С тобой и без тебя

Глава седьмая

Алессандра открыла глаза, увидела золотого дракона, искусно вышитого на алом атласе, и в ужасе села, уставившись на роскошные занавески, окружавшие кровать Камерона с четырьмя гербами.

Все еще немного растерянная, она осмотрела царивший вокруг беспорядок, смятую простыню и лежащую рядом подушку, еще хранившую отпечаток головы ее мужа.

И как будто ее мысли волшебным образом вызвали его: подняв глаза, она увидела высокую фигуру Камерона, вырисовывающуюся на фоне стены; он стоял, наклонив голову, и внимательно наблюдал за ней. Его волосы влажно блестели после душа, на нем был халат из мягкой черной махровой ткани, привлекающий внимание к очертанию его мощных бедер, способных возбудить фантазию любой женщины. Как обычно!

Ее испуганный, пристальный взгляд встретился с его спокойными глазами, он слегка приподнял брови и спросил небрежно:

— Будешь завтракать?

Она автоматически кивнула. Еда ее меньше всего интересовала, но, поскольку Камерон должен уходить, это даст им возможность еще немного побыть вместе.

— Тогда приходи, — сказал он и вышел из спальни.

Она громко застонала и, опустившись на подушку, вспомнила все. Все!

Что сказал ей Камерон вчера вечером, после инцидента на диване? Относительно возможности ее беременности? Он сказал, что это очень маловероятно, но все же... О, Боже!

Алессандра закрыла глаза, но даже тяжелые мысли не смогли отодвинуть на второй план чувственные образы, которые танцевали в ее воспоминаниях. Неприятное ощущение почти пропало, вытесненное вечерними событиями и ночью, которая последовала за ними.

Как это могло произойти? — спрашивала она себя. Зная, что есть риск, как я могла это делать так часто и так охотно?

Возможно, причиной было шампанское — половина бутылки на пустой желудок опьянила ее. Но нет. Нельзя во всем обвинять только шампанское. Ведь их было двое, и они оба ответственны.

Она сама.

И Камерон.

Это он, черт бы его побрал! Он! Алессандра никогда не видела, чтобы Камерон так терял контроль над собой, даже той ночью, когда он разозлился на платье, которое купила для нее компания. Потому что вчера вечером не просто вожделение и голодное желание заставляли его так действовать. В том, что он делал, было какое-то несоответствие, что-то животное, первобытное, собственническое и требовательное. И именно это захватывало ее, как еще никогда в жизни.

Алессандра, выбравшись из кровати, пошла в ванную, почистила зубы и стала под душ. С каким-то ожесточением вымыла волосы, поскольку решительно убедила себя, что Камерон был прав: все случилось в начале ее цикла, и вероятность оказаться беременной немного отдалилась. Конечно, он прав!

Завернувшись в вишнево-красное полотенце, висевшее у двери, Алессандра вернулась в спальню и только закончила сушить волосы, когда вошел Камерон. Его волосы все еще были чуть всклокочены, а широкий халат немного распахнулся, когда он внес поднос, загруженный доверху, и поставил его на широкий подоконник.

Муж выглядит совершенно неприлично, подумала она, снова ощутив желание, когда он подошел к ней, чтобы наклониться и поцеловать.

Она вдыхала запах зубной пасты, мыла и шампуня, тот слабый хвойный аромат, который целиком принадлежал ему.

— Сейчас будем завтракать, — сообщил Камерон; его глаза вспыхнули, когда он перевел их на ее ноги. — Я страшно хочу есть, а ты?

— Немножко, — сказала она без энтузиазма, но все же села к столу.

Камерон налил ей большую чашку свежесва-ренного кофе. На подносе были разложены круассаны и хрустящие хлебцы, розетка с вишневым джемом и целое блюдо свежей земляники.

— Мои любимые, — улыбнулась Алессандра, когда Камерон положил одну из красных сочных ягод ей в рот.

— Я знаю.

Они обменялись многозначительными взглядами.

— Как ты думаешь... — начал он немного смущенно.

— Нет, — она покачала головой, — это вряд ли произошло. — И совершенно бессознательно она провела рукой по своему плоскому животу.

Камерон следил за движением ее руки, как загипнотизированный, пока взгляд жены не вернул его к действительности.

— Как с обедом? — спросила она.

