Рождественское обещание

Глава 8

Граф оказался прав, думала Элинор. Она сидела на краю кровати и дрожала от холода, несмотря на то что хорошо укуталась в одеяло. Ее насторожил яркий свет, пробивавшийся в щель между портьерами. Да, муж не ошибся. Забыв о холоде в комнате, еще не успевшей нагреться от только что растопленного камина, она подбежала к окну, раздвинула портьеры и, приподнявшись, уютно устроилась, подвернув под себя ноги, на кресле.

Глаза ее округлились от удивления. Вчера она, как и все, знала, что вечером пошел снег, но не сомневалась, что вскоре он, как обычно, превратится в дождь, а утром они увидят за окном унылые дали и будет слякоть под ногами, которая помешает им пойти в лес за хвойными ветвями для рождественских украшений.

Но от того, что она увидела в окне, ей захотелось, как девчонке, запрыгать от радости. Повсюду лежал снег, скрывший под пушистым покровом контуры всех построек, засыпавший дорожки в парке и даже подъездную аллею. Он лежал на ветвях деревьев, его высоко намело на подоконнике. Под слабыми лучами зимнего солнца снег блестел и переливался и был похож на сказочные россыпи драгоценных камней.

– О! – не удержавшись, воскликнула, Элинор, окидывая взглядом свою пустую спальню. – О! – Она встала с кресла и сделала несколько неуверенных шагов к двери в гардеробную, когда вдруг поняла, что готова бежать в комнату мужа, чтобы сообщить ему радостную новость. Она была уверена, что он разделит ее восторг от такого чуда.

Осознав это, она почувствовала, как жаркая кровь прилила к лицу. Что с ней? Ведь они вчера поссорились, потому что ей показалось, будто муж стыдится ее семьи, будто он с сарказмом посмотрел на нее, говоря о профессиях ее дядей. Однако ссору затеяла она. Больше всего ее пугало то, что он будет всегда с презрением относиться к ее семье.

Чего же она так боялась, спрашивала она себя уже в который раз. Почему это так важно для нее? Не она ли сама пригласила в поместье всех до одного, своих родственников, чтобы досадить мужу? И все из-за того, что у него была утонченная и образованная любовница.

Элинор, опустив глаза и посмотрев на свои сцепленные руки, почувствовала, как ее снова охватывает тоска и портится настроение, и вдруг осознала, что ей отнюдь не безразлично, что думает о ней граф. Ведь в конце концов он ее муж, и, что бы там ни было между ними, вчера в гостиной она гордилась тем, что он принадлежит ей. И это при том, что Уилфред постоянно напоминал ей о себе и, казалось, неотступно следовал за ней. Она старалась не замечать его, а теперь даже прогнать мысль о нем.

Элинор бросила быстрый взгляд в окно. Всюду лежал снег. Как обрадуются ее кузины! Она дернула шнур звонка, вызывая горничную, и поспешила в гардеробную.

Но как ни торопилась она поскорее переодеться в теплое шерстяное платье, вернувшись в спальню и взглянув в окно, Элинор поняла, что ей не удастся первой выйти на снег. Под окном раздавались крики, и кто-то уже резвился на свежевыпавшем снегу. Как жаль, она, кажется, пропустила что-то замечательное и интересное, забеспокоилась Элинор и устремилась в гардеробную за накидкой и перчатками. Вскоре она уже сбегала по лестнице вниз. Улыбающийся лакей с готовностью распахнул перед ней дверь. Молодой графине даже не пришло в голову, что улыбка лакея госпоже – недопустимая фамильярность в поместье Гресвелл-Парк, и она тоже улыбнулась в ответ.

Дэйви и Дженни бегали, кувыркались в снегу и спускались с горки у фонтана. Том Трэнсом и Чарльз Райт играли в снежки с кузинами Мюриель и Сьюзан. С тех пор как Элинор взглянула в окно своей спальни, таких ранних пташек, как она, во дворе прибавилось.

