Наутро они собрались все вместе за завтраком в шесть часов. Но лишь в половине восьмого выехали на ранчо. Восход солнца сегодня снимать не собирались, однако намеревались целый день посвятить съемкам натуры и попробовать снять закат. Тем не менее намеченные планы сорвались, потому что оборудование было готово только к полудню, и группа принялась снимать Генри Джонса — Адамса верхом на красивой вороной кобыле, при виде которой Саманта затосковала по прекрасному коню Кэролайн. Конечно, этой лошади было далеко до Черного Красавчика, но все равно в фильме она должна была смотреться великолепно. Она грациозно скакала по холмам взад и вперед, а операторы снимали дубль за дублем, однако лошадь оказалась еще спокойней своего седока, и к концу дня группа хоть и устала, но никаких дрязг не возникло. Работать с такой группой было приятно, и Саманта осталась довольна. Она подошла к управляющему и поблагодарила его за то, что он разрешил провести съемки на ранчо. До этого Саманта уже успела послать жене хозяина ранчо цветы, а сам хозяин в добавление к плате, оговоренной за каждый съемочный день, получил от нее в подарок ящик бурбона. А теперь Саманта подарила несколько бутылок и управляющему, который сразу пришел в хорошее расположение духа и принялся с ней любезничать. Еще большее впечатление на него произвело то, что Саманта почти год проработала на ранчо в Калифорнии. Они немного поговорили о том, как на ранчо идут дела, о лошадях и коровах, и Сэм почувствовала себя почти дома. Вскоре она невзначай упомянула в беседе про Тейта Джордана, поинтересовалась, не встречал ли управляющий такого, и, объяснив, что хотела бы предложить ему сняться в рекламном фильме, попросила сообщить ей, если управляющий что‑нибудь услышит о Тейте. Сэм сказала, что Тейт — прекрасный человек, которого она очень уважает. Щадя чувства Тейта, не желавшего, чтобы работники ранчо знали о ее отношениях с ним, Сэм не стала посвящать управляющего в курс дела. Управляющий взял ее визитную карточку и заверил, что счастлив будет сообщить, если вдруг повстречается с Тейтом. Заручившись таким обещанием, Сэм вернулась к остальным, села за руль битком набитого фургона и повела его в гостиницу.
Останавливаясь для съемок, Сэм использовала любую возможность, чтобы навести справки о Тейте. Съемки шли великолепно. Коллеги Сэм понимали, что более красивой натуры не найти, и съемки проходили без сучка без задоринки. Все воспряли духом, сдружились, повеселели, были готовы работать до изнеможения под палящим солнцем и жаловались очень редко. Группе даже удалось сееять два великолепных восхода и несколько красочных закатов солнца. Только Сэм к последнему дню съемок еле волочила ноги. Они проводились в штате Колорадо, на ранчо в Стимбоут- Спрингсе, и Сэм уже успела побеседовать с управляющим и несколькими ковбоями, которые пришли поглазеть на съемки. Сэм уже понимала, что если ей и суждено разыскать Тейта, то это случится когда‑нибудь в другой раз, ибо на следующий день они отправлялись домой. Итак, ее надежды вновь рухнули! Придется возвращаться в Нью — Йорк и ждать, пока опять предоставится возможность поехать на ранчо. И может быть… может быть, в один прекрасный день она все‑таки найдет Тейта! Может быть… Если, конечно…
Сэм на мгновение задержалась, чтобы полюбоваться на горы, и вдруг услышала, как какой‑то ковбой говорит другому, что она работала в Калифорнии на ранчо Кэролайн Лорд. Они знали это место, и второй ковбой смерил Саманту оценивающим взглядом.
— Правда?
Она кивнула.
— Я понял, что вы разбираетесь в лошадях, но не подозревал, что настолько. Сегодня утром я видел, как вы ездили верхом. У вас хорошая посадка, хорошая хватка.
— Спасибо. — Сэм улыбнулась, однако в глаза ее прокралась печаль. Она ощутила страшную усталость, была сейчас как выжатый лимон, и мужчина недоумевал, почему она вдруг сникла.
— Вы видели нашего нового коня? — спросил он, жуя табак. — Его купили на прошлой неделе. Он там, в дальней конюшне.
— На него можно взглянуть? — Сэм спросила скорее из вежливости, на самом деле у нее не было особого желания любоваться конем.
