Рождественское обещание

Глава 3

Холодна как рыба, заключил граф Фаллоден, покидая дом мистера Трэнсома. Эта мысль преследовала его всю следующую неделю, в течение которой он не видел ни будущую невесту, ни тестя, а вел свой обычный образ жизни, словно ничего особенного с ним не произошло. Будущие события казались чем-то далеким и нереальным, пока знакомые не стали одолевать его расспросами и даже поздравлять, а он сам наконец не прочел в газете «Морнинг стар» сообщение о своей помолвке.

Итак, он женится на холодной как рыба женщине. Его пронимала дрожь каждый раз, когда он вспоминал об их первой встрече. Он ожидал тепла, волнения, радости, благодарности, болтливости, вульгарности и всего прочего. Иначе говоря, он чего-то ожидал. Но не упорного молчания и невозмутимости, дерзко вскинутого подбородка и презрения в глазах.

Почему? Она получает то, что хотела, не так ли? Желаемый титул и положение в обществе. Возможно, для нее он просто жертва, это почти похоже на правду, и, значит, ей незачем притворяться и изображать особое волнение и благодарность, которых она, увы, не испытывала. Или же это просто плохое воспитание и Элинор не способна на проявление чувств и не умеет себя вести.

Возможно, она так холодна не только с ним. Ее отец тяжко трудился и строил планы, как заполучить для нее жениха из дворянского сословия. Сейчас он на грани смерти и, видимо, страдает от невыносимых болей, однако она к этому почти безразлична. Когда отец протянул ей навстречу руки, она не бросилась к нему в объятия, а лишь ограничилась холодным поцелуем в лоб. Когда он хотел отпраздновать их помолвку, она велела ему лечь в постель. Граф ожидал искреннего сочувствия и заботы, но вместо них были лишь холодный тон и скупые слова.

Посетив дом Трэнсомов, он пришел к выводу, что лишь в одном мистер Трэнсом был прав: его дочь действительно красавица. Среднего роста, стройная, с хорошей фигурой. У нее каштановые, с рыжеватым отливом волосы, зеленые глаза и крупный чувственный рот. Но цвет волос и губы как-то противоречили холодному характеру девушки и говорили скорее о щедрости и страстности натуры.

Да, она красива. Графиня Фаллоден будет красавицей, если в данном случае это может служить ему утешением. И тем не менее он не находил Элинор привлекательной. На мгновение мелькнула нехорошая мысль: удастся ли ему достойно выполнить свои брачные обязательства в первую ночь? К счастью, если все это можно назвать счастьем, Трэнсом ограничил свое условие лишь первой брачной ночью и только годом совместной жизни супругов под одной крышей.

Граф Фаллоден решительным усилием воли заставил себя выбросить из головы воспоминания о Доротее Лавстоун, хрупкой, обворожительной и женственной Доротее, и о горьком упреке в ее глазах, когда она узнала о его помолвке. Оставшиеся до свадьбы вечера, до последнего включительно, он провел у своей любовницы. Элис была единственным дорогим удовольствием, которое он себе позволял, когда стал графом чуть более года назад и узнал, что вместе с титулом унаследовал еще и кучу долгов.

Элис со спокойной улыбкой наблюдала за ним. Ранним утром в день своей свадьбы он сидел на краю ее постели. Элис во всем сохраняла спокойствие, даже в любви. Он знал, что она не испытывает к нему глубоких чувств. Ей нужны были лишь защищенность и постоянное покровительство. Возможно, именно это больше всего нравилось ему в ней. Удовлетворяя его желания, она не требовала взамен каких-либо обязательств.

– Я не приду вечером, – наконец сказал он ей, с брезгливостью глядя на свою одежду, в беспорядке лежащую на полу.

– Разумеется. Я понимаю тебя, – спокойно согласилась она. – Ведь это день вашего венчания.

Даже это известие не нарушило привычного спокойствия Элис.

– Я приду завтра вечером, – пообещал он.

– Так скоро? – Элис сладко поежилась и натянула на себя одеяло. – Твоя жена позволит тебе?

Он повернулся и посмотрел на нее. Ее локоны были в беспорядке, в глазах сонливость.

– Ты не возражаешь? – спросил он. – Я буду здесь завтра, Элис.