Спускаясь с крыльца, она, однако, сдержала себя и замедлила шаги. Господи, неужели графиня Фаллоден готова прыгать и развлекаться вместе со своими нетитулованными кузинами у всех на виду? Это могут увидеть слуги! Но ведь ей нет еще и двадцати лет, она моложе тех четверых взрослых, которые сейчас играют в снежки. Все равно ей не стоит забывать, что она замужняя женщина, жена графа.

Снежок с глухим стуком угодил ей в плечо. На нее, расплывшись в улыбке, смотрел лорд Чарльз. Из дома начали выходить и другие.

– Кажется, нам надо помочь девушкам, Гарви, – услышала Элинор голос Джорджа. – Им приходится трудновато. А ты что бездельничаешь, Элли?

– А я, кажется, встану на сторону мужчин, – заявила подошедшая Речел. – Том меткий стрелок, я буду рядом с ним. А ты, Элли?

Не успев решить, стоит ли графине играть в снежки, не уронит ли она в чьих-то глазах своего достоинства, Элинор почувствовала, что ее схватили за руки и куда-то тащат с одной стороны кузен Джордж, с другой – улыбающийся виконт Созерби.

– Не бойтесь, леди Фаллоден, – успокоил ее виконт, – я буду на вашей стороне.

Элинор потеряла счет времени. Прошло, возможно, десять минут, а то и полчаса, как мимо ее ушей со свистом проносились снежки, кричали мужчины, взвизгивали девушки, все тяжело и шумно дышали, раздавался смех, а кое-кто не жалел и крепких слов, прицеливаясь в противника. Сражающихся становилось все больше. К противной стороне примкнул дядя Сэм, а Уилфред занял свое место рядом с Элинор. Она успела улыбнуться ему, прежде чем запустила очередным снежком в противника, напомнив вдогонку дядюшке Сэму, что одновременно пускать в цель несколько снежков – это против правил.

– Что? – заорал он, приложив руку к уху. – Сегодня утром я, кажется, оглох, дорогая. Это снег виноват. Вот тебе, лови! – В грудь Элинор полетел мокрый комок снега.

А затем ее взгляд невольно остановился на одинокой фигуре мужчины, медленно идущего по снегу от конюшен к дому. Он задержался у крыльца. Все на нем выглядело безукоризненно, пальто и шляпа были лишены каких-либо следов снега. Стыд, сознание вины и того, что она сама не знает, что делает, охватили ее одновременно. К этому добавились дух противоречия и убежденность, что ей все равно, что он думает о ней и какую нотацию прочтет ей потом. Откинув назад голову, она окликнула мужа и, нагнувшись, слепила снежок.

Он угодил графу в скулу где-то между подбородком и ухом. Самое неприятное место для удара снежком – пока отряхнешь снег с лица, половина его, растаяв, уже успеет потечь за ворот. Элинор смотрела на мужа, не переставая хохотать, и лепила новый снежок, косясь на дядю Сэма, чей снежок только что угодил ей в руку.

А потом она вдруг почувствовала, что теряет почву под ногами, и закричала, отчаянно брыкаясь в воздухе. Неужели это проделки Уилфреда, мелькнула мысль, но, подняв глаза, увидела, кто так бесцеремонно подхватил ее на руки и уносит с поля боя. Лицо графа было мрачным. О Господи, подумала она, сейчас он даст ей взбучку. Кажется, она нанесла удар по достоинству его сиятельства. Элинор довольно хихикнула.

Но граф нес ее отнюдь не к дому. Неожиданно он сильно качнул свою ношу в одну сторону, и в то же мгновение она ощутила, что летит, беспомощно размахивая руками и ногами. На сей раз она кричала уже от страха. Еще мгновение – и она в сугробе, а ее открытый от крика рот полон снега. Ноги Элинор тщетно пытались найти твердую опору. Снег был мягким, как вата, а сугроб высоким.

