Сад Персефоны

Глава 7

Я много раз возвращалась мыслями к моему разговору с Марией Вентрис. Она попросила меня называть ее «Мария», потому что теперь мы стали друзьями. Разница в возрасте, казалось, не имела значения, и мы очень много беседовали, хотя больше не касались вопросов любви и брака.

Мы ожидали, что прибудем на Родос через два дня. Там мы должны были встретить Леду и еще спустя два дня начать обратный путь вдоль берегов Турции.

Однако прежде чем это было решено, мы собирались остановиться еще на одном острове, название которого я слышала раньше, — Косцене. Он был чуть-чуть больше обыкновенной необитаемой скалы, как сказал доктор Сикилианос, но знаменит своим подводным гротом.

— Он также знаменит своими пещерами, где во множестве водятся омары, — добавил он с улыбкой, — и известен как лучшее место для рыбаков. Если нам повезет, мы можем встретить одного из них, который отвезет нас на своей лодке в грот. Наше судно слишком велико для такой экспедиции — чтобы пройти под сводами, нужно лечь на самое дно лодки — вот так! — он опустил руки ладонями вниз, — как это делается при посещении Капри, в Голубом гроте. Вы бывали там?

Я покачала головой:

— Нет, боюсь, что нет.

— Ну, это не так важно. Грот на Косцене, с моей точки зрения, не менее прекрасен и живописен. Увидев однажды, вы уже никогда его не забудете, как и многое другое здесь, в Греции.

Мы прибыли на Косцене ранним свежим утром. Остров выглядел диким, но прекрасным. Утесы цвета охры выступали из поразительно голубого моря и золотились под солнцем прожилками слюды. Кроме примитивной хижины, притулившейся под скалой, на острове не было видно никаких следов пребывания человека.

— Это один из «сухих островов», — сказал Василис, обращаясь ко мне, когда помогал сойти на берег. — Здесь никто не может жить, потому что здесь нет воды. — Он показал на морды трех коз, уставившихся на нас поверх выступа скалы над нашими головами. — Эти терпеливые ребята, похоже, выживают, но они, вероятно, принадлежат кому-то из рыбаков, который заботится о них.

Ни Василис, ни Мария не захотели идти в грот.

— Я, вероятно, не смогу улечься на дне этой маленькой лодки, — с улыбкой объявила Мария, когда рыбак, появившийся неизвестно откуда, предложил отвезти нас в пещеру.

— И я тоже, — сказал Василис. — Это экспедиция для молодежи. — Он отвесил насмешливый поклон в сторону доктора Сикилианоса. — Я отношу к ней и тебя, Димитри, потому что, как я понимаю, ты захочешь их сопровождать. Мы с Марией прогуляемся немного вон по той тропинке, если только она не окажется слишком крутой, и полюбуемся окрестностями. Потом можем вернуться, посидеть здесь и подождать бесстрашных туристов.

Ники был страшно возбужден предстоящим путешествием и ждал с нетерпением, когда ему будет позволено забраться в лодку — крошечную плоскодонную шлюпку. Поскольку в лодке помещалось одновременно не более двух пассажиров, кроме лодочника, посещение грота должно было совершиться двумя группами.

— Сначала отправляйтесь вы с Ники, — сказала мне Гермиона. — Жаль заставлять его ждать!

Я заколебалась:

— Вы уверены?

Она кивнула, и доктор Сикилианос, стоявший рядом, поддержал ее. Я взяла Ники за руку и, крепко держа, сказала предостерегающе:

— Теперь ты должен сидеть очень спокойно!

Худой, темноглазый рыбак любезно помог нам спуститься в лодку, а затем сказал что-то по-гречески оставшимся на причале.

Я увидела, что Гермиона бросила быстрый взгляд на Пола, будто хотела что-то сказать, но Василис взял его за руку и подтолкнул вперед, сказав:

— Поезжай со Стейси. Мужчина говорит, что один из вас может ехать с ними сейчас, так как Ники занимает мало места. Гермиона и ее дядя смогут поехать после того, как вы вернетесь.

Лицо Гермионы вытянулось от разочарования, когда Пол спрыгнул в лодку и сел рядом с Ники. Я поняла, что девушка надеялась — ее дядя отправится с нами, а она сможет поехать вдвоем с Полом.

Хозяин лодки начал медленно грести, отталкиваясь от причала, а Ники, изо всех сил сдерживая восторг, махал рукой и кричал:

— Пока! Пока!