– И я тоже, – ответила она и улыбнулась. – Ты не рад этой женитьбе, Фаллоден, не так ли? Ты был раздражен всю эту неделю. Можешь всегда приходить ко мне.

Постель была еще теплой, смятой и звала его. Под одеялом он легко угадывал соблазнительные округлости тела Элис. Более всего в это мгновение ему хотелось снова забраться под одеяло и провести весь день в любовных ласках, а затем уснуть от приятной усталости, надолго забыться.

Но это был день его венчания.

Он поднялся, ежась от утреннего холодка, и стал поспешно собирать с пола одежду, чтобы окончательно не продрогнуть.

Элинор чувствовала, что смертельно устала. Горничная обеспокоенно суетилась вокруг нее, заметив, как она бледна. Кажется, она не очень одобряла чересчур завитые волосы Элинор и более замысловатую, чем обычно, прическу, которая была совсем не к лицу девушке. Она то и дело повторяла, что мисс поступила правильно, остановив свой выбор на бледно-голубом цвете для подвенечного платья – оно было очень простым, с накидкой того же тона, – а не на чем-то поярче, что еще сильнее подчеркнуло бы бледность ее лица.

Как хорошо, что она устала, думала Элинор, спускаясь наконец вниз, где в гостиной ее ждал отец. День своей свадьбы она будет помнить смутно и как бы в дурмане.

Войдя в гостиную, Элинор была неприятно удивлена, что жених уже ждет ее. Он приехал намного раньше и выглядел великолепно. Граф показался ей еще красивее, чем в их первую встречу. Он тоже был в голубом, словно заранее знал, какого цвета подвенечное платье у его невесты. Казалось, он собрался не на собственную свадьбу, а на прием к принцу-консорту. Но Элинор продолжала испытывать к нему неприязнь. Поэтому она была подчеркнуто холодна с ним, едва кивнула, здороваясь, и даже не пыталась улыбнуться. Разумеется, ни о каких церемонных приседаниях и поклонах не могло быть и речи.

В экипаже по пути в церковь отец Элинор говорил без умолку. Невиданным усилием воли он, несмотря на протесты дочери, встал с постели, чтобы сопровождать ее. Жених и невеста не проронили ни слова.

Когда они приехали в церковь, граф представил свою невесту безукоризненно одетому джентльмену, своему другу сэру Альберту Хэгли. Если ей хотелось подчеркнуть свою холодность и недоступность, то это должен был выразить, как ей казалось, едва уловимый кивок головой. Элинор сразу же узнала сэра Хэгли, как и он ее, но, будучи джентльменом, он и виду не подал. Это он первым попробовал флиртовать с юной «мещаночкой» на загородной вечеринке в поместье ее школьной подруги Памелы, если те посягательства сэра Хэгли можно было назвать флиртом.

– Рад познакомиться с вами, мисс, – сказал он.

– Здравствуйте, сэр, – сухо ответила Элинор.

Ее встретили холодная пустая церковь и приветливо улыбающийся священник. Отец вложил ее руку в руку графа, а затем тот покорно повторил за священником слова клятвы. Она, в свою очередь, сделала то же самое. Потом Элинор почувствовала на своих губах холодные губы графа, его короткий поцелуй, на который ответила столь же бесчувственно. Помнила еще, как улыбался и кланялся священник, завершая церемонию. Сэр Альберт поцеловал ее в щеку, чему она, увы, не могла воспрепятствовать. Затем они снова ехали в экипаже графа.

В экипаже ее мужа.

Да, мужа.

Молодожены направлялись в дом графа на Гросвенор-сквер. Теперь и ее дом. В своем новом доме она улыбалась и кивала головой, здороваясь с выстроившимися в шеренгу слугами. Затем муж провел ее в столовую, где их ждал стол, накрытый на четыре персоны. Как положено, новая графиня Фаллоден заняла свое место в конце стола, напротив мужа. По обеим сторонам от них сидели мистер Трэнсом и сэр Альберт.

За столом велась беседа, иначе и быть не могло. Элинор не помнит, чтобы возникали неловкие паузы. Сама она в разговоре не участвовала. Она также не могла вспомнить, что ела и ела ли вообще. Когда завтрак подходил к концу, неожиданно поднялся ее отец, держа бокал с вином. Элинор инстинктивно протянула руку, словно хотела остановить его, но тут же опустила ее на колени.