– Позвольте вам помочь, миледи, – услышала она равнодушный голос, но протянутая рука почему-то внушала доверие, а в глазах, глядящих на нее, было что-то среднее между гневом, торжеством и веселой насмешкой. Граф, видимо, находил ситуацию забавной. Она нерешительно ухватилась за протянутую руку.

Встать на ноги было не так просто, она долго барахталась, пока не уперлась руками в нечто твердое и надежное, что оказалось грудью мужа. Подняв голову, Элинор посмотрела ему в лицо.

– Иногда, – промолвил он, – при таких сражениях эффективнее охладить противника, сунув его в сугроб. Особенно когда он настолько неумен, что при каждом удачном попадании оглашает смехом всю округу.

Элинор прикусила губу, не зная, засмеяться ей или повиниться. Его глаза не без интереса наблюдали за ее лицом, ожидая, какое решение она примет. К тому же, Боже правый, она все еще упиралась в его грудь, словно не могла стоять на собственных ногах. Что, впрочем, могло быть и так.

Раздавшийся рядом смех привел ее в чувство, и она поняла, что все вокруг них хохочут. Снежное сражение прекратилось, и все, конечно, видели, как ее швырнули в сугроб. Большинство из воюющих отряхивали снег с пальто и накидок и выбивали его из рукавиц.

– Правильно, мой мальчик! – одобрил графа дядя Сэм. – Чем строже мы с ними, тем больше им нравимся.

– Дядя Сэм! – с упреком высказали свое удивление женщины. Все отлично знали, что он всегда относился к тете Айрин так, словно она была богиней из древнегреческих мифов. Это рассказывал Элинор ее отец.

Смущенная, Элинор оттолкнула мужа и принялась отряхивать обледеневший снег с подола юбки. Господи, как она боялась, что он вот-вот ее поцелует! Ее кинуло в жар, а это было совсем некстати, потому что снег, набившийся под одежду, таял еще быстрее. Она почувствовала, как чья-то быстрая рука отряхивает сзади ее накидку. Ей снова стало жарко.

– Мне кажется, миледи, – услышала она голос мужа, – нам пора пригласить гостей к завтраку, если мы еще намерены побывать в парке и поискать остролист.

– Вы правы, – слабым голосом послушно согласилась Элинор и оперлась на предложенную руку. Оглянувшись, она заметила, что дети поглощены лепкой снежной бабы, а взрослые увлеченно беседуют, причем, как обычно, все говорят одновременно. Так происходило каждый раз, когда семья Трэнсомов собиралась вместе.

Поскольку об охоте в это утро не могло быть и речи, а общество соберется в лес не раньше полудня, граф Фаллоден решил утром заняться делами, намеченными на вторую половину дня. Возвращаясь в дом, он ожидал, что к завтраку спустились немногие, лишь те, кто привык вставать рано.

Но его взору предстало зрелище, подобного которому он никогда еще не видел в Гресвелл-Парке, да и не предполагал увидеть. Все его гости, увлеченные игрой в снежки, были во дворе. И трое его друзей в том числе. Он убедился в этом, подойдя поближе. И конечно же, здесь была его жена.

Первое, что он почувствовал, – это неловкость и беспокойство. Его бабушка перевернулась бы в гробу, увидев подобное. Все представители его рода всегда вели себя в Гресвелл-Парке с должным достоинством. Что подумают слуги? Особенно когда увидят молодую графиню среди тех, кто кричит, смеется и бросается снежками? Но пока граф дошел до крыльца, он стал испытывать чувство, похожее на зависть. Если не считать школьных лет, детство его прошло в полном одиночестве, он был лишен общества сверстников. Дома, и у родителей, и в поместье деда, он всегда должен был помнить прежде всего об установленных правилах поведения и светском этикете. Даже во время рождественских каникул, когда выпадал первый чистый снежок, он не мог о них забыть. Ему никогда не позволяли быть непосредственным и откровенным в своих желаниях ребенком.