Рыбак вел лодку в тени утеса, медленно гребя вдоль его неровного бока. Скоро причал скрылся из виду и мы стали приближаться к огромной естественной арке между утесом и скалой. Мы прошли под ней и увидели впереди еще одну арку, на этот раз прямо в самой скале. Высота ее составляла около пятнадцати-двадцати футов, и она была достаточной, чтобы пропустить лодку гораздо более широкую, чем наша. Однако, когда мы вплыли поглубже в отверстие, оно сузилось и потолок пещеры опустился. Казалось, тут она и заканчивается, потому что впереди не было ничего, кроме глухой скалы. Однако когда отражение света в воде и движущиеся по влажной зеленой поверхности скалы блики замедляли свое движение по мере того, как лодка останавливалась, а рыбак складывал весла, я увидела низкое отверстие почти над поверхностью моря. Невозможно было себе представить, что кто-то может пройти через него, но рыбак уже говорил что-то по-гречески и жестом показывал, что мы должны лечь лицом вниз на дно лодки, на старый кусок брезента, который он предусмотрительно расстелил, чтобы мы не испачкали одежду.

— Осторожно! — предостерег Пол, когда я опустилась на колени, радуясь тому, что одета в джинсы и полосатую хлопчатобумажную рубашку, в которых можно было без помех занять такое неудобное положение.

Я потянула Ники вниз, чтобы он лег рядом со мной, крепко держа его за руку и с удовольствием наблюдая за выражением полного восторга на его лице, что взрослые вместе с ним осуществляют эти странные маневры.

Лодочник кивал, говоря «не, не», что, как я уже знала, по-гречески означало «да», глядя на то, как Пол укладывает свое могучее тело наполовину рядом со мной, наполовину — позади. В то же время сам грек опустился на колени.

В следующее мгновение лодка скользнула в отверстие в кромешную темноту и мы оказались под скалистым навесом. Это было самым жутким ощущением в моей жизни. Края лодки задевали за скалистые стены, по мере того как мы медленно продвигались вперед, направляемые руками лодочника, который отталкивался от свода голыми руками.

Я обхватила Ники и, крепко прижимая его к груди, чувствовала, как он стискивает мои пальцы. Я еще ничего не успела сказать, когда раздался голос Пола:

— Держись, Ники! Это всего несколько минут! — В то же мгновение он нашел мою руку и добавил: — Все в порядке, Стейси!

— Да, — отозвалась я приглушенным голосом. Теплое пожатие его руки вызвало у меня дрожь. Затем темнота внезапно рассеялась и лодка оказалась в освещенном голубым светом гроте.

Это было необыкновенное место. Противоположную сторону пещеры едва можно было различить. Я села, вытирая пыльные ладони. Высокий потолок был изогнут, как в соборе, а сталактиты, висевшие по сторонам, напоминали какую-то фантастическую готическую резьбу. Мы выпрямились в лодке, оглядываясь вокруг. Казалось, что странный голубой цвет грота менялся, становился все более глубоким, более насыщенным, пока совсем не охватил нас сверкающим светом.

Лодочник поднял весло и тронул поверхность воды. При этом движении освещение снова переменилось, бросая струящееся отражение на скалу и стены так, что на какое-то мгновение голубой оттенок исчез и его сменили опаловый, розовый, золотой и фиолетовый. Затем, когда все снова успокоилось, глубокая, незабываемая лазурь вернулась и заполнила всю пещеру.

Наконец настало время возвращаться. Снова нужно было проплыть под пугающим утесом над головами. Мы опять распростерлись на дне лодки, но на этот раз были готовы к этим нескольким мгновениям в слепящей темноте — ощущению, которое уносилось темными водами подземной реки. Эти мгновения быстро миновали, и мы оказались под внешней аркой, которая вела в открытое море.

— Ну что, ты ожидала такое? — спросил меня Пол, когда мы стали приближаться к причалу.

— Это было поразительно, неправдоподобно, прекрасно! Правда, Ники?

Ники кивнул. Он был несколько подавлен впечатлением, которое его взволновало и одновременно испугало. Только оказавшись на суше, он начал прыгать, вертеться и снова болтать, рассказывая Гермионе и доктору Сикилианосу о чудесах, которые он увидел. Доктор засмеялся и отмахнулся от него. Мы смотрели, как они спускаются в лодку и отчаливают, потом помахали им вслед.

Появились Василис и Мария, медленно спускавшиеся по крутой тропинке, которая вела от причала в горы. Мария обмахивалась платочком, опираясь на каменистую стену, отделявшую часть причала.

— Так жарко! Я просто изнурена! Мы прошли совсем немного, не пытаясь подняться на самый верх, но даже оттуда, — она подняла свою полную руку и показала на маленькое плато где-то посредине утеса, — даже оттуда открывается великолепный вид!