– Тост, – широко улыбаясь, произнес мистер Трэнсом, окидывая взглядом сидящих за столом. – Предлагаю тост за свою любимую дочь и своего зятя. За графа и графиню Фаллоден.

Элинор заметила, как сжались в узкую линию губы ее мужа, прежде чем изобразить холодную улыбку. Их глаза встретились через стол. Затем поднялся сэр Альберт и, повторив тост, чокнулся с мистером Трэнсомом.

Только железная воля помогла отцу подняться с постели, подумала Элинор, глядя на него. Он сделал это. Всю неделю отец пролежал в постели. Временами у него был сильный жар и он впадал в беспамятство.

Их домашний врач навещал отца каждое утро, но два дня назад Элинор пришлось дважды вызывать его в неурочные часы. Тогда же он предупредил ее, что, видимо, теперь счет пойдет не на дни, а на часы.

Последние три ночи Элинор провела у постели отца, вовремя давала ему лекарства, оправляла постель, взбивала подушки, поддерживала огонь в камине и урывками дремала на стуле, каждый раз с ужасом просыпаясь, когда ей казалось, что в комнате наступила мертвая тишина.

Она просила отца не вставать с постели в утро свадьбы, но он не послушался. Во время краткой церемонии венчания счастливая улыбка не сходила с его лица. Он не переставал улыбаться и за столом. До боли сжав руки на коленях, Элинор с тревогой и страхом следила за тем, как он, тяжело дыша, опускается на стул.

– Папа, – не выдержала она, – тебе надо сейчас же вернуться домой. Ты должен быть в постели. – Она произнесла это сухо и сдержанно, хотя сердце ее разрывалось от боли. Но за столом сидели двое чужих мужчин, один из которых был ее мужем, и она не хотела проявлять свои чувства.

– Думаю, я последую твоему совету, Элли, – согласился с ней отец с улыбкой, больше похожей на гримасу боли.

К счастью, граф все понял и, встав из-за стола, велел слуге подать к крыльцу экипаж мистера Трэнсома.

Элинор очень хотелось поехать с отцом. К несчастью, она не может поехать с ним, несмотря на то что у них осталось так мало времени. Отец отчаянно нуждается в ней. Она была первой, кого он хотел видеть, просыпаясь по утрам в эти последние недели. Элинор была светом его очей. Она помнит, как отец постоянно повторял это после того, как умерла ее мать, а Элинор тогда было всего пять лет. Сейчас она нужна ему как никогда прежде, но…

Но Элинор помнила отцовский наказ. Это было утром перед венчанием. Он сказал, что, выйдя замуж, она должна быть отныне верной и послушной только своему мужу, а отнюдь не отцу. Сегодня день ее свадьбы, и она в доме мужа. Но между нею и им нет той близости и понимания, которые позволили бы ей обратиться к нему с такой просьбой. Если бы они любили друг друга, если бы на его месте был Уилфред, она не колеблясь попросила бы у него разрешения сопровождать отца домой невзирая на то, что это день их свадьбы.

Но он не Уилфред, и между ними нет такого понимания.

Элинор могла лишь надеяться на то, что чувство сострадания и милосердия побудит его самого предложить ей это. Она посмотрела на мужа, когда они вместе провожали отца в холл, но ни о чем не попросила даже взглядом.

– Мы приедем к вам с Элинор завтра утром, сэр, справиться о вашем здоровье, – сухо пообещал граф.

– Не спешите, не спешите, – ответил с обычным смешком мистер Трэнсом. – Если вы проснетесь в полдень, я подожду, милорд.

Элинор почувствовала, как это не понравилось графу – он словно застыл, услышав слова отца, – и попыталась не покраснеть.

– Итак, – промолвил отец, обнимая ее, – графиня Фаллоден, моя Элли. Возможно, теперь ты слишком важная особа, чтобы обнять своего отца?

Он был доволен, он сиял от счастья, несмотря на то что жить ему оставалось лишь считанные часы.

Элинор сделала шаг к нему, стараясь, чтобы муж не увидел ее лица. В его присутствии ее не покидала странная скованность. Легонько коснувшись губами исхудавшей щеки отца, она позволила ему обнять себя. Сама же не обняла его.

Внезапно девушка осознала чудовищность всей ситуации и недопустимую жестокость собственного поведения. Как ей хотелось нежно обнять отца, потеснее прижаться к нему, навсегда запомнить его живым, близким!

