Глава 22

Карета свернула на Флит-Бридж и остановилась. От канала поднимался невыносимый смрад. Пахло гнилью, нечистотами и еще чем-то, о чем Гарри не хотелось даже думать. Да, Лондон не Ямайка. Секретарь вгляделся в темноту, пытаясь различить лицо своего нанимателя. Он сидел напротив и сжимал в руке пистолет. «Мистер Хайд все тот же, — подумал Гарри. — Храни Бог того глупца, который рискнул перебежать ему дорогу».

— Ты меня понял? — раздраженно спросил Хайд. С каждой минутой плантатор все больше хмурился. — Это ты во всем виноват. Если бы ты не завалил дело с аукционом, нас бы здесь сейчас не было.

— Да, сэр. Я постараюсь сегодня все исправить. Вот увидите.

— Надеюсь, но если ты и здесь оплошаешь, чертов ублюдок, будешь валяться в этой вонючей канаве, пока собаки не станут глодать твои кости. Ты меня слышишь?

— Да, мистер Хайд. — При мысли о канале и отвратительных отбросах, плавающих в тухлой стоячей воде, Гарри затошнило. — Я не подведу вас, сэр, — поспешно заверил он плантатора.

— Помни, что я тебе сказал. А теперь иди вверх по этому переулку, пока не заметишь вывеску, где намалевана баранья голова. Сверни за угол и увидишь таверну. Ее держит один малый по прозвищу Турок. Там ты и найдешь людей, которые нам нужны.

— Да, сэр. С полдюжины парней.

— Это самое меньшее. Ты заплатишь им по гинее на брата и пообещаешь еще, если они согласятся иметь с нами дело. Но все они должны держать язык за зубами, а иначе ничего не получат. От них пока требуется только ждать условного сигнала. Мы придем за ними через пару недель. Скажи им об этом. Ты меня понял?

— Так мне сказать им, что, даже если вы не воспользуетесь их услугами, они могут оставить деньги себе?

— Вот чертов дурак! Ты что же думаешь, эти мерзавцы вернут тебе деньги? Да если тебе не перережут глотку и ты сможешь выбраться оттуда живым, считай, тебе крупно повезло. Скажешь им, что сегодня они могут взять деньги себе, но если мы попросим их схватить рабыню, они получат намного больше.

Гарри опасливо вгляделся в темный переулок. Ему вовсе не хотелось пробираться сквозь обветшалые здания, теснившиеся вдоль грязного канала, и лезть прямиком в крысиную нору.

— Простите, что спрашиваю, сэр, но мистер Платт был совершенно уверен, что нам удастся заполучить эту женщину. Ведь есть свидетели, которые подтвердят, что она колдунья. Вот я и подумал, не лучше ли нам подождать, прежде чем мы… заплатим хорошие деньги каким-то гнусным негодяям? Может, удастся решить все при помощи законника?

Стоило Гарри произнести эти слова, как серебряный набалдашник трости Хайда уперся ему в грудь, прижав секретаря к подушкам кареты.

— Послушай меня, ты, жалкое отродье. Я плачу тебе вовсе не зато, чтобы ты думал, и, конечно, не позволю болванам вроде тебя, Платта или этого болтливого хвастуна Кранча провалить все дело. Скажи на милость! Кранч всего лишь простой работяга, черт бы его побрал, а воображает, что способен завоевать весь мир. Нет, я никому из вас не доверяю! У меня есть план, и к тому же не один. Я все предусмотрел, но предпочитаю держать свои мысли при себе, пока не схвачу за горло эту ведьму. — Гарри покорно кивнул. Насчет Кранча Хайд был совершенно прав. Может, этот каменщик и в самом деле умеет обращаться с бабенками, но парень дьявольски хвастлив. Это чистая правда. — А теперь проваливай! — рявкнул Хайд. — Помни, вывеска с бараньей головой. И смотри держи ухо востро.


— Если мне дозволено будет спросить, — нерешительно начал Уилл, осторожно снимая бритвой щетину с шеи Лайона. — Вы сообщили об этом ее светлости?

Эйтон окинул задумчивым взглядом рослую худощавую фигуру слуги.

— Кажется, ты чем-то напуган?

— Просто вы стали выглядеть немного по-другому, милорд. С подстриженными волосами и без бороды. Вот я и подумал, что надо бы предупредить леди Эйтон, пока вы не перепугали ее до смерти.

