Сад Персефоны

Глава 6

В последующие два дня я всячески избегала любых контактов с Полом, используя в качестве буфера Ники и мистера Панаидиса. Со мной постоянно был либо тот, либо другой, и я никогда не оставалась с Полом наедине. На третий день вернулся Василис.

Вокруг сразу возникли суета и возбуждение. Оказалось, что мы должны отправляться на Родос почти немедленно. Яхта была готова и ждала нас в заливе, переделка закончена и установлены новые приборы.

— Морское путешествие принесет тебе пользу, — сказал Василис, оценивающе глядя на меня своими черными глазами. — Ты выглядишь бледной и усталой, дорогая. Может быть, эта жара для себя слишком сильна? На море ты почувствуешь освежающий бриз.

Я открыла рот, чтобы сказать ему, что не могу отправиться в путешествие на «Океанисе» и что мы навсегда покидаем Меленус, но не могла найти нужных слов. В этот момент я еще не была готова скрестить с ним шпаги и вместо этого слабо согласилась с его планами, успокаивая свою совесть тем, что это делается ради Ники, что мы отправляемся в круиз ради него. Когда через две недели мы вернемся, я скажу Василису о своем окончательном решении.

Итак, мы отправились в путь — Василис, Пол, я и Ники, мадам Вентрис, доктор Сикилианос и его племянница Гермиона.

Я никогда не была на таком великолепном судне. Собственно говоря, я вообще никогда еще не совершала путешествий на морской яхте. Это был двухвинтовой дизель, водоизмещением в двести тонн, прочный, снабженный всем необходимым и даже кондиционерами. В нем помещались восемь человек и экипаж из шести матросов. На корме был установлен мощный роллс-ройсовский двигатель.

Обо всем этом я узнала от доктора Сикилианоса, когда выразила свое искреннее восхищение и удивление окружающей роскошью и огромным внутренним убранством яхты.

Каюта, в которой размешались мы с Ники, была обставлена мебелью в голубых и белых тонах и отделана кленовыми панелями. При ней была собственная ванная. Остальные каюты были оборудованы так же, либо при них были душевая кабинка и туалет.

Гостиная была выдержана в мягких серых и насыщенном клубничном цветах, так что, спускаясь в прохладу каюты, поддерживаемую кондиционированием воздуха, после сверкающих моря и солнца, можно было расслабиться. Ужин каждый вечер подавался в отделанном деревянными панелями салоне, а завтрак обычно сервировался на палубе, под полосатым бело-голубым навесом.

Это были волшебные дни. Сверкание золотого моря, высокое безоблачное небо, острова, сначала далекие, а затем приближающиеся, некоторые из них с маленькими гаванями. Домики с плоскими крышами, выложенными черепицей, ослепляли на солнце белым и охристым цветом. Дальше коричневая или фиолетовая береговая линия тянулась на фоне высоких застывших гор, и над ними — бледное небо.

Чаще всего по утрам мы ныряли прямо с яхты, даже Ники мог делать это, правда, в специальном спасательном жилете, поддерживавшем его на поверхности и прочно закрепленном нейлоновой веревкой. Он уже полюбил море и уже не проявлял нервозности. Выглядел он таким загорелым и здоровым, что каждый раз, когда я на него смотрела, сердце мое радовалось.

Доктор Сикилианос был прекрасным пловцом и всегда принимал участие в наших заплывах. А Василис чаще оставался на палубе с мадам Вентрис, которая вообще не умела плавать. Неизбежно получилось так, что старшие члены общества образовали один круг, в то время как Пол, Гермиона, Ники и я — другой. Этот факт тревожил меня. Я старалась всячески избегать Пола и поэтому начала проводить больше времени с мадам Вентрис и ее компанией. Мадам была такой живой и добросердечной, знала так много разных забавных историй, что была очень приятной компаньонкой, и я вскоре очень ее полюбила.

Мы должны были посетить остров Делос в центре Циклад.

— Будет очень жарко, — предупредил меня Василис, — но посещать остров утром или вечером бессмысленно, потому что без солнца не поймете, почему он был выбран местом, где родился Аполлон. Именно здесь самая чистая концентрация света, и, поскольку он был таким прекрасным и много веков назад, бог света и родился на Делосе. Надень удобные туфли, так как почва неровная и каменистая, хотя путь от побережья к святилищу Аполлона не так уж и долог.

