Рыцарь прерий

Глава 18

Джульетта сгибалась над грядкой, которую надо было прополоть, когда услышала приближающихся женщин: мягкий смех, колкие ответы и постоянный скрип ручек невероятного количества ведер. Женщины несли еду на праздник и проходили через ее участок, направляясь к Джеффри.

– Мисс Джей! Что это вы делаете в огороде? Разве вы не заметили, что уже очень много времени? Мы обещали мужчинам, что придем ровно в половине шестого!

По-учительски громкий голос Алмы гулко разнесся по пыльному двору. Остальные женщины хором поддакнули.

Джульетта вытерла лоб рукавом. Судя по неприятному ощущению, лоб у нее вымазан землей.

– Но сейчас еще нет и полудня, Алма!

По правде говоря, Джульетта все утро места себе не находила: перепробовала несколько причесок, померила все свои четыре платья – и осталась всем недовольна. Солдаты уехали после раннего завтрака, так что она снова сможет пройти по залитой лунным светом прерии. Но сначала надо было как-то пережить день и назначенное на него празднество, когда она постоянно будет видеть Джеффри, но не сможет к нему прикоснуться. Неприятная работа в виде прополки должна была сбить возбуждение, но не помогла усмирить ее неуместные мысли.

Миссис Эббот хмуро переводила взгляд с Алмы на Джульетту.

– Я совершенно изумлена, что весь город пошел на такую глупость. Вы же не можете всерьез считать, будто Джеффри д'Арбанвиль превратит всех этих мужчин в рыцарей.

– Конечно, мы это знаем – ну так что же? – Алма ткнула локтем в бок Верди Катлер, и все женщины захихикали. – Мужчины просто в восторге, а нам тоже весело смотреть, как они развлекаются.

Джульетта села на корточки, стараясь не смеяться над возмущенной миссис Эббот, когда Верди Катлер спросила:

– Если вам все это так не нравится, тогда почему вы пошли с нами пораньше, миссис Эббот?

– Нам надо прийти пораньше, – объяснила Алма, обращаясь к Джульетте. – Вы должны будете стать судьей в нашем конкурсе.

– Да, мэм, вы же всегда возглавляете все важное, – поддержала ее Верди.

– В конкурсе? – Джульетта пыталась понять, кто это так изумленно пискнул, и только потом сообразила, что это была она сама.

Вперед деловито пробилась Рози Тэтчер, крепко прижимая к своей пышной груди грубое ведро из дубовых дощечек. Она выставила ведро перед Джульеттой, и оказалось, что в середине пробиты две дыры, а у края сделана широкая прорезь. Рози продемонстрировала свое ведро гордо, словно радуясь тому, что сумела превратить полезную в хозяйстве вещь в нечто напоминающее исключительно надежный фонарь из тыквы.

– Мы по секрету сделали нашим мужчинам шлемы, мисс Джей, как у Джеффри. Вот уж они удивятся-то!

– Вы устроите конкурс шлемов?

Джульетта огорчилась при мысли о том, сколько полезных вещей было испорчено ради такой чепухи.

– Господи, нет! Рози просто хвастает своим ведром, потому что не может держать в руках иголку. У нас конкурс на лучший герб для Брода Уолберна.

Алма вытянула из кармана передника кусок желтой материи и встряхнула его, чтобы расправить складки. Но не успела Джульетта разобраться в сложной вышивке, украсившей ткань, как миссис Эббот поспешно отняла ее у Алмы.

– Нечестно! Мисс Джей должна сразу увидеть все наши гербы! Если бы мой сын Герман из Военной службы инженеров-топографов был сейчас здесь, он бы сказал, что вы пытаетесь оказать влияние на судью, Алма Харкинс.

– Не кипятитесь, миссис Эббот. Нечего напускать на меня Германа и его инженеров. Я просто пытаюсь объяснить мисс Джей, в чем дело.

Алма отняла материю у мисс Эббот и демонстративно сложила ее так, чтобы Джульетта не могла рассмотреть вышивку, даже если захотела бы.

– Мы хотели сделать голубой фон, как у Джеффри, но ни у кого не оказалось столько голубой материи, чтобы у всех был равный шанс. А я заказала для школы эту желтую ткань, но подумала, что это тоже считается, раз будет участвовать весь город, – продолжила Алма, спрятав свой кусок материи. – Как только вы решите, какой вариант выиграл, мы сошьем всем мужчинам одинаковые туники.

