мне проводить вас до магазина. Уже темно, идти по улице одной опасно.
Смех Шейлы прорезал ночной воздух.
— А вы уверены, что мне безопаснее идти в компании злоумышленника?
— Еще как уверен! Знаете, если я переживу свой позор, признавшись вашему отцу в собственной дурости, я позвоню жене и попрошу у нее прощения. И, может быть, Рождество окажется не таким уж плохим.
На этот раз Шейла не засмеялась. Джеред был уверен: она тоже ждала… от него… Только чего именно?
К удивлению Шейлы, отец воспринял признание Гэмба Грисвелда на редкость спокойно. И даже сказал, что понимает его и рад, что вся эта история закончилась. Мужчины пожали друг другу руки. Грисвелд «пережил позор» и пошел звонить жене, просить прошения и умолять ее вернуться домой — все как обещал.
Как только за ним закрылась дверь, Шейла попросила отца никому не говорить, что злоумышленник обнаружен. И вот тут-то лицо отца начало наливаться кровью.
— Папа, может, тебе лучше сесть?
— Ну нет, мы, конечно, объявим, что злоумышленник пойман. — Для убедительности Мак стукнул кулаком об стол. — Не скажем только, кто он.
— Кажется, сесть надо мне. — Шейла опустилась в кресло напротив отца. События дня ее совершенно измотали. Ее знобило. То ли оттого, что она так долго простояла с Грисвелдом на морозе, то ли потому, что разнервничалась, когда отец ответил на ее просьбу отказом, — только она никак не могла согреться. Сейчас ее могли бы согреть руки Джереда… Щеки ее порозовели. Но реакция отца на ее просьбу исключала возможность какого-либо сближения с Джередом.
Почувствовав что-то неладное, отец встал из-за стола. Вид у него был растерянный.
— Прости, Ши, я не хотел тебя волновать. С тобой все в порядке? — Он нахмурился. — Может, найти Джереда?
— Нет, не надо, — торопливо сказала Шейла. — Все в порядке. Я потом поищу его сама. Просто я устала.
Да, она устала и очень расстроилась. Все ее усилия напрасны. Только-только удалось пробудить у Джереда интерес к детям, как все рушится, теперь из-за отца. Упустить шанс, когда Джеред почти сдался!
Мак сел на край стола и скрестил на груди руки.
— Хорошо, скажи, почему ты не хочешь обнародовать, что в магазине Дентона вредителя больше нет?
— Хочу, чтобы Джеред еще немного побыл Санта-Клаусом. Если он узнает, что больше в нем не нуждаются, он уедет. Ты понимаешь, папа, чего я хочу от него?
Отец пристально посмотрел на дочь.
— До развода осталось меньше недели… Ты раздумала?
Раздумала ли она? И да, и нет. Прожить жизнь с человеком, равнодушным ко всему, кроме себя, она не хотела. То, что хотела она, чем дорожила — традициями, семьей, обществом, — должно было цениться и Джередом.
Но на это можно было бы затратить жизнь и ничего не добиться.
Шейла тряхнула головой, отгоняя охватившую ее грусть.
— В общем-то я хотела, чтобы это Рождество стало для Джереда и нас с тобой образцом праздника, насколько это возможно, и возлагала на него некоторые надежды.
Мак так долго молчал, что Шейла забеспокоилась, понял ли он ее. Наконец он вздохнул и сказал:
— Не думаю, что лучший способ для этого — держать Джереда в неведении. Но я готов пойти тебе навстречу. Пока Джеред соглашается представлять Санта-Клауса и родители приводят сюда детей, можешь никому не говорить, что злоумышленник пойман. — Наклонившись, он похлопал ее по руке. — Но, дорогая моя, что касается вас с Джередом, может, хватит искать то, что у тебя уже есть?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты у меня умница, сама поймешь. Я только надеюсь, что ты сделаешь это до того, как станет слишком поздно. — Он встал, подошел к вешалке и надел куртку. В дверях задержался. — Между прочим, ко мне заходила эта маленькая девочка. Молли. Прелестная крошка.
— Да.
— И такая фантазерка! Говорит, что она теперь эльф Санта-Клауса и, пока он не вернется, как бы его заменяет.
Шейла улыбнулась, представив себе девочку. Прелестный ребенок.
— Если она эльф, а ее Санта — настоящий, как она уверяет, я, пожалуй, попрошу ее о каком-нибудь небольшом рождественском чуде.
— Да… — Мак кашлянул, прочищая горло, и покраснел. — Я вот что думаю: не устроить ли и ей с матерью небольшое чудо? Что скажешь, если я сдам им квартиру над гаражом?
