Влада
Утро наступило неожиданно. Прямо с ударившим мне по глазам ярким солнцем, заглядывающим в окна, и пониманием, что я прекрасно выспалась. Правда, картину портило ощущение, что все тело ноет. Мышцы в офиге от вчерашних “трудовых” подвигов. Спину ломит, и руку уже не чувствую, ее я, похоже, отлежала.
– У-у-уй, – простонала шепотом.
Как это я так, интересно? Моя кровать с ортопедическим матрасом, на которой сплю последнюю неделю, была верхом мечты. И что началось-то?
Это все Жаров виноват, со своей генеральной уборкой. Драконище!
Выплывать из сна катастрофически не хотелось. Я, не открывая глаз, поворачиваюсь на спину и потягиваюсь. Сладко-сладко. С удивлением думаю, почему это я не слышала утром звонка будильника, который никогда не отключаю…
И тут меня осеняет. Я ведь вчера так и не вернулась в свою-не-свою квартиру!
Я испуганно подскакиваю, усаживаясь и натягивая покрывало до самого подбородка.
Подождите! Покрывало?
Оглядываюсь. Точно, я в квартире Паши. За окном раннее утро, а вокруг тишина. Еще раз в удивлении рассматриваю диван и плед, мягкий, махровый, темного кофейного цвета, который заботливо меня укрывал, и вспоминаю, что кажется, я вчера присела отдохнуть на пять жалких минуточек и… уснула? Точно. Уснула. Провалилась в сладкий сон, и даже не помню, как умудрилась доползти до подушки.
Удивительно, что Жаров меня не разбудил и не выставил за дверь. Помнится, когда я задремала у него как-то днем, в гостиной на диване, на меня гаркнули так, будто я на его драконовы сокровища покусилась. А потом дверь перед носом захлопнули. Ну ладно, дверь захлопнула я. Но давайте откровенно, хорошо, он тогда пинка не дал для ускорения! Настолько был зол.
А вчера тогда что на него нашло? Еще и пледом укрыл. Пожалел? Или понял, что бедная Рыбкина не виновата во всех его проблемах?
От такой мысли на губы наползла улыбка.
Но потом я вспомнила, что перед тем, как бессовестно атаковать своим телом диван Паши, приготовила ужин и накрыла на стол, и...
– Ох, черт!
Вскакиваю на ноги и на цыпочках, стараясь сильно не шуметь, несусь в сторону кухни. Наверняка мой кулинарный шедевр протух уже за ночь на столе. Блин! Обидно-то как будет.
Но, влетая на кухню, я понимаю, что еда убрана. Посуда помыта, и вообще вокруг все стоит аккуратно, буквально по линейке, и все баночки на своих законных местах в шкафчиках и ящиках.
От сердца отлегло. Значит, Паша все прибрал.
Засунула свой нос в холодильник. Моя красная рыбка аппетитно стоит в стеклянном контейнере на верхней полке. Желудок урчит, нетонко намекая на то, что он голодный и ел последний раз вчера днем. И я уже даже сую руки, чтобы достать и разогреть для себя завтрак, но тут меня посещает одна любопытная мыслишка.
Я даже холодильником хлопнула от неожиданности.
Правда, потом притихла и прислушалась, не разбудила ли хозяина квартиры. Судя по всему, нет. И не надо бы, ведь это прекрасный момент, чтобы взять у него ключи и сгонять в соседнее здание, сделать дубликат от смежной двери! Естественно, исключительно в благих целях, по принципу мало ли что.
Оглядела себя с ног до головы: леггинсы и помятая футболка. Н-да, видок не для прогулок. Подумает еще мастер, что я этот ключ у кого-то стащила. Хотя-я-я, чисто формально, так оно и есть, но я ведь о Паше беспокоюсь! Он мужчина немолодой, мало ли что? Инфаркт, инсульт (с его-то двумя бабами сил ого-го сколько надо), и что там еще бывает?
Нет, рассудив, понимаю: все равно придется забежать домой и накинуть куртку да взять телефон. Где-то там он должен был валяться. На все про все, думаю, у меня уйдет минут двадцать, не больше. А этот ключ мне, ой, как нужен! Прямо нутром чувствую, что пригодится.
Еще пару минут помежевавшись, борясь между “хочу” и “нельзя”, чувствую, что побеждает, как всегда, первое. И я, подхватив с тумбы в коридоре связку Пашиных ключей, снимаю оттуда нужный мне и покидаю квартиру мужчины, просто прикрывая за собой дверь.