Большинство женщин энергично закивали, только у Верди Катлер печально задрожали губы.

– Мой хозяин говорит, что ни за что не наденет ничего такого с цветами и птичками.

Слова Верди вызвали настоящую бурю.

– У Джеффри на тунике ястреб! Против такого твой хозяин не станет возражать – лишь бы это не был глупый цыпленок, как у Луэллы.

– Это не цыпленок, а петух! Всем известно, какие они бывают драчливые.

– И роза не будет выглядеть по-женски, если мы сделаем большие шипы.

– Нечестно подсказывать мисс Джей!

– А, помолчите, миссис Эббот!

– Мой хозяин сказал, что не наденет ничего такого и что приграничные разбойники от смеха поумирают!

– Если бы приграничные разбойники действительно поумирали от смеха, то нашим мужчинам не понадобились бы шлемы.

– Им и так не нужны шлемы – с их-то дубовыми башками! И потом, разбойники не привыкли, чтобы наши мужчины давали им отпор. Увидят, что они к бою готовы – так просто сбегут обратно в Миссури.

Джульетта невольно покачнулась. Женщины продолжали трещать, но она едва их слышала – словно между ними вдруг выросла стена.

Жители Брода Уолберна, без всякой помощи с ее стороны, вместе придумали дело, которое подняло дух товарищества так, как того не мог бы предвидеть даже Дэниель. Джульетта прикрыла глаза, пытаясь представить себе, как измученные трудами фермеры вечером за ужином обсуждают со своими женами гербы. Как хлопочущие по дому женщины отрывают драгоценные минуты от домашних дел и детей, чтобы тайком провертеть в ведрах дырки. Как мальчишки, мужчины и даже свиньи Тэтчеров совместными усилиями строят дерновый дом для странного незнакомца, не намеренного здесь задерживаться, но искренне верящего, что он сможет приготовить мужчин к бою, который может стоить им жизни.

А теперь все намерены отпраздновать завершение своих трудов. Будет на то одобрение вдовы Уолберн, или нет.

Джульетта думала, что возмутится, почувствует вполне уместное негодование из-за того, что ее авторитетом так пренебрегли. Но вместо этого ее охватило радостное возбуждение. Они действительно становятся городом! И она может присоединиться к остальным… и повеселиться.

«Спасибо тебе, Джеффри!» – мысленно сказала она.

– Идите и переоденьтесь, мисс Джей. Мы постараемся отложить конкурс на послеобеденное время!

Пронзительный голос Алмы теперь звучал тише, словно издалека. Открыв глаза, Джульетта поняла, почему: группа женщин уже уходила с ее двора, с непристойной поспешностью удаляясь в сторону прерии. В сторону участка Джеффри, куда ей так хотелось пойти этими одинокими ночами.

Когда они оставались вдвоем, он называл ее «миледи». Джеффри никогда не требовал от нее благодарности за то, что укрепляет ее город и обучает его жителей, хотя вся ответственность с ее плеч легла на него. Ей мучительно хотелось снова услышать из его уст это обращение. «Миледи». Это слово бесконечно повторялось в ее снах. И даже сейчас, когда единственным звуком вокруг был шорох колеблемой ветром травы, Джульетта затрепетала, вспомнив, как рокотал его глуховатый от страсти голос, когда он прижимал ее к сердцу. Рядом с ним она чувствовала себя свободной и радостной, на что до его появления уже перестала надеяться.

Джульетта подняла лицо к небу, чувствуя, как полуденное солнце высушивает грязь у нее на лбу. И щеки у нее защипало, когда солнце принялось и за влажные дорожки, пролегшие у нее по щекам. Она знала, что должна сделать: смыть грязь и слезы, надеть лучшее платье и присоединиться к остальным обитателям Брода Уолберна – сию же минуту. Она насладится дружелюбием, с которым ее встретят горожане.

– Мисс Джей! – крикнут они.

В присутствии других Джеффри тоже будет называть ее «мисс Джей», а она станет улыбаться и делать вид, что именно такое обращение и хочет слышать из его уст.

Если бы она уехала с Джеффри, как только он ее об этом попросил, прыгнула в пропасть и пустилась на прочие не подобающие благовоспитанной женщине глупости, на которые он ее вызывает, то не было бы ни строительства дома, ни конкурса гербов. Упрямство, с которым Джеффри держался своей клятвы, обрело для нее новый смысл. Город Дэниеля – ее город – определенно выиграл из-за того, что она проявила некоторую стойкость. А чего смогут они с Джеффри добиться, если вместе будут выполнять обещание, которое дал он?