Ей хотелось поскорее вернуться в маленький мотель, где они остановились, уложить вещи и приготовиться к отъезду домой, который был запланирован на следующий день. Больше здесь задерживаться было незачем. Съемки закончились, Тейта она не нашла… Однако все же поперлась за старым ковбоем, стараясь придать своему лицу заинтересованное выражение. И не пожалела о том, что согласилась пойти! Никогда еще она не видела такого большого коня; он был серый, с черной гривой, черным хвостом и белым продолговатым пятном на лбу, которое придавало его глазам диковатое выражение, особенно это впечатление усиливалось, когда он бил копытом о землю.
— Боже, какой красавец! — ахнула Саманта.
— Правда? — Ковбой был явно доволен. — Да, но ездить на нем — дело нелегкое. Он вчера всех седоков сбросил, кого один раз, а кого и два. — Ковбой ухмыльнулся. — Даже я в седле не удержался.
Сэм улыбнулась.
— Мне тоже приходилось вылетать из седла. Но этот красавец того стоит. — Она погладила жеребца по шее, и он заржал: казалось ему понравилось ее прикосновение и он просил еще ласки.
Это было такое могучее, великолепное животное, что его вид вызывал чуть ли не чувственное наслаждение. Сэм рассказала ковбою про Черного Красавчика, про то, как она на нем каталась и как это было здорово.
— Он был чистокровный жеребец, да?
Сэм кивнула.
— По — моему, Серый Дьявол ничуть не хуже. Он мчится, как настоящая скаковая лошадь, вот для работы на
ранчо он слишком резвый. Не знаю но, по — моему, мистер Аткинс в конце концов будет вынужден его продать. Жалко, конечно. Конь- то отличный! — И неожиданно предложил, как бы желая сделать Саманте подарок на прощание: — Хотите на нем прокатиться, мисс? Предупреждаю, вы можете с него слететь, но по тому, как вы сегодня управлялись с другой лошадью, я думаю, вы и с ним в состоянии совладать.
Утром, на рассвете, Сэм скакала рядом с Генри — чуть поодаль, чтобы не попасть в камеру, — и всеми силами старалась его расшевелить и даже разозлить, чтобы он хоть немного утратил благодушие и пришпорил лошадь: ей хотелось, чтобы он мчался гораздо быстрее. Соответственно, и Саманта пришпоривала лошадь, чтобы не отставать от Генри, однако ей это удавалось без труда. Она была прекрасной наездницей, и от наблюдавших за ней мужчин не укрылись четкость и ловкость движений Сэм. Они говорили о ней за ленчем, и один из ковбоев сравнил Саманту с маленькой белогривой лошадкой. Так что сейчас ковбой с удовольствием предложил ей покататься на Сером Дьяволе, который выжидающе глядел на Саманту с таким видом, словно был создан именно для нее и ни для кого другого.
— Вы серьезно? — Сэм была потрясена и польщена его предложением, понимая, что это и признание ее мастерства, и одновременно широкий жест. — Неужели я действительно могу на нем прокатиться?
Сэм знала, что возможность покататься верхом предоставится ей в следующий раз нескоро… Она уезжала в Нью — Йорк и в ближайшем будущем никаких поездок на ранчо не планировала. В ближайшем будущем ее ждет лишь напряженная работа в конторе, за письменным столом.
— Я с удовольствием!
— Вот и отлично. Сейчас принесу его седло, — сказал ковбой и через пару минут уже оседлал коня для Саманты, действовал он при этом очень осторожно, чтобы конь его не лягнул.
Этот жеребец был еще более норовистый, чем Черный Красавчик, кровь в его жилах прямо‑таки бурлила, Серому Дьяволу не терпелось вырваться на свободу.
— Он застоялся на месте, так что вы с ним будьте поосторожнее, мисс… — ковбой замялся, не зная ее имени.
— Сэм. — Она непринужденно улыбнулась, и ей вдруг захотелось поскорее сесть верхом на огромного серого коня.