Ежегодный праздничный обед, который Камерон всегда давал для своих сотрудников, был традицией, основанной еще его дедом много лет назад. Алессандра спокойно могла бы обойтись без суматошного уик-энда, но традиция есть традиция, и ей очень хотелось произвести благоприятное впечатление на сотрудников Камерона.

Алессандра знала, что это событие всегда происходило в доме мужа, но когда она вчера приехала, то не заметила никаких приготовлений, указывающих, что скоро две сотни людей будут осаждать его усадьбу. Поэтому она подумала, что Камерон снял большой зал в близлежащей гостинице или конференц-центре.

Он посмотрел на часы.

— Через час поставщики и декораторы приступят к делу.

— Может, я могу чем-нибудь помочь? — предложила Алессандра.

Камерон улыбнулся.

— Да. Ты должна беречь себя для своего мужа. Тут будет настоящий сумасшедший дом, когда все начнется. Мне бы не хотелось, чтобы ты здесь оставалась, да и я сам тоже. Поэтому скажи, дорогая, как ты планируешь провести день?

Алессандра обмакнула круассан в джем и откусила кусочек.

— Сделай мне сюрприз.

Камерон охотно согласился. Бабет был предоставлен выходной, и он сам вел машину — слава Богу, не роскошный черный лимузин, а юркий небесно-голубой «порше», который ей нравился гораздо больше.

Они провели беззаботный день, какого у них не случалось очень давно.

Он пригласил ее на каток, и никогда в жизни Алессандра так много не смеялась. После того как она шлепнулась на лед в шестой раз, он сжалился над ней и, взяв за руку, легко покатил по кругу, в то время как Алессандра вцепилась в него мертвой хваткой.

— Хватит!

— Нет, — ответил он с безжалостной улыбкой.

— Ну, пожалуйста, Камерон! — Она хотела сказать это как можно серьезнее, но не выдержала и расхохоталась.

Муж покачал головой.

— Ни за что, пока ты не будешь стоять на собственных ногах. Смотри на меня и наблюдай, как я передвигаюсь.

Наконец Алессандра освоилась на льду настолько, что даже отказывалась покинуть каток.

— Еще только один разок, — умоляюще попросила она.

Он улыбался, видя ее энтузиазм.

— Хорошо. Еще раз. А затем я хотел бы пообедать.

В небольшом уютном кафе Камерон накормил ее горячими сосисками, картофельными чипсами и молочным коктейлем с клубникой, и они провели полдень в кинотеатре, жуя попкорн и смотря какой-то романтический фильм, в течение которого Алессандра неоднократно ощущала, как к горлу подкатывал ком.

Около пяти вечера Камерон остановил машину в центре города и взял Алессандру за руку.

— Куда теперь? — поинтересовалась она.

— Теперь пойдем за покупками.

— Зачем?

— Сегодня тебе понадобится вечернее платье.

— Но я привезла платье с собой, — терпеливо объяснила Алессандра.

— Какое?

— Шелковое, лимонного цвета. Ты знаешь, — уточнила она и заметила, что он нахмурился. — Длинное, с узкими рукавами и низким вырезом сзади.

— Не пойдет, — сказал он решительно, но тут же смягчился. Алессандра растерялась. Она знала, что это платье ему нравилось. — Конечно, мне оно очень нравится. Но, ради Бога, Алессандра, неужели я не могу купить своей жене красивый наряд.

Алессандра вспомнила, как он возмущался, когда Эндрю приобрел для нее черное мини-платье, как сама была рассержена, увидев униформу Бабет, и, подумав, решила вести себя более дипломатично. Она подняла руки, показывая, что сдается.

— Можешь! Можешь! Ты меня уговорил!

В магазине Камерон долго и придирчиво перебирал предложенные продавщицей наряды и наконец остановил свой выбор на сшитом в классическом стиле платье из девственно-белого атласа, которое ниспадало мягкими складками до самых лодыжек Алессандры.

Она видела, как продавщица украдкой бросала на нее завистливые взгляды, когда Камерон заказывал для нее заколку для волос, туфли и белье.

— Я чувствую себя содержанкой, — прошептала Алессандра на ухо мужу. Тот вынул кредитную карточку, чтобы расплатиться за покупки.

Что-то в его пристальном, внимательном взгляде заставило ее кожу покрыться мурашками.

— А разве это так ужасно? — спросил он.

— Не знаю... — Начав говорить, Алессандра почувствовала за его вопросом нечто значительно более глубокое. Она запнулась. — Я никогда над этим не задумывалась. Наверное, я слишком высоко ценю свою независимость.