— Перепугал до смерти? — Лайон весело рассмеялся. — Побойся Бога, Уилл. Да моя жена сама постоянно требовала, чтобы я побрился. С самого первого дня, стоило ей меня увидеть. Уж она-то точно будет теперь довольна.

«Довольна. Конечно, довольна. И не только моей новой внешностью», — с надеждой подумал Лайон.

Ему так много хотелось рассказать Миллисент! Желая убедиться еще раз, что все это не сон, Лайон медленно спустил ноги с кресла и поставил их на пол, а затем снова согнул. Долговязый Уилл, поглощенный своим занятием и думавший только о том, как бы не порезать хозяина, ничего не заметил.

Последние четыре-пять дней с Лайоном творились настоящие чудеса. Эйтон и сам не смог бы этого объяснить, но его тело каким-то непостижимым образом стало меняться. Конечно, поначалу эти изменения были незначительными. Лайону удавалось совершить отдельные движения. Такое случалось с ним и раньше. И все же на этот раз, как ни странно, с каждым днем его успехи становились все более явными. Теперь он уже мог шевелить пальцами правой руки, сгибать и разгибать колени. Лайон пока не осмеливался переносить вес своего тела на ноги, но собирался проделать это в будущем. И от сознания такой возможности его бросало в дрожь.

В эти последние несколько дней, особенно когда они с Миллисент были близки, Лайон едва сдерживался, чтобы не поделиться с женой своими удивительными открытиями. Эйтон не спешил раскрывать свою тайну. Он решил подождать, пока не убедится окончательно, что его тело действительно начинает оживать. Вот тогда можно будет ошеломить Миллисент великой новостью. Этой женщине он был обязан всем, и ему страстно хотелось вознаградить ее за доброту и самоотверженность.

Слуга вытер салфеткой лицо Лайона и отступил, придирчиво оглядывая результаты своих усилий. В этот момент за спиной у него показалась Охинуа. Если старая негритянка хотела куда-то попасть, ее не могли остановить никакие двери. Она внезапно появлялась и исчезала в любое время дня, двигаясь бесшумно, словно призрак. И Лайон уже привык к ее визитам.

Конечно, своим исцелением Эйтон во многом обязан и Охинуа. Африканка продолжала присматривать за ним, готовила для него мази и притирания. В отличие от всех прочих докторов, с которыми Лайону приходилось иметь дело после падения с утеса, эта старуха твердо верила в его выздоровление и сумела внушить ему надежду. Лайон собирался рассказать о своих успехах и ей тоже. Когда придет время.

Старая негритянка окинула внимательным взглядом ноги Эйтона.

— Ну что, так лучше? — спросил Лайон, проводя ладонью по свежевыбритой щеке.

— Пожалуй, — ответила африканка. — А ей вы уже сказали?

— Вот и я только что спросил его светлость об этом, — затараторил Уилл, собирая бритвенные принадлежности. — При всем моем уважении, милорд, вы теперь совсем не похожи на того мужчину, за которого выходила замуж ее светлость. Мы ведь не хотим, чтобы она не признала вас и выгнала из Мелбери-Холла как какого-нибудь чужака.

— А ну-ка проваливай, болтливое чучело.

Ухмыляясь во весь рот, Уилл скрылся за дверью. Охинуа не стала повторять свой вопрос, а Лайон не счел нужным притворяться, что не понял его.

— Нет, ей я еще не говорил, но собираюсь сказать сегодня. — Он согнул пальцы правой руки. — Я все ждал, надеясь, что настанет момент, когда смогу совершить какой-нибудь красивый жест — например сделать шаг или подхватить Миллисент на руки, — но, боюсь, это пока невозможно.

— Со временем все получится. Вам просто нужно набраться терпения и постоянно тренировать мышцы. — Охинуа поставила склянки, которые держала в руках, на стол. — Ваша жена привыкла довольствоваться малым и получать удовольствие от самых простых вещей. Ей по вкусу скромные радости. Большие потрясения могут ошеломить ее. Она совсем не такая женщина, как те, с которыми вам приходилось иметь дело.

— Кто-то уже рассказывал вам о моем первом браке? Вы так чутко улавливаете настроения и чувства Миллисент!