Он был даже крупнее Черного Красавчика, и Сэм показалось, будто Тейт стоит рядом и ругается на нее, крича, что она должна ездить на лошадях типа Леди и Рыжика, а к черному жеребцу Каро и близко подходить нечего. Саманта усмехнулась. Черт побери, Тейт ее бросил, и теперь она может ездить на ком захочет. Едва она об этом подумала, как ее вновь пронзила острая боль утраты… Сэм с помощью старого ковбоя села в седло и туго натянула вожжи. Рослый серый конь заплясал на месте. Однако Саманта сумела его обуздать, и обе попытки Серого Дьявола сбросить ее на землю окончились неудачей к восторгу старого ковбоя.
Сэм медленно выехала из большой конюшни и направилась к загону для скота. К тому времени ее уже заметили несколько мужчин; сперва они наблюдали за ней с интересом, но молча, а потом, видя, что она справляется с гарцующей лошадью, разразились ободряющими криками. Тут заинтересовались и все остальные; оказавшиеся поблизости люди оторвались от своих занятий и принялись следить за Самантой, которая проехала на Сером Дьяволе по двору, мимо съемочной группы, мимо Чарли и Генри, его дружка и пуделя… Затем страсть к лошадям и красота пейзажа захватили Саманту, и она, позабыв про всех, поскакала вперед. Сэм лишь несколько минут ехала рысью, после чего наконец дала жеребцу волю, и он помчался галопом, почти взлетая в воздух, с силой ударяясь копытами о землю. Скача на Сером Дьяволе, Сэм улыбалась; ветер бил ей в лицо, а сердце гулко стучало в груди. Езда на этом коне напоминала битву… битву с сильным, умным животным. Противопоставить этому Сэм могла только свои способности и навыки. Однако наездница оказалась под стать коню, он несколько раз пытался ее сбросить, но безрезультатно, и, почувствовав, как в ее груди вскипают раздражение, тоска и злость из‑за того, что ей так и не удалось разыскать Тейта, Саманта погнала Серого Дьявола вперед, заставляя скакать все быстрей и быстрей. Она хотела, если возможно, победить Серого Дьявола его же оружием.
Тут толпа, наблюдавшая за Сэм, притихла. До этого момента все любовались прекрасным зрелищем, которое являла собой ловкая наездница: развевающиеся за спиной Саманты золотистые волосы резко контрастировали с черной гривой и хвостом летящего по траве Серого Дьявола. Сэм и гигантский конь словно слились воедино, все их движения были слаженными. Однако теперь какой- то ковбой даже перепрыгнул через забор и бросился вслед за Сэм, пытаясь остановить ее; другие мужчины смотрели на происходящее затаив дыхание, а управляющий закричал, как будто она могла его услышать. Но было поздно! На краю луга находилась речушка, которую издали не было видно. Если Саманта успеет ее заметить, то без труда перемахнет — речушка была узкой, — а если не успеет, то очутится в быстрой, глубокой воде. Все понимали, что, если конь оступится, Сэм упадет на камни. Управляющий побежал к ней, дико размахивая руками. Увидев это, Чарли тоже кинулся к Саманте. Казалось, они оба предчувствовали, что произойдет, но спохватились слишком поздно. Конь раньше Саманты разглядел речушку и, доскакав до ее берега, остановился как вкопанный. Саманта этого не ожидала и взлетела в воздух. В этом полете была какая‑то дикая, страшная грация; волосы Сэм развевались, напоминая веер, руки были раскинуты в стороны… Потом она исчезла.
Чарли бросился к машине, повернул ключ зажигания, включил передачу и рванулся вперед, не разбирая дороги, — ему было наплевать, что он может кого‑то задавить. Добежать до Саманты он не успел бы — она была слишком далеко. Машина бешено загудела: Чарли подзывал к себе управляющего. Тот запрыгнул в машину, послышался визг шин, заскрежетавших по гравию, и фургон понесся по траве, подпрыгивая на кочках так, что шофер и пассажир набили себе уйму шишек. Чарли всю дорогу молился, и у него что‑то жутко булькало в горле.
— Что там впереди? — спросил он управляющего пристально глядя вперед.
Скорость машины уже достигла шестидесяти километров в час, а ведь Серый Дьявол только — только умчался со двора!
— Небольшое ущелье и речка, — напряженно откликнулся управляющий, тоже напряженно смотря вперед. Они до сих пор ничего не видели… Но уже в следующее мгновение управляющий крикнул:
— Стоп!