— Знаю, — согласился Камерон, но в его тоне прозвучала резкая нотка. Затем он забрал у продавщицы коробки и открыл перед Алессандрой дверь.

Они возвращались домой под громкие звуки скрипичного концерта, звучавшего из стереофонической системы автомобиля, что исключало возможность разговора, но Алессандру это вполне устраивало. Когда они вернулись в Престбюри, здание едва можно было узнать: оно сверкало как рождественская елка. А свет, пробивавшийся через незанавешенные окна, подчеркивал пропорциональность архитектуры дома Камерона.

Белые волшебные огни сверкали на ветвях деревьев в аллеях, которые расходились по кругу, серебряные ленты были изящно обвязаны вокруг стройных стволов двух лавровых деревьев в красивых кадках по обе стороны от входной двери. Алессандра тихо воскликнула:

— О, Камерон, как красиво!

На губах Камерона появилась улыбка.

— Да, я знаю. Теперь ты понимаешь, почему я не хочу его продавать? — добавил он.

— Да, — задумчиво ответила Алессандра, коснувшись его лица, — я понимаю.

Он взял ее за руку и повел внутрь дома. Серебряная с белым дорожка устилала лестницу, стены и потолок были украшены гирляндами. Большие вазы благоухающих роз стояли повсюду, и Алессандра озорно прошептала в ухо Камерона:

— А мое платье ты выбрал, чтобы я вписывалась в общую цветовую гамму?

Муж улыбнулся ей сардонической улыбкой, которая всегда заставляла ее вступать в пререкания.

— Ты? — проговорил он. — Вписывалась? Нет, я так не думаю.

Прием был назначен на восемь, и они поднялись на второй этаж, чтобы переодеться. Алессандра проследила, как Камерон начал расстегивать рубашку, и нервно, одним движением сбросила туфли.

Он тут же прокомментировал этот взгляд.

— Не надо смотреть на меня так вызывающе, — ухмыльнулся он. — Я не собираюсь кидаться на тебя снова.

— Я не смотрю...

— Ничего подобного, смотрела. И чтобы смягчить твои самые черные опасения, я обещаю, что, когда опять захочу тебя, все будет совсем не так, как прошлой ночью: я постараюсь защитить тебя от нежелательной беременности. — Он похлопал себя по карману своих брюк. — Пока ты выбирала платье, я позаботился об этом.

Алессандра сглотнула.

— Ты говоришь так, словно...

— Словно что? — спросил он, удивленно приподнимая брови. — Думаешь, я не заметил ужас, который был написан на твоем лице, когда ты проснулась сегодня утром?

От его слов Алессандра вздрогнула. В эту минуту она самой себе показалась холодной и бесчувственной.

— Ты ошибаешься... — начала она, но Камерон покачал головой.

— Отнюдь, я думаю, что это был именно ужас, — спокойно возразил он. — Я стоял и наблюдал за тобой, помнишь? Ты ведь испугалась того, что произошло ночью? Потому что мы позволили управлять собой нашим сердцам, а не разуму.

Но ведь раньше как раз это и притягивало их друг к другу — то, что они использовали логику и здравый смысл там, где другие руководствовались страстью. Почему же сейчас в его словах звучит признание ошибки, ее ошибки? Неужели он действительно считает ее управляемой машиной, а не женщиной, которую он любил и уважал?

Она чувствовала, как между ними разливается река, становясь с каждой минутой все шире и шире.

— Я не хочу опять ссориться, Камерон.

— Вот и хорошо. Потому что я тоже не хочу. — Он спокойно улыбнулся. — По крайней мере мы хоть на чем-то сошлись. — И, взяв полотенце, он ушел в ванную.

Когда же Камерон появился вновь, им уже надо было спешить. Алессандра закончила накладывать макияж, а Камерон быстро натянул белый атласный костюм. Напряженность исчезла, и он полностью завладел ее вниманием, рассказывая с забавными подробностями, чем жена одного из директоров в прошлом году закончила демонстрацию подводного балета в бассейне.

— Ты меня разыгрываешь? — Губы Алессандры кривились от смеха.

— Нет. Это была ошибка какого-то гостя, который не хотел верить, что она могла участвовать в подводном балете. Оказалось, она когда-то стала чемпионкой Британии среди юниоров. И для того, чтобы убедить публику, она просто взяла и показала! Мы все были совершенно восхищены, но, к сожалению, ее муж не совсем разделял наш энтузиазм.

