Рождество в Хайленде

ГЛАВА 7

ХЕЙДИН

На следующий день, зная, что сегодня годовщина смерти родителей Кенны, я держался настороже и, возможно, даже слишком.

Мы провели вместе чудесное Рождество, которое могло бы быть лучше, только если бы Майкл был с нами. Однако ночью мы развлекались в моей постели так громко, как нам хотелось, и это было феноменально.

Однако в День подарков я думал лишь о Кенне и пришел в смятение, осознав, не обнаружив ее рядом со мной в постели. Она уже встала, оделась и приготовила нам завтрак. Заверила меня, что с ней все в порядке, но в ее глазах таилась глубокая печаль, которую мне чертовски хотелось изгнать.

О, это ужасное чувство беспомощности — осознавать, что мне это не по силам.

За ночь снегопад прекратился и, как это обычно бывает в Шотландии, температура поднялась до такой степени, что снег уже начал таять. Только я предложил покататься, чтобы ненадолго выйти из дома, как у меня зазвонил телефон.

Это была Дина.

Она хотела, чтобы я забрал Майкла.

— Думал, ты сама его привезешь, — сказал я, раздраженный по ряду причин.

— Я не могу. Извини.

Отключившись, я все объяснил Кенне. Я чувствовал себя дерьмово из-за того, что бросаю ее.

— Почему бы тебе не поехать со мной?

— Нет. — Она покачала головой. — У меня нет настроения встречаться с Диной, прости.

— Конечно. Я понимаю.

— Я… я должна уйти. Майкл не поймет, почему я здесь.

— Нет! — сказал я громче, чем хотел. Кенна подняла бровь. Я виновато улыбнулся. — Пожалуйста, останься. Я скажу Майклу, что пригласил тебя на День подарков.

— О. Но… не смутит ли его это?

Изучая ее, я понял, что она спрашивала о нечто большем. Ей хотелось понять мое отношение к ней, кто мы друг для друга и куда будем двигаться.

Верил ли я, что Кенна знает, чего хочет, когда она все еще скорбела о своей семье?

Когда я держал ее в объятиях… то, как она смотрела на меня… я не хотел в этом сомневаться. Но мне нужно было думать не только о себе.

— Мы, э-э… мы поговорим об этом позже, хорошо?

Ее лицо сникло, и я ненавидел то, что мне приходилось покинуть ее. Я крепко поцеловал ее в губы.

— Я скоро вернусь.

Кенна кивнула, но в ее взгляде я увидел проблеск неуверенности.

Проклятье.

Мне нужно принять решение и сделать это как можно скорее. Я не буду еще одним человеком, причинившим боль этой женщине. Трудная задача, когда приходилось думать о сыне.

Майкл побежал к дому, выкрикивая имя Кенны.

Услышав в его возгласе надрыв, я крепко зажмурился, вцепившись руками в руль. Мне нужно было справиться со своим гневом. Я не мог позволить сыну увидеть его.

Два часа назад он был так взволнован временем, проводимым со своей мамой, совсем недавно вернувшейся в его жизнь, и вел себя так мило и всепрощающе.

А теперь…

В моей голове крутился разговор, состоявшийся у нас с Диной чуть больше часа назад.

— Нам нужно поговорить, — сказала моя бывшая, как только я вошел в ее таунхаус. Он располагался в красивом районе Инвернесса, и хотя был узким, но имел три этажа и роскошную обстановку.

— Где Майкл? — Я уже был обеспокоен необходимостью покинуть Кенну, когда именно Дина должна была отвезти моего сына домой, а теперь еще и это.

— Он наверху. Пойдем.

Я последовал за Диной в кабинет.

— Что происходит? С Майклом что-то случилось?

— Нет. — Прислонившись к столу, она нервно покусывала губу. Глаз на меня не поднимала. — Джиму предложили новую работу, и мы не можем от нее отказаться.

— Хорошо, и? — Я нахмурился.

— Работа в Лондоне.

Меня пронзил страх. Если она хоть на секунду подумала, что я разрешу Майклу жить с ней так далеко… я уже представил предстоящую ужасную битву за опеку, и как она повлияет на сына.

— Дина…

— Слушай. — Она подняла руку, все еще не встречаясь со мной взглядом. — Прежде чем ты начнешь переживать, что я попытаюсь взять Майкла с собой, скажу, что этого не будет.

Почему от этого мне стало еще хуже?

— Значит… ты вот так просто его бросишь?

Покраснев, она, наконец, посмотрела на меня, а затем стыдливо отвела взгляд.

— Для Джима это большая возможность, обсудив все, мы поняли, что у нас не будет времени на то, чтобы уделять Майклу должного внимания.

Как же я ненавидел эту женщину. В этот момент я ненавидел ее всем сердцем.

— Итак, чтобы внести ясность: после твоей мольбы вернуть Майкла в твою жизнь, ты снова уходишь?

Она оттолкнулась от стола и умоляющим голосом сказала:

— Мы бы хотели видеть его на Рождество раз в два года.

— Нет.

Дина вздрогнула, как от удара.

— Что значит «нет»?