Когда-то Джульетта считала, что взваленная ею на себя ответственность обрекает ее на одиночество. Ей не терпелось встретиться с Джеффри, чтобы сказать ему, что теперь она стала умнее.

Ребекка показалась Джозайе настолько красивой, что ему пришлось сесть на собственные руки, чтобы не заключить ее в объятия. Ему все труднее становилось даже мечтать о том, что в один прекрасный день он сможет это сделать – если учесть то, как она стала украдкой уходить из дома, пока он работает.

– Это твое самое нарядное платье, – сказал он, стараясь не обращать внимания на то, как тонкая застиранная ткань лежит на крутом изгибе ее бедер.

– Сегодня особый день, Джозайя.

– Мы не пойдем на турнир в честь заполнения рва. Она ничего не ответила – только подняла своей изящной рукой ведерко с едой. По тому, как опустилось ее плечо, он догадался, что она положила в него немало.

– Вот твой ужин, хозяин.

– Ужин? – В открытую дверь хижины врывалось солнце и золотило волосы Ребекки, волной лежащие у лба. В ее огромных карих глазах сверкала радость – такого выражения он не видел в них с того дня, как они направились в Канзас. Ее веселое оживление разбудило в нем щемящую боль, и Джозайя понял, что ему необходимо ее подавить. Немедленно. – Нечего было паковать мне ужин, хозяйка. Я же сказал тебе, что мы не пойдем на праздник к этому никчемному Джеффри.

– О, я так и знала, что ты не захочешь идти на заполнение рва. – Ребекка говорила совершенно беззаботно. Ведро уже стояло у его ног. – Но разве я не пакую тебе ужин почти каждый вечер, хозяин? Ты ведь собирался снова уйти, чтобы еще несколько часов бороновать поле, пока не стемнело, так ведь?

Джозайя больше не мог таить в душе свою боль.

– Ты собираешься улизнуть туда, как только я снова уйду в поле!

Ребекка подняла голову, и на губах ее заиграла настоящая ухмылка, словно она обрадовалась обвинениям мужа.

– А что в этом нового? Я всю последнюю неделю ходила туда каждый день. – Она прищурилась и радостно улыбнулась. – А иногда даже два раза в день. И ты это прекрасно знаешь, Джозайя Уилкокс – ведь ты следил за мной каждый раз, когда я туда пробиралась… чтобы увидеться с Джеффри.

– Нет! – У Джозайи стало как-то нехорошо внутри, и он обмяк на стуле, словно для того, чтобы защититься от невидимого удара. – Я наблюдал за каждым твоим движением. Ты и десятью словами с этим Джеффри не перемолвилась!

– Да неужели? Тогда почему я, по-твоему, продолжаю туда ходить?

– Ты продолжаешь ходить, чтобы повидать мальчика. Как любая женщина, скучающая по сыну. Я за тобой наблюдал.

– Каждую минуту?

Джозайя никогда не слышал, чтобы его Ребекка разговаривала с таким веселым лукавством. Он резко выпрямился.

– Да, черт подери, каждую минуту!

– Ну, так сдается мне, ты что-то ослабил свои подозрения, Джозайя. – Она повернулась к плите и прошествовала (иного слова для ее походки было не подобрать) к ее чугунной громаде, бросив через плечо быстрый взгляд на мужа. – Я отлично помню, как провела наедине с Джеффри целых двадцать минут. И он обучил меня очень… интересным и личным вещам.

– Он показал тебе, как завязывать узлы на длинной веревке! – Услышав, как жена столь превратно истолковывает собственное совершенно невинное поведение, Джозайя стремительно вскочил. За его спиной с грохотом рухнул стул – как всегда падали стулья позади этого возмутителя спокойствия, Джеффри д'Арбанвиля. – Нет ничего дурного в том, что ты навещала мальчика! Черт, я и сам по нему скучаю. А умение завязывать узлы жене фермера всегда пригодится.

– Ты меня пытаешься убедить, Джозайя, или себя самого?