Василис улыбнулся:

— Здесь нужны ослики, чтобы поднять нас наверх, как на Санторине.

Мария энергично помотала головой:

— Бедные ослики! Будто бы нашелся такой, который мог бы поднять меня! Я не смогла бы быть такой жестокой с бедным животным! — Она посмотрела на меня: — Но ты, Стейси, должна туда пойти. Оттуда видны маленькие острова — их множество, и они лежат на воде, как драгоценные камни!

Я не успела ответить, как Пол сказал:

— Да, мы сейчас поднимемся туда. Верно, Стейси?

Я инстинктивно отпрянула:

— Я… я не знаю. Слишком жарко, и для Ники это будет утомительно.

Я отвела взгляд от Пола и увидела, что Василис смотрит на нас, внимательно прищурясь. Он протянул мне черный зонтик, который нес до того над Марией и собой. Потом сказал:

— Конечно, вы должны пойти и полюбоваться видом. Возьми вот это, он укроет тебя от ослепительного солнца. Мы с Марией возвращаемся на яхту и возьмем с собой Никоса. Шлюпка вернется за вами, за Димитри и Гермионой, когда они возвратятся из грота.

— А нельзя ли нам всем вернуться сейчас? — спросила я в некотором замешательстве. — Я так хочу пить!

Василис сурово наклонил голову:

— Я был бы благодарен, если бы вы подождали остальных. Оставить их одних было бы невежливо. В то же время мне хочется отвести Марию назад. Как вы заметили, эта жара ей тяжела. — Он обернулся и показал жестом на большую плетеную корзину для пикника, стоявшую в тени стены. — Там достаточно освежающего для всех нас. Может быть, ты, Пол, позаботишься о Стейси?

— Я тоже хотел бы попить! — сказал Ники, проталкиваясь вперед.

— И тебе сейчас дадут, — заверил его Василис с улыбкой. — Там есть вино, минеральная вода, лимонад. Там есть и еда, если вы проголодались.

Все отрицательно покачали головами, даже Ники. Пол наполнил серебряные чаши холодным, как лед, лимонадом, и мы с благодарностью выпили его.

— А теперь — на судно, — объявил Василис. — Идем, Никос, тебе понравится еще одна поездка по морю, я уверен. Твоя мама немного прогуляется, прежде чем вернуться на яхту. — Он положил руку внуку на плечо и мягко подтолкнул его вперед.

Ники оглянулся на меня:

— Ты не идешь, мамочка?

Я поймала взгляд Василиса и заметила, что он слегка нахмурился. Как и всегда, я капитулировала, не желая, чтобы Ники выглядел совсем ребенком, а я сама — матерью, которая трясется над ним.

— Не сейчас. Но я скоро приду. Иди с дедушкой и тетей Марией. К обеду я вернусь к тебе.

Мария сказала ему что-то на ухо, и Ники улыбнулся и взял ее за руку. Когда шлюпка заплясала у причала, один из матросов протянул руки и, подняв Ники, опустил его на дно лодки. Потом повернулся для того, чтобы помочь Марии и Василису спуститься.

Я смотрела вслед удаляющейся шлюпке, которая скользила по мерцающей воде по направлению к яхте, чувствуя себя потерянной, потому что была оставлена наедине с Полом. А за этим чувством скрывалось нечто другое. Неужели это была радость или счастье?

Когда я обернулась, то увидела, что Пол стоит сзади и смотрит на меня сквозь темные очки, не давая разглядеть его глаз.

— Итак? — спросил он ласково.

Он закрыл зонт и теперь стоял, опираясь на него и прижав ручку к ноге. Он выглядел таким красивым, загорелым, привлекательным и, несмотря на небрежный вид, необыкновенно мужественным. Я и раньше это замечала, но теперь это почему-то по-особому волновало меня.

Поскольку я не ответила, он добавил:

— Теперь у нас будет возможность поговорить. До сих пор ты успешно избегала меня.

— О чем нам говорить? — спросила я тихо. — Я сказала тебе, что чувствовала той ночью. Ничего не изменилось, кроме того, что я твердо решила уехать с Меленуса.

Он посмотрел на меня мрачно и твердо:

— Ты сказала об этом моему отцу?

— Я пыталась, но он не захотел слушать. Он сказал, чтобы я подождала до окончания круиза.

— Ты бежишь от меня или от себя?

Я отвернулась:

— Возможно, от себя.