Как я и думала, провернула я свое “предприятие”, уложившись в полчаса. Пока мастер изготавливал мне заветный дубликат, я проторчала это время в супермаркете, закупив кое-каких продуктов на оладушки, которые планировала испечь Паше на завтрак. Так сказать, замолю едой грешок.
А рассчитавшись на кассе и заскочив в мастерскую, получила заветную штуковину на руки и, довольная собой, потопала обратно в сторону дома.
Время подбиралось к девяти утра, и на улице по-прежнему было малолюдно. Воскресенье. Жители элитного комплекса предпочитали отсыпаться. Или уже с утра пораньше удаленно работали за дорогущими гаджетами, валяясь в теплой постельке. Да и погода ранним прогулкам не способствовала. На небо набежали тучи, пахло озоном и приближающимся дождем, а все вокруг окрасилось в потрясающие густые серые краски, какие бывают только перед грозой.
Я даже на какое-то мгновение остановилась, рассматривая окружающий меня закрытый двор многоэтажки, жалея, что у меня нет с собой своего профессионального фотоаппарата. Под рукой только мобильник, даже самая лучшая камера которого не идет ни в какое сравнение с моим Nikon.
Залюбовавшись, я не сразу заметила, что ко мне подбежала чья-то собака. Активно ластящаяся и жмущаяся к моим ногам черно-белая, звонко тявкающая проказница со смешными длинными ушками. Кажется, какая-то дорогая порода. Я в них никогда не разбиралась.
– Эй, привет, дружок, – улыбнулась я, присаживаясь на корточки. – Или ты подружка? – улыбнулась, почесывая смешного песика за ушками. Милая мордашка собачки уткнулась в мою ладонь. Животное явно искало ласки.
– Ты чья? – спросила я, оглядываясь.
Вокруг ни души. Двор пуст.
Осмотрела шею животного – ошейника нет.
Странно. Потерялся? Убежал? Или на самовыгуле? На последнее не похоже, такую маленькую отпускать одну, хоть и в закрытом со всех сторон дворе… ну, не знаю. Терзают меня смутные сомнения.
– Ну, ты же не можешь быть дворняжкой! – возмутилась я. Песик явно выглядел ухоженным. Шерстка аж лоснилась, до того была мягкая и чистая. А взгляд не такой наглый, как у дворовых псов. Да и при всем моем воображении, таких собак не выкидывают! Я была уверена, что это дорогая порода. Тогда ее нахождение на улице казалось вдвойне странным.
Влада
Честно говоря, я пребывала в некоторой растерянности.
Все еще наглаживала доверчиво улегшуюся у моих ног собаку и оглядывала двор. Ну, может, хоть кто-то, хоть где-то, хоть откуда-то… но нет. А я и уйти не могла, животное явно признала во мне “своего человека”, и что делать с псом, не знала. А часики тикали, Жаров привычки спать до обеда точно не имел.
Черт…
Нет, моя жалостливая и мягкая натура не позволила мне бросить это лохматое чудо, доверчиво виляющее хвостом.
– Иди-ка сюда, малыш...ка.
Судя по всему, это была девочка. И она совершенно спокойно отнеслась к тому, что я подхватила ее на руки и потащила в сторону дома.
На улице начал накрапывать мелкий холодный дождь, и я решила, что никак не могу это беззащитное существо оставить одно на улице. Заберу, накормлю, напою, обогрею и попытаюсь найти хозяев. Свожу в ветеринарку, в конце концов, может быть, животное чипировано, и хоть так удастся отследить безалаберного владельца песеля.
Но я для начала я обошла каждый подъезд, которых здесь было десять, и пристала к каждому консьержу, повторяя, как попугай:
– Вы не знаете, чья это собачка?
Бабульки и дедульки, бдительно охраняющие дорогой холл, в большинстве своем задирали очки на лоб и приглядывались к притихшей у меня в руках животинке. А потом отрицательно качали головой, повторяя почти одно и то же, но на разный лад:
– Не видели.
– Не знаем.
– Понятия не имеем.
И только один мужчина оказался более словоохотлив, сказав:
– Первый раз вижу этого песика, девушка. Обычно я запоминаю всех местных собак, которых держат у себя владельцы квартир. Но этот, – поджал губы мужчина, покачав головой, – может, из соседнего двора?
– Может быть.
