Сахар на обветренных губах

Глава 2

После ночного «шоу» я проснулась чуть раньше будильника и поспешила его выключить до того, как он начнет трезвонить на всю квартиру.

Сестра еще спала. Я не стала ее будить, пока не узнаю, что происходит в квартире. В любом случае, у нее есть еще полчаса на сон, а затем придет пора собираться в школу.

Приподнявшись на локте так, чтобы не разбудить спящую в одной со мной кровати сестру, я прислушалась к тому, что происходило за дверью.

Были слышны шаги, шум чайника, его щелчок, бормотание тихих голосов, звук щеколды в туалете. Видимо, накричавшись вчера вдоволь, сегодня отец решил говорить тише. Хотя, еще не вечер. Если он запил, то это примерно на неделю. Утро начинается благочестиво, он даже пытается шутить и бросать комментарии, вяло напоминающие просьбы о прощении. А вечером мы не знаем куда от него спрятаться.

Я выбралась из-под одеяла и укрыла им плечи сестры. Спешно собрала волосы на макушке резинкой. Оглядываясь на дверь, переоделась из домашнего в джинсы, топ и толстовку, надела носки, закинула в рюкзак сменное белье, походную косметичку с самым необходимым, небольшое чистое полотенце и тетради с конспектами.

Приставив рюкзак у стены рядом с дверью, я, стараясь быть как можно тише, открыла замок и почти на цыпочках вышла из комнаты.

На кухне мама стояла у плиты и варила в небольшой кастрюле гречневую кашу с сосисками, покрошенными кружочками.

У нас не принято говорить друг другу «доброе утро» или что-то типа того. Потому что отец не любит, как он это называет, «бабский треп» с утра пораньше. Если мы с мамой и разговариваем, то только шепотом и тогда, когда отца рядом нет. Единственный после него человек, которому позволено говорить на любой громкости, это Катя.

Обойдя маму по дуге, я встала рядом с ней, достала из верхнего ящика одну из пяти уцелевших после вчерашнего кружку. Поставила ее на столешницу рядом с собой и, придвинув пакетик с растворимым кофе, потянулась за чайной ложечкой в ящик. Насыпав себе кофе и две ложки сахара из целлофанового пакета (сахарница разбита), я залила их кипятком, перемешала все в той же тишине и молчании. Отложила ложечку, взяла кружку и пригубила кофе, искоса глянув на маму.

Она смотрела на кипящую кашу неотрывно, будто в ней скрывалась какая-то загадка. Например, будет ли ее есть отец или назовет жратвой для собак и смахнет со стола?

Ее явно рассеченная нижняя губа опухла, под левым глазом виднелся плохо замазанный тональником свежий синяк. На скуле царапина, на лбу коросты, будто ее возили лицом по ковру. Она помешивала ложкой кашу, а на большом пальце был пластырь, под которым выступила кровь.

Что было под объемным черным свитером с высоким воротом – представить страшно. Он любит повалить на пол и бить ногами. Ему так удобнее и проще, ведь лежа едва ли можно оказать хоть какое-то сопротивление его силе, которая, на самом деле, является абсолютной слабостью, но он этого, к сожалению, никогда не осознает.

– Почему мы не уйдем от него? – этот вопрос я задавала каждый раз. После каждого избиения мамы или меня я спрашивала одно и то же и каждый раз получала примерно один ответ.

– И кому мы нужны? – тихо выронила мама, с опаской глянув на дверной проем, будто там мог стоять отчим. – Нас кто-то где-то ждет? – фыркнула мама иронично, вновь вернув внимание каше. – Думай головой, прежде чем задавать такие вопросы.

– Ты работаешь, я работаю. Мы давно уже могли бы снять квартиру и уйти от него, мам, – шепнула я, ровно с той же опаской поглядывая на дверной проем.