Старая негритянка окинула Лайона долгим взглядом из-под полуопущенных век и презрительно фыркнула. Ничего не сказав, она повернулась к столу. Эйтон молча наблюдал, как ловкие руки Охинуа перебирают баночки и склянки на столе.

— Вы можете заглянуть человеку в душу и исцелить ее, как вы исцеляете тело, Охинуа? Мне уже доводилось встречать таких же тонко чувствующих людей, как вы. Но у них не было ни вашей убежденности, ни ваших знаний, не обладали они и целительским даром.

— В том, что я делаю, нет никакого волшебства. Просто я видела слишком много человеческих страданий на своем веку. Могу сказать только одно: или раны затягиваются, или человек умирает. Но мне удалось узнать и еще кое-что, кроме этого. Иногда болезнь поражает тело из-за того, что душу держат в плену воспоминаний.

— Вы думаете, что до сих пор мне мешало исцелиться сознание вины?

Вы сами заговорили о чувстве вины, я не упоминала об этом. Вина, сожаление, печаль. Загляните себе в душу, и вы получите ответ. Все это, — Охинуа обвела рукой баночки с мазями, — просто пустяковины, безделицы. Они были нужны лишь для того, чтобы отвлечь вас. Вы уже сделали шаг на пути к саморазрушению, но я не могла позволить вам идти дальше. Ради вашей жены. Сейчас вы начали выздоравливать, потому что приоткрыли дверь и позволили своей боли, то есть прошлому, вырваться наружу. Вы впустили в свою жизнь настоящее.

Лайон не думал, что сумеет когда-нибудь полностью оправиться от удара, который нанесло ему прошлое. Память останется с ним навсегда. Но Охинуа права: нельзя позволять прошлому властвовать над настоящим. Эйтон сумел положить этому конец. Призраки былого больше не терзали его.

Лицо старой африканки светилось удивительным спокойствием и уверенностью.

— Не забудьте, — предупредила она, останавливаясь в дверях. — Ступайте маленькими шагами.


— Я должна выйти и встретить гостей. Мы совершенно не готовы. Это так неожиданно! Нужно еще подумать, где их всех разместить. — Миллисент выглянула из окна спальни и растерянно замолчала. Экипажи гостей уже въезжали во двор. — Обед…

— Повар позаботится обо всем, — поспешно выпалила миссис Пейдж. — Еды будет достаточно.

— Мистер Гиббз, скажите, пожалуйста, его светлости, что графиня и сэр Ричард уже прибыли. Распорядитесь, чтобы лорда Эйтона немедленно доставили в гостиную.

— Да, миледи.

Миллисент взволнованно всплеснула руками и повернулась к экономке.

— А мы сумеем так разместить гостей, чтобы не пришлось переселять Охинуа из ее комнаты? У нас хватит места?

— Ну конечно. Мы попросим мистера Гиббза переехать в комнату управляющего, — успокоила хозяйку миссис Пейдж. — Его спальня отлично подойдет для сэра Ричарда. А если вы согласны освободить свою спальню и перебраться к мужу, миледи, мы сможем быстро приготовить комнату для графини.

— Да, да. Так и нужно сделать, прекрасная мысль, — прошептала Миллисент, торопливо спускаясь по лестнице, чтобы встретить гостей. Приглашая старую графиню в Хартфордшир, хозяйка Мелбери-Холла никак не ожидала, что гостья появится так неожиданно, и надеялась, что ее предупредят о визите заранее. Она хотела подготовиться и оказать матери Лайона достойный прием.

Не то чтобы она стремилась произвести впечатление на старую графиню, нет! Скорее Миллисент было важно заслужить ее доверие, убедить мать Лайона в том, что она не ошиблась в выборе жены для своего сына.

Миллисент задержалась на самом верху широкой винтовой лестницы, разглаживая складки зеленого платья из бархата. Сделав глубокий вдох, она заправила за ухо непослушный локон. «Ну почему именно сегодня?» Миллисент захотелось принарядиться сегодня для Лайона и выглядеть особенно привлекательно за ужином. И теперь на ней было вызывающе соблазнительное платье. Надо же было такому случиться, что именно в этот день к ним неожиданно нагрянули гости!