— А Ники одолеет его? — спросила я.

— Конечно. Я хочу, чтобы он обязательно пошел с нами, потому что он в таком возрасте, когда особенно поддаются впечатлениям. Позже он никогда не забудет чудо и таинство этой гробницы.

Вот так. Как и всегда, Василис уже принял решение. Все, что я могла сделать, это позаботиться о том, чтобы на Ники была подходящая шляпа, которая защищала от солнца и, кроме того, чтобы он мог спрятаться в тени зеленого шелкового зонтика, купленного в качестве сувенира во время визита на один из островов и оказавшегося очень полезной принадлежностью.

Шлюпка доставила нас на берег перед полуднем. Когда мы только спустились в нее под слепящим солнцем, я поняла, что имел в виду Василис. Воздух вокруг нас блестел, вспыхивал и сверкал, как что-то живое. Солнце излучало нечто большее, чем свет. Казалось, что оно просто прожигает нас. Мы невольно замедлили шаги и тащились, как какие-то пустынные обитатели, по разбитым камням к святилищу. Коричневые и черные ящерицы выскальзывали из-под наших ног.

Я не знаю, чего я ожидала от этого места: благородных статуй, колонн, чего-то официального и великолепного. Но то, что открылось мне, было просто площадкой в руинах, разбросанных среди проросшей травы и чертополоха. Почти ничего уже не стояло горизонтально — все выглядело как после землетрясения. Вокруг были видны дверные проемы, сломанные колонны, фрагменты колоннад, все из одинакового серебристо-белого мрамора, который, казалось, улавливал и держал в себе свет.

Позади я услышала голос Пола:

— Здесь стоял храм.

Я нервно оглянулась, потому что мы заговорили друг с другом впервые после долгого перерыва.

— О! — вот и все, что я смогла сказать.

— И здесь лежит все, что осталось от статуи Аполлона — вот этот торс.

Я проследила взглядом за его жестом и увидела какой-то обломок мрамора. Я попробовала представить себе огромную статую, некогда целую и стоящую прямо.

— Она должна была быть огромной, — сказала я, не глядя на Пола.

— Да. Основание составляло одиннадцать футов в ширину и пятнадцать в длину, а в толщину — около четырех, так что ты можешь представить себе, что статуя была впечатляющей. Это был некогда наиболее почитаемый греческий храм, так как остров Делос считался священным, даже больше, чем Дельфы. Ибо хотя Аполлон и правил оттуда, он должен был делить власть с Дионисом, в то время как на Делосе, где он родился и провел свою юность, он был единственным правителем.

Пол замолчал, и я всем существом почувствовала, что он смотрит на меня. Поэтому быстро произнесла:

— Я не совсем хорошо знаю, что за богом он был. Он покровительствовал искусствам?

— В числе прочего. У его статуи в одной руке был лук, а в другой — щит с изображением трех граций: Евфросина представляла искусство пения, Талия — танец, Эгалия — все, что есть светлого и сияющего в мире. Но сам Аполлон был богом-воителем и предсказателем. Он был также защитником скота и ценил порядок и спокойствие. «Ничего чрезмерного» и «Познай себя» — это изречения, приписываемые Аполлону.

Подошла Гермиона и встала с другой стороны от Пола, слушая, что он говорит, с льстивым вниманием. В течение последних нескольких дней она проводила очень много времени в его обществе, и, как я заметила, он ей нравился. «Неудивительно», — подумала я, бросив искоса взгляд в его сторону. На Поле была голубая трикотажная рубашка и белые тиковые брюки. Мускулистые коричневые руки загорели до цвета коры деревьев. Когда он, улыбнувшись, повернулся к Гермионе и что-то сказал, белоснежный ряд зубов сверкнул на фоне почти черной кожи.

Гермиона застенчиво произнесла, не сводя с него глаз:

— Похоже, что он был добрым богом!