Сейчас он завидовал другим и готов был к ним присоединиться. «К черту слуг, даже если они увидят графа и графиню, резвящихся на снегу!» – мелькнула шальная мысль, и в этот момент в лицо ему угодил и тут же разлетелся снежными брызгами снежок. Холодная струйка потекла по шее за ворот. Он знал, что снежок бросила Элинор, его жена. При этом она громко рассмеялась и нагнулась, чтобы слепить новый. Он действовал мгновенно, импульсивно, чего не делал никогда с тех самых пор, как умер дед более десяти лет назад. Он не совсем понимал, как поступит дальше, когда подхватил Элинор на руки и быстро зашагал прочь от места снежного боя. Но, увидев сугроб, не избежал искушения. Давно он не испытывал такого удовольствия, как в тот момент, когда, размахнувшись, бросил ее в этот сугроб и она проплыла по воздуху, некрасиво растопырив руки и беспомощно болтая ногами, и наконец исчезла в мягком, пушистом снегу.

Он готов был от души расхохотаться и сделал бы это непременно, если бы не поймал ее гневный настороженный взгляд. А если бы она увидела себя в зеркале в этот момент, она содрогнулась бы от стыда. Покрасневшие щеки и нос блестели, как лакированные, мокрые волосы в беспорядке выбились из-под капюшона, вся она была в снегу, даже брови и ресницы стали белыми от налипшего снега.

И несмотря на все это, когда он резким рывком вытащил ее из сугроба и сделал это так стремительно, что она, не удержавшись на ногах, упала ему на грудь, он испытал непреодолимое желание обладать ею. Это чувство стало тревожить его с первого же дня их пребывания в поместье. Несмотря на свой неприглядный вид, Элинор была красива. Кроме того, неожиданно для себя он стал открывать в ней еще что-то, о чем не ведал и не знал. Приезд ее родственников помог ему увидеть сердечность, молодой задор и непосредственность – качества, столь незнакомые ему, но к которым его неосознанно влекло в людях. Если бы Элинор оказалась действительно такой, думал он, а не холодной мраморной статуей, какой он узнал ее в Лондоне… Ему почему-то стало трудно дышать.

Тетушки Берил, Юнис и Рут остались дома, чтобы обследовать чердак. Все остальные спустились вниз и одевались для похода в лес.

– Получше закутайте шею шарфом, – по-матерински заботливо наставляла графа тетя Берил. – Простуда на Рождество вам совсем ни к чему.

Граф послушно согласился с тем, что это ему ни к чему, и получше укутал горло шарфом.

– Не беспокойтесь, Рэнди, мы со всем здесь справимся, – заверила его тетушка Берил, – к вашему приходу все будет сделано.

Граф в этом не сомневался.

– Элли, дорогая, – тиская Элинор, шептала ей в это время тетушка Рут. – Он такой красивый. Дорогой Джозеф хорошо позаботился о тебе. Граф совсем не такой надменный и недоступный, как я опасалась, хотя он носит титул и все такое прочее. Ты видела, как вчера он присел на подлокотник моего кресла, будто член нашей семьи? Конечно, это не так, но очень мило с его стороны. О Господи, только подумать, что наша маленькая Элли теперь графиня!

«Маленькая» Элли, которая была на несколько дюймов выше своей тетушки, наклонилась и поцеловала ее в щеку.

– Ты, должно быть, счастлива, дорогая, – промолвила тетушка Рут и вздохнула.

– Да, тетя, – улыбнулась ей Элинор и в этот момент не кривила душой. Ее муж весело смеялся, слушая то, что рассказывал ему дядя Гарри, и действительно казался вполне своим среди них. Почти своим.

Дженни уселась на плечи отцу, а Дэйви побрел по снегу рядом, норовя отыскать сугроб повыше. К семье Тома присоединился виконт Созерби. Джордж подхватил под руку Мейбл, а мистера Бедкомба сразу окружила молодежь: Мюриель, Сьюзан, Гарвей, Джейн и Речел. Тетя Катерина шла между дядей Гарри и кузеном Обри, лорд Чарльз о чем-то разговаривал с Уилфредом. Граф и графиня, оказавшись между дядей Сэмом и дядей Беном, как бы замыкали шествие.