– Не задерживайся, папа, тебе пора, – сказала Элинор, отстраняясь. – Мы увидимся завтра.

Вскинув подбородок, сложив перед собой руки, она смотрела, как уезжает отец. Ей казалось, что внутри у нее все оледенело. Ей не суждено разделить с ним его последние часы. Теперь она пленница этого чужого огромного и неуютного дома и незнакомого мужчины, стоящего рядом. У них в доме гость, и его надо развлекать. Вернее, у графа гость. Она не была уверена, потребуют ли от нее сейчас выполнять роль хозяйки или пожелают, чтобы она удалилась к себе.

– И что же теперь, согласно вашему желанию, мне следует сделать? – повернулась Элинор к мужу и вдруг без всяких эмоций мысленно снова отметила, что он хорош собой.

– Согласно моему желанию? – Граф удивленно вскинул брови. – Впрочем, пройдемте в гостиную и велите подать нам чаю. –С этими словами он предложил ей руку. После секундного колебания Элинор оперлась на нее.

Граф подумал, что уже достаточно медлил, и отвернулся от окна. Придя в свою спальню, он долго стоял, бесцельно глядя в темноту ночи. С тоской бросив взгляд на приготовленную горничной холостяцкую кровать, он с еще большим сожалением подумал о широком и мягком ложе Элис и ее пышном и податливом теле.

Нет смысла тянуть, решил граф. Надо поскорее покончить со всем этим, тем более что выбора у него нет. Чем скорее он проследует через две гардеробные, его и ее, а оттуда в спальню жены, тем скорее вернется к себе.

Жена. Эта мысль ужаснула его.

После того как он про себя назвал ее холодной рыбой, ему никак не удавалось подыскать столь же убийственное определение для той Элинор, которую он увидел сегодня после свадьбы. Гордячка, холодна, безмолвна, упивается победой и своим новым положением и, конечно, недовольна тем, что должна мириться с присутствием мужа, который достался ей в придачу. С отцом недопустимо бездушна, как камень, а он, видимо, тяжело болен.

Взявшись за ручку двери в спальню жены, он постучался и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь и вошел.

Элинор не ждала его в постели, как он себе представлял. Она сидела в кресле у камина, но тут же встала, как только он вошел, и теперь стояла перед ним, выпрямившись, с гордо поднятой головой. В ее осанке было что-то царственное, несмотря на ночную сорочку и распущенные волосы.

Он снова, но как-то равнодушно мысленно воздал должное ее красоте. Ночная сорочка из чистого шелка с дорогими кружевами, которая, вероятно, недешево обошлась старому Трэнсому, выгодно подчеркивала стройные линии ее тела. Тяжелая масса блестящих рыжеватых волос струилась по плечам, как воды огненной реки. Резкий контраст ее яркой внешности с холодной натурой опять неприятно удивил его.

– Итак, миледи, – произнес он, сделав несколько шагов по ковру, устилавшему пол спальни, – сегодня вы стали графиней Фаллоден и получили доступ в высшее общество. Ваше заветное желание исполнилось? На губах Элинор играла странная улыбка. Такого выражения лица он у нее еще не замечал.

– Итак, милорд, – промолвила она, – отныне вы свободны от долгов и богаты так, как вам и не снилось. Ваше заветное желание исполнилось?

Граф ошеломленно смотрел на нее.

– Сдаюсь, – наконец проговорил он тихо. – Это счастливый день для нас обоих, не так ли?

– Да, – подтвердила Элинор. В этом кратком ответе было торжество.

– Но не все еще доведено до конца, – как бы напоминая ей, сказал Фаллоден. – Пока это еще не настоящий брак.

– Нет, – согласилась она и еще выше подняла подбородок.

– В таком случае теперь мы окончательно скрепим узы нашего брака, – продолжал граф.

– Да, – повторила Элинор.

В глазах ее была насмешка. «Я получила что хотела, – говорили они. – А остальное уже не столь важно».

Он не имел права на негодование, ибо тоже получил что хотел. Хотя рассчитывал, что будет обладать безвольной и послушной женой. Неожиданный гнев обжег его, а с ним и желание погасить насмешку в глазах Элинор, сделать ей больно, унизить. Он был слишком разъярен, в том числе и на себя, чтобы устыдиться своих намерений.

