Сага о князе Гривальде

Часть двадцать вторая

Морана в последний раз провела пучком травы по лезвию кинжала и спрятала его в ножны. Она знала, что оружие не нуждается ни в заточке, ни в чистке, но ей нравилось иногда доставать его просто так, даже только для того, чтобы полюбоваться. Когда она прикасалась к прохладному серебру, нагревавшемуся у нее под пальцами, то чувствовала заключенную в этом небольшом предмете силу. Власть! Когда-нибудь и у нее будет власть. Пока что она властна только над смертными и частью темных существ, но скоро все изменится. Так сказал ей тот, от кого она получила кинжал. Тогда Морана была еще молода, но теперь и сама ощущала, как все меняется. Сгущается воздух, обостряются инстинкты. Или же она просто взрослеет ?

Виргиния сидела на берегу лесного озерца. Она уже искупалась, снова завернулась в грубое холщовое рубище, составлявшее теперь ее одежду (от дорогих платьев пришлось отказаться – в них не так-то удобно было путешествовать по лесу), и теперь расчесывала мокрые волосы пятерней. Уже несколько дней ей приходилось спать в наспех вырытых норах, потому что она не могла иначе укрыться от солнца. Для Мораны лучи уже давно не были смертоносными: в светлое время суток она сидела в тени деревьев и размышляла .

По темным меркам она была молода: шесть веков – ничто в контексте вечной жизни. Она часто переезжала с места на место, хотя лишь пару раз на своей памяти отправлялась в по-настоящему длинные путешествия. И каждый раз к тому, чтобы сорваться и куда-то уехать, ее принуждали обстоятельства. Теперь же все было иначе. Она сама приняла решение уехать – пожалуй, первое серьезное решение за всю свою жизнь. И поехала не одна: забрала с собой эту девочку. И это тоже был ее выбор. Ведь Морана вполне могла оставить ее умирать без пищи: обращенное существо, которому чуть больше ста лет отроду, должно уметь выживать. Или хотя бы самостоятельно охотиться. Она не умела выживать и искать еду, но в этом не было ее вины. И – это Морана знала точно – не должна была нести ответственность за слабость своего создателя .

Виргиния пришла к ней в предрассветных сумерках, полумертвая от голода и ужаса. Она даже не нашла в себе сил постучать в дверь – просто свернулась калачиком на крыльце, как маленький, только что отнятый от матери котенок. Когда Морана почувствовала чужой запах и вышла посмотреть, какие гости к ней пожаловали, и увидела девушку, то у нее сжалось сердце. Давно забытое чувство. Она была уверена: шесть сотен лет выживания вытравили из нее все человеческое, будь то боль, страх, сочувствие или любовь. Оказалось, что она ошибалась. Или, может, в ней говорил тот самый инстинкт создателя, который рано или поздно подает голос, даже если ты – самое жестокое и бессердечное существо в двух мирах?

Морана могла закрыть дверь и оставить Виргинию на пороге. Великая Тьма видит – у нее было достаточно причин для ненависти и место. Она бы не успела умереть от голода – горизонт уже светлел, и дитя князя сгорело бы на солнце. Хотя вряд ли это произошло бы быстро: только очень древние вампиры превращаются в серебристую пыль за долю секунды. Молодые же действительно сгорают – умирают долго и мучительно, ей не раз приходилось наблюдать такую смерть. Она могла зачаровать Дамиана и напоить ее его кровью. Но она не сделала ничего из вышеперечисленного. Голос внутри подсказал ей, как следует поступить. И теперь она понимала – голос не ошибся. Этот голос не мог ошибаться, даже если говорил невероятные вещи.

Как только Виргиния поела и немного окрепла, они отправились в путь. Первые несколько ночей они почти не продвигались – она была слишком слаба для того, чтобы преодолевать большие расстояния. Девушка шла медленно, часто садилась на землю и принималась горько плакать. Как только на небе появлялись первые признаки рассвета, бедняжка останавливалась и принималась торопливо рыть себе убежище под корнями одного из деревьев – вред ей могли причинить только прямые солнечные лучи, но ее пугал даже намек на свет. Людей здесь, конечно, не наблюдалось, и поэтому Виргинии приходилось довольствоваться кровью животных – Морана ловила их без особого труда. Она не торопилась заговаривать с существом, которому спасла жизнь, не просила ее успокоиться. Она ждала . Так как знала, что рано или поздно Виргиния сломается. Когда-то Великая Тьма испытывала ее на прочность, но она не сломалась. А этой девочке необходимо было сломаться. Какая ирония – именно так порой выглядит дорога к силе.

Кровь животных не насыщала Виргинию: ее волосы стали тусклыми, глаза начали слезиться, щеки впали. Наконец, она уступила. Да и кто бы не уступил? Ни одно темное существо не откажется от крови Незнакомца, попробовав ее хотя бы раз. Девушка не наедалась и уж тем более не переедала – необычно для молодых вампиров, которые бросаются на каждую порцию крови так, будто она последняя – но Морана, по вине обстоятельств лишенная привычной еды, чувствовала, что у нее кружится голова. Она знала, что сможет выдержать еще долго, до порога между жизнью и смертью далеко, но хотела оказаться среди людей. Не столько потому, что там она сможет утолить голод, сколько потому, что Виргинии требовалось нормальное жилище или, как минимум, нормальная постель. Что до пищи … она – не низший вампир, смысл жизни которого заключается в наличии клыков и умении ими пользоваться. Века научили ее жертвовать малым ради более высоких целей.