Чарли повиновался, и управляющий побежал по пологому склону, поросшему травой: он мчался туда, где стоял Серый Дьявол. Сначала они ничего не увидели, а потом Чарли вдруг заметил Саманту… Ее белая рубашка была разорвана в клочья, грудь, лицо и руки изуродованы почти до неузнаваемости… Сэм, переломавшая себе чуть ли не все кости, лежала на земле, истекая кровью, и не шевелилась!
— О Господи… Господи! — воскликнул Чарли, бросаясь к ней, но управляющий опередил его: опустившись на колени возле Саманты, он осторожно приложил два пальца к ее шее.
— Она еще жива. Быстро садитесь в машину, возвращайтесь домой и позвоните шерифу. Пусть сейчас же пришлет сюда вертолет! А если сможет, то и доктора или хотя бы медсестру.
Городок Стимбоут — Спрингс не мог похвастаться большим количеством врачей — травматологов. У Сэм же, судя по позе, в которой она лежала, были множественные переломы костей и, может быть, даже перелом шеи или позвоночника.
— Идите! Ну идите же! — завопил управляющий на Чарли, который утер лицо рукавом и побежал к машине, оставленной чуть поодаль. Развернув фургон, Чарли изо всех сил нажал на педаль газа. В его голове лихорадочно мельтешила одна мысль: будет ли жить Саманта?
— Проклятая лошадь! — кричал он сам себе, несясь к дому, где его напряженно ждали все остальные.
Выскочив из фургона, он принялся поспешно отдавать приказания.
Потом Чарли вернулся к Сэм и склонился над ней, пытаясь приподнять ее и обтереть пораненное, кровоточащее лицо полотенцем, которое нашел в машине. Когда спустя двадцать минут он сел в вертолет, увозивший Саманту с места происшествия, вид у него был мрачный. Двое ассистентов остались упаковывать вещи.
Чарли договорился с коллегами, что вся съемочная группа встретится вечером в денверской больнице.
Вертолет, казалось, добирался до Денвера целую вечность, и к моменту приземления стало совершенно ясно, что жизнь Саманты в большой опасности. Врач полетел вместе с ними, и в последние десять минут перед посадкой он делал Сэм искусственное дыхание, а Чарли тревожно ерзал рядом на сиденье. Ему ужасно хотелось спросить, выживет ли Саманта, но он боялся и поэтому молча следил за врачом и продолжал молиться. Саманту как можно осторожнее повезли по шоссе к больнице Пресвятой Девы Марии; все остальные автомобили уступали дорогу, потому что машина, перевозившая Саманту, была с синей надписью. Чарли отчаянно напрягал память, пытаясь вспомнить, что это означает, и вроде бы припомнил… похоже, на таких машинах перевозят людей, дела которых совсем плохи.
У входа Саманту поджидали врач и три медсестры с каталкой; ее тут же завезли в больницу, Чарли побежал за ними, стараясь не отставать. Он даже не сообразил, что нужно поблагодарить молодого врача и пилота самолета. Он мог думать только о Саманте, которая была так страшно покалечена и не подавала признаков жизни. А несколько минут спустя вместо Саманты Чарли увидел маленький кокон из простыней и узнал ее только по спутанным золотистым волосам, напоминавшим белую гриву. Лишь тогда Чарли смог выдавить из себя страшный вопрос… Он задал его двум медицинским сестрам, которые собирались отвезти Саманту на ренген, а потом, возможно, и на операцию, и для этого снимали показания датчиков, которыми была обвешана Саманта. Они уже решили, что порезы на ее лице неглубокие и зашить их
можно чуть погодя.
— Она будет жить? — Голос Чарли был еле слышен в ярко освещенном белом вестибюле.
— Простите? — переспросила медсестра, не отрывая глаз от Сэм.
— Она будет жить?
— Не знаю, — тихо ответила сестра. — Вы ее родственник, да? Муж?
Чарли молча покачал головой.
— Нет. Я…
И вдруг понял, что, наверное, стоит выдать себя за родственника. В таком случае ему скажут больше.
— Я ее брат. Она моя сестра!
Он почти ничего не соображал; ему вдруг стало дурно; все поплыло перед глазами, когда до него дошло, что Сэм может умереть. Она уже всем своим видом напоминала покойницу. Однако сестра сказала, что Сэм еще дышит. Больше она ничего не успела сказать, потому что к ним подошли врач, два его ассистента и стайка медсестер в одежде, напоминавшей голубые пижамы. Они торопливо повезли куда‑то Саманту.