— Но почему? Если она понравилась гостям...

Камерон задумчиво улыбнулся.

— Сначала она разделась до нижнего белья, но затем решила, что и оно мешает, и предстала перед нами в натуральном виде!

— Ты должен показать ее мне, — шепнула Алессандра. — Возможно, она снова оживит праздник — в этом году!

Он посмотрел на часы.

— Пойдем выпьем чего-нибудь и скоротаем время до прибытия гостей.

Алессандра взглянула в его горящие серо-голубые глаза, которые, как магнитом, притягивали ее. Внезапно ее горло пересохло и дыхание стало прерывистым. Ему всегда удавалось заставить ее, как школьницу, почувствовать себя слабой и послушной.

— Х-хорошая идея, — выдавила она. Камерон взял жену за подбородок и посмотрел в коричневый бархат ее глаз.

— Алессандра?

— Что? — спросила она чужим голосом.

— Я уже говорил, что люблю тебя?

— Со вчерашнего вечера нет.

— Хорошо, я тебя люблю. А ты меня?

Даже больше, чем он когда-нибудь думал!

— Ты знаешь, что люблю, — выдохнула она, когда его губы требовательно приблизились к ней.

Удивительно, думала Алессандра, спархивая вниз по лестнице навстречу первому гостю, как три простых слова могут укрепить и поддержать ее. Все их мелкие ссоры внезапно показались такими же легковесными, как сахарная вата. Камерон любит меня, вот что самое главное, думала она, радостно улыбаясь представителю профсоюза, который демонстративно появился в костюме и футболке с надписью «Капитализм смердит!». Тонко, решила Алессандра, отчаянно пытаясь не засмеяться, когда встретилась с удивленным взглядом Камерона.

Это ведь нормально для женатых пар — время от времени иметь разногласия, мысленно рассуждала она. Без маленьких стычек было бы довольно скучно!

Появилась совершенно сногсшибательная Бабет, одетая в сверкающее платье с золотыми блестками, почти полностью открытое как сзади, так и спереди; ее светлые волосы красиво струились по спине. Но этим вечером Алессандра чувствовала себя настолько в безопасности, что тепло приветствовала девушку и затем оставила ее в окружении восхищенных мужчин, с удовлетворением отметив, что Камерона среди них не было.

Алессандра переходила от группы к группе, болтая и смеясь, проверяя, чтобы бокалы были всегда наполнены, а холодные закуски съедены, прежде чем будет освобожден бальный зал, где в десять часов должны начаться танцы.

Изнемогая от жары и духоты и решив, что гости сами разберутся, что им есть и пить, Алессандра спустилась в кухню, чтобы глотнуть свежего воздуха. Она стянула длинные, по локоть, белые атласные перчатки, которые очень подходили к ее платью, и сунула ладони под струю холодной воды. Господи, как хорошо! — радостно подумала Алессандра. Она просто понесет перчатки в руке, когда вернется наверх.

Алессандра плеснула ледяной воды себе на виски, поправила выбившуюся прядь волос и собралась возвращаться к гостям, когда услышала негромкий разговор двух мужчин, стоящих снаружи около двери. Не желая им мешать, она снова направилась к раковине, когда один из говоривших упомянул ее имя, и Алессандра поняла, что голос принадлежал Камерону.

Она знала, что подслушивающий рискует узнать много неприятного для себя, но решила, что на самом деле ей просто интересно, что скажет ее муж, когда она появится из-за двери. Она узнала голос и второго собеседника — это был Кэн Ричардс, один из директоров.

Кэну, которого Алессандра знала давно: впервые она увидела его перед тем, как они с Камероном поженились, было под шестьдесят. С семейством Калдеров его связывали тесные узы. После смерти отца, когда Камерон унаследовал компанию, о которой фактически ничего не знал, Кэн, как ей было известно, совершенно бескорыстно взял на себя роль опекуна, помогая юному руководителю. Он очень гордился достижениями Камерона и тем, что тому удалось придать компании международный статус. Своих детей у Кэна не было, и Камерон заменил ему сына.

— Алессандра — исключительно красивая женщина, — говорил Кэн. — Маргарет отметила, что она выглядит просто ослепительно на сегодняшнем вечере.

— Да, — согласился Камерон, но тон его голоса можно назвать строго нейтральным, подумала Алессандра.