— Добрым? — Пол покачал головой. — Не совсем. Он приносил внезапную смерть и покровительствовал безжалостной мести, но вылечивал так же быстро, как убивал. Некоторые считали его богом поразительной энергии. Он, как считалось, появлялся тогда, когда его меньше всего ждали. Он редко представал перед людьми и только на короткое мгновение, когда возникал какой-либо особенный кризис.

Гермиона вздохнула, оглядываясь вокруг:

— А теперь все, что было великим, исчезло отсюда!

— Боюсь, что так. Афины украли сокровища и построили с их помощью свою цивилизацию. Но люди говорят, что Аполлон все еще иногда неожиданно является им в неописуемом сиянии, более сверкающем, чем просто свет. Крестьяне скажут, что такие явления — это улыбки Аполлона, сверкание его волос, эхо, отражающее его присутствие.

— Но это язычество, — возразила я. — Люди, конечно, уже не верят в богов.

Пол обернулся и взглянул на меня:

— Конечно верят. Здесь, в Греции, язычество неотъемлемо связано с христианством, так что в деревнях или на отдаленных островах крестьянин, благословляя, может сказать: «Пусть Христос поможет тебе снискать благосклонность богов и людей».

К нам присоединился доктор Сикилианос и кивнул, соглашаясь:

— Это правда. Мифология и язычество античных времен влились в христианство. — Он улыбнулся мне. — Без присутствия богов Греция не была бы Грецией. В наших ландшафтах, в наших горах они, похоже, все еще блуждают, и с ними легендарные герои. Это и придает островам притягательность. — Сикилианос повернулся к своей племяннице: — Гермиона, дорогая, там на камне есть надпись, которую я хотел бы показать тебе. — Улыбка его предназначалась также Полу и мне. — Может быть, вам тоже будет интересно?

Гермиона неохотно позволила увести себя. Я взглянула туда, где сидел Ники. Спрыгнув с огромной глыбы мрамора, он, тяжело дыша, прятался в тени, которую ему удалось отыскать.

— Я лучше пойду к Ники.

Пол протянул руку и поймал мою.

— Ты меня избегаешь!

Его прикосновение, казалось, обожгло меня жарче, чем солнечный свет, пронизывающий мою кожу.

— Пожалуйста, Пол!

— Я еще не отступил, ты должна это знать!

Я попыталась освободиться:

— Бесполезно. Я уезжаю с Меленуса. Я увезу Ники, и мы поедем куда-нибудь, где я смогу найти работу.

Он прищурился:

— Может быть, в Новую Зеландию?

— Возможно. Я думала об этом.

Он сказал резко:

— Не будь такой дурочкой, Стейси. Или такой нечестной с Хардингом.

Я наконец освободила руку:

— Это не твое дело. Пожалуйста, оставь меня в покое!

Заметив, что начала повышать голос и что другие обращают внимание на нашу перебранку, я повернулась и поспешила отойти от Пола.

Опустив голову и потирая свою покрасневшую кисть, я, спотыкаясь и перелезая через камни, направилась к Ники.

— Осторожно, дорогая! — Это крикнул Василис. Он стоял на моем пути, протягивая руку в предостерегающем жесте. — Ты расстроена? Я надеюсь, Пол не огорчил тебя? Прости. Я случайно слышал, как вы разговаривали, и увидел, что ты расстроена.

— Это пустяки, — сказала я, запинаясь.

— Я уверен, что Пол — последний человек в мире, который хотел бы огорчить тебя. Он так восхищается тобой.

Я встретила его взгляд, взгляд ярких темных глаз, который мог быть злым, пронизывающим, насмешливым, оценивающим, но редко бывал добрым, и быстро отвернулась.

— Это пустяки, — снова повторила я, сделав попытку отойти, — право, пустяки.

Он повернулся и пошел за мной.

— Я никак не могу помочь? — вопросительно улыбнулся он. — Может быть, выступить в роли арбитра?

Я решила, что это самый подходящий момент.

— Дело в том, что я говорила Полу, что должна покинуть Меленус. Я пришла к такому решению. Мы не можем остаться, и я не могу оставить вам Ники. Я хотела сказать вам об этом, когда вы вернулись из Афин.