– Кто обычно помогает вам собирать остролист и омелу в лесу и парке, а также тащить из лесу рождественское полено, Рэнди? – полюбопытствовал дядя Бен.

– Меня не было здесь в прошлое Рождество, – ответил граф. – Да и все предыдущие восемь лет тоже. Тогда Гресвелл-Парк принадлежал моему кузену. Я давно не бывал здесь на Рождество. В детстве, при моем деде, кажется, этим занимались слуги. Они также празднично украшали дом.

– Здесь жил ваш кузен, и вы за это время ни разу не приехали сюда? – спросил дядя Сэм, нахмурив брови. – У вас большая семья, мой мальчик, где же они все в этом году? Разве, кроме кузена и вас, никого больше нет?

– У меня есть тетки, дяди и кузены, – сказал граф. – Но боюсь, мы не очень близки.

– Невероятно. – Дядя Сэм переглянулся с дядей Беном. – Просто невероятно, как ты считаешь, Бен? Нет семейных праздников? Нет смеха, шуток, разговоров, розыгрышей? Тишина, покой и одиночество. Тебе бы это понравилось, братец?

– Тишина и покой с моей Юнис? – удивился Бен. – Семейные праздники для меня отдых от ее болтовни, Сэм.

– Как вам не стыдно, дядя Бен! – упрекнула его Элинор.

– «Как не стыдно, дядя Бен!» – передразнил ее он. – Значит, ты говоришь, Рэнди, что всю подготовку к Рождеству поручали слугам? Да ведь подготовка к празднику – это самое интересное в нем! Разве у вас нет обычая есть пудинг, пить пиво с пряностями, петь рождественские песни и целоваться под венком из омелы?

– В нашей семье это всегда был тихий праздник, – пояснил граф. – Он не отличался от обычных дней в году. Разве только тем, что был еще скучнее.

– Скучнее? И это вы говорите о Рождестве? – Рокот баса дяди Сэма был подобен грому. – Да, мой мальчик, видимо, наш мир и ваш мир никогда не встретятся. Даже через миллион лет. Ты как думаешь, Элли? Хотя теперь, когда вам досталась наша маленькая Элли, кто знает, как будет. Что ты на это скажешь, девочка? Советую, когда мы вернемся, утаить для себя веточку омелы и повесить ее над постелью. Она отлично помогает против рождественского уныния. Взгляни-ка, Бен, не покраснела ли наша Элли, ты ближе к ней. Так как, покраснела или нет?

– Думаю, покраснела, – согласился дядя Бен, – хотя, может, от морозца так горят ее щечки. А теперь скажи, Сэм, покраснел ли Рэнди? Это важнее.

– К моему великому сожалению, я должен прервать ваш остроумный разговор, но с этого места мы расходимся в разные стороны, – сказал граф, останавливаясь.

Он снял руку Элинор со своей и, попросив внимания, стал пояснять, что делать дальше. Хвойные деревья и остролист росли к востоку от дома; деревья покрупнее, включая дуб, – в северной части парка, там же, где и омела. Вскоре несколько мужчин, и в их числе граф, направились на север в поисках рождественского полена. С ними пошли и девушки нарвать омелы. Элинор присоединилась к тем, кто повернул на восток. Она хотела набрать остролиста и сосновых веток. Едва придя в себя от смущения, в которое поверг ее дядя Сэм, посоветовав, да еще в присутствии мужа, повесить ветку омелы над постелью, Элинор увидела рядом с собой Уилфреда. Улыбнувшись ему, она ускорила шаг, чтобы не отстать от тети Катерины и дяди Гарри.

– Элли, – понизив голос, произнес Уилфред, заглядывая ей в глаза, – как ты?