— Жалко, что мы так редко видим вас, — продолжал Кэн. — Маргарет хотела бы пригласить вас вместе на обед. Не мог бы ты привозить ее к нам на север немного чаще, мой мальчик?

— Боюсь, что нет, — сказал Камерон невыразительно. — Не сейчас по крайней мере.

— Что ж, не хочу быть настойчивым, — грустно заключил Кэн.

— Все дело в том, что место ее работы находится слишком далеко отсюда, — вставил Камерон, и Алессандра живо представила, как он пожал широкими плечами.

— Полагаю, в этом заключается конфликт?

— Естественно. Но я надеюсь, что в скором времени положение изменится. — В его голосе определенно чувствовалась улыбка, и от этой улыбки волосы на затылке Алессандры встали дыбом.

— Вот как? — воскликнул Кэн. — Ты можешь что-нибудь сказать, или я должен просто предполагать?

— До полной уверенности я бы не стал ничего говорить.

Кэн мягко засмеялся.

— Замечательно, если я правильно понимаю. Я просто восхищен, и Маргарет будет тоже в восторге. Мы долго ждали, когда же наконец услышим топот маленьких ножек, мой мальчик!

Маленьких ножек?

Алессандра изо всех сил вцепилась в раковину, невидящими глазами уставившись в зеркало. Лицо стало таким же бледным, как ее белое платье, дрожащие губы превратились в узкую полоску на лице.

Боже, нет! — сказала она себе в отчаянии. Этого не может быть! Это не могло случиться! Она покачнулась и ухватилась за раковину, чтобы сохранить равновесие, в то время как ее мысли понеслись дальше.

Неужели Камерон специально вчера вечером хотел сделать ее беременной?

Нет. Конечно, нет!

Сама виновата! Приехала в Манчестер, оставив дома таблетки. И если ее муж и думал о какой-то ловушке, он же не мог заранее знать, что она забудет противозачаточные средства!

Ее губы снова начали дрожать. Когда она сказала ему об этом, он не перестал заниматься с ней любовью. Камерон всегда был хозяином своего самообладания, как умственного, так и физического.

Но почему, если Камерон понимал, что их любовь была восхитительной, но грустной ошибкой, почему он не остановился, почему провел весь вечер и большую часть оставшейся ночи, снова и снова занимаясь с ней любовью? Боже! Она, конечно, виновата, что забыла таблетки, но разве Камерон не знал об этом? Разве она его не предупредила?

Алессандра смотрела на свое отражение в зеркале и с трудом узнавала женщину, которая смотрела на нее.

Сегодня вечером ее волосы были собраны в классический пучок, хорошо дополнявший платье, купленное для нее Камероном.

Сейчас ей хотелось повытаскивать все шпильки, которыми были заколоты ее роскошные волосы, и разорвать атласное платье в немом жесте протеста.

Алессандру охватило такое отчаяние, что из глаз хлынули слезы.

Как он мог? Как посмел намекнуть, что у них будет ребенок, и затем позволить доброжелательному Кэну лепетать какую-то чушь о маленьких ножках?

Но почему бы и нет?

Была вероятность — правда, очень маленькая, но все равно была, — что у них может появиться малыш. Потому что Камерон, черт возьми, совершенно не сомневался в этом! И вообще, прошлой ночью он занимался с ней любовью гораздо больше, чем когда они в первый раз легли в постель вместе, и это о чем-то говорило!

Кстати, Камерон ничего и не скрывал, он совершенно открыто сказал ей, что хотел сделать ее беременной, напомнила себе Алессандра.

Внезапно она почувствовала ужасную боль в животе. Боль, подтверждающую его предательство.

Скривив губы, Алессандра решила, что не хочет видеть мужа, по крайней мере пока не придет немного в себя.

Она проскользнет наверх в их комнаты и приведет себя в порядок, прежде чем скажет Камерону, что она невольно подслушала его разговор с Кэном. Но, конечно, когда останется с ним наедине. Незачем портить вечер, скандаля с ним при гостях.

А сейчас нужно вернуться, заговорил в ней голос совести, и она заставила себя прислушаться к нему. Выглядело бы в высшей степени странно, если бы жена босса просто взяла и исчезла.

Она поправила прическу, глубоко вдохнула и медленно направилась в танцевальный зал.