Виргиния в последний раз тряхнула влажными волосами, поднялась, подошла к Моране и присела рядом с ней.

– Ты голодна? – спросила у нее Морана с улыбкой.

– Нет, – ответила Виргиния.

Румянец уже вернулся на ее щеки, ногти – она так часто ломала их о корни деревьев, роя себе нору, что они не успевали отрастать – восстановились, а глаза снова блестели. Морана уже отмечала, что их взгляд изменился. Раньше затравленный, как у испуганного олененка, он стал холодным и жестоким. Наконец-то. Она начинает понимать. Хотя начинает – ключевое слово… но изменения на взгляде не заканчивались. В конце концов, вампир, как и любое обращенное существо, может придать своему взгляду какое угодно выражение, если захочет, даже самое человеческое. Она определенно пахла иначе. Как? Морана не могла сказать, потому что этот запах не был ей знаком. Но одно она знала точно: перепуганная молодая вампирша осталась в прошлом.

Что будет, если она продолжит поить ее своей кровью? Что будет, если она попробует обратить ее еще раз? Можно ли обратить вампира еще раз? А если да, то посмотрит ей в глаза и скажет «мой создатель» после того, как очнется от глубокого сна, которым забывается молодое темное существо сразу после обращения? Если бы тот каратель сейчас был рядом или хотя бы на расстоянии дня быстрой ходьбы (перемещаться необычным способом в своем теперешнем состоянии Морана бы не рискнула – следовало беречь силы), то она бы задала ему эти вопросы. Конечно, надеяться на исчерпывающие ответы было бы глупо, но он мог дать ей путеводную нить.

Это существо отличалось от ему подобных – Морана знала это (карателей на своем веку она уже повидала – слава Великой Тьме, судьба не сводила их чересчур близко). Отличалось хотя бы тем, что было готово к разговору на уровне глаз и не мнило себя высшей справедливостью и честнейшим в двух мирах судом. То, что она отказалась вести с ним такой разговор – это уже детали. Он был другим. Совсем другим. Он предпочтет погибнуть в бою с более древним и сильным существом, но никогда не ударит в спину. И если даст слово – то обязательно сдержит его, что бы ни произошло. Обвиняя его в противоположном, Морана была неправа, и она это признавала. Правда, запоздало, но что поделаешь – в жизни иногда случается и такое.

Два особенных существа – он и его светловолосая сестра. О чем она думала, когда появлялась на пороге дома Дамиана? Какие чувства приводили ее к нему? К человеку, пусть и не совсем обычному – ее, бессмертное, могущественное существо, прожившее на этом свете больше двух тысяч лет? И она не просто приходила и сидела рядом: она обучала его так, будто он был маленьким ребенком, обучала терпеливо, а он, в свою очередь, старался, как мог. Она не просто сняла охранное заклинание с дома Мораны, но привела ей – Незнакомке, своему злейшему врагу! – человека, хотя могла повернуться и уйти. Разве так должны вести себя каратели, которым с малых лет вдалбливают в голову чушь об их величии? Кто после этого назовет ее обычным существом ?

По всем темным законам – тем самым, которым противоречило существование Мораны – она должна была ненавидеть этих двоих. Пожалуй, сильнее она должна была ненавидеть только своего создателя, который обратил ее, а потом бросил на произвол судьбы. И своего создателя она действительно ненавидела. А к этим двум карателям… нет, ненависти она не испытывала. Она жалела их – если это, конечно, можно было назвать жалостью. Пропасть разделяла служителей культа Равновесия и подобных ей существ, хотя, по сути, они были близкими родственниками, братьями и сестрами. Но в действительности никакой пропасти не было. Зато былатонкая грань, шириной с волосок . И двое карателей являлись живым подтверждением этого факта.

– Сегодня днем я ходила на разведку, – нарушила тишину Морана. – Совсем скоро мы выйдем из леса, внизу холма есть деревня. Мы должны быть там завтра вечером.

Виргиния широко распахнула глаза. В них появился животный ужас.

– Это невозможно! Мне придется выйти на солнце ! – Она намертво вцепилась в руку своей спасительницы тоненькими пальчиками. – Нет, нет, пожалуйста! Я хочу жить! Неужели ты привела меня сюда только для того, чтобы посмотреть, как я сгораю на солнце?!

– Я отдам тебе свой плащ. Но скоро ты сможешь разгуливать под солнцем хоть без одежды. И так долго, как захочешь.

Виргиния положила руки на колени. Она размышляла.

– Но я вампир, – заговорила она неуверенно. – Вампиры не могут ходить под солнцем…

– Я хожу.

– Но ведь я – это не ты?

– Пока что.