– Я поспрошаю, никто ли не терял. Оставь мне на всякий случай свой номер, девочка. Если чего удастся узнать, позвоню.
И я оставила. А когда вышла и направилась к своему подъезду, дождь разошелся уже вовсю. Закутав собаку в свою куртку, я уже не шла, а бежала, таща в одной руке пса, а в другой пакет из супермаркета.
Сходила Влада, сделала ключик, называется.
На этаж поднималась, поглядывая на часы, надеясь, что Паша еще не проснулся, и я успею незаметно вернуть ключ на место. А потом вспомнила, что хотела испечь оладьи и встала перед выбором: к себе или к нему тащить свою “находку”, тихонько поскуливающую у меня на руках. Эта мелкая зараза явно была довольна, что ее забрали с холодной улицы.
И все же...
Посмотрела в большие, полные мольбы (мне так показалось) карие глаза животного и… да, решила, что идем мы обе к Паше. Не смогу я оставить это милейшее создание одно в квартире. Вдруг она мне ее разнесет? Мебель там сгрызет, обои подерет, или еще чего по мелочи учудит. Нет уж.
– Так, собака… – остановилась я у двери Жарова, – то есть... э-э-э… девочка… малышка… – отвратительно звучит, – Кася. Вот да, будешь пока что Кася! Только т-с-с, – приложила я палец к губам, когда мордашка удивленно на меня воззрилась снизу вверх и выдала громкое “гав”. – Разбудим Пашу, получим обе по заднице. Ты по своей пушистой, я по своей… в общем, по своей.
Удостоверившись, что собака вняла моей просьбе, я открыла дверь и зашла в квартиру.
Прислушалась.
Похоже, Паша еще спит. Вот и отлично.
Я выпустила Касю, которая тут же, перебирая грязными лапами по паркету, потопала следить в гостиную, и быстро вернула ключ на связку.
Вуаля! Ай да я, ай да молод…
– Кася! – прошипела я сквозь зубы. – Ну-ка стой, предательница! Вернись! – рыкнула шепотом, когда обернулась и увидела, как это предприимчивое животное, вильнув хвостом, скрылось в спальне Жарова.
Блин-блин-блин!
Бросила пакет и побежала следом за собакой.
Ох, если дядя Паша проснется и увидит в своей спальне не только свою “любимую” Рыбкину, но и собаку, полетят головы. Благо, эта проказница действует молча, не рычит и не гавкает, только топотит своими когтями по паркету. А в тот момент, когда я достигла порога спальни Жарова, она уже самозабвенно драла стащенную с его кровати маленькую подушку. Я было бросилась к ней, да взгляд случайно упал на спящего на кровати мужчину. И я зависла.
Сердце странно подпрыгнуло и тут же ухнуло в пятки.
Я залюбовалась. Внутри что-то, щекоча, прошло от макушки до пят. Ладошки нервно сжались в замок, потому что мне катастрофически не нравилась такая моя заминка! Но мои глаза сфокусировались на безмятежном лице хозяина спальни, и я не смогла отказать себе в удовольствии полюбоваться драконом Пашей, который сейчас совсем даже не походил на извечного злюку.
Он спал на спине, закинув одну руку за голову, а вторую на подушку у себя под боком. Покрывало съехало и прикрывало мужчину только до талии, оголяя грудь с легкой порослью волос. Она мерно вздымалась. Мужчина крепко спал.
Красивый, зараза!
На ум тут же не вовремя пришел инцидент в машине, когда от одного неосторожного соприкосновения меня окатило жаром и все внутри затрепетало. На щеки тут же набежал румянец.
Фу, Влада! Нельзя, Влада!
С трудом я заставила себя отвернуться и…
– Кася, бли-и-ин! – прошептала я одними губами, бросаясь к собаке, которая уже раскидала по всему полу вату, прикончив подушку, и теперь, встав на задние лапы, схватила зубами край покрывала, которым накрывался Жаров. А потом засранка начала его с упоением тянуть, порыкивая.
То, что произошло дальше, случилось слишком быстро и слишком неожиданно. Я только и успела охнуть, когда подбегая к кровати, неловко поскользнулась на разбросанной вате. Пошатнулась, запуталась в ногах, чуть не наступила на юркнувшую у меня между ног гавкающую Касю и с визгом повалилась на… кхм... хотела бы я сказать, что на кровать, но нет. Хуже. Крутанулась и приземлилась прямо в объятия открывшего глаза и схватившего почти свалившееся покрывало Жарова.