— Куда вы ее везете? Куда?
Но его никто не слушал. Чарли остался один, по лицу его вновь тихо заструились слезы. Никто не мог ему ничего сказать, врачи просто ничего не знали…
Они вернулись спустя полтора часа; все это время Чарли просидел в одной и той же позе и напоминал потерявшегося ребенка. Он боялся пошевелиться, не выкурил ни одной сигареты и даже не выпил кофе. Просто сидел и ждал, боясь лишний раз вздохнуть.
— Мистер Петерсон! — Кто‑то записал его имя при оформлении Саманты в больницу, заполняя ее анкету.
Чарли продолжал уверять, что он ее брат. Его нисколько не смущало, что это неправда. Пусть неправда, лишь бы это помогло… хотя он не очень‑то понимал, какая им разница, брат он ей или не брат.
— Да? — Чарли вскочил на ноги. — Как она? Все в порядке?
Слова посыпались из него, как горох; он не мог остановиться,
однако доктор прервал его, кивнул и посмотрел Чарли в глаза.
— Она жива. Хотя и еле дышит.
— Но что с ней? В чем там дело?
— Чтобы не отягощать вас медицинскими терминами, мистер Петерсон, я скажу вам так: у нее перелом позвоночника. В двух местах. Кости раздроблены. Есть перелом верхних отделов позвоночника, но это еще дело поправимое. Главное — это средние отделы. Кроме того, сломано столько мелких костей, что необходима
операция: мы должны хотя бы частично снять давление с позвоночника. Если этого не сделать, пострадает мозг.
— А если сделать? — Чарли мгновенно почувствовал, что это палка о двух концах.
— Если сделать, то она может не перенести операции. — Доктор сел в кресло и знаком предложил Чарли последовать его примеру. — Но в случае отказа от операции я вам даю почти стопроцентную гарантию, что она до конца своих дней будет жить растительной жизнью. Да, квадриплегия вполне возможна.
— А что это такое?
— Паралич конечностей. Она не сможет двигать руками и ногами, но голову поворачивать, наверное, будет.
— А операция позволит избежать паралича? — Чарли вдруг жутко затошнило, но он постарался сдержаться.
Боже, что они тут обсуждают! Торгуются, как будто выбирают на базаре морковку, лук и яблоки… «будет она вертеть головой или двигать руками и ногами»… О Боже!
Доктор принялся осторожно объяснять:
— Ходить она все равно больше не сможет, мистер Петерсон, но если сделать операцию, то мы можем спасти ее от еще худших бед. Даже при благоприятном исходе нижняя часть тела все равно будет парализована, но, если нам повезет, мы сумеем спасти мозг. Если поспешить, то она не превратится в овощ.
Он колебался всего мгновение, но это мгновение показалось Чарли нескончаемым.
— Однако риск велик, — продолжал врач. — Она очень слаба и может не выдержать. Я ничего вам не обещаю.
— Значит, на карту поставлено все, да?
— В общем‑то, да. И честно говоря, в любом случае — сделаем мы для нее что сможем или нет, — она вовсе не обязательно переживет эту ночь. Состояние ее сейчас критическое.,
Чарли ошеломленно кивнул. Он внезапно осознал, что сейчас все зависит от его решения, и безумно пожалел о том, что выдал себя за брата Саманты. Чарли знал, что отчим и мать Сэм живы, но уже не мог пойти на попятную… дело зашло слишком далеко, и потом… у нее ведь никого нет ближе него!.. О бедная, милая Сэм!
— Вы ждете от меня ответа, доктор?
Мужчина в белом халате кивнул: — Жду.
— Когда?
— Прямо сейчас.
«Но откуда мне знать, хороший вы хирург или нет?» — хотел спросить Чарли.
«А разве у тебя есть выбор?» — возразил ему внутренний голос.
Отказ от операции означал, что Сэм умрет… умрет, и от нее останутся только копна белокурых волос и тело с переломанными костями, а разум, душа — все это куда‑то денется… Чарли чуть не задохнулся. Если же пойти на операцию, то можно… можно ее убить… но с другой стороны… если Сэм выживет, то останется прежней. Это будет прежняя Сэм, пусть и в инвалидной коляске.
— Вперед!
— Простите, я вас не понял, мистер Петерсон.