Морана подняла с травы кинжал и в очередной раз достала его из ножен. Глаз смертного мог отличить храмовое серебро от обычного только ночью: лунный свет, отражающийся от металла, был особого голубого оттенка. «Потустороннего», вот как бы они сказали, эти забавные люди. Такого, который не вписывается в блеклую картинку их крохотного мирка, ограниченного страхом смерти.

– Ты научишь меня жить днем? – спросила Виргиния.

– Это – малая часть того, что тебе предстоит узнать.

– Ты научишь меня… охотиться ?

– Научу. Но тебе не нужно будет больше пить кровь и ловить людей.

Виргиния смотрела на то, как Морана изучает кинжал, поворачивая его то одной, то другой стороной, а потом опустила голову и тяжело вздохнула.

– Я скучаю… – сказала она тихо, почти шепотом, и вскрикнула от неожиданности, когда Морана взяла ее за подбородок.

– Кем бы ни было для тебя это существо – создателем, отцом, целым миром или самой Великой Тьмой в теле вампира, но он просто мужчина . Один из тысяч мужчин, смертных и бессмертных, которые живут на этом свете. И он мало чем отличается от остальных. Разве что тем, что сначала клялся в вечной любви, а потом предал ради человека . Точно так же, как сделал когда-то…

Морана не договорила, шестым чувством понимая, что это предложение заканчивать не следует. Стоило ли заговаривать с Виргинией о том, что было между ней и Гривальдом чуть больше сотни лет назад? Вероятно, когда-нибудь… Но не сейчас. Да имело ли это какое-то значение? И, если да, то для кого? Для князя? Смешно! Она не была уверена в том, что он помнит ее имя, хотя когда-то была для него всем. Он клялся ей в вечной любви и говорил, что хочет провести с ней жизнь, а она, как малолетняя смертная дурочка, верила. Она видела в нем бога ! Каждое его слово звучало как прекрасная музыка, сердце замирало в груди, когда он просто смотрел на нее или случайно прикасался к ней, а о том, что она чувствовала, получая нечто большее , говорить не приходилось.

Как долго и упорно Морана пыталась растопить сердце его отца… Тогда она не понимала, что оно вовсе не изо льда, а из камня. Изгнанница, бунтарка – вот кем она оставалась для самого викинга Вильгарда – так его называли вампирские прихвостни. И уж точно не самая подходящая партия для любимого и единственного сыночка. А потом появилась она . Морана не могла даже предположить, что банальная история – вампир, полюбивший смертную женщину и обративший ее – может причинить такую боль. Как громко она смеялась каждый раз, когда слышала о таких случаях! И Великая Тьма решила преподать ей урок.

О, как она ненавидела! Гривальда – за предательство, ее – за то, что она посмела занять чужое место в его сердце. Она была готова разорвать ее на части собственными руками. Ее – и его. Их обоих! Не вытащить на солнце, не заковать в серебро, а именно убить . Порой ей казалось, что она превращается в стеклянный шар, наполненный ненавистью, и он может разбиться от одного неверного прикосновения. Она не стала устраивать сцен ревности, плакать перед ним и умолять его пощадить ее. О нет. У нее естьчесть ! И она слишком уважала себя для того, чтобы опускаться до такого. Кроме того, она была достаточно умна и могла изобрести самый оригинальный в двух мирах план мести.

Великая Тьма видит – она придумала. И не один. Морана последовала за Гривальдом, поселилась у Дамиана (она была уверена, что он не возразит – так и произошло). Тысячу раз она обходила замок князя кругом, сжимая в руках кинжал из храмового серебра, плакала от ярости, посылая на головы влюбленных все проклятия, которые только приходили ей на ум, и клялась, что непременно отомстит. А потом решила, что овчинка не стоит выделки.

Время не лечит. Это дурацкая выдумка смертных, которые знают, что умрут, а поэтому каждый день обманывают себя. Как время может лечить, если ты век за веком наблюдаешь за существом, которое когда-то любил, и которое предало тебя? Зато можно смотреть на то, как это существо страдает . О, на это можно смотреть бесконечно! Она бы прожила целых три вечных жизни, если бы ей представилась такая возможность.

Кто сказал, что ни в одном из двух миров нет справедливости? Она существует. Просто нужно научиться ждать . Теперь он знает, каково это – быть изгнанником. Что до всего остального… даже после обращения Гривальд осталсячеловеком . Пройдет не одна сотня лет, прежде чем он хотя бы на маленький шажок приблизится к истинному величию бессмертного. И тогда начнет снимать с себя человеческую шелуху . Он проведет в одиночестве вечность? Какая печаль! Но он сам себя наказал . Зачем подливать масла в огонь? В его жизни будет достаточно боли.

– Ты должна научиться полагаться только на себя. Никто не приведет тебе еду, никто не будет защищать тебя. Это плата за свободу , девочка. Мы несем ответственность за свою жизнь. И поверь – тебе не нужен мужчина для того, чтобы взобраться на Олимп.

– Но я не хочу на Олимп, – неуверенно возразила Виргиния.

– Пока что не хочешь. Но скоро ты поймешь, для чего тебе нужна твоя жизнь. И тогда все будет иначе.

Интерлюдия пятая

Веста