Влада, твою… свиристель!
– Рыбкина? – уставились на меня ошалевшие от неожиданности сонные глаза Паши.
Хм, а они у него красивые! Карие, прям как у засранки Каси.
– Какого...
– Доброе утро! – улыбнулась я виновато, упираясь ладонями в голую мужскую грудь. Завозилась, услышав, как мужчина сдавленно рыкнул, сильнее сжимая на моей талии свои руки.
Допрыгалась, Рыбкина?
Влада
Я таращилась на Жарова большими от испуга глазами.
Жаров таращился на меня удивленно.
Каси и след простыл. Наверное, бандитка пошла драть мебель в гостиной.
Щекотливая ситуация. Хуже не придумаешь.
Я буквально всем телом лежала на Паше, будучи как никогда близко к мужчине. И к Жарову, и вообще в принципе. И уж тем более, впервые находилась в одной кровати с противоположным полом! От того уровень смущения запредельно зашкаливал.
Я в прямом смысле каждой клеточкой ощущала на себе дыхание мужчины, движение его груди на вдохе и выдохе, а еще мои щеки пылали, как новогодние фонарики. Ситуацию усугубляло то, что мужчина был, похоже, совершенно раздет. А покрывало бандитка Кася, которая еще получит от меня по своей хвостатой заднице, почти целиком успела стащить на пол.
– Доброе утро, говоришь? – отмирает дядя Паша, заламывая бровь. Взгляд мрачнее туч, что я лицезрела утром на улице, а зрачки буквально на глазах становятся больше, стремительно пожирая радужку.
Чего это с ним? Может,заболел?
Он еще и горячий. Прямо не мужчина, печка!
Ох, а как приятно от него пахнет! Хвоя. Обожаю горьковатый аромат хвои. Что это, интересно? Гель для душа, шампунь или гель после бритья?
Так, стоп! О чем ты думаешь, Рыбкина? Немедленно бери себя в руки!
– А разве не доброе?
– А разве я разрешал тебе шастать по моей квартире и тем более по моей спальне?
– Нет… эм-м… – просипела я, – ну, так может, я тогда пойду? – голос мой от волнения был, как у прокуренного портового грузчика.
Я сделал попытку снова слезть, но Паша снова сдавленно зашипел сквозь зубы, будто я ему причинила какую-то невыносимо сильную боль. А потом… потом я почувствовало то, от чего загорели щеки пуще прежнего. Особенно когда услышала:
– Рыбкина, лучше замри!
Замерла.
Он же…
Там же…
Нет же, да?
Сердце бухало в груди, как ненормальное. В горле пересохло. Дышать стало трудно. Говорил мне папа, что моя любовь вляпываться в неприятности до добра меня не доведет, но нет же, кто из нас слушает отца с первого раза?
Лучше о нем сейчас вообще не вспоминать. О папе. Ему вряд ли такое наше с Пашей “положение” в пространстве понравилось бы, узнай он.
– К...как сп...спалось? – решила я разбавить накаляющуюся с каждой секундой атмосферу.
– Ты так и не ответила, какого черта ты делаешь в моей спальне, Рыбкина? – прорычал Жаров. А руки еще сильнее сжали в кольцо.
Э-э-э, мы так не договаривались! Так нельзя! Это против правил! Сердце уже ча-ча-ча отплясывает на моих ребрах.
– Влада?! – напомнил мне нетерпеливым рычанием о своем существовании хозяин спальни.
– Я… эм…
Куда делось все мое красноречие?
– Только не говори, что тебя сюда сквозняком задуло!
– Ладно. Не буду.
– Рыбкина!
– Ну, что?
– Что ты забыла в моей спальне? И зачем стаскивала с меня покрывало? Какого черта ты творишь, Влада? Ты про такую вещь, как “личное пространство” слышала вообще?
– Что?! Я и покрывало?! – искренне возмутилась я, пропуская вторую часть вопросов мимо ушей, округляя глаза. – Это не я была! – выпалила, и только сейчас до меня дошло, что Касю Паша заметить не успел. И мужчина, естественно, теперь невесть чего себе навыдумывал. Стыдобище-то какое!
– Пустите меня немедленно! – заворочалась, со всей силы уперевшись в мощную мужскую грудь, и, оттолкнувшись, вылезла из захвата, переползая по кровати на другой край комнаты.