Он протянул руку и взял меня за подбородок, приподнимая мое лицо так, что я была вынуждена снова посмотреть на него. Теперь я уловила блеск его глаз за темными стеклами очков.

— Ты считаешь, что это так плохо — любить? Даже если то, что мы почувствовали друг к другу, не что иное, как просто увлечение? Как ты сказала однажды, ты боишься рискнуть. Ты не хочешь даже попробовать снова испытать радость? Думаешь, твои страхи и пуританское воспитание спасут тебя от голосов сирен языческого мира?

Я откинула голову:

— Я знаю, что выгляжу жеманной, ограниченной и глупой. Дело не в том, что я любила Алексиса, и это было лучшее в моей жизни. Я не хочу, чтобы повторилось лучшее, потому что не верю в это.

— Алексис мертв. Тебе нет нужды совершать эмоциональное самоубийство в его память. Он не стал бы ждать этого от тебя. Он любил жизнь с таким жаром!

Некоторое время я молчала, вспоминая Алексиса, его веселость и шутливость, его жизнелюбие, счастье, которое мы с ним разделяли. Это был не тот Алексис, который заставил бы меня заключить себя в эту мысленную строгую оболочку. Он сказал бы: «Живи снова, Стейси! И люби!» Тогда почему я не могла так поступить?

Пол медленно раскрыл зонтик и распростер его над моей головой.

— Поднимемся немного вверх по утесу? Мы можем где-нибудь присесть на полпути полюбоваться видом. — Он слегка улыбнулся. — И поговорить еще немного.

Я повернулась, и мы начали взбираться по извилистой тропке. Она была крутой и неровной, из-под наших ног сыпались камни. Тени не было совсем, и, поскольку мы вынуждены были идти один за другим, Пол время от времени закрывал зонт и пользовался им как тростью. Он опирался на него, протягивая мне другую руку, чтобы помочь лезть вверх.

Когда мы добрались до площадки, где отдыхали Василис и Мария, Пол сказал:

— Остановимся здесь?

Но я покачала головой и, переведя дух, сказала:

— Нет, поднимемся на самый верх!

Я тяжело дышала, чувствовала себя изнуренной, но не хотела вступать с Полом в новый разговор. Это было бы слишком. Я предпочла сделать усилие и продолжать взбираться на гору, а не заниматься самоанализом.

Половину пути мы уже прошли. Дальше дорога, казалось, выровнялась, и идти стало легче. Я поняла, что теперь тропа обогнет утес с другой стороны, а не будет идти крутыми поворотами, как до того.

Теперь мы могли остановиться и полюбоваться видом. От него действительно захватывало дух. Безграничное море вокруг, такое прозрачное, что все изменения глубины и поверхности дна отражались в оттенках воды; бледно-зеленый цвет плавно перетекал в темно-изумрудный, затем в чернильно-синий. Поверхность временами покрывалась рябью от дуновения ветра, который Пол называл по-гречески «легким дыханием бриза». Отдаленные острова виднелись совершенно ясно. Они были как будто увенчаны серебряными коронами, а далеко внизу, значительно дальше, чем я думала, виднелась белая точка на воде — наша яхта «Океанис».

Я воскликнула, задыхаясь:

— О! — И это было все, что я была в состоянии произнести.

Пол улыбнулся:

— Просто нет слов, правда? Вот это Греция, которую знали древние. Это самое море, и это небо, и этот свет! — Он поднял руку. — Послушай!

Я прислушалась, но не услышала ничего, кроме шелеста ветра и, на его фоне, где-то вдалеке, звона колокольчика, привязанного к шее козы.

— Ничего. Только тишина.

Он улыбнулся. Рука его протянулась к моей.

— Вот это я и хотел сказать.

Мои пальцы застыли в его крепкой руке. Неожиданно напряжение исчезло, все волнения и страх рассеялись под влиянием этого мирного и тихого мгновения. Мы стояли рука в руке, глядя вниз с вершины горы на расстилающийся вокруг нас мир.

Даже когда Пол прервал тишину, сказав: «Сядь и передохни немного», это ощущение осталось. Я послушалась его и прислонилась спиной к теплой скале под раскрытым зонтом, который он установил так, что наши головы были в тени.

— Здесь все кажется возможным, — сказала я. Потом плавно повела рукой вокруг. — Неудивительно, что Икар решил, будто он может летать. Я тоже ощущаю это — как будто я могу подпрыгнуть и медленно спуститься, паря в воздухе, вниз, к морю.