Графиня Эйтон и ее поверенный уже вошли в холл, успев скинуть с себя плащи. Миллисент торопливо спустилась с лестницы. Тяжело опираясь на трость с. серебряным набалдашником, графиня обвела глазами холл и в ответ на приветствие невестки лишь махнула рукой. По обеим сторонам от гостьи стояли служанки.

— Я не собираюсь извиняться за неожиданный визит.

— Вам и не следует этого делать, миледи. Мы ждали… надеялись, что вы нас навестите. — Миллисент вежливо приветствовала сэра Ричарда. — Как прошла поездка? Вы не слишком устали?

— Ужасно долго и утомительно!

— Вам лучше немного отдохнуть, прежде чем подадут обед. Но, надеюсь, вы не откажетесь от бокала вина или чашки чаю, пока ваш багаж доставят в комнаты? — Миллисент старалась говорить любезным тоном, не обращая внимания на придирчивый взгляд графини, беззастенчиво рассматривавшей свою невестку от макушки до кончиков туфель. — В гостиной, должно быть, уже горит камин, и вы сможете обогреться.

— Прежде всего я хотела бы увидеть своего сына, — отрезала графиня.

— Вот и прекрасно! Его светлость как раз собирался присоединиться к нам в гостиной.

От внимания Миллисент не укрылся быстрый взгляд, которым обменялись вдовствующая графиня и ее поверенный. Но молодая женщина промолчала и повела гостей по коридору мимо согнувшегося в поклоне Гиббза.

— А как лорду Эйтону удается обходиться без докторов? — небрежно поинтересовался сэр Ричард, разглядывая мраморную лестницу и украшенный лепниной потолок. — Ведь теперь к нему никто не приезжает из Лондона.

— О, прекрасно. Я уже упоминала в своих письмах к ее светлости, что графу стало намного лучше. Состояние его здоровья теперь не вызывает опасений.

— Так вы, должно быть, пользуетесь услугами какого-нибудь деревенского доктора? — вкрадчиво спросил поверенный.

— Нет, сэр Ричард. В этом нет нужды. — Миллисент замедлила шаг, давая графине Эйтон возможность перевести дух. — Но граф находится под наблюдением лекаря.

— Что это значит? — резко спросила старая графиня, Миллисент решила, что у нее нет причин скрывать правду.

— Если вы помните, в день нашего с вами знакомства я как раз встретила в Лондоне помощницу одного покойного доктора.

— Старую африканку.

— Да, миледи. К счастью, оказалось, что Охинуа обладает огромными познаниями в медицине. Она не только владеет традиционными методами врачевания, но и прекрасно разбирается в травах. Ей удалось очень многого добиться в лечении вашего сына. — Графиня и ее поверенный снова переглянулись, но Миллисент невозмутимо продолжила: — Как вы скоро сами убедитесь, его светлость сейчас в здравом уме и твердой памяти, он полностью осознает все свои действия. Граф больше не проявляет признаков повышенной возбудимости и не нуждается в успокоительных средствах. Он независим в своих суждениях, способен твердо выразить свою волю. Охинуа надеется, что вскоре к нему вернется возможность двигаться.

Лица гостей выражали явное недоверие. Миллисент сделала знак одному из слуг открыть двери в гостиную и шагнула в комнату, надеясь, что ее муж уже там.

Лайон действительно уже дожидался в гостиной, но Миллисент трудно было поверить, что этот красивый джентльмен, сидевший у камина, ее муж. Уверенным взглядом Лайон обвел гостей и посмотрел на хозяйку Мелбери-Холла. Сердце Миллисент учащенно забилось, она невольно попятилась и отвела глаза, чувствуя противную пустоту в желудке. Случилось то, что она все время боялась.


Лайон не замечал ничего, кроме своей жены. Она была восхитительна. Роскошное платье облегало ее стройное тело, а золотисто-каштановые волосы спадали на плечи пышными волнами, подчеркивая благородные черты лица, высокие скулы и чувственный рот. Но в глубине серых глаз Миллисент таилась растерянность. Больше всего на свете Лайону хотелось бы сейчас остаться с женой наедине, сказать ей, как прелестно она выглядит.

Эйтон неохотно повернулся к гостям.