В нем поднялось отвратительное чувство – смесь робости, стыда и страха. Ребекка была права: казалось, в нем борются два Джозайи Уилкокса. Один уверяет в ее невинности, другой кричит о ее греховности. И второй голос побеждал в течение стольких лет, что Джозайя приобрел дурную привычку сомневаться в жене и истолковывать ее самые невинные действия в дурном смысле. Он не смеет прислушаться к другому голосу – тому, который убеждает его верить Ребекке. Потому что тогда окажется, что он ошибался, что потратил без толку слишком много лет жизни на земле. Жизни, которую этой, теперь вдруг обретшей уверенность женщине он когда-то давно обещал сделать райской.

– Проклятие, Бекки, ты за эту последнюю неделю столько раз со мной нахальничала, сколько не позволяла себе за все прошлые десять лет!

– И тебе пора бы к этому привыкнуть. Мне это очень понравилось, и я жалею, что не начала нахальничать много лет назад.

Казалось, Ребекка была твердо намерена вовлечь мужа в ссору. Пойти на это он не мог, хотя та часть его души, которую Джозайя так давно заставил замолчать, сейчас требовала, чтобы он выпалил все упреки, которые таил в себе. Он угрожающе ткнул в Ребекку пальцем, который предательски задрожал.

– Сегодня изволь сидеть дома, слышишь? Никуда ты не пойдешь! Клянусь, что если ты попробуешь туда уйти, я силой приволоку тебя обратно!

Жена насмешливо улыбнулась ему, полуприкрыв глаза, так что Джозайе захотелось взвыть.

– Увидим, кто и куда пойдет, хозяин.

Джозайя резко повернулся и возмущенно зашагал к двери. За спиной он услышал негромкий шорох шагов – Ребекка шла следом. Сделав два шага по настилу крыльца, он услышал, как жена чуть слышно охнула, словно дернула за что-то более неподатливое, чем ожидала.

А в следующую секунду с крыши крыльца упало что-то бесформенное, тяжелое и пропыленное – и сбило Джозайю с ног.

– Какого черта! – Он завозился, но в результате только сильнее запутался в ячейках крепко связанной узлами бечевы. Он лягался. Он размахивал кулаками. Бечева опутывала ему руки и ноги. – Это же чертова сеть!

– Ага! – торжествующе вскрикнула Ребекка и кинулась на него. Джозайя от неожиданности охнул. Она уселась ему на грудь, прижав его дергающиеся плечи к настилу крыльца. – Теперь не убежишь, Джозайя!

Он еще некоторое время подергался, но ровным счетом ничего не добился. Ребекка восседала на нем верхом с ловкостью профессионального объездчика мустангов и не переставая улыбалась, словно получала от происходящего огромное удовольствие. Джозайя только даром тратил силы.

– Чего ты, к дьяволу, хочешь добиться, женщина? И откуда ты взяла эту чертову сеть?

– Джеффри показал мне, как ее сплести. Каждый узел я завязала своими руками. А теперь прекрати чертыхаться. И биться тоже ни к чему, Джозайя. Если не будешь лежать спокойно, то только сильнее запутаешься.

Он возмущенно смотрел на Ребекку, пытаясь втянуть в легкие побольше воздуха, а она сидела на нем так непринужденно, словно в своем любимом кресле-качалке.

– Теперь я знаю, как нам все наладить, Джозайя.

– Что наладить? Все и так в порядке.

– Джозайя!

Ребекка кинула на него взгляд, полный такой печальной укоризны, что он невольно покраснел и снова почувствовал, как в его голове начали спорить два голоса. Она ткнула пальцем мужу в грудь прямо напротив сердца, и он представил себе, будто она ногтем проткнула этот самый второй, злобный и отвратительный голос.

– Джеффри сказал, что в тебе засел демон ревности, Джозайя Уилкокс. Он обещал мне, что эта особая сеть даст демону улететь, а тебя поймает. Там, откуда он приехал, все время пользуются сетями, чтобы избавляться от ведьм и тому подобной нечисти.

Его возмутила мысль о том, что она обсуждала с посторонним мужчиной их семейные нелады.

– Джеффри, Джеффри, Джеффри! Сети для ведьм и демонов. Похоже на его всегдашние речи – глупые суеверия, в которые разумные люди перестали верить чуть ли не тысячу лет тому назад.

– Наверное, ты прав. Действительно похоже, что мы уже тысячу лет не делали ничего подобного.

Ребекка наклонилась, раздвинула ячейки сети и легко поцеловала мужа прямо в губы.