Пол повернулся, протянул за моей спиной руку и оперся ею о скалу над моей головой. Глядя сверху вниз и приблизив свое лицо, он ласково сказал:

— Да, все возможно. Может быть, и ты забудешь Алексиса и полюбишь меня так же сильно, как я люблю тебя. — Медленно, осторожно он наклонился и, бережно прижав свои губы к моим, поцеловал меня.

Это был долгий, долгий поцелуй, не страстный и не требовательный, как прежде, но настойчивый и уверенный. У меня подкосились ноги, слабость разлилась по всему телу, будто мои кости начали расплавляться.

Я задрожала, и Пол прервал поцелуй, прошептав рядом с моей щекой:

— Не бойся. Я не буду принуждать тебя, хотя очень хотел бы. Здесь, вблизи неба, вдали от всего мира… — Он поднял голову и посмотрел на меня с таким выражением глаз, которого я раньше не замечала у него. — Каллиста! Знаешь, что это значит? Самая прекрасная! — Он легко прикоснулся к моему виску. — Мне нравятся твои распущенные волосы, спадающие на плечи, как огненный шелк. Можно, я распущу их?

Я быстро сказала, задыхаясь:

— Пожалуйста, Пол, не надо. Мы не должны здесь оставаться. Нас будут ждать. Нам пора идти.

— Пора? — Он отстранил мою руку, которую я прижимала к его мускулистой груди, будто пытаясь оттолкнуть его, и поднес к своим губам. — Я хотел бы, чтобы ты принадлежала мне в безвременном мире, где я мог бы неторопливо заниматься с тобой любовью без всяких часов, расписаний и других людей. — Продолжая держать мои руки в своих, он встал и поднял меня на ноги.

Вернувшись на тропинку, которая вела с утеса, мы продолжили спуск. Дело пошло значительно быстрее, однако в некотором роде тяжелее, так как тропинка шла вниз довольно круто. Пол шел впереди, держа меня за руку и страхуя. Когда мы дошли до поворота, его рука на секунду отпустила меня, и я тут же споткнулась и упала.

В одно мгновение он подхватил меня:

— Ты в порядке?

Я отряхнула пыль со своих джинсов:

— Да. Но ремешок моих сандалий порвался! — Я горестно взглянула на болтающийся кусочек кожи, прежде чем снова всунуть ногу в туфлю. — Не беда. Это пустяки.

Тем не менее это оказалось серьезной проблемой, потому что сандалия все время спадала. Я пыталась идти босиком, но земля была мучительно твердой, и вскоре я поранила обнаженную ступню. Поэтому пыталась оставаться в сандалии во что бы то ни стало, удерживая ее на ноге одной только силой воли.

В конечном счете спуск оказался более долгим, чем подъем.

— О, дорогой, — извинилась я, запыхавшись. — Мне так неловко. Я так нас задержала. Все, наверное, уже устали ждать.

— Никто нас не ждет, — сказал Пол. Голос звучал удивленно.

С того места, куда мы добрались, уже был виден причал. До тех пор он был закрыт от нас выступом скалы.

— Никто? Но ведь доктор Сикилианос и Гермиона должны были к этому времени вернуться?

— Никого нет. — Пол указал на противоположную сторону скалы. — Не видно ни лодки, ни шлюпки. Ничего.

Мы с удивлением взирали на землю внизу. Потом с опаской ступили на шаткий настил причала. Пол взглянул на свои часы.

— Сейчас без четверти два, — сказал он, нахмурясь. — Я полагаю, что произошло следующее. Шлюпка приходила и ушла, увозя Димитри и Гермиону, а через некоторое время вернется за нами.

Солнце ослепляло, и я не могла четко видеть морскую даль, несмотря на темные очки. Прикрыв лицо одной рукой, я стала смотреть вдаль, в сторону горизонта, пытаясь обнаружить ждущий нас корабль.

— Но где же яхта? — спросила я удивленно. — Куда она отправилась? «Океаниса» там нет!

Пол взмахнул рукой:

— Вон там что-то, похожее на яхту. Вон там, за рыбацкими лодками.

Я взглянула в том направлении:

— Но это гораздо больше «Океаниса»!

— Нет, ты смотришь на один из пароходов, которые ходят между островами. Я имею в виду белое судно справа. — Он нахмурился. — Куда, черт возьми, оно направляется? И почему они оставили нас здесь?

— Они же не могли забыть о нас, — сказала я в замешательстве. — Василис ведь знал, где мы. Он практически послал нас вверх, на гору, чтобы мы могли полюбоваться видом.

— О, он, конечно, вернется за нами. Не беспокойся. Но что меня удивляет, так это почему яхта отчалила так быстро? Я только могу предположить, что мой отец решил, будто мы хотим остаться здесь подольше.