Когда семья собиралась, Элинор и Уилфред всегда искали общества друг друга, даже еще не понимая того, что были влюблены. Им казалось, что так и должно быть, и они всегда ждали новой встречи. Уилфред ростом был выше ее мужа. Ей нравилось, что макушкой она едва дотягивалась до его плеча и поэтому рядом с ним чувствовала себя миниатюрной и женственной.

– Все хорошо, – ответила Элинор, беззаботно улыбаясь. – А ты, Уилфред? Должно быть, счастлив, что стал партнером? Расскажи мне об этом.

– Ничего особенного, – проговорил он. – Сейчас это уже не имеет значения.

– Ну что ты, – рассмеялась Элинор. – Видимо, ты еще не привык к своему высокому положению. Дядя Обри, наверное, гордится тобой.

– Как он к тебе относится, Элли? – спросил Уилфред. – Я не буду спрашивать, счастлива ли ты. Надеюсь, он, во всяком случае, добр к тебе?

– Конечно, – снова рассмеялась Элинор. Они уже подходили к сосновой роще, и она вспомнила, как прошлым летом они не могли глаз оторвать друг от друга, держались за руки, когда их никто не видел, и украдкой целовались. Это было всего лишь прошлым летом, несколько месяцев назад. А кажется, прошла целая вечность.

Дядя Гарри уже распоряжался, кто что будет делать. Мужчинам предстояло рубить хвойные ветки, а женщинам – складывать их. Работая, все оживленно разговаривали и смеялись, хотя труд был не из легких. Элинор, оглядываясь, успела заметить, как виконт Созерби улыбается ее кузине Мюриель, когда передает ей срубленные ветки, и краем глаза увидела, что Джордж и Мейбл, зайдя за куст, обменялись поцелуем.

И она могла бы вот так украдкой обмениваться с Уилфредом взглядами и поцелуями, подумала Элинор, если бы можно было стереть в памяти эти два месяца. Если бы был жив отец. Если бы он не устроил ее брака с графом Фаллоденом. Если бы… Одни «если бы»…

У ее мужа никогда не было веселого Рождества, вдруг вспомнила она. Он, видимо, рос очень одиноким ребенком. День Рождества проводил как любой другой день, даже еще более скучно. И своей семье он не был нужен. Никто из них не приезжал на Рождество в Гресвелл-Парк, а вот ее семья приехала. Все, кроме ее отца. Эта мысль только сейчас пришла ей в голову. В поместье приехали четыре друга графа, но не его семья.

Странная печаль вдруг охватила Элинор, ей стало грустно. Необъяснимо грустно. Причину она не знала. Она выбрала из груды ветвей две маленькие, чтобы дети сами могли дотащить их до дома. На обратном пути она не замечала жарких взглядов Уилфреда.

Сэр Альберт Хэгли не собирался отправляться в лес. Он приехал в Гресвелл-Парк поохотиться и был раздражен тем, что кто-то из гостей заставил Рэндольфа изменить все планы. Конечно, он не винил своего друга. Семейка Трэнсомов была напористой, если не сказать больше. Настроение его еще больше ухудшилось, когда после завтрака в одиночестве он покидал столовую и увидел в холле шумную толпу, состоявшую преимущественно из дам, только что вернувшихся со двора. Все были в снегу, а впереди шествовал сам граф Фаллоден. Сэр Альберт понял, что упустил возможность посмотреть снежную баталию.

Подумать только! Самое плебейское из развлечений. Среди прочих сэр Альберт увидел и мисс Речел Трансом. Она шутила и смеялась, переглядываясь с Гарвеем Галлисом, который даже родственником ей не был, да и познакомились они только вчера вечером. Щеки Речел рдели, глаза светились задором, хотя она промокла от тающего снега и одежда ее была в беспорядке. Такую привлекательную и аппетитную маленькую женщину ему, пожалуй, еще не доводилось встречать.

