Счастье будет!

Глава двадцать третья, или Mon amour premiére

Встреча с одноклассниками – волнительное событие, даже три месяца разлуки могут изменить всех до неузнаваемости. Одним из ярких воспоминаний моего детства стал момент, когда я увидела мальчиков своего седьмого класса, вернувшихся с летних каникул. Они выросли сантиметров на двадцать каждый, и у них уже ломался голос – многих попросту было не узнать. Что уж говорить о встрече через шестнадцать лет?

В день икс Катя, как профессиональная женщина, решила делать ставку на красоту и молодость – стратегической одеждой были выбраны простые джинсы в сочетании с самыми высокими каблуками, которые только обнаружились в шкафу. Теплый апрель позволял показать себя в лучшем виде – загар из вертикального солярия, регулярные занятия в спортивном зале и общий оптимистичный настрой сделали свое дело: Катя выглядела и чувствовала себя абсолютно великолепно, о чем ей сообщил даже таксист.

Это был один из тех необычайно чудесных дней, когда солнце светило ярче, чем обычно, а люди улыбались, глядя на цветущую Катю, неброско, но стильно накрашенную. Да и она сама давно уже не чувствовала себя такой прекрасной. В означенный час (одиннадцать дня) в ее квартире раздался телефонный звонок.

Катя услышала до боли знакомый голос, голос мальчика, который звонил по этому телефону тысячи раз; и раз за разом Катюша снимала трубку и отвечала ему «Алло». В мгновение ока жизнь остановилась, забуксовала и решительно рванула вспять: Катя вновь была маленькой, взволнованной девочкой, которая мямлила, не зная, что ответить.

– Алло, это Петр. – Абонент на том конце провода был напуган не меньше.

– Привет, ты доехал?

– Долетел, – уточнил Петя. – И теперь пытаюсь узнать родной город. Все так изменилось!

– Да, – Катя с тревогой посмотрела на себя в зеркало, – многое действительно изменилось.

– Давай увидимся завтра, только предложи место сама, я здесь ничего не знаю. – В речи Петра был заметен американский акцент.

– Ммм... «SKYLOUNGE»? – неуверенно промямлила Катя. Иностранцу подойдет все, что напоминает колесо обозрения.

Через несколько минут неловкого разговора сладкая парочка договорилась о месте и времени встречи, и Катя наконец шлепнула трубку на место и вытерла вспотевшие руки о полотенце. Такого заряда адреналина она не могла и припомнить – это были настоящие американские горки!

Что и говорить, по сравнению со своими подростковыми годами Катерина выглядела хоть куда. Святое время мыльниц было не вернуть, но новые веяния подарили женщинам французскую косметику в открытом доступе, свободу от тонального крема «Балет» и лака для волос «Прелесть», удобное белье и дезодоранты «Rexona», неведомые в далекие девяностые. Тринадцать лет, проведенных в разлуке с мужчиной всей своей жизни, Катя потратила на выщипывание бровей, эпиляцию и педикюр. Ее волосы приобрели натуральный оттенок и особый блеск путем окраски в четыре разных цвета одновременно и последующей стрижки горячими ножницами; в ее гардеробе появился стиль, и из него безоговорочно исчезли пластиковая обувь, исключая вьетнамки для бассейна, и белые носочки, исключая носки для спортивного зала и утренних пробежек в парке.

Катя летела, едва касаясь босоножками мостовой Арбата; она прошла несколько уличных музыкантов, и впервые за долгое время их песни не показались ей пошлыми или идиотскими. Всем своим подтянутым, ухоженным существом двадцатисемилетней женщины она была настроена на разумное, доброе и вечное. Казалось, ее чувства обрели прежнюю свежесть и остроту – как в том далеком году, когда ее отца перевели в Москву из Самары и Катя пошла в новую, столичную школу. На этот же год пришелся и их первый с Петенькой поцелуй.

– Такси, такси! – Добежав до Садового, она через минуту уже прыгнула в машину. – Я опаздываю.

Перед входом в бар стоял он – видимо, это был он, хотя точно Катя не была уверена.

– Привет, – сказал Петр.

Время обошлось с ним не так милосердно, как с Катей: видимо, все эти годы Петя пытался заглушить свои страдания, поедая высококалорийную пищу. От былого мальчишки остались только глаза – насмешливые и пронзительные, так же как и умение выдержать любой взгляд.

Петр вырос во вполне себе респектабельного Питера – никто не мог бы заподозрить человека, имеющего русские корни, в этом невысоком, округлом, ладном иностранце; он был острижен практически под ноль, а его высокий (как и в детстве) лоб украшали две внушительные залысины. На нашем герое были мягкие, широкие велюровые штаны и нечто похожее на рубашку поло, за спиной болтался рюкзак – обязательный аксессуар всех прибывающих в столицу иностранцев. Под звуки уличного оркестра, затянувшего что-то совсем уж аховое про «мне б такую», Петя и Катя готовились впервые за всю историю их отношений совместно посетить ресторан.

Много лет назад они бы на подобное не осмелились; теперь же казалось таким естественным сидеть друг напротив друга, пить клубничный дайкири и разговаривать о жизни. Катя впервые поняла, как же сильно она повзрослела.