— Потому что мы слишком долго спускались? — спросила я. — Нас задержал порванный ремень сандалии. И мы, конечно, не должны были так часто отдыхать.

Пол взял меня за руку:

— Разве это имеет значение? Мы оказались на какое-то время оставленными здесь, как два потерпевших кораблекрушение моряка. Я рад, Стейси. Ты все еще принадлежишь мне одному.

Я будто забыла свою руку в его ладони, но была далеко не так спокойна и не так уверена.

— Надеюсь, Ники не будет волноваться и думать, где же я?

— Конечно нет. Василис, Мария, Гермиона — они его успокоят. В конце концов, ты ведь оставляла его и раньше, — добавил он, — когда, например, на целый день уезжала с Хардингом.

Я отвернулась от него:

— Это было по-другому.

— Я так не думаю. Если только ты не предпочитала оставаться наедине с Майком и поэтому не слишком беспокоилась о Ники. В этом разница?

— Все было запланировано и организовано. Ники знал, что я оставляю его на целый день.

Пол насмешливо улыбнулся, подняв руку и снова указывая на горизонт.

— Тогда будем надеяться, что он поймет это так же и на этот раз. Потому что «Океаниса» нет в поле зрения. Если только яхта не вернется назад сразу, мы останемся здесь на весь оставшийся день.

Я повернулась в ужасе:

— Но мы не можем оставаться здесь!

Пол покачал головой:

— Боюсь, что нам придется. Что бы ты хотела сделать в первую очередь? Пообедать? Кто-то заботливо оставил нам еду и питье в корзине там, у стены. Или, может быть, поплавать? Похоже, мы привезли с собой это настроение для купания. — Он взглянул вверх, на утес. — Только сначала мы должны найти какое-то место в тени, где можно будет посидеть. Ложбинка, которую обнаружил Ники, похоже, самое лучшее место. Солнце уходит от нее, а скала сверху отбрасывает тень.

Я ответила, внезапно и странным образом соглашаясь:

— Мне все равно, чем мы займемся, но мне ужасно жарко!

— Тогда давай сначала поплаваем, хорошо? Мы охладимся. Я принесу еду, пока ты будешь здесь раздеваться.

— Хорошо.

Я посмотрела вслед, как он отправился вверх по тропе, и затем, повернувшись, сбросила джинсы и кофточку и натянула купальный костюм, целомудренно не снимая рубашки.

У этого острова не было пляжа; утес погружался прямо в прозрачную воду, там и сям виднелись пучки водорослей. Я спустилась по камням сквозь скользкие розовые заросли. Пол окликнул меня, и я остановилась, чтобы подождать его.

На нем были плавки, а тело загорело до цвета красного дерева. Мощные мускулы рук и плеч выступали под гладкой кожей. Волосы и сверкающие в солнечном свете глаза и зубы — все это я отметила, когда он крикнул:

— Осторожно! Эти скалы могут быть опасными. Не пытайся нырять!

Выполняя его указания, я осторожно спустилась со скал в воду и через несколько секунд отплыла от них подальше. Пол догнал меня, и бок о бок мы поплыли вперед, в залив.

Вода около скал была настолько теплой, что, когда мы отплыли немного подальше, показалась просто прохладной. После раскаленного полудня это казалось настоящим благословением, особенно после изнурительного подъема на утес и не менее изнурительного спуска. Мне показалось, что я никогда не захочу вылезти из воды.

Но в конце концов мы устали от плавания и лежания на воде и решили вернуться на берег, где оставили полотенца.

— Это было великолепно, — сказала я, вытряхивая шпильки из влажных волос. Сегодня я плавала без купальной шапочки.

— Великолепно, — подтвердил Пол, но глаза его смотрели на меня, на прозрачные струи, которые сбегали с моих плеч. — Ты выглядишь прямо как русалка.

— Да что ты. — Я внезапно застеснялась, заметив его настойчивый потемневший взгляд и сознавая, что мы были на острове совершенно одни.

К моему облегчению, он сказал как что-то само собой разумеющееся:

— Ты, должно быть, очень голодна после всего этого!

— Нет, не очень.

— Ну а я очень проголодался. — Он протянул мне руку. — Пойдем поищем нашу еду!

К тому времени, как мы поднялись в ложбинку, солнечный жар высушил мой купальник. Я надела поверх него хлопчатобумажную рубашку, потому что, как Пол и говорил, там было тенисто и приятно прохладно.