Какой невинный поцелуй! Настоящие супруги обмениваются такими, сами того не замечая: как утренним приветствием, как благодарностью после еды. Поцелуй Ребекки обжег Джозайю, как удар молнии. Он весь затрясся, остро ощущая теплый вес ее тела, давящий на его живот, сильные ноги, стиснувшие ему бока, пропитанные ароматом солнца волосы, шелковой волной упавшие ему на щеку.

– Ну, что ты на это мне скажешь, хозяин?

Как это ни странно, он вдруг произнес слова, которые так долго прятал в самой глубине души.

– Я хочу тебя обнять. Я так давно хочу до тебя дотронуться – и видишь, по-прежнему не могу. – Он попытался высвободиться из сети, буквально связавшей ему руки. Слишком много лет его руки были связаны фигурально, но теперь его вдруг охватила настоятельная потребность освободить их. – Не знаю, смогу ли я это сделать, Бекки.

– Сможешь. Сможешь. – Она повторяла эти слова снова и снова, распутывая сеть, покрывая его поцелуями, освобождая его дюйм за дюймом, так что в конце концов оказалось, что она лежит поверх него, а руки мужа сжимают ее в объятиях, о которых он никогда и мечтать не смел. – Мы освободились от этого демона, Джозайя. У нас все получилось.

Он содрогнулся, потрясенный наслаждением, болью и вновь проснувшейся надеждой. Может быть, глупые суеверия полоумного Джеффри оказались не такими уж глупыми? Джозайя ощущал необычайную ясность ума и владел своими чувствами, обычно не дававшими ему думать.

Он любит свою жену с такой всепожирающей силой, что чуть не погубил и себя, и ее. Бекки смотрела ему в глаза, и в ее взгляде читались то же томление и те же страхи, которые испытывал он сам. И сейчас, когда появилась хоть какая-то надежда на то, что у них есть будущее, Джозайя вынужден был признать правду.

– Я не заслуживаю тебя, Бекки. Я всегда знал, что недостаточно хорош для тебя.

– Джозайя, нет…

– Позволь мне договорить. Пожалуйста! – Он судорожно вздохнул. – Ничто на свете не заставит меня думать иначе. Так что сейчас я хочу сказать вот что: может, нам на время и удалось избавиться от этого демона. Но он вернется, Бекки, он вернется. Я этого не захочу, но мне что-нибудь покажется или ты невзначай скажешь что-то – и на меня снова нападет ревность. Я опять причиню тебе боль и не смогу остановиться. Я в этом уверен.

В глазах у нее блестели слезы. Может, и у него тоже, потому что она нежно прикоснулась к его щеке пальцем и палец оказался влажным.

– И у тебя не всегда окажется под рукой специальная сеть, чтобы удержать меня, пока демон ревности убегает.

– Но у меня будет вот что! – Ребекка обхватила руками плечи мужа и прижалась щекой к его щеке. – Может, когда этот противный демон снова заявится, я просто уцеплюсь за тебя и буду надеяться, что ты останешься здесь, со мной.

– Ты… ты согласилась бы терпеть все мои глупости?

– Пока ты будешь хоть иногда признаваться, что это действительно глупости, и не станешь жаловаться, когда я буду нахальничать, если ты это заслужишь.

Из его горла вырвался странный звук. Джозайя даже не сразу понял, что это был смех: так он отвык от выражения радости. Прошло столько времени с тех пор, как он делал то, что доставляет удовольствие простым людям! Надо постараться делать именно это – в те минуты, когда не демон, а он сам будет хозяином своих чувств. Джозайя решил попробовать прямо сейчас.

– Хочешь пойти на праздник заполнения рва, Бекки? Клянусь, что сегодня я даже мог бы попробовать быть вежливым с этим Джеффри.

Ребекка отстранилась от него, оставив после себя чувство пустоты и острое желание притянуть ее обратно. Однако она тут же кинула на его поджарое тело такой взгляд, что стало легче выносить вновь возникшее между ними расстояние.

– Знаешь, Джозайя, я как раз подумала, что нашего мальчика сегодня ночью не будет дома.

– Мы прямо сейчас его приведем, если ты этого хочешь, – проговорил он, несмотря на то что во рту у него вдруг пересохло.

– О, я, конечно же, хочу, чтобы Робби вернулся, но он будет страшно недоволен, если мы придем за ним сейчас. Робби сказал мне, что мужчины всю ночь после турнира будут заняты какой-то церемонией.

– Весь город будет всю ночь у Джеффри?

– Угу.

– Я никогда не любил быть в толпе.