— Прости, что не могу встать, матушка. — Старая графиня ошеломленно уставилась на сына. — Входите, пожалуйста. — Казалось, графиня и ее поверенный приросли к земле. Миллисент тоже застыла, не в силах двинуться с места. — Мейтленд, вы ничуть не изменились с нашей последней встречи, — непринужденно заметил Лайон. — А ты, матушка, должно быть, тоже чувствуешь себя неплохо, если пустилась в такое рискованное путешествие посреди зимы. Ну что же вы стоите, присаживайтесь поближе к огню. — Он поднял руку, коснувшись гладко выбритого подбородка, и спросил, обращаясь к Миллисент: — Ну что ты об этом думаешь?

— Я… я… — Вместо того чтобы ответить, Миллисент растерянно обернулась к гостям. — Не будете ли вы так любезны составить компанию его светлости? Мне нужно еще отдать кое-какие распоряжения. Я очень скоро к вам присоединюсь.

Лайон заметил волнение жены, но так и не смог угадать его причину. Было ли ее смятение вызвано неожиданным появлением гостей, или же Миллисент расстроил какой-то его поступок? Лайону невольно пришли на ум слова долговязого Уилла и предупреждение Охинуа. Эйтон решил дать жене время успокоиться, а когда Миллисент выскользнула из комнаты, обернулся к матери и поверенному. Они вышли из оцепенения и решили сесть поближе к огню.

— Ты выглядишь немного усталой, матушка. Но примерно такой я тебя и оставил.

Не могу сказать того же о тебе. — Графиня тяжело опустилась в кресло и нетерпеливым жестом отпустила служанок. Дверь в гостиную тихо закрылась. Лайон с матерью и семейным поверенным остались одни. — Ты выглядишь отдохнувшим и полным сил. Похоже, хартфордширская погода идет тебе на пользу.

— Ну, если говорить о моем здоровье, то здесь дело не только в погоде, — возразил Лайон, ловя на себе удивленные взгляды обоих собеседников. — Надеюсь, вы получили мое письмо, Мейтленд?

— Да, милорд. Я привез драгоценности, о которых вы писали. И еще мы захватили с собой Питера Хауитта, молодого человека, прошедшего обучение у Уолтера Траскотта. Он служил секретарем в Баронсфорде, когда…

— Я его помню, — перебил стряпчего Лайон. — Есть какие-нибудь новости от Пирса? — Мейтленд покачал головой, а Эйтон пожалел, что задал свой вопрос. Полгода назад Лайон попытался спасти семью, передав младшему брату право распоряжаться фамильным имением. Он хотел отойти отдел и избавиться от всех тревог и тяжелых воспоминаний: думал, что Пирс возьмет управление поместьем в свои руки, вернет домой Дей-вида, а обитателям Баронсфорда позволит жить мирной жизнью, как в былые времена. Отказываясь от Баронсфорда, Лайон хотел устроить будущее всех членов семьи, но Пирс лишь бросил брату в лицо его щедрый дар. Он остался в Бостоне, предпочитая Шотландии североамериканские колонии.

— А как идут дела в Баронсфорде? — осторожно спросил Лайон, мысленно убеждая себя, что старые раны затянулись. Он боялся, что рассказ Мейтленда вызовет новый приступ мучительной боли.

— Может, нам лучше обсудить это позже, милорд, когда у нас будет больше времени? — Поверенный бросил предостерегающий взгляд на старую графиню, и Лайон кивнул, соглашаясь подождать.

Лорд Эйтон очень давно не получал никаких известий из фамильного имения, и Мейтленд опасался, что беседа о Баронсфорде может затянуться слишком надолго, а графиня, утомленная долгим путешествием, окончательно лишится сил.

Поверенный был прав. Лайону хотелось задать множество вопросов. Он понимал, что братья не разделяют его страсти к Баронсфорду, не скучают по нему так, как он. Думая о поместье, Лайон в первую очередь представлял себе не землю, а живущих на ней людей. Видя внимание и заботу, которыми Миллисент окружила обитателей Мелбери-Холла, он необыкновенно остро ощущал, какими заброшенными должны чувствовать себя жители Баронсфорда.

— Прежде чем вы начнете говорить о делах, я хочу для себя кое-что выяснить. — Вдовствующая графиня окинула сына пронзительным взглядом. — Ты удивительно изменился. Теперь тебя просто не узнать! Ты и вправду близок к выздоровлению?

— Пока я еще не могу ходить, если ты это имеешь в виду. — Лайон медленно вытянул перед собой правую руку и с явным удовольствием поглядел на изумленные лица матери и Мейтленда. — Но я думаю, это всего лишь вопрос времени.