Сделала я только хуже, кстати. Потому что пока ерзала на постели, зацепила за собой покрывало, и оно, многострадальное, свалилось с Паши, оголяя все его нагое великолепие окончательно.
Глаза мои сами (совершенно случайно!) поползли туда, куда не надо, и из спальни мужчины я вылетела, как пуля, стыдливо прикрывая глаза ладошкой, бросив не глядя:
– Очень сильно прошу прощения!
Стыдно было как никогда. А еще мне совершенно не понравился затеплившийся в душе огонек, пробудивший совершенно непозволительные по отношению к надзирателю Паше мысли.
Паша
Доброе, мать его, утро, Жаров!
Девчонка выскочила из спальни, только пятки сверкали. Я откинулся обратно на подушку и потер лицо ладонями, разгоняя остатки дремоты.
Хотя куда уж там!
Какая, черт побери, дремота, когда организм по воле этой рыжеволосой егозы уже пребывал в полной “боеготовности”. И это мне совершенно точно не нравилось!
Проклятье.
Спишем возбуждение на воздержание (тоже, кстати говоря, организованное мне Рыбкиной) и “утро”. И я совершенно не хочу вспоминать, как до колик приятно ощущалось тело Влады сверху, на мне, и как задрожало все внутри от прикосновений ее горячих, миниатюрных ладоней.
Влада – равно головная боль. Точка.
Нужно быстрее ее выставить из моей квартиры и купить еще пару-тройку замков. А для надежности не помешает поменять номер телефона и снять к лешему дверной звонок! Чтобы никак, никогда и ни под каким предлогом она больше до меня не достучалась и не дозвонилась.
Меня раздражает все.
Все естество бунтует рядом с этой пигалицей. Меня это не устраивает. Я хочу просто, мать его, спокойствия! И очень надеюсь, что после наших “поваляшек” в кровати она сама, громко хлопнув дверью, уползла в свою лисью нору.
На ум невольно приходит испуганный изумрудный взгляд, румяные от смущения щеки, дрожащий голос и истошно бьющееся сердечко девчонки, когда она находилась в самой что ни на есть близости со мной. Неужели она еще никогда не была в одной постели с мужчиной? Все еще невинна?
Ох, кхм, мать твою!
Мысли пустились вскачь по полю разврата в моей голове.
В душ. Мне нужен срочно ледяной душ, чтобы остудить пыл! Иначе просто рвану от ярких картинок в моей голове.
Я терпеть не могу неопытных мелких пигалиц. Никогда не понимал знакомых мужиков, да еще и прочно и глубоко женатых, которые засматривались на мелочь в два раза младше их самих. Примерно, как я и Рыбкина. А то и не просто “засматривались”. Во-первых, я вообще не понимал, на фиг жениться, если не можешь хранить верность одной? И, во-вторых, меня всегда привлекали исключительно умелые и умеющие доставить удовольствие мужику раскрепощенные женщины. С которым не надо париться и вымерять каждое движение, как саперу на минном поле, чтобы понять, что нравится ей, а что нет. Как правило,мои любовницы сами говорили, что, чего и как они хотят.
Ну и, Павел, блин, Валерьевич? Тогда какого…, спрашивается, он встал, как солдат по стойке смирно?!
Фиг поймешь, что происходит.
Оказавшись в душе, включив холодную на всю катушку, подставил голову под ледяные струи. Падая сверху, они кололи разгоряченную кожу и били по плечам. Кое-кое-как, но возвращая трезвый рассудок и опуская все не к месту “восставшие” части.
Вышел я в итоге только через час, а может, и больше. Рассудив, что сейчас-то уж точно Рыбкина “уплыла” к себе. А значит, хватит прятаться, тем более желудок требует утреннюю дозу кофеина и еды.
Умылся, вытер голову, намотал полотенце на бедра и скептически глянул в зеркало на отросшую щетину, которую сегодня нет никакого желания брить. Не колется и ладно.
Пошел в сторону кухни. И чем ближе к ней, тем острее ощущал, что что-то не так. Я в квартире, похоже, снова или до сих пор? Ну, в общем, не один.
В нос ударил изумительный запах. На моей кухне кто-то что-то готовил.
Вырулив из-за угла в гостиную, я офигел окончательно, когда увидел подтянутую попку стоящей у плиты Рыбкиной, в черных спортивных легинсах, обтягивающих все и даже больше.
Ледяного душа как не бывало. Да твою же бабушку, Жаров!