— Оперируйте. Оперируйте, черт побери! Да оперируйте же ее поскорее! — заорал Чарли.
Доктор поспешно ушел, а Чарли повернулся к стене и принялся колотить по ней кулаком. А когда прекратил, то пошел купить сигарет и кофе. После чего забился в угол, словно испуганный зверек, и затравленно глядел на часы. Так прошел час… два… три… четыре… пять… шесть… семь… Вернувшись в два часа ночи, врач наткнулся на Чарли, который сидел с расширенными от ужаса глазами и почернев от тоски: он был уверен, что Сэм умерла. Она умерла, а ему никто не сообщил. За всю свою жизнь Чарли не испытывал подобного страха. Он твердил себе, что Сэм погибла из- за его идиотского решения. Нужно было запретить операцию, он должен был позвонить ее бывшему мужу… или матери… или самому Господу Богу! Как можно принимать решение, не подумав о последствиях!.. Но доктор требовал ответа немедленно…
— Мистер Петерсон?
— А? — Чарли был как будто в трансе.
— Мистер Петерсон, с вашей сестрой все в порядке. — Врач ласково тронул Чарли за плечо.
Чарли кивнул. Кивнул раз, другой, и из глаз его хлынули слезы. Он стиснул доктора в объятиях.
— Боже мой!.. Боже мой! — причитал Чарли. — А я думал, она умерла…
— Нет — нет, все хорошо, мистер Петерсон. Вы можете вернуться домой и немного отдохнуть, — сказал врач и вдруг вспомнил, что они все из Нью — Йорка. — Вам есть где остановиться?
Чарли покачал головой, и врач написал на бумажке название гостиницы.
— Попробуйте обратиться туда.
— А как Сэм?
— Я пока мало что могу вам сообщить. Сами знаете, что было поставлено на карту. Мы сделали, что смогли. С шеей у нее будет все нормально. Ну а ниже… как я вас и предупреждал, ходить она не сможет. Однако я почти уверен, что мозг не поврежден. Ни при падении, ни под воздействием давления костей, которое наблюдалось до операции. Однако надо подождать. Операция длилась очень долго. — Это было видно по его лицу. — Мы должны подождать.
— Сколько?
— С каждым днем картина будет проясняться. Если она доживет до утра, шансы сильно повысятся.
Чарли вдруг что‑то сообразил и поднял на доктора глаза.
— А если… если она будет жить, то сколько пролежит в больнице? Когда мы сможем ее перевезти в Нью — Йорк?
— О… — протянул доктор, уставившись в пол. Потом снова посмотрел на Чарли в упор. — Я, признаться, не знаю, что вам ответить. Скажем, так: если все пройдет без сучка без задоринки, мы сможем отправить ее на вертолете «скорой помощи» месяца через три — четыре.
Значит, три — четыре месяца.
— А потом? — отважился прошептать Чарли.
— Сейчас рано даже думать об этом, — сердито буркнул врач, — но ей придется провести в больнице по меньшей мере год, мистер Петерсон. А может, и больше. Работы еще непочатый край.
Только тут Чарли наконец начал понимать, сколько еще мучений предстоит Саманте.
— Но сейчас главное, чтобы она пережила эту ночь, — повторил доктор и ушел, а Чарли остался один и, снова забившись в угол, принялся ждать своих коллег, которые должны были приехать из Стимбоут — Спрингс.
Появившись в половине четвертого утра, они увидели, что Чарли крепко спит, уронив голову на грудь и тихонько похрапывая. Его разбудили и забросали вопросами. Он рассказал все, что ему было известно. Коллеги выслушали Чарли в гробовой тишине, а потом так же молча отправились в гостиницу. Зайдя к себе в номер, Чарли уселся у окна и в полном отчаянии уставился невидящим взглядом на Денвер. И только когда Генри и его приятель пришли к нему в комнату и сели рядом, Чарли смог расслабиться. Боль, ужас, тревога, угрызения совести, смятение и тоска вырвались наконец наружу, и он почти час рыдал в объятиях Генри. И с того момента Чарли и эти люди, просидевшие с ним всю ночь напролет и дарившие ему утешение, стали друзьями. Чарли не помнил другой такой темной ночи, но когда наутро они позвонили в больницу, Генри — теперь уже не Чарли, а Генри — заплакал от радости, уткнувшись лицом в ладони. Саманта была жива!