— Это просто поразительно, милорд! — воскликнул Мейтленд.

— Колдунья она или нет, но эта женщина творит настоящие чудеса, — с благоговением прошептала графиня, разглядывая ноги Лайона.

— Так вы уже слышали об Охинуа? — спросил Лайон.

— Да уж, милорд, но ни один из отзывов нельзя назвать доброжелательным, если не считать того, что рассказала нам сегодня об этой женщине ваша жена. А теперь мы видим такое своими глазами!

Лайон повернулся к матери.

— Кто еще говорил вам о ней?

— Доктор Паркер ревет точно ужаленный мул. Не может забыть, как обошлась с ним твоя жена. Этот человек готов плакаться кому угодно, лишь бы его слушали. Он всем в Лондоне уши прожужжал о том, какой ужасной опасности подвергает тебя Миллисент, — улыбнулась графиня. — А если послушать доктора Тейта, то выходит, что эта чернокожая женщина своими чарами вот-вот отправит тебя на шесть футов под землю и жить тебе осталось две недели, это самое большее.

— Так вот в чем причина вашего внезапного появления!

— Но вы просили доставить вам… — смущенно начал Мейтленд.

— Ну конечно, — оборвала его графиня со свойственной ей резкостью и прямотой. — Мне была невыносима мысль о том, что я могла ошибиться в Миллисент.

— Ты не ошиблась в ней, — с нежностью сказал Лайон. — Когда впервые ты заговорила об этом браке по договору, мне показалось, что ничего глупее и быть не может. Но теперь я хочу воспользоваться случаем и поблагодарить тебя за замечательный выбор.

В последний раз Лайон виделся с матерью в день своего отъезда в Хартфордшир. Он был тогда так одурманен лекарствами, что сейчас даже не мог вспомнить, какими словами они обменялись на прощание. И вряд ли это были слова благодарности.

— Если бы не Миллисент и ее упорство, я никогда бы ничего не достиг. Она настоящий борец, матушка. Эта женщина заставила меня сражаться и выжить.

На лицах гостей отразилось заметное облегчение. Графиня откинулась на спинку обложенного подушками кресла и глубоко вздохнула, как будто у нее гора с плеч свалилась.

— Так она выкинула из головы все эти глупости насчет развода или признания брака недействительным?

Лайон нахмурился и нетерпеливо подался вперед.

— О чем ты говоришь?

— Молодая графиня потребовала, чтобы в брачный договор было внесено дополнительное условие, милорд, — мягко заметил Мейтленд. — Если вы выздоровеете, ее светлость имеет право потребовать развод. И вы не сможете его опротестовать.

— Но почему?

— Из-за ее первого замужества, — пояснила старая графиня, понижая голос. — Из-за постыдных унижений, побоев, оскорблений, которым ей пришлось подвергнуться по вине этого жестокого негодяя. Из-за того, что ее позор стал всеобщим достоянием и она боится показаться людям на глаза. Ведь даже ее собственная семья отнеслась к ней с полным безразличием. Родственники палец о палец не ударили, чтобы спасти Миллисент из лап мерзавца, несмотря на то что его бесчинства были у всех на слуху.

— Я ничего не знал об этом.

— Полагаю, оснований более чем достаточно. Ни одна женщина на ее месте не захотела бы вторично связать себя узами брака.

Лайон гневно сжал кулаки. Уэнтуорт был жалким, никчемным типом. Это было ясно с самого начала, но Лайону и в голову не могло прийти, что он осмелится поднять руку на Миллисент. Теперь стали понятны отдельные недомолвки и случайно брошенные фразы. Куски головоломки встали на место и сложились в общую картину. Голос графини вывел Лайона из задумчивости:

— Твоя жена — очень гордая женщина. Я уверена, ты уже это понял. Нужно обладать большой отвагой и не бояться тяжелой работы, чтобы управлять таким поместьем, как Мелбери-Холл. Миллисент удалось сделать так, что все, кого она любит, чувствуют себя здесь как дома. Несмотря на ограниченность в средствах, она была счастлива. Мне пришлось долго ее уговаривать, чтобы она вообще согласилась выйти замуж. Но ты должен иметь в виду: если она просила о чем-то два с лишним месяца назад, это совсем не значит, что и теперь она хочет того же.