Сама ложбинка представляла собой очаровательный клочок земли примерно десяти футов в ширину и в три или два раза больше в длину. Фактически она тянулась вокруг всего утеса и спускалась вниз к неровной поверхности подножия, покрытого сухой травой с колючими кисточками и синим чертополохом. Солнце там было беспощадным, раскаленный диск на горячем белом небе, и тени не было совсем. Так что мы остались под навесом утеса.

Кто бы ни упаковывал корзину для пикника, он явно готовил ее в расчете на аппетит Гаргантюа. Там был арбуз, уже разрезанный и истекающий соком, затем нечто вроде прессованного рыбного паштета, который, как сказал Пол, был сделан из молок и который мы ели со свежим хлебом. Еще у нас был салат из зеленого перца с яйцами и, в довершение всего, легкие, воздушные пончики и огромные груши. Мы пили «Рецину», и я в первый раз поняла, каким освежающим может быть вино.

— А теперь время сиесты, — сказал Пол. Он сложил свой хлопчатобумажный свитер и подложил под мою голову. — Так удобно?

Я была такой усталой, такой насыщенной плаванием и едой, что все, что я могла, это зевнуть и сказать:

— Умм, а ты как же?

— Мне хорошо и так. — Он улегся на спину, подложив руки под голову. — Когда ты проснешься, яхта, возможно, будет возвращаться к нам.

— О, я надеюсь.

Я спала долго, проснувшись только один раз, чтобы увидеть за тенью скалы голубой и серебряный мир, мерцающий в послеполуденной жаре. Тишина ничем не нарушалась, вокруг царили мир и безмятежность, которые успокаивали, как бальзам, стирали всякие мысли и волнения так, что человек чувствовал себя легким и опустошенным. Я взглянула на Пола, который спал рядом. Его темный профиль казался высеченным четко, как у статуи, густые черные ресницы отбрасывали тень на высокие скулы. На мгновение я совсем было прониклась этими мимолетными впечатлениями, а затем мои веки отяжелели, закрылись, и я снова заснула.

Когда я проснулась во второй раз, Пол стоял у утеса, глядя на море.

Я села, сразу насторожившись:

— Яхта там? Ты видишь ее?

Он повернулся, качая головой:

— Никаких признаков.

Вскочив на ноги, я посмотрела на свои часы:

— Но сейчас уже пять часов! Они должны скоро прибыть, чтобы забрать нас!

— Не стоит паниковать. Еще очень много времени. День еще далеко не кончается!

— А вдруг они не вернутся? Вдруг нам придется провести здесь всю ночь?

Он насмешливо улыбнулся:

— Допустим.

— О, пожалуйста, не шути так! — Мой взгляд блуждал по бескрайней поверхности моря. Я подняла руку: — Вон там не «Океанис»?

Он покачал головой:

— Нет, это другой пароход. — Он поймал мои руки и ласково притянул меня к себе. — Ты все еще беспокоишься о Никосе? Или ты волнуешься из-за нас?

Я почувствовала, как начало колотиться мое сердце. Голос мой прозвучал неуверенно, когда я повторила его последние слова.

— Из-за нас?

Лицо его было очень близко. Взгляд, глубокий и горящий, поймал и удерживал мой, так что я не могла отвести глаз, даже если бы хотела.

А я и не хотела. Что-то во мне поднялось и потянулось к Полу.

И все же я сопротивлялась, неуверенно возражая:

— Я не хочу… это будет нечестно… только потому, что мы в таком положении…

Черная бровь вопросительно поднялась.

— Нечестно? В любви, как на войне, честно все. Ты, конечно, знаешь это? И не воображай, что у меня возникнут какие-либо колебания относительно галантности. Мы, люди языческого мира, предпочитаем роль Париса роли сэра Ланселота, предпочитаем быть любовниками, а не безупречными рыцарями.

Я отодвинулась от него:

— Ты хочешь сказать, что ты не поколебался бы…

— Не поколебался бы? — Он долго смотрел на меня, затем резко отпустил и сказал: — Лучше вернемся на причал. Здесь дует холодный ветер.

Я была поражена такой переменой. Я уже была готова сопротивляться, а это оказалось не нужным. Не отвечая, я повернулась к ложбине и начала собирать свои вещи. Через несколько минут мы уже спускались вниз по тропе.

Поставив корзину с продуктами для пикника в тени стены, Пол сказал:

— Хочешь выпить чего-нибудь?

Я покачала головой, прислонясь к неровному камню:

— Нет, спасибо.

Было тепло, но приятно. Я все еще была в купальном костюме с накинутой поверх него полосатой рубашкой. Сторона горы, обращенная к солнцу, после полудня сделалась золотой и бледно-лиловой, а чистые скалы — абрикосовыми, там, где отвалились крупные обломки, упав в море внизу.