Кипя, я прошипел:

— Ты не можешь играть с моим сыном, как с чертовой игрушкой. Либо ты в игре, либо вне ее. Если уедешь в Лондон, больше ты Майкла не увидишь. Если, по достижении восемнадцати лет, он решит, что хочет, чтобы ты вернулась в его жизнь, это будет его выбор. Но сейчас мой выбор — защитить сына от эгоистичной матери.

В ее глазах блестели слезы.

— Я знала, что ты не поймешь.

— О, я понимаю, Дина. Я понимаю, что ты хочешь Майкла только на своих условиях, а детей так не воспитывают. Ты ужасная мать, и теперь я всегда буду напоминать себе об этом.

По ее щекам полились слезы.

— А если я скажу, что все-таки буду бороться за опеку?

Я фыркнул, больше не боясь этой угрозы.

— Если бы ты попыталась, я бы действительно проникся к тебе некоторой толикой уважения, но, во-первых, у меня такое ощущение, что твой муж не желает ребенка на постоянной основе. Во-вторых, я не думаю, что ты бы выдержала, сидя в зале суда, напоминаний о том, как бросила своего ребенка. И, в-третьих, благодаря моему отцу, у меня теперь больше денег, чем у Бога, и можешь поспорить на свою эгоистичную задницу, что я воспользуюсь каждым чертовым пенни, чтобы не допустить тебя в жизнь Майкла.

Дина вытерла слезы, в ее взгляде горела гневная защита.

— Я думала, что какое-то время со мной лучше, чем совсем ничего.

Она не понимала.

— Дина, ты бросила его младенцем, и он дал тебе второй шанс, даже не моргнув. Потому что он так отчаянно хочет, чтобы мама любила его. А теперь ты собираешься сказать ему, что снова от него уходишь и можешь выкроить для него время только на каждое второе Рождество? Разве ты не понимаешь, насколько это ему повредит? Или тебе просто плевать?

Она снова вздрогнула.

— Я… я не хочу причинять ему боль, но… я не осознавала, что Джим будет настолько против ребенка, когда писала тебе то письмо в прошлом году.

— И Джим важнее Майкла?

Ответом Дины была тишина.

Что еще хуже, она отказалась рассказать об этом Майклу сама, и мне пришлось объясняться с ним по дороге домой. Он позвонил Дине, потому что не поверил мне, и она неохотно подтвердила, что уезжает в Лондон. И они какое-то время не увидятся.

Майкл, рыдая в телефон, прокричал, что ненавидит ее, после чего бросил трубку. Потом он плакал и злился, возлагая вину на Джима. Этот Джим не любил его. Мне невыносимо было наблюдать за страданиями сына из-за этого ублюдка. Горе сдавило мое горло, и мне пришлось остановить машину на обочине, чтобы утешить сына. Он сопротивлялся, злясь на всех, но, в итоге, в слезах рухнул в мои объятия.

Я и сам не скрывал слез, вся прежняя обида и гнев по отношению к моей бывшей всплыли на поверхность. И все же я злился и на себя за то, что позволил ей вернуться в жизнь Майкла и сотворить с ним такое.

Оставшуюся часть пути я пытался поговорить с сыном, но он не был готов к разговору. Я сказал ему, что Кенна у нас дома, и как только мы приехали, он бросился к ней за утешением.

Контролируя свои эмоции, я вышел из машины и зашагал к дому. Услышав голоса в спальне Майкла, я двинулся на звук и остановился в дверном проеме.

Кенна лежала на кровати Майкла, а он прижимался к ее боку. Она гладила его по волосам и шептала успокаивающие слова. Наши глаза встретились, и в ее я увидел вспышку ярости, прежде чем они наполнились печальным беспокойством.

— Я в порядке, — пробормотал я.

— Ты никогда нас не бросишь, Кенна, ведь правда? — воскликнул Майкл голосом намного моложе своих лет. — Никогда не покидай нас.

Было ли неправильно хотеть, чтобы она уверила его, что не уйдет? Что я хотел привязать ее к нам?

Она всмотрелась в мое лицо, и что бы она там ни увидела, ее черты смягчились от беспокойства. Затем она пообещала:

— Я останусь настолько, насколько ты захочешь.

И тогда я понял, что доверяю ей. Если не свое сердце, то сердце Майкла точно. Она никогда бы не дала такого обещания, имейся у нее хоть малейшее сомнение.

Облегчение и радость заглушили мой гнев, и я привалился к дверному косяку.

— Тогда, навсегда.

Кенна глубоко вздохнула.

— Правда?

Майкл прижался к ней ближе.

— Правда, — сказали мы с ним в унисон.

В этом заключалась магия Кенны Смит. Одним своим присутствием она поднимала настроение и, как солнышко, озаряла травмирующий, грустный день. Даже тогда, когда сама испытывала боль потери.

Чем мы заслужили такую девушку, как она? Что бы это ни было, я не собирался смотреть дареному коню в зубы.

— Навсегда, — повторил я.

Кенна ухмыльнулась.

— Навсегда — это долго.

Я усмехнулся, более чем счастливый от мысли, что каждый день до конца своей жизни буду возвращаться домой к этой женщине.

— В особенной компании время летит незаметно.