Там Кэн и Маргарет сразу же вручили ей поднос с закуской, но Алессандра лишь пару раз потыкала вилкой в крабовый салат и даже не притронулась к бокалу шампанского. Минуты тянулись с агонизирующей медлительностью; Алессандра чувствовала, что скулы ее сводит от непрерывной улыбки, что голова качается, как у китайского болванчика, когда она кивала гостям, переходя от одной группы к другой, выполняя обязанности радушной хозяйки.

Несколько раз Алессандра перехватывала взгляд Камерона, наблюдавшего за ней; он слегка хмурился, вопросительно поднимая брови, и она отвечала ему улыбкой, которая должна была сказать, что все хорошо.

Однако Камерон, по-видимому, уловил что-то странное в поведении жены и начал медленно перемещаться в ее сторону.

Алессандра почувствовала себя загнанной в угол, пойманной. Если бы она могла немедленно улететь, она бы с радостью улетела. Маленькие капельки пота выступили у нее вдоль позвоночника, когда Камерон приблизился, вопросительно глядя прямо ей в лицо.

Он вежливо взял ее за локоть.

— Камерон, я разговариваю, — уклонилась она, кивая на менеджера по маркетингу и трех его сотрудниц, рядом с которыми стояла.

С улыбкой, которая могла завоевать сердце любой женщины, Камерон прошептал:

— А теперь моя очередь, можно?

— О, Камерон! — засмеялся менеджер. — Вы не можете все время держать вашу жену при себе! Позвольте и нам насладиться ее обществом.

— Я могу и буду, — улыбнулся Камерон, но стальные нотки в его голосе показали, что он говорит серьезно. — К сожалению, мне самому не удается достаточно часто видеть ее, не так ли, дорогая?

Камерон обнял ее за талию, и его рука начала медленно перемещаться вверх по спине, нежно и чувственно касаясь ее пальцами.

— Вы нас извините? — Он одарил их одной из своих победоносных улыбок и решительно увел ее прочь. — Давай выйдем на улицу и глотнем свежего воздуха.

— Но как раз сейчас начнется музыка, разве тебе не хочется потанцевать?

— Нет, черт возьми, я не люблю танцевать! И ты выглядишь такой хрупкой, что если бы я тебя покрепче обнял, то мог бы сломать!

— Камерон...

Больше всего ей не хотелось сейчас оставаться с ним наедине, но было уже слишком поздно. Алессандра почувствовала дуновение прохладного вечернего ветерка; звуки оркестра, играющего в танцевальном зале, слабо доносились сюда.

Ее глаза гневно вспыхнули в лунном свете, омывающем бледным мерцанием каменные плиты террасы. Повернувшись к Камерону, она встретила его сердитый взгляд.

— В чем дело, черт побери? — отрывисто спросил он.

Наверное, знает, что она подслушивала.

— Д-дело? — запинаясь, повторила Алессандра, внезапно почувствовав стыд за то, что ее поймали на месте преступления.

— Да, я спрашиваю, в чем дело, — повторил он нетерпеливо. — Кто-то что-то не то сказал или обидел тебя?

— Почему ты так думаешь? — спросила она тихо.

— Потому что ты весь вечер ходишь с кислой миной.

— Ничего подобного, я болтала с гостями, — возразила Алессандра, но он покачал темной головой.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Я хочу знать, чем ты так расстроена.

Она отодвинулась подальше от него и медленно переспросила:

— Хочешь? Удивительно.

— Ради Бога, не говори загадками! Я не выношу женщин, которые бессмысленно играют словами!

Было что-то злое и презрительное в том, как он выделил слово «женщин»: все представительницы слабого пола раздражают его, и только.

Алессандра, которая после подслушанного разговора с Кэном находилась на стадии медленного злобного кипения, вдруг взорвалась.

— Я слышала, о чем ты говорил с Кэном Ричардсом! — выпалила она. — Как ты мог обсуждать с ним такие интимные темы?

Камерон вдруг замер, как пантера перед прыжком.

— Не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, — произнес он совершенно бесцветным голосом.

Его ледяное спокойствие раздражало Алессандру еще сильнее.

— Мне кажется, что ты передо мной виноват, Камерон! — возразила она, тряхнув головой так сильно, что половина шпилек из ее прически высыпалась на каменные плиты террасы, однако ни один из них не обратил на это внимания.

Он вопросительно поднял брови.

— В каком смысле?

— В таком, что, прежде чем объявлять всему миру, что у нас будет ребенок, ты должен был бы сначала посоветоваться со мной!