– Может, именно поэтому мы все так мучаемся, когда в тебе свирепствует демон.

Если бы кто-нибудь их сейчас услышал, то он решил бы, что они поддразнивают друг друга. Джозайя всмотрелся в серьезное лицо жены, и хотя годы не сблизили их, он почувствовал страх за ее храбрыми уверениями. Джозайя сел и сжал ее пальцы так тепло и крепко, что ее и его руки перестали дрожать.

– Я постараюсь сдерживать его… постараюсь сдерживаться, Бекки.

– Это уже начало. – Ребекка улыбнулась и, высвободив одну руку, нежно провела большим пальцем по его губам. – Но начни себя сдерживать завтра, муж. Кажется, сегодня я хотела бы узнать твою необузданность.

Джеффри наблюдал за тем, как веселящиеся горожане радостно приветствуют запоздалое появление Джульетты. Усталые мальчишки выпрямляли спины и поднимали копья – неумело, но с яростной гордостью. Запыленные мужчины указывали на только что законченную крепость из дерна и, несмотря на усталость, сверкали белозубыми улыбками, преисполняясь гордости за дело своих рук. Женщины суетились и совали под нос Джульетте лакомые кусочки приготовленного ими угощения, ища ее одобрения. Джульетта проходила между ними и улыбалась. Кивая, она любезно принимала все свидетельства уважения и все подношения, демонстрируя благородное достоинство, которому могла бы позавидовать любая высокорожденная дама.

И тут к Джеффри пришло осознание происходящего, настолько внезапное, что он пошатнулся, словно это рукоять меча Дрого Фицболдрика опустилась, чтобы вбить в его тупую башку хоть немного смысла. Джульетта Уолберн была дамой-покровительницей этого городка! Жизненная сила населения была неразрывно связана с ее духом, его существование отражало ее собственную отвагу и несгибаемую решимость. Если он осуществит свое желание и увезет ее отсюда, то это будет все равно что вырвать сердце из Брода Уолберна – при условии, что сама Джульетта переживет такую ампутацию.

Возможно, все действительно началось с того, что она твердо держала слово, данное мечущемуся в предсмертном бреду мужу. Но это ее упрямая гордость одержала победу, помогая городку пережить все тяжелые времена, о которых Джеффри уже был наслышан, это ее постоянный оптимизм помог всем пережить моры и невзгоды, которых не вынесли бы и библейские народы. Глядя, как она идет между горожанами, рыцарь невольно усомнился в том, что давно умерший муж Джульетты справился бы с задачей лучше, чем она. Ей удалось вдохновить эту разношерстную компанию нищих поселенцев на то, чтобы создать в полной трудностей глуши процветающий город.

Джульетта повторяла Джеффри много раз, что довольна своей жизнью.

Любой рыцарь мечтал бы именно о такой даме, которая украшала бы его пиршественный зал, следила бы за его имуществом, пока он занимается своим делом, оплакивала бы его смерть. Нет ничего удивительного в том, что Джеффри с самого начала испытывал влечение к этой удивительной женщине, что сейчас он не чувствует в себе силы, чтобы отвернуться от нее – несмотря на внутренний голос, который насмехается над ним, дразнит его и говорит, что ему нечего предложить Джульетте по сравнению с тем, чем она уже обладает.

Что он действительно может ей предложить? Несомненно, полное риска путешествие обратно в его время. Любовь и сильную руку, владеющую мечом, – и больше ничего. Ни поместья, ни богатства… А здесь она своей стойкостью и отвагой добилась уважения и независимости.

Он не может предложить ей уйти с ним – если любит ее.

– Джеффри!

Джульетта наконец добралась до него, хотя несколько малышей по-прежнему крутились рядом, явно мечтая привлечь к себе ее внимание. Позади нее мерцало пламя костра, окружая розовым сиянием ее точеную фигурку и чудесную головку. Она собрала волосы в свободный узел на затылке, но строгая прическа все равно красила ее благородные черты. Джульетта улыбнулась, но рыцарь не сумел найти в себе сил на ответную улыбку.

– Джеффри?

Он почувствовал ее недоумение, но все равно не смог ответить. Ее улыбка застыла и стала похожа на натужную гримасу, которую изображает аристократка, получившая право судить турнирное облачение множества рыцарей, когда все зрители знают, что она обязана присудить победу своему сюзерену.

– Вид у тебя немного усталый, миле… мисс Джей. Ее улыбка стала шире, но еще менее веселой.