Но в душе Лайона уже проросли семена сомнения.

— Я едва узнала Миллисент, когда увидела ее несколько минут назад, — призналась графиня, желая успокоить сына. — Она изменилась так же сильно, как и ты. Твоя жена выглядит счастливой. От нее исходит какой-то внутренний свет. В самом деле, она ничем не напоминает ту женщину, с которой я встречалась в Лондоне.

Миллисент чувствовала себя счастливой, когда была уверена, что люди нуждаются в ней. Она приняла вызов, согласилась выйти замуж и взвалить на себя новую обузу из сострадания к несчастьям Лайона, превратившим его в калеку. Совсем недавно их с мужем связало глубокое чувство, но ведь они ни словом не обмолвились о своем будущем.

Вновь обрести силы, но при этом потерять Миллисент? Нет, Лайон не собирался платить такую цену. Он слишком любил эту женщину.

Раздался стук в дверь. В комнату вошли двое слуг, держа в руках подносы с чаем.

— Я, пожалуй, воздержусь от чая. Лучше поднимусь наверх и отдохну перед обедом.

— Мы здесь живем на деревенский манер, матушка, и обедаем в семь.

— Вот и хорошо. — Графиня с усилием поднялась на ноги. — Что ж, сэр Ричард, воспользуйтесь случаем и расскажите лорду Эйтону последние новости из Баронсфорда. Я думаю, он к этому готов.

Лайон проводил глазами мать и невольно задумался, что же еще предстоит ему услышать сегодня. Неужели известия, которые припас для него Мейтленд, еще хуже, чем подробности брачного соглашения с Миллисент, о которых он только что узнал?


Вайолет с трудом встала с коленей, вытерла рукавом рот и устало прислонилась к каменной стене дома. Ветер обдал ее водяными брызгами, и девушка подняла голову, подставляя пылающее лицо холодным каплям дождя.

Сегодня вечером вкус сыра вызвал у нее тошноту, а вчера утром ее едва не вырвало от запаха турнепса. Позавчера она не смогла удержать в себе даже слабый чай. Сердце Вайолет бешено заколотилось в груди. В последние две недели это повторялось каждый день. Девушку постоянно мутило. Сколько можно отрицать очевидное? Пора признаться хотя бы себе. Она беременна.

Вайолет сжалась, представляя все последствия этого ужасного открытия. Родить внебрачного ребенка! Теперь она непременно потеряет место, навлечет позор на свою семью, смешает с грязью свое доброе имя.

— Так ты сегодня придешь? — открыв дверь, спросила Амина.

— Да, я как раз тебя дожидалась, — солгала Вайолет, поспешно отступая от стены.

Девушки направились к одному из недавно отстроенных домиков. Там жили Амина и Джоуна. Почти каждый вечер у них собиралась шумная компания гостей — бывших рабынь. Женщины Мелбери-Холла любили Вайолет. Их дружба завязалась еще в те времена, когда был жив сквайр Уэнтуорт. Тогда Вай часто приходилось скрываться от хозяина в хижинах чернокожих женщин.

С тех пор многое изменилось. Одна из африканок, получив свободу, перебралась в Лондон, но остальные продолжали собираться почти каждый вечер. Беседуя и занимаясь рукоделием, они с удовольствием проводили пару часов вместе. Здесь всегда были рады видеть Вайолет, когда бы она ни пришла.

Вот и сегодня Вай была рада оказаться среди подруг. Здесь она чувствовала себя в безопасности. Она так долго изводила себя мыслями о своей беременности, что ей страстно хотелось отвлечься хотя бы на час или два. Вайолет никому не могла доверить свою тайну, даже Неду. Уж она-то представляла себе, как он отнесется к подобной новости.

— …у нее никогда не было мужа, но она оставила ребенка, когда ее продали этому доктору Домби.

Вайолет прислушалась к разговору, который вели между собой женщины.

— Я никогда об этом не слышала, — с удивлением сказала Амина, опуская на колени свое рукоделие.

— Ты тогда еще не родилась, детка, — ответила самая старшая из женщин, которую Уэнтуорт привез сюда, заметив в ней настоящий дар пивовара. — Я слышала, как люди говорили, что Охинуа — принцесса племени ашанти. Будто бы ее похитили с родной земли, что лежит к западу от священной реки в Африке. Ребенком она была настоящей красавицей, и ее сделали домашней прислугой. Она никогда не гнула спину на полях, как я, пока не стала работать на кухне. Ее никогда не били, как всех нас, но вот когда она подросла, тут-то все беды и начались.