Он поднял руку:

— Мое дорогое дитя! Я отказываюсь тебя слушать. Сейчас не время, и это не место для такого разговора. Неудивительно, что Пол возражал тебе. Он пытался убедить тебя поступить по-другому, я не сомневаюсь. Я не хочу начинать спорить с тобой, во всяком случае в данный момент. Мы сейчас совершаем развлекательный круиз, чтобы отдохнуть и получить удовольствие. Пожалуйста, не думай о таких вещах, пока мы не вернемся на Меленус.

— Но, — начала я, а затем беспомощно замолчала.

Мы дошли до камня, на котором сидел Ники, и Василис, улыбаясь, указал на него:

— Никос — умница. Он нашел одно из немногих тенистых мест. Сядь здесь сама и отдохни несколько минут, Стейси. Я пойду и покажу Никосу место, где некогда стоял Аполлон. — Он протянул руку. — Пойдешь с дедушкой и послушаешь историю?

Ники медленно кивнул, поднимаясь на ноги:

— Что за историю? О солдате?

Василис слегка усмехнулся:

— Боюсь, что нет. Это история о герое другого времени, но он тоже мчался по небу и прорывался через облака. Его звали Аполлон, бог света.

Звук его голоса вскоре затих в отдалении. Я осталась сидеть на сломанной колонне, думая о том, что Василис — человек, которому трудно возражать. Я думала также, что он, по-видимому, в какой-то мере знает об отношениях, возникших между Полом и мной.

Экскурсия в Делос была интересной и приятной, но все же мы были рады вернуться на яхту. Было настоящим благословением принять душ в прохладной каюте с кондиционером, а потом подняться на палубу, куда нам подали ледяные напитки перед тем, как приступить к обеду в тени навеса, легко хлопавшего под ветром с моря, когда судно снова пустилось в путь.

Затем мы поспали, убаюкиваемые тихим, равномерным звуком двигателя.

Этим вечером мадам Вентрис и я сидели, беседуя, на палубе, а Василис, доктор Сикилианос, Гермиона и Пол играли в бридж в салоне, внизу.

Мадам Вентрис не ездила на прогулку в Делос, объясняя это тем, что была там уже несколько раз и что жара будет для нее слишком тяжела.

— Но для вас это будет незабываемое воспоминание! Каждый должен по крайней мере один раз посетить святилище. Вам показалось это интересным?

— Да, это было впечатляющим. Хотя меня разочаровало то, что все превращено в массу руин. И я не уверена, что поверила во все те легенды об Аполлоне, которые Пол рассказал нам.

Мадам Вентрис засмеялась своим гортанным смехом:

— Но им надо верить! Эти легенды — сама Греция. Без их знания и веры в них вы просто смотрите на груды камней, куда бы ни отправились.

— Да, наверное, это так, — сказала я с сомнением. — Доктор Сикилианос говорил нечто подобное.

Мадам Вентрис подняла глаза к ночному небу, сине-бархатному и усыпанному звездами.

— Существуют два мира, Стейси, — мир, который мы видим, и мир, который, как мы ощущаем, скрывается за первым. Наука каждый день делает разъяснения, разрушая легенды и мечты, созданные временем. — Она подняла свою полную руку. — Луна больше не божество, а сателлит, который в один прекрасный день удастся посетить каждому. Звезды больше не таинственные существа, а планеты, которые мы можем измерять и фотографировать, и сводить все к математическим данным. Но разве все это перестает быть чудесным из-за этих знаний? Можно взять цветок и изучать его, отрывая лепесток за лепестком, но в конце концов разве мы можем повторить его? Мы даже не можем воссоздать семя, из которого этот цветок вырос. Этот зародыш жизни вне нашей власти. И так же, как с физическим миром, обстоит дело и с нашим сознанием и духом. Мы не хотим и не нуждаемся в том, чтобы нам все объяснили. — Она повернула голову в мою сторону и улыбнулась. — Я принадлежу к тем, кто верит, что поэты и мечтатели нужны нам больше, чем ученые. Ученые стремятся свести все к формуле, а это ведет к смерти духа. Ты не согласна?

— Я, право, никогда об этом так не думала. Но да, я согласна.

Мадам Вентрис одобрительно кивнула:

— Конечно. Ты ведь тоже романтик. Например, ты веришь, что может быть только один мужчина, только одна любовь. Не так ли?

Я ответила задумчиво:

— Быть может. А вы считаете иначе?

