20 июня

С. Дж. Пэттерсон вовсе не жаждет подружиться со мной.

Я поняла это, приступив ко второй шоколадной булочке. Она спросила, не желаю ли я сделать взнос в двадцать пять тысяч долларов на строительство больницы. Сказала, что мое имя будет указано на латунной табличке у входа.

— Это вклад в наше общество, — пропела С. Дж., — выражение вