Рыбацкое счастье

Глава 2

Черное платье, которое Бригитта выделила ей для вечера, висело на плечиках поверх шкафа. Виола бросила на него последний взгляд и в одном бикини и сандалетах на босу ногу вышла из комнаты. Море граничило прямо с участком тетушкиного дома; это была редкость. Большая часть земли в бухте принадлежала расположившимся здесь отелям. Но Димитриос, муж Бригитты, в отличие от Других жителей острова сумел устоять от искушения получить за свой участок огромные деньги. И теперь он жил в райском уголке, чему многие завидовали.

Через задний ход Виола вышла из дома. Она сказала Бригитте, что хочет еще поплавать перед ужином, но предприняла все, чтобы тетка снова не втянула ее в дискуссию о Христиане. А это было бы весьма опасно, узнай Бригитта, какое место выбрала ее племянница для купания.

Виола скинула сандалеты и босиком по песку пошла к морю, ощущая под ногами знакомое тепло. Она ступила на кромку воды. Слабые волны мягко коснулись ее щиколоток. Впереди широко простиралась открытая бухта. Море сияло бирюзой. Высокие, поросшие пиниями горы защищали бухту. Виола увидела, как слева вдалеке от нее с горы полетел дельтаплан. Мощный трос соединял его с моторной лодкой, слышалось ее ритмичное рычание.

Откуда-то со стороны отелей послышался детский смех. И больно резанул Виолу. Христиан всегда хотел детей, лучше всего — с полдюжины. Это она упросила его подождать с увеличением семейства. Хотя бы до тех пор, пока их книжный магазинчик не начнет давать стабильную прибыль. Она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Если бы она тогда хоть осталась беременной! Сейчас у нее был бы их ребенок — как память о ее вечной любви.

Виола решительно пошла в воду. С каждым шагом она теперь все ближе и ближе к Христиану.

Никос устроился на кровати, лег на бок и начал наблюдать, как раздевается женщина. Она делала это неторопливо, с улыбкой. А ее взгляд не отрывался от его лица. Манящими движениями она расстегивала пуговицы своей пижамной курточки, одну за другой. Как в замедленной съемке, курточка заскользила с ее плеч. Он чуть не задохнулся, когда увидел ее груди. Упругие, с темными ореолами вокруг жестких торчащих сосков. Как же хотелось до них дотронуться! Но Никос знал, что, сдерживая себя, он продлит удовольствие. И опять задохнулся, когда на пол упали ее пижамные брючки. Он пожирал глазами ее мягко-округлую попку. Ее тело без одежды — прекраснейшее произведение искусства, и им он мог сейчас восхищаться вволю.

— Ты прекрасна, — выдохнул он.

С чувственной улыбкой на губах она приблизилась. Подошла так близко, что ее голые округлости почти касались его. Он почувствовал ее дыхание на своей коже. Оно вызвало у него блаженную дрожь. Во рту пересохло. Ванилью запахло сильнее, когда она склонилась к нему, чтобы поцеловать его губы. Он взял в руку ее груди и принялся нежно гладить их.

— Потрогай меня. Всюду.

Говоря это, она начала сама исследовать его тело. Языком обводила его соски, сначала один, потом второй. Губами нарисовала дорожку поцелуев к его пупку. Скользнула ниже, целовала и гладила его бедра.

— Можно? — спросила она, глядя на него расширенными, переполненными страстью глазами.

Никос кивнул, говорить он был не в состоянии. Когда она коснулась кончиком языка самой чувствительной части его тела, от возбуждения у него пропал голос. Он громко застонал, целиком отдаваясь ощущениям. Всем своим длинным телом она мягко прижала его к кровати. Вновь вся заскользила по нему, очень медленно. Почти змеясь. Помедлила какой-то момент. Потом уселась на него верхом и задвигала бедрами. Ритмично и мощно. И все сильнее разжигала его желание. Обеими руками он потянул ее на себя, вдавился. И больше себя не сдерживал. Когда к нему вернулось сознание, он открыл глаза. И с ужасом воскликнул:

— Ты рыжая!

Сон оборвался. Сердце стучало как бешеное. Никос любил женщин. И любил секс. Но он терпеть не мог рыжих. Никогда по доброй воле он не ляжет в постель с женщиной, у которой рыжие волосы. Откуда у него к ним такая неприязнь? Всерьез он об этом не задумывался. Вполне достаточно, что рыжая женщина для него не существует. Даже если она эффектна.

Никос посмотрел на небо. Здесь, на яхте, он обычно не пользовался часами, а развлекался, определяя время по солнцу. Во всяком случае, пытался. Сейчас он проспал, должно быть, около двух часов. Ощущения в желудке без стеснения напоминали, что он не ел уже давно. Он встал и потянулся. Бездумно посмотрел на море.

И чуть не вскрикнул. На волнах покачивалась женщина. Лицом вниз. Руки раскинуты в разные стороны. Никаких признаков, что она жива…

Никос ни секунды не медлил. Прыгнул в воду и поплыл энергичным кролем. Через несколько гребков он протянул к ней руку, чтобы подхватить под мышки. Его рука случайно коснулась ее груди. Женщина резко вскинула голову, забила руками по воде и, панически вскрикнув, с головой ушла под воду.

— Успокойтесь, я вам помогу, не нужно бояться, — по-гречески сказал он, когда она вынырнула.

Женщина его не поняла, а продолжала отбиваться. Ее кулак проехался ему по уху. Неожиданно оказалось очень больно.

— Прекратите махать руками! Против меня у вас нет шансов! — произнес он по-английски.

Похоже, что на сей раз она его поняла. Но вместо того чтобы успокоиться, продолжала отбиваться еще более ожесточенно.

— Я не хочу умирать! — с отчаянием выкрикнула она по-немецки.

— Проклятие, да успокоитесь вы или нет? — Никос легко перешел на немецкий.

Так они оба пойдут ко дну, если ему не удастся ее утихомирить! Он, стараясь ее ухватить, выкинул руку и случайно врезал тонущей по челюсти кулаком. Ее глаза закрылись мгновенно. Без всякого сопротивления она ушла под воду…

Конечно же, профессиональным спасателем Никос не был, но соображал он достаточно, чтобы поднырнуть и обхватить ее руками сзади. Со своим грузом он поплыл обратно к яхте, и тут вдруг ему почудилось: он откуда-то знает эту женщину. Но он сразу эту мысль прогнал. Нет, это невозможно. У нее длинные рыжие волосы.

И все же…

Виола тихонько застонала, медленно приходя в себя. Ртом она чувствовала чьи-то мягкие теплые губы, от них в нее вливается живое дыхание. Ей невероятно хорошо…

— Христиан… — Она обхватила за шею склонившегося над ней мужчину. Это их последний поцелуй…

Она с необычайной силой прижала его к себе, привычно приоткрыла губы и ласково просунула кончик языка в его рот. И почувствовала, как ее любимый почему-то, отстраняясь, напрягся в ее объятиях. Она не унималась, и только тогда его губы ответили ей. Виола прильнула к нему, и ее руки побежали по его телу — живот, ниже… Может быть, еще не поздно выманить у Христиана последний подарок на прощание?

Ребенок поможет ей пережить его смерть.

Смерть?

Что-то тут не так. Плохо соображая, она раскрыла глаза. Сначала Виола очень смутно различила мужское лицо. Она поморгала. Рот, глаза, нос пазлами собрались в очень выразительное лицо. Но это не Христиан!

Над ней, стоя на коленях, склонился незнакомый мужчина. Темные вьющиеся волосы взлохмачены, подбородок явно несколько дней скучает по бритве. Тот, кто напал на нее в море! Виола сделала судорожную попытку сесть, но не смогла.

— Что вы сделали со мной?! Вы меня похитили?

Она прижалась к борту судна и только тут увидела, что человек из моря был абсолютно голым. В чем мать родила.

— С чего вы взяли, что я вас похитил? Да я на пушечный выстрел не приближаюсь к рыжим!

Странно, но вместо обиды Виола почувствовала невероятное облегчение и продолжала смотреть на рыжененавистника — что касается его, то он принадлежал к особо удачным образцам человеческой породы. Она попробовала отвести взгляд, но его как магнитом тянуло туда, где на пловце не было полагающейся в море одежды. Близость человека из моря чрезвычайно Виолу волновала. Надо как-то отвлечься.

— Деликатным вас уж никак не назвать! — Она все же попыталась отрезвить себя обидой.

— А я не обязан быть деликатным. Я спас вам жизнь. Этого достаточно.

— Спасли мне жизнь? Вот чушь. Вы хотели меня утопить!

— Вы лежали вниз лицом в воде.

— Да. Потому что я так хотела.

— Ни одна женщина, каких я знаю, никогда добровольно не опустит волосы в морскую воду. Она обесцвечивает краску.

— Вы определенно знаете не тех женщин.

— Я не верю ни единому вашему слову.

— Этого уж я никак не могу изменить.

Он угрюмо смотрел на нее.

— Мой отец всегда предостерегал меня от рыжих женщин. Теперь я знаю почему. Вы неблагодарные злючки.

Ему таки удалось ее обидеть. Виола резко села и стала смотреть на море. Можно было много чем ему ответить, но какой смысл? Она вовсе не намерена выкладывать этому морально опустившемуся типу, что у нее на сердце. Какое ему дело, что она доплыла до того самого места в море, где у Христиана случился инфаркт?

Она тогда была рядом, но была не в состоянии его спасти. Он умер у нее на руках прежде, чем она добралась с ним до берега. С тех пор ее мучило, что она сделала не все, чтобы он остался жив. Она могла бы еще громче звать на помощь или еще быстрее плыть. Что угодно! Она чувствовала себя виноватой в его смерти. Именно поэтому она вернулась точно на то место, где произошла беда. Когда б этот голый неандерталец не помешал ей, возможно, Христиан бы ее услышал, и она бы это почувствовала… Она вскочила на ноги.

— Мне плыть самой или вы на вашей лодке довезете меня до берега? — Она даже не старалась скрыть свою ярость.

— Слова «спасибо» и «пожалуйста» вам, наверное, не знакомы?

Наглец! Да как он смеет делать ей замечания! И кто дал ему право так смотреть на нее! Этот его взгляд… он пронизывал, как рентген, и… совершенно лишал ее воли. Но Виола, к своему изумлению, хотела, чтобы он продолжал так на нее смотреть. Она встретилась с ним глазами и, вспомнив, что они только что целовались, ощутила давно забытое желание. После смерти мужа у нее не было никаких мужчин. Особи мужеского пола интересовали ее лишь в качестве поставщиков и покупателей. Как же могло так случиться, что она сексуально отреагировала именно на этого — совершенно одичавшего, нахального рыбака?

Тряхнув волосами, отчего они раскинулись у нее по плечам, она поставила ногу на борт. До берега не так уж и далеко. Для такой опытной пловчихи, как она, это расстояние не проблема. Не находя нужным попрощаться, она оттолкнулась и прыгнула в море.

Соленая вода тут же напомнила ей о том, как когда-то рядом с ней плыл Христиан… А теперь она плывет одна. Совсем одна…