Она пожала полными плечами:

— У меня не было этого опыта. Я не выходила замуж по любви, как ты. Я любила не одного мужчину, но, возможно, то, что каждый раз испытывала к каждому из них, не было тем, что ты считаешь настоящей любовью. Это было скорее физическое влечение, временная влюбленность.

— Но… ваш муж, — начала я и остановилась.

— Мой муж был моим наставником и другом. Мы заключили соглашение, которое устраивало нас обоих по профессиональным и другим причинам. Он руководил моей карьерой, моими делами. Я не была замужем в настоящем смысле этого слова. — Она повернула голову, глаза ее помрачнели. — Надеюсь, я не шокировала тебя?

— Нет, конечно нет. Я просто удивлена, вот и все. Вы сказали, что вы романтик, однако то, что только что мне рассказали, выглядит сухим и реалистичным.

Мадам Вентрис покачала головой:

— Я сказала, что это ты романтична, Стейси, и ты действительно романтик. Я, вероятно, уже рассеяла все твои иллюзии на мой счет. — Она вздохнула. — Человек, которого я любила, единственный, которому я оставалась бы верна и постоянна, уже был женат, когда я встретила его. Наша связь была короткой — встреча во время войны. Он вернулся к своей жене, а я продолжала свою карьеру и позже вышла замуж. Наш брак с мужем был союзом, основанным на симпатии и общих интересах.

— Я не понимаю, — сказала я. — Вы хотите сказать, что у вас были любовные связи? А ваш муж — он не возражал?

— Мы никогда не говорили об этом. Муж делал вид, что ничего об этом не знает, а я делала вид, что ничего не происходило. В браке иногда нужно «сохранять лицо». — Она покачала головой. — Ты не знаешь, о чем я говорю. Ты слишком молода и, возможно, слишком невинна, Стейси. Ты любила всего один раз и всем сердцем, и эта любовь была взаимной. Тот факт, что любовь была так трагически коротка, не меняет глубины и силы пережитого. Ты должна знать, что любовь без секса, так же как секс без любви, не могут быть благополучными. Двое должны быть неразделимы. А в браке, где каждый получает полное удовлетворение от другого, не существует опасной пустоты. Любовь обновляет секс, а секс обновляет любовь. Все именно так просто. Ничего другого и искать не следует.

Настала тишина, которая прерывалась только тихим бормотанием двигателей и плесканием воды о борт судна. Тысяча звезд сверкала и сияла над нашими головами. Огромная тень на ночном небе показывала, что мы минуем еще один остров.

Мадам Вентрис произнесла ласково:

— Майкл влюблен в тебя.

— Да.

— Но ты в него не влюблена?

Я покачала головой:

— Нет, но он очень мне нравится.

— Я не должна говорить тебе, что этого недостаточно. Должно быть что-то большее, чем симпатия, — что-то, что трудно назвать. Настойчивое физическое влечение, но, кроме того, духовная близость, которая так привязывает к нам другого человека, что он начинает казаться нашим продолжением.

Я попыталась вспомнить, было ли это так с Алексисом. Все теперь казалось уже таким далеким. Может быть, мы были просто счастливыми детьми в тот короткий год? И стала бы наша любовь расти и углубляться, чтобы достичь того, о чем говорила мадам Вентрис? Я раньше не задумывалась об этом. Что изменило меня? Или кто?

Я постаралась отключиться от мыслей о Поле, от воспоминаний о том вечере в салоне. Но непроизвольно вздрогнула, и мадам Вентрис сказала:

— Может быть, нам стоит пойти вниз и присоединиться к остальным?

Я встала:

— Если вы хотите. Хотя здесь так прекрасно!

Она положила свою руку на мою:

— Твоя жизнь впереди, Стейси. Не повторяй моей ошибки.

Я поколебалась некоторое время, но затем, не удержавшись, высказала мысль, которая внезапно родилась у меня в голове:

— Это был отец Майка? Тот, кого вы любили и за кого не могли выйти замуж?

Она ответила с грустью, которой я никогда не слыхала до тех пор в ее низком, вибрирующем голосе:

— Да.

Затем протянула мне руку, чтобы я помогла ей подняться на ноги.