Сэр Альберт решил намеренно избегать ее сегодня. Она дочь владельца гостиницы, хороша собой, умна, и, возможно, он ей тоже понравился. Но при ней отец с весом и силой хорошего борца-рекордсмена да и другие родственники, готовые в случае чего вступиться за честь девушки, и ко всему она гостья его друга Рэндольфа и его свояченица по браку с Элинор. К тому же мисс Элинор Трэнсом, ныне графиня Фаллоден, уже преподала ему урок, как опасно заводить шашни с женщинами не своего круга.

Сегодня он твердо решил избегать мисс Ре-чел Трэнсом. Если он станет флиртовать с ней или искушать ее, отдавая ей предпочтение, это может быть не правильно понято, и не успеет он глазом моргнуть, как его судьба окажется связанной с судьбой дочери трактирщика.

Но Речел сама улыбнулась ему, стряхивая снег с капюшона и влажных волос. При этом она покраснела, хотя потом сэр Альберт вспоминал, что просто ее щеки были румяны от морозца, а у него, должно быть, разыгралось воображение.

Однако странным образом в результате этих, казалось бы, очень трезвых размышлений он отправился вместе со всеми в лес за остролистом и омелой. Самому себе в качестве оправдания он придумал следующую версию: останься он в доме, тетушки неизбежно заставили бы его обшарить вместе с ними все самые дальние углы чердака, где бог знает сколько пыли и паутины. Сэр Альберт предпочел лес и омелу.

Таким образом он опять оказался рядом с Речел Трэнсом. Они непринужденно болтали и, само собой, отстали от всех, даже умудрились заблудиться в дубовой рощице, в чем сэр Альберт убедился лишь тогда, когда слез с древнего дуба и положил в протянутые руки Речел несколько веток омелы.

Поскольку они оказались одни, а Речел улыбалась так радостно, а еще потому, что он сущий идиот и способен сам сунуть голову в петлю, даже если рядом нет матери и сестер, чтобы поспособствовать этому, он был настолько неосторожен, что поднял над собой и Речел ветку омелы и поцеловал девушку в нежные прохладные губы.

«Господи!» – мысленно воскликнул он, оторвавшись от ее губ, и глупо улыбнулся, ибо прекрасно понимал, что не устоял перед соблазном. Господи, подумал он, почему он не остался в доме? Или не предпочел провести рождественские праздники вместе с семьей? Ему незачем было сочувствовать Рэндольфу и приезжать сюда, чтобы морально поддержать друга в связи с приездом в поместье этой действительно странной семейки! Шумной, крикливой, но очень дружной.

– Что вы делаете в гостинице своего отца? – спросил он Речел и вдруг представил ее в чепце служанки, с метелочкой для стряхивания пыли в руках. К смазливой девушке, конечно, пристают постояльцы и норовят ущипнуть. Но он тут же мысленно поставил их перед собою в ряд, сдвинул попарно и стукнул лбами.

– Ничего не делаю, – ответила улыбаясь девушка. – Наша семья живет в отдельном доме по соседству. Папа владеет несколькими домами в Бристоле. Я помогаю маме по хозяйству и два дня в неделю преподаю в школе. А вообще жизнь бывает иногда довольно скучной, – призналась Речел, сделав гримаску.

Что ж. Так ему и надо. Вообразил ее в чепце.

– Нам лучше присоединиться к остальным, – осторожно сказал сэр Альберт и решительно зашагал по снегу. Речел шла рядом, держа ветки омелы в руках. Сам собой разговор перешел на ее школьные и университетские годы. Речел окончила школу, ее любимыми предметами были латынь и история. Сэр Альберт в университете увлекался игрой в крикет. Они от души смеялись, вспоминая разные забавные случаи.

Сэр Альберт искренне надеялся, что мистер Бенджамен Трэнсом не встретит их, размахивая брачным контрактом. Однако тот, кажется, был серьезно занят поисками рождественского полена. Это ничуть не успокоило сэра Альберта, когда он на мгновение с опаской представил себе это полено.

Но черт побери, дочь владельца гостиницы была действительно прехорошенькой, к тому же неглупа и не лишена чувства юмора. Теперь, когда все уже было позади, он пожалел, что его поцелуй оказался таким коротким.