Первая любовь, первые клятвы верности и первые серьезные отношения – как отметина о прививке, они остаются с нами навсегда. Как бы ни сложилась жизнь, ближе к тридцати каждая из нас обязательно задумается – а что бы случилось, если бы мы с другом Васей все-таки дотянули до выпускного? Может быть, крепкая семья берет начало от чистого истока, со школьной скамьи? И мороженое на палочке было знаком, который мы проглядели?

Петр, казалось, был настроен крайне решительно. Выпив два коктейля, он начал говорить, после третьего остановить его уже не представлялось возможным. Кате было интересно и жутко одновременно; потеряв Петра из виду, она на долгое время забыла о его существовании вообще, а по его словам получалось, что он жил эти долгие годы, храня в памяти светлый образ Екатерины.

В этом есть что-то невероятное – ты бросаешь камень в реку и идешь дальше, не понимая, что он падает на дно и остается там навсегда. Глядя на совершенно незнакомого американца, Катя чувствовала, как разделяющие их годы тают на глазах. С каждым коктейлем все четче проступал образ самого умного и, без сомнения, самого красивого мальчика 7 «В» класса – того самого, которому она посвящала свои неуклюжие девичьи стихи, того самого, который носил ей кока-колу, когда ее забрали в больницу.

– Между прочим, ты обещал на мне жениться, – хихикнула Катя. – Еще «Маргариту», пожалуйста!

– Если бы ты не оставила меня тогда, – неожиданно в голосе Пети прозвучала настоящая, серьезная тоска, – для меня на свете не было бы другой женщины.

Он много рассказал о себе в тот вечер – и о том, как окончил университет Сан-Франциско, и о том, как работал разносчиком пиццы, а по ночам писал программы, о своем доме в Калифорнии и об огромных помидорах, которые выращивает под окном.

С каждой минутой Катя становилась все пьянее – и от коктейлей, и от мыслей о том, что проглядела одного из самых стабильных и семейно ориентированных парней в своей жизни. Петя смотрел на нее с нежностью, которая росла на глазах.

– А я помню твою дурацкую черную шубу, – улыбнулась Катя.

– А я помню твои кошмарные дутые сапожки, – парировал Петр.

Близость, которая родилась между ними так много лет назад, казалось, была полностью восстановлена, как будто она и не исчезала никуда, а просто затаилась по закону сохранения энергии. Они расплатились и пошли бродить по ночному городу, выбирая маршруты, знакомые им обоим.

– Здесь мы впервые поцеловались, – шепнул Петя.

– И прогуляли урок истории, – улыбнулась Катя.

Внезапно она повернулась к Петру, обняла его за шею и... поцеловала. Он почти вскрикнул, как от удара, и заключил ее в объятия.

Это был тот самый поцелуй, который Катя не могла бы спутать ни с чем на планете. Поцелуй времени, первый поцелуй мальчика, в которого она была влюблена без памяти, поцелуй, неизменным пронесенный сквозь годы. Сердце Кати бешено колотилось.

– Я мечтал об этом шестнадцать лет, – прошептал Петр. – Я взял билет сразу, как только ты написала мне...

Что это было? Тоска по утраченному, надежда на чудо или власть прошлого, которая вечно сильна над нами? Мысли Кати разлетались в полном смятении, как рассветные облака; она уже готовила речь, с которой обратится к имеющейся жене Петрика, чтобы объяснить ей все... Она уже думала, как лучше добраться до Сан-Франциско. В глазах Пети сиял тот же свет, что и много лет назад.

– Я твой, – прошептал он ей растерянно. – Но... я стану папой через месяц.

Время, то самое время, что разделило их, вмиг стало осязаемым и неумолимым. Сердце Кати провалилось куда-то сквозь землю, и в ушах оглушительно зазвенело. Прошло несколько долгих минут, прежде чем она сумела прийти в себя, – и в эти минуты шестнадцать лет пролетели перед ее глазами, как кадры диафильма. Позже она говорила, что в тот день была горда собой, как никогда, – прежде всего потому, что смогла найти в себе силы осознать, что произошло в этот сумбурный день, и простить Петра за его невольную слабость. Каждый день, каждая минута ее жизни имели свое значение и свой вес – что же говорить о десятилетиях! Всхлипнув, Катя обняла Петра, но теперь в ее объятиях не было ничего, кроме дружеского тепла.

– Я рада, что у тебя семья, мой дорогой мальчишка, – сказала Катя. – И я не позволю тебе все испортить.

Она возвращалась домой, легкая и свободная. Катя была уверена, что Петр больше никогда не будет ей сниться. Что-то случилось, и, хотя ей было невероятно больно, как будто она вновь вернулась в свое детство, где была совсем беззащитной, Катя понимала – все это лишь тоска по прошлому, желание вернуть его, вернуть утраченное, то, чему уже не место в этом мире. Она все сделала правильно, и поняла для себя главное – есть такие дороги, по которым можно пройти только однажды. Стоит ли грустить по этому поводу? Вряд ли. Может быть, есть вещи, с которыми не нужно бороться, потому что они по определению сильнее нас.