Со странным чувством беспокойства я произнесла:

— Я, кажется, еще поплаваю. Если только… — Я поколебалась, глядя на море, ища признаки возвращающейся яхты.

— Яхты не видно, — сказал Пол. — Она, наверное, вернется вечером.

— Если вернется, — резко заметила я.

Он пожал плечами:

— Она вернется. Но еще через несколько часов.

— Тогда давай поплаваем, — сказала я, ощущая внезапно охвативший меня прилив энергии. — Потом можно будет одеться и ждать.

— Поплывем к гроту?

Я колебалась.

— А это не слишком далеко? Яхта может вернуться.

— Я же сказал, что до ее возвращения пройдет еще несколько часов. А грот не так уж далек, если завернуть за угол.

— Я не хотела бы входить туда. Я ни за что не решусь проплыть под скалой.

Он рассмеялся:

— Хорошо. Я не буду тебя заставлять. Мы доплывем до арки и отдохнем на выступе скалы, а потом вернемся. Это поможет нам провести время.

Я кивнула, соглашаясь:

— Надеюсь, что одолею этот путь.

— Я притащу тебя назад, если ты не сможешь плыть. Ну, пошли! Заметь время.

Пол был прав. Действительно, когда мы обогнули большую часть утеса, который стоял под углом, все оказалось не таким далеким. Вода была прохладной и нежной, как шелк, поэтому усилия, которые мы затрачивали на то, чтобы плыть, нам ничего не стоили.

Мы приблизились к арке и проплыли под ней. Пол плыл впереди и первым достиг второй арки, которая располагалась в скале.

— Поплывем? — спросил Пол, стряхивая воду с мокрых волос.

— Я лучше осталась бы здесь, — с опаской сказала я, подтягиваясь к выступу скалы, который Пол заметил раньше. Выступ был выровнен до гладкости волнами, и бесконечный прилив, казалось, отполировал его до блеска.

— А я поплыву и посмотрю еще раз, — сказал Пол и исчез в отверстии.

Прямые лучи солнца падали на скалу, нагревая ее гладкую поверхность. Казалось, я на каком-то маленьком пляже, принадлежащем частному владельцу. Я легла на спину, подложив под голову руки, и стала смотреть в небо, нежно-голубое, будто выцветшее за день.

Пол, казалось, уплыл уже давным-давно. Я уже начала беспокоиться, когда услышала плеск, и через мгновение он взобрался на выступ и растянулся рядом со мной.

Он провел рукой по лицу и стряхнул воду:

— Я проплыл через грот. Это поразительное зрелище. Все цвета радуги, как будто внутри опала. Я хотел бы, чтобы ты тоже это увидела.

Я покачала головой:

— Даже в лодке это было достаточно страшным. Я боюсь проплыть весь этот путь под скалой.

Он дотронулся пальцем до моей щеки и наклонился ко мне:

— Бедная маленькая Стейси! Так много страшного вокруг!

Я вздрогнула от этого прикосновения, подтянула ноги и села, прижавшись спиной к скале.

Он продолжал лежать рядом, и рука, которой он ласкал мою щеку, передвинулась теперь, чтобы отвести с моего лба прядь волос.

— Твои волосы как влажный шелк. Я раньше никогда не видел никого с такими длинными волосами такого рыжего цвета. Ты можешь почти что сидеть на них.

Я посмотрела в сторону, и мой голос прозвучал почти неслышно:

— Почти.

Палящая жара к вечеру смягчилась, но солнце все же продолжало согревать нас своими лучами. Наши тела и купальные костюмы высохли, пока мы сидели под защитой утеса, совершенно скрытые от какой-либо проходящей лодки. Арка над нами бросала темно-синие тени на золотистую воду.

Рука Пола соскользнула с моих волос к плечу, и медленно, нежно он откинул меня назад, пока я не оказалась снова лежащей на спине, а он склонился надо мной. Потом сказал взволнованно:

— Ты знаешь, что я люблю тебя целиком и полностью. Единственное, о чем я прошу, — чтобы ты когда-нибудь полюбила меня в ответ.

Долгое время мы смотрели в глаза друг друга, затем я произнесла задыхаясь, будто от быстрого бега:

— Я люблю тебя, Пол. Я боялась признаться в этом. Я не хотела снова вернуться к жизни, но сопротивляться бесполезно. Я не могу бороться с тобой. Я люблю тебя.

Он крепче сжал меня в объятиях и прижался губами к моим губам. Я сдалась, отвечая на его поцелуй.