Недоверие в глазах Камерона сменилось холодным гневом.

— Не понимаю, о чем ты?

— Бессмысленно доказывать, будто ты не знаешь, о чем идет речь! — неистовствовала Алессандра. — Я была там! Я слышала!

— Ну, и что же ты слышала?

— Я сказала тебе! Кэн спрашивал, почему ты так редко привозишь меня на север, а ты ответил, что это связано с тем, что место моей работы слишком далеко!

— Дальше, — произнес Камерон со скукой в голосе.

— И затем, — добавила Алессандра торжествующе, — я слышала, как ты сказал, что есть надежда, что все очень скоро переменится. И мы с тобой оба знаем, что ты под этим подразумеваешь, разве не так? — Она почти выкрикнула последнюю обличительную фразу, но потом замолчала, приложив руку к сердцу, чтобы перевести дыхание.

— Мы знаем?

— Да, черт возьми, знаем!

— Вот и отлично, — негромко продолжил он. — Пожалуйста, не останавливайся! Продолжай, Алессандра. Я внимаю каждому твоему слову.

Она решила проигнорировать опасный сарказм в его голосе, но бурлящий водоворот эмоций выплескивался наружу:

— Ты хочешь, чтобы у меня был ребенок! И именно к этому ты и стремился вчера вечером — сделать меня беременной!

К ее яростному негодованию, Камерон вдруг запрокинул голову и расхохотался, но это был холодный, горький смех.

— Вот теперь все понятно! Ты считаешь, что причина твоего гнева — я, Алессандра? Боишься, что твое самое большое опасение сбудется? Что ты можешь оказаться беременной?

Вопрос Камерона звучал не так, как хотелось Алессандре, и она нахмурилась.

— Из твоих слов выходит, будто я исключаю такую возможность в принципе, что не совсем правильно. И когда я решу иметь детей...

— Ага, когда ты решишь, — ехидно вставил он. — Нет, когда мы решим, обращаю твое внимание. Просвети меня, Алессандра, когда же это свершится? Назначь точную дату в обозримом будущем. Мы ведь никогда не обсуждали возможность иметь детей по-настоящему.

— А теперь уже и обсуждать нечего, — заявила она, почти рыдая. — Я, наверное, уже забеременела!

— И в этом моя вина?

— Ну, больше некому!

— Давай уточним одну вещь. В чем, собственно, ты меня обвиняешь?

— Ты занимался со мной любовью вчера семь раз! — неуверенно проговорила Алессандра.

— Дорогая, говори чуть тише — ты можешь заставить многих женщин ревновать!

— Хорошо, но почему ты...

— Нет, ты, — перебил он. — Ведь это ты забыла свои таблетки.

— Пусть так, но тогда тебе не надо было...

— Что? — спросил Камерон. — Ты уверена, что выбрала самое подходящее время, чтобы выяснять отношения? И, если память меня не обманывает, наше удовольствие было взаимным.

— Но ты наслаждался, хотел заниматься любовью еще и еще!

— А разве это такое страшное преступление? — протянул Камерон. — Наслаждаться любовью — грех?

— Я не то имела в виду, и ты это знаешь!

— Нет? Тогда, может быть, ты уточнишь, что имеешь в виду? Тебе не по душе то, что мне нравится секс?

— Мне не по душе, что тебе понравилось рисковать, — сказала Алессандра тихо, с сомнением в голосе.

— Черт возьми, да, Алессандра, — я признаю твои обвинения! Я наслаждался! Был риск, и это возбуждало меня! Я мог позволить себе рисковать только с тобой, и ни с какой другой женщиной, и, да, если тебе так хочется, мне это было особенно приятно. Но мы женаты, ты — моя жена.

— Даже если наш брак неудачен?

Его рот уродливо скривился.

— Я надеюсь, что не настолько, — раздраженно проговорил Камерон. — Неужели тебя так страшит возможность забеременеть от собственного мужа?

— Беременность не должна быть ошибкой! — протестовала Алессандра. — Она должна быть запланирована!

— И я уверен, что будет, — с горечью заметил он. — Как и все в нашем опрятном и чистеньком маленьком мирке! Даю голову на отсечение, наш ребенок не явится результатом взрыва страстей или желаний! — Он говорил как одержимый, как совершенно незнакомый ей человек. — Так?

— Нет ничего плохого в планировании! — горячо возразила Алессандра. — Я слишком много видела других примеров, помнишь?