– Из нас двоих сильнее устала не я. Хотя я и не… присутствовала, но слышала, что работа шла уже несколько дней без сна.

– Да. В эти одинокие ночи работа стала моим прибежищем.

– И моим тоже.

Она шевельнула губами, словно собираясь сказать еще что-то, но дети ей помешали.

– Мисс Джей! Пойдемте, посмотрите, что мы сделали! Она одобрительно им улыбнулась и подняла кверху палец в знак того, что им надо подождать ее совсем чуть-чуть.

– Джеффри, случилось что-то нехорошее, да? Джульетта говорила едва слышным шепотом, но несмотря на стоящий вокруг шум, Джеффри прекрасно расслышал каждое слово. Что-то первобытное, жадное шевельнулось в нем, когда он вспомнил, как в последний раз ее шепот щекотал ему ухо, как в последний раз ее внимание принадлежало ему одному. О да, случилось нечто нехорошее, а он, слепец, только сейчас это заметил! Он сжал кулаки, борясь с желанием распустить ее сколотые в узел волосы и сделать так, чтобы все снова было чудесно.

– Нет, мисс Джей. Я бы сказал, что впервые увидел все вещи в их истинном свете.

Ее смятение выдали только задрожавшие губы и резко побледневшее лицо.

– Пожалуйста, не надо так говорить. Я хотела сказать тебе… Я хочу, чтобы между нами все оставалось так, как было.

– Слишком поздно, Джульетта. С самого начала было слишком поздно.

Джеффри за свою жизнь нанес немало смертельных ударов и иногда сожалел об этом. Но никогда еще его сердце не разрывалось так, как сейчас, когда он смотрел, как на бледном лице Джульетты радость сменяется отчаянием.

– Джеффри, выслушай меня! – Она робко улыбнулась. Эта дрожащая улыбка заставила бы его взять свои слова обратно, если бы он любил ее не так сильно. – Кое-какие твои слова начали казаться мне странно убедительными. Я попросила профессора Бернса, когда он вернется в Гарвард, поискать в книгах по истории доказательства того, что ты рассказывал. Он обещал, что через пару недель пришлет мне ответ. Я вот-вот получу от него письмо.

Всего несколько мгновений тому назад, пока Джеффри еще не осознал, что не сможет взять ее с собой, он ликовал бы из-за того, что его слова получат подтверждение. А теперь ему легко будет воспользоваться невинным поступком Джульетты в своих целях: притвориться, будто это они вызвали горькую ярость, которая на самом деле была порождена отчаянием.

Оказывается, существуют такие минуты, когда чувство справедливости отступает перед крушением самых дорогих мечтаний человека.

– И у тебя такой вид, словно я должен обрадоваться такому оскорблению! Я бы предпочел, чтобы ты открыто назвала меня лжецом, вместо того чтобы признаваться, что поручила кому-то удостовериться в истинности моих слов.

– Джеффри?

Он испугался, что если она еще раз произнесет его имя, он не выдержит, и постарался найти новые обидные слова. Он надеялся пробудить в Джульетте ответный гнев, чтобы, вспоминая потом об этом дне, она могла сказать, что его незаслуженные обвинения ее не сломили. Он не в силах был причинить ей боль, не дав взамен никакого утешения.

– Теперь я все понял. Ты всегда будешь сомневаться в моих словах, но принимать за святую правду письма незнакомца, который даже не принял монашеский обет!

В ее глазах отразилась неуверенность, а щеки ярко запылали.

– Нет! То есть я хотела сказать – да. Я поверю профессору Бернсу. Я знаю, что он не монах, но, видишь ли, он ученый. Он может найти подтверждение тому, что ты говоришь.

– Листая книги, которые мог написать мой враг? Ты забываешь, что мне кое-что известно о том, какие бывают писцы. Несмотря на их благочестивый вид, от их работы частенько разит подкупом и лестью, а если того потребует новый лорд, то с пергамента можно соскрести старые письмена и написать все заново.

Джеффри вдруг охватило чувство беспомощности. Он рыцарствовал, участвовал в крестовых походах, защищал своего сюзерена, оставался верен своему слову… Он не совершил ничего настолько великолепного, чтобы это было достойно занесения в летописи. Вполне вероятно, что профессор не отыщет никаких записей о нем.

Но он не мог облечь в слова снедающий его душу страх, а лицо Джульетты окаменело, сказав ему, что он добился своего и настроил ее против него. Он одержал победу, которая не доставила ему никакой радости.