Со всем этим можно покончить в считанные минуты: повалить ее на тонкие простыни, задрать сорочку и на правах законного супруга совершить действо, скрепляющее брак и превращающее невинную девицу в женщину. Достаточно и пяти минут, чтобы снова вернуться в свою спальню уже женатым мужчиной, отныне свободным распоряжаться собой и своим временем, как прежде. Останется выполнить лишь еще одно обязательство: прожить с женой год под одной крышей.

Чувство раздражения и гнева не покидало его.

Поэтому, положив руку на затылок Элинор, он запустил пальцы в ее волосы и, грубо запрокинув ей голову, впился в ее губы поцелуем, давая волю языку. Он с удовлетворением почувствовал, как напряглось сопротивляющееся его грубости тело Элинор и крепко сжались губы. Она попыталась вырваться, но он не отпускал ее. Наконец, оторвавшись от ее губ, граф с насмешливой улыбкой посмотрел на нее.

– Можно подумать, что миледи сделана из мрамора, – язвительно заметил он, не собираясь ради справедливости или приличий посчитаться с тем, что для Элинор это первый поцелуй мужчины.

Он мог бы побороть раздражение, если бы не испытующий взгляд Элинор и не ее странная улыбка, которую он и улыбкой не мог назвать. В ней было что-то настораживающее, кошачье.

Он не отводил взгляда от ее лица и тогда, когда медленно расстегивал крохотные перламутровые пуговицы на ее ночной сорочке. Элинор даже запрокинула голову, как бы помогая ему поскорее обнажить ее плечи. Его руки коснулись юной груди, теплой и упругой.

– Как-никак, миледи, – приговаривал он, стягивая с ее плеч шелк и кружева и обнажая ее торс, – вы мне все-таки жена.

Возможно, в этот момент или чуть позднее злость и желание унизить ее уступили бы место совсем иному чувству. Но Элинор неожиданно ошарашила его, когда сама стала спокойно расстегивать пуговицы его ночной сорочки.

– Как-никак, милорд, – промолвила она, – вы все-таки мне муж.

Граф впервые увидел ее красивые, ровные как на подбор зубы и на мгновение испугался, что она вонзит их ему в плечо.

В ту минуту он, очевидно, потерял голову, о чем потом вспоминал с удивлением и стыдом, ибо довольно грубо схватил Элинор за руки и, резко опустив их вниз, позволил шелку ночной рубашки с легким шелестом упасть к ее ногам, а сам стал нетерпеливо стаскивать свою сорочку. Почувствовав, что ее руки свободны, Элинор невольно помогала ему. Когда он снова коснулся ее губ, они раскрылись для поцелуя. Руки мужа скользнули по ее телу, изучая и лаская его. Элинор не противилась.

Во всяком случае, теперь каждый из них знал, что последует дальше: он возьмет ее на руки и отнесет в постель. Пробудившееся желание позволит ему должным образом выполнить супружеские обязанности, подумал в это время граф.

Однако в постели Элинор оказала сопротивление. Когда она наконец присмирела под тяжестью его тела, оба, обессилев, тяжело дышали. Наконец он коленом грубо раздвинул ей ноги и, подложив руки под ее спину, приподнял девушку. Она почти с вызовом смотрела на него. Он быстро овладел ею.

Даже в этот момент выражение лица Элинор не изменилось, он только почувствовал, как напряглось ее тело в тщетной попытке воспротивиться. Но это длилось лишь мгновение. Затем его снова встретила та же насмешливая полуулыбка и Элинор с силой попыталась сбросить его.

– Почти жена, почти графиня, – шепнул он ей. – Осталась самая малость.

– Я знала, что будет больно, однако ждала чего-то потрясающего, – не осталась в долгу Элинор.

Торжествуя победу, ощущая под собой ее ослабевшее и покоренное тело, он мог проявить хотя бы каплю сострадания и на этом все закончить. Но неуместная реплика Элинор больно задела мужское самолюбие и вызвала новую волну его раздражения и гнева. Ее следует проучить, он покажет ей, как надо угождать желаниям мужа и выполнять супружеские обязанности. Отныне ее дни будут полны страха перед каждой ночью в супружеской постели.

Его движения были нарочито медленны. Снова прижав всей своей тяжестью Элинор, он невольно прислушивался не только к ее, но и к своему дыханию и к ритмичному поскрипыванию кровати. Дыхание Элинор было прерывистым, неровным, как и его. Он с трудом контролировал себя, чтобы не поспешить прежде времени.