Уголки его губ грустно опустились вниз.

— О, да, твоя плодовитая и безответственная мать! Которая имела больше детей, чем могла справиться, но ей это нравилось. Которая жила просто, но была счастлива! Которая совершила роковое преступление, пойдя на поводу своих чувств, победив тщеславность и жадность!

— Что ты об этом знаешь? — кипятилась Алессандра. — Мы никогда не видели два пенни одновременно! Это звучит ужасно, но так было на самом деле, мы не всегда представляли, что будем есть в следующий раз. И поверь мне, Камерон, мне отлично известно, что такое «романтика бедности»!

— Именно этого ты боишься? — В голосе Камерона появилось участие.

Алессандра не хотела говорить мужу, даже не могла признаться в этом себе, — в глубине души она боялась, что похожа на мать значительно больше, чем ей казалось, — что, заведя ребенка, она растворится как личность, вместе со своей замечательной карьерой. Боялась, что, как только поднесет ребенка к груди, она станет неповоротливой растрепанной женщиной, которых всегда презирала, женщиной, совсем не похожей на ту, что любил Камерон.

— Я... я опасаюсь, что кто-то будет управлять моей судьбой, — нерешительно пролепетала Алессандра.

— А ты не думаешь, что наши судьбы связаны? Теперь, когда мы с тобой женаты, я имею в виду, — заключил он скептически.

Горячая волна гнева снова обдала Алессандру.

— Пусть будет так!.. — Слова, казалось, срывались с ее губ против воли, и внутренне она сознавала, что их очень трудно вернуть назад. Но это не могло остановить ее. — Я понимаю, что тебе хочется чаще видеть меня, и наши желания совпадают.

— Ну-ну-ну, — проговорил Камерон. — Начало ободряющее.

Она решила проигнорировать его замечание.

— Но я не хочу, чтобы мной манипулировали, не хочу неожиданно оказаться беременной. — Ее слова были справедливы, но она облекала их в такую форму, что они звучали непререкаемо, жестоко и неуважительно. Пока он слушал, на его скулах начали играть желваки.

Ошеломленная, Алессандра замолкла и хотела было попросить его немедленно забыть все, что она наговорила, но увидела ледяное презрение во взгляде серо-голубых глаз.

— Это действительно так? — вкрадчиво спросил Камерон. — Хорошо, мне тоже не нравится роль манипулятора, моя дорогая.

Он смотрел на нее, и пренебрежение было написано на его лице.

Взяв ее безвольную руку, он медленно поднес ее к губам, пародируя романтический жест. В душе Алессандры все перевернулось. Как же он великолепен! — совершенно не к месту подумала она.

— Лучше разобраться во всем этом раньше, пока не стало слишком поздно, — прошептал Камерон и отпустил ее руку. — Раньше, чем кому-то придется идти на компромисс. Или взять на себя руководящую роль. — Он криво усмехнулся и склонил темную голову, прислушиваясь к звукам музыки, смеху и возгласам, доносившимся из дома. — А теперь, — равнодушно заключил Камерон, — извини, меня ждут гости.

Алессандра растерянно смотрела в его спину. Неужели он ушел? Просто так взял и оставил ее?

— А как же я? — Вопрос вылетел раньше, чем Алессандра успела подумать. Самая последняя вещь, которую ей хотелось бы сделать, это просить мужа вернуться.

Она медленно побрела за ним. Камерон задержался на дорожке и повернулся к ней.

— Ты? — На лице его отразилось удивление, как будто он ожидал увидеть кого-нибудь другого.

— Да, я! — подтвердила она с отчаянной надеждой, что ее возглас не прозвучал как прощание.

Камерон пожал плечами.

— Ты можешь делать все, что тебе придет в голову, Алессандра.

Она отчаянно замотала головой.

— Боюсь, что не смогу ни с кем разговаривать. Не сейчас. Пожалуйста, принеси за меня извинения.

Его лицо казалось загадочным в слабом лунном свете.

— Как хочешь.

Он сделал движение, чтобы уйти, но Алессандра взглядом остановила его. Они не могли расстаться просто так.

— Это что... что, Камерон? Конец нашим отношениям?

Губы Камерона скривились в иронической улыбке.

— Конец? — переспросил он. — Но это предполагает, что у нас что-то должно было начаться. В чем, надо сказать, я совсем не уверен.

И он, молча повернувшись на каблуках, ушел к своим гостям, оставив ее одну.