— Скажу, что это замечательная идея! — Шейла встала и с сияющей улыбкой подошла к отцу, забыв на время о своих бедах. — А если они станут нашими соседями, мне кажется, надо пригласить их на обед в канун Рождества. Выдержишь? Мы с тобой и еще четверо — не многовато для тебя?
— Пятеро, если считать моего будущего внука. — Он вопросительно поднял густые брови: — Стало быть, ты одобряешь мою идею?
— Ребенок в доме под Рождество? — Сердце Шейлы затрепетало от радости. Кажется, и правда, Рождество у них в этом году обещает быть веселым. Ну а ей предстоит напечь гору печенья… и приложить все силы, чтобы Джеред остался на праздник. — Конечно, одобряю.
Отец просиял и отправился разыгрывать перед Миллстоунами свою роль Санта-Клауса.
Шейла пошла вниз искать Джереда, обдумывая по дороге, как ей поступить. Лгать Джереду как-то нехорошо, в последнее время он был уже на пути к тому, чтобы полюбить их будущего ребенка и стать ему хорошим отцом. Будь у нее больше времени, она бы нашла способ помочь ему решиться на последний шаг.
Шейла шла по магазину, тихо подпевая рождественским мелодиям. Джереда она обнаружила в кафе возле помоста Санта-Клауса. Он был в джинсах и голубой фланелевой рубашке. В сердце ее зазвучала совсем другая песня, песня любви и желания. Она села напротив Джереда, пытаясь унять сердцебиение. От волнения у Шейлы сжало горло. Ей не хотелось ему лгать. Но приходилось. Ради ребенка.
А может, и ради нее самой.
— Я заметил в кладовой уголь и понял, чем ты была так озабочена, — сказал Джеред, поскольку Шейла молчала. — Так ты застала хулигана?
— Мне не хватило буквально минуты, чтобы его поймать. — Она судорожно взяла его нетронутый стакан с водой и отпила глоток. — Я подумала, что, если не буду терять время на объяснения, может быть, поймаю его. Я осмотрела все вокруг, но так его и не обнаружила.
Джеред кивнул.
— Понятно. А я переоделся и обследовал переулок. Но он мог убежать в любом направлении, так что я вернулся сюда.
У Шейлы отлегло от сердца. Джеред, кажется, поверил ее истории.
— Джеред, я не преувеличивала, когда говорила, что ты нам здесь очень нужен. А сейчас особенно. Мы хотим, чтобы ты остался.
— Мы? — невозмутимо спросил он.
— Я хочу. — Она взглянула ему в глаза и была поражена его спокойным взглядом. К добру это или нет, понять она не могла. Руки у нее немного дрожали, она сцепила их, чтобы унять предательскую дрожь. Надо как можно непринужденней вернуться к их незаконченному разговору. — Ты как-то упрекнул меня в том, будто бы перестал ощущать, что нужен мне. — Она перевела дыхание. — Я этого не осознавала, настолько была поглощена любовью к тебе и нашим будущим. — Шейла опустила взгляд на свои руки, взглянула на палец, где раньше носила обручальное кольцо. — А настоящее было как само собой разумеющееся. Мы любили друг друга — о чем было говорить и напоминать?
Джеред потянулся к ней через стол. Его большая теплая ладонь накрыла ее руки. Шейла подняла на него глаза. Сердце ее громко стучало. Она напряженно ждала, что он ей скажет. И была почти уверена: попробуем еще раз, Шейла?
Господи, услышь! Ей так хотелось упасть в его объятия и забыть боль последних месяцев. Но внутренний голос — голос разума? — мешал ей забыть прежние обиды, убеждал ее не верить новому Джереду, не поддаваться зову плоти… думать о ребенке…
Но Джеред не сказал ничего.
— Скажи, что ты останешься. Пожалуйста, Джеред. Я обещаю, ты не пожалеешь. — Не пожалеет, уж она постарается использовать все свои чары, духовные и физические, чтобы скрасить его жизнь. Для его счастья и счастья их ребенка.
— Остаться, пока не будет пойман злоумышленник? — задумчиво произнес Джеред. Большим пальцем он поглаживал ее руку, разжигая внутри у нее огонь, который так и не погас за время их разлуки.
Шейла растерянно молчала.
— Останься, чтобы я могла хорошо провести Рождество, — едва слышно попросила она. По крайней мере хоть это было правдой.
Он убрал свою ладонь с ее руки и испытующе глянул ей в глаза, обдумывая ее просьбу. Его ответ прозвучал быстрее, чем она ожидала:
— Ладно. Останусь. Только, Ши… — Он сильно прижал ее руки, как бы в знак предостережения.
— Да? — обрела Шейла голос теперь, когда поняла, что у нее еще есть шанс.
— Я ничего не обещаю.