– При каждой нашей встрече ты пытался убедить меня в том, что пришел из прошлого. А теперь, когда я нашла способ это доказать, ты обращаешь это против меня!

Джеффри вдруг почувствовал страшную усталость, словно прошлая неделя, полная тяжелого труда, дала о себе знать.

– Ради чего ты искала этих знаний, Джульетта? Я собираюсь найти пропасть и пересечь ее, что бы твой профессор ни отыскал в своих пыльных записях. Ничто не сможет удержать меня здесь, какие бы удовольствия ты мне ни дарила. И мне совершенно не важно, что ты наконец решила подарить мне крохотную частицу своего доверия.

Джульетта склонила голову, но он успел увидеть, как блеснули слезы, навернувшиеся ей на глаза.

– Ты сделал так много: объединил мужчин, обучал мальчишек, шутил с женщинами, пока они наполовину в тебя не влюбились. Ты даже дом построил.

– Я бы не стал этого делать. Я бы давно отсюда уехал, если бы нашел способ вернуться в мои собственные… места. Но капитан Чейни попросил моей помощи и клялся в том, что дело не терпит отлагательств. И в этот момент я был рад помочь тебе в твоих обязанностях.

А еще его удерживало здесь чувство к ней, но Джеффри скорее умер бы, чем признался ей в этом сейчас.

Она кивнула, не поднимая головы, принимая его дар, который скорее всего разорвет ему душу. Она приняла его так же легко, как одобрила сделанный Робби бросок копья на десять футов.

– Я надеялась, что все это означало, что ты остаешься. Он ни о чем другом и думать не мог.

– Я не могу остаться, мисс Джей.

Она вздрагивала от отвращения всякий раз, как Джеффри называл ее этим неблагозвучным именем, но сейчас ее реакция не доставила ему никакого удовлетворения. Джульетта расправила юбку, а потом приподняла подол высоко над землей, чтобы легче было идти.

– Наверное, я пойду домой, – сказала она.

– Нет! – Джеффри замолчал, чуть не задохнувшись от тяжести, которая вдруг легла ему на грудь. Он еще никогда в жизни не был настолько непоследовательным. – Останься. Пожалуйста, останься.

– Это ты хочешь, чтобы я осталась, Джеффри? Или мне следует остаться ради них – чтобы судить их соревнования и смотреть на турнир?

Он очень хотел бы попросить, чтобы она осталась ради него. Но вместо этого Джеффри перевел взгляд на своих учеников, толкущихся вокруг, готовых лопнуть от нетерпеливого желания продемонстрировать свои новые умения. Если учесть то, насколько он был ограничен в материале и во времени, то он сделал все, что мог. И этого должно хватить: если приграничные разбойники действительно трусливые и недисциплинированные болваны, какими все их считают, и если горожане будут держаться мужественно.

– Останься ради них. Они плохо вооружены и мало обучены. Капитан Чейни сказал мне, что на подготовку времени больше нет, так что их необходимо наполнить уверенностью в своих силах. Если ты сейчас уйдешь, они огорчатся, и это уменьшит их радость по поводу собственных достижений. Им всегда хочется произвести на тебя хорошее впечатление.

– А тебе, Джеффри? Чего хочется тебе?

Он выдал свое самое затаенное желание, взмахом руки обведя свой замок из дерна, свою землю, мужчин, которых он мог бы назвать друзьями, и женщину, стоявшую перед ним. Он выдал себя, но, милостью Божьей, не настолько, чтобы Джульетта догадалась, что он мог бы искать целую вечность и не найти ничего, что подходило бы ему больше. Но признаться в этом значило 6bi забыть свою клятву и потерять гордость, а этого рыцарь сделать не мог.

Он повернулся, чтобы взмах его руки можно было истолковать как сигнал людям, ожидавшим их внимания.

– Я всего секунду назад сказал, что для меня важнее всего. Пропасть.

– Джеффри…

Он перебил ее, не в силах слышать боль, звучавшую в ее голосе. Неожиданно он придумал еще один укол, который должен был помочь ей ожесточить свое сердце против него.

– Возможно, это не случайно, что ты не хочешь поверить в то, как мне важно найти пропасть. Похоже, мне необходимо броситься обратно в то время, где множество женщин могут поверить всему, что я им скажу, не стараясь, чтобы посторонние люди предоставили им какие-то дополнительные доказательства моей правдивости.