— Беды? — тихо спросила Вайолет.

— Ну да, когда появились первые признаки, что Охинуа стала женщиной. Не знаю, сколько ей тогда было. Двенадцать или тринадцать. Но хозяин сразу же это заметил. Помню, как у нее начал расти живот, когда она забеременела в первый раз. — Старая негритянка печально покачала головой. — Но ребенок умер во время родов. Жена хозяина не позволила нам войти к Охинуа в ту ночь, когда начались роды. Хозяйка была бы довольна, если бы несчастная тоже умерла. Я и сейчас слышу, как бедняжка кричит от боли и страха.

— Ты сказала, что она оставила ребенка, — заметила Амина.

— Да, я так и сказала. Все это было задолго до того, как Охинуа научилась прерывать беременность, пока она еще не заметна. Так вот, по-моему, это случилось через год, а может, через два. У Охинуа снова начал расти живот. На этот раз родился мальчик.

— Ей удалось оставить его себе?

— У нее не было ни единого шанса. К тому времени хозяину она надоела, но он оставил ребенка в доме, а Охинуа отдал своему помощнику и другим мужчинам. Однако эта женщина оказалась им не по зубам. Она сбежала. Вскоре ее вернули и заклеймили, но она сбежала снова. Ее опять вернули и на этот раз нещадно высекли. Но Охинуа не сдавалась и пробовала бежать снова и снова.

— Чудо, что ей удалось все это вынести, — горестно вздохнула Амина.

Именно так все мы и думали. Но знаете, что самое удивительное? С каждым разом, когда ее ловили и возвращали обратно, Охинуа становилась все сильнее. С каждой новой поркой она становилась ближе к нам, рабам. Она была совсем юной, но ее имя уже было у всех на устах. И мы перестали думать о ней как о девчонке хозяина.

— Странно, что Домби ее купил.

Старая женщина воткнула иголку в шитье у себя на коленях.

— Из Порт-Ройала специально привезли доктора, чтобы он осмотрел жену хозяина. Ее трясло от лихорадки. Тогда-то Домби и наткнулся на Охинуа. Ей тоже нездоровилось, потому что ее жестоко избили и она еще не успела прийти в себя.

— Я помню Домби только в преклонном возрасте, — сказала Амина, — он казался неплохим человеком.

— Не знаю, — ответила старуха. — Может, у него и сохранились остатки совести, но как бы там ни было, Домби удалось купить Охинуа.

— Но это было только начало, настоящая известность пришла к Охинуа позже, — заговорила другая женщина, раньше хранившая молчание. — После смерти хозяйки лишь немногих из нас продали на другие плантации. Тогда-то мы и оказались на кухне в Мелбери-Холле, но видели Охинуа лишь от случая к случаю. Домби всюду таскал ее с собой, куда бы ни ехал. Так что мы встречались с ней только тогда, когда на плантацию вызывали доктора.

— Где только она не побывала, — добавила старуха. — А с ее острым умом она сумела научиться у старого Домби всему, что он знал. Но она училась не только у Домби. Когда им приходилось путешествовать на борту судна какого-нибудь работорговца, совершавшего свой рейд в Африку или обратно, Охинуа проводила все свое время в трюме вместе с африканцами. Поскольку Домби старался как можно меньше иметь дело с рабами, ими занималась Охинуа. Она выхаживала больных, утешала тех, чьи сердца разрывались от горя, стараясь узнать как можно больше о великой земле, с которой всех нас похитили.

— Да. Уж она-то знала, как помочь нам в наших бедах, — заметила вторая женщина, снова принимаясь за шитье.

— А что случилось с ее сыном? — спросила Амина.

Старшая из женщин пожала плечами.

— Не знаю. Вряд ли она когда-нибудь пыталась вернуться и разыскать его. Возможно, из мальчика сделали лакея или грума или что-то в этом роде. Кто знает?

— А что это была за плантация? — поинтересовалась Амина. — Кто был первым хозяином Охинуа?

— Это была плантация Хайда, детка. Именно там все и началось.

Загрузка...