Это было нелегко. Он слышал, как громко и учащенно бьется его сердце, и почувствовал, как жаркая кровь прилила к лицу, когда ноги Элинор обвились вокруг его ног, а ее тело изогнулось, словно она помогала ему, и он уловил ответные движения ее бедер.

Он схватил ее за плечи, затем его руки скользнули вниз, и он изо всех сил прижал ее к себе. Теперь все, что он делал, было бездумным и бесконтрольным, подчиненным лишь желанию, пока наконец он не достиг разрядки неистово и грубо. Как бы со стороны он услышал собственный крик.

Почувствовав, как дрожит и трепещет под ним тело Элинор, он не отпустил ее, а пережидал, когда она успокоится. А может быть, он не отпускал ее и потом. Когда же наконец подумал, что надо это сделать, ему показалось, что он просто проснулся после глубокого сна. Однако вокруг по-прежнему была ночь, комнату все так же освещали свечи и огонь камина.

Они лежали рядом, и граф смотрел на Элинор. Никто из них и не подумал набросить на себя одеяло. Каштаново-рыжеватые волосы Элинор разметались по подушке, ее белая, как из алебастра, грудь светилась в полутьме. Теперь он готов был переменить свое мнение о том, что рыжие волосы несовместимы с ледяным сердцем. Его жена оказалась земным созданием, не чуждым страсти. А он сомневался. Во всяком случае, такой была женщина, которую он видел рядом с собой. Возможно, ее темперамент – это и есть то, что досталось ей в дар от ее малообразованных и неблагородных предков? Хотя на собственном опыте он убедился, что простолюдинки и уличные девки такие же рабыни приличий и декорума и блюдут их даже в постели. Итак, страстная женщина с холодным, как кусок льда, сердцем.

– Что ж, – наконец нарушил он молчание, – свое обязательство я выполнил! Во всяком случае, я уже не могу аннулировать наш брак, леди, и лишить вас столь желанного титула графини.

– А я, милорд, – не задумываясь ответила Элинор, – тоже не смогу сделать это, да и не собираюсь лишать вас вашего богатства.

– Снова одно очко в вашу пользу, – оценил ее ответ граф. – А счастливейший день нашей жизни, миледи, подошел к концу, и, я уверен, к нашему обоюдному сожалению. Я оставляю вас упиваться победой и размышлять о вашем новом статусе графини, а сам удаляюсь в свою спальню, чтобы подсчитывать золотишко, которое мне досталось. Доброй ночи.

Встав, он окинул взглядом измятую постель и Элинор. Она даже не попыталась прикрыться, и на ее обнаженных ногах и смятой простыне он увидел следы крови. Элинор встретила его взгляд все той же ненавистной ему полуулыбкой.

– Доброй ночи, – отозвалась она. – Боюсь, ночь коротка, и все золото вам не пересчитать, милорд. Мой отец очень богат. Очень.

– Мне это известно, – буркнул граф, подбирая с пола ночную сорочку, но не натянул ее на себя, а тут же покинул спальню жены.

В своей гардеробной, взглянув на часы, он удивился, что с той минуты, как он вошел в спальню Элинор, прошло более часа. Граф вздрогнул от внезапно охватившего его отвращения и, плеснув в таз остывшую воду, стал мыться. Всему виной была чужая, жестокосердная и неожиданно темпераментная женщина, на которой он вынужден был жениться. Не меньшее отвращение он чувствовал и к самому себе – за то, что переполнен ненавистью, за то, что поддался животным инстинктам.

К счастью, все уже позади. В его городском доме и поместье Гресвелл-Парк достаточно комнат, чтобы не встречаться друг с другом неделями. А когда минует год, он позаботится о том, чтобы в доме, где он будет жить, и духу его жены не было. А если он решит, что пора иметь наследника, у него будет время это обдумать. Ему всего двадцать восемь.

Кто ожидал, что будет так много крови, думал он, глядя на воду в тазу. Он, первый мужчина у Элинор, был так груб с ней. Ему стало стыдно, он ненавидел ее за то, что она вынудила его быть таким.

Закрыв глаза, граф потянулся за ночной сорочкой. Он думал о завтрашней ночи, о знакомом и успокаивающем уюте постели Элис и ее теле.