– Во-первых, он нас все равно найдет, и будет только хуже. А во-вторых, кто будет платить за твою учебу? Ты об этом подумала, Ален? – Мама лишь на мгновение перевела на меня строгий озлобленный взгляд и вновь вернула внимание кастрюле с гречкой и сосисками. – Ничего ты не подумала. Повзрослей сначала. Была бы умнее, училась бы на бюджетном, и никому не пришлось бы ради тебя на заводе надрывать спину. Завтракать будешь?

Это она сейчас отца так выгородила? Мол, он на заводе спину гнет, чтобы мою учебу оплачивать?

– Не буду, – ответила я на последний вопрос и выплеснула недопитый кофе в раковину. – Напоминать, по чьей вине я пропускала школу неделями, из-за чего плохо училась, я тоже не буду. В любом случае, он же у тебя самый лучший, – едкий смешок сорвался с моих губ, когда я помыла кружку и убрала ее обратно в ящик. – А если я брошу универ, чтобы ему не пришлось ни за что платить, мы уйдем от него?

– Не неси чушь, Алена. – Мама поморщилась, будто в дерьмо босой ногой наступила. – Учись, пока есть возможность. И скажи спасибо, что она у тебя вообще есть.

– Кому сказать? Ему? – кивнула я в сторону дверного проема. Воздух застрял в легких, а в солнечном сплетении вновь начала разрастаться холодная черная дыра, в которую я поспешно пыталась спрятать эмоции.

– Покричи мне тут еще! – Мама строго посмотрела на меня, но тут же снова отвернулась к плите. Ее руку с зажатой в ней ложкой мелко потряхивало. Злилась она сейчас или боялась, я не знала. – По пути с учебы купи сахарницу и новый графин для кипяченой воды, – добавила она уже мягче.

– Он разбил, он пусть и покупает, – бросила я и широкими шагами вышла из кухни. Вернулась в комнату, где прихватила заготовленный заранее рюкзак, телефон и зарядку. Наклонилась к Кате и, чмокнув ее в висок, тихо разбудила. – Катя, вставай. Уже утро.

– М? – Катя резко села в постели, сонно осмотрелась и потерла вновь слипающиеся глаза кулачками. – А папа где?

– В туалете. Как обычно. Не бойся, он уже успокоился. – Катя молча зевнула и кивнула моим словам, словно принимая к сведению. Окинув комнату взглядом, чтобы ничего не забыть, я вновь вернулась к сестре, погладила ее по волосам и чмокнула в макушку. – Ничего не бойся. Тебя он не тронет. А если что, прячься в моей комнате. Ты же знаешь, как она закрывается?

– Ага, знаю.

– Вот и хорошо. Я ушла. Ты тоже постарайся не проспать школу.

Я вышла из комнаты, оставив приоткрытой дверь, чтобы Катя не вырубилась снова и пошла завтракать. В прихожей я поставила рюкзак к ногам, чтобы надеть ботинки. Выпрямилась, надела куртку, и в этот момент из туалета вышел отчим, а вместе с ним и вонь, состоящая из его дерьма, дыма сигарет и перегара.

– А ты куда так рано побежала, Аленка? – спросил он, поправляя резинку застиранных треников.

– На пары, – выронила я, стараясь при этом не вдыхать ту вонь, что он с собой принес.

– Ты представляешь, вчера совсем забыл, что бутылку в машине оставил. Чудик, мля. – Отчим хохотнул так, будто я точно поддержу его веселье. Но лучшее, что я смогла сделать в ответ, это промолчать. – А Катюшка где? Проснулась?

– В моей комнате.

– Катюшка! Пора вставать, – отец специально для родной и любимой дочки включил игривый тон и пошел в сторону моей комнаты.

– Ты зачем вчера маму бил? – услышала я через несколько секунд вопрос сестры, собираясь уже выйти из квартиры.

– Я не бил ее, Катюшка. Ты чего придумала-то? Она сама, наверное, запнулась да упала. Ты же знаешь нашу маму. Она у нас как обычно… – хохотнул он в своей мерзкой манере.

«И ты у нас, как обычно, ни в чем никогда не виноват», – подумала я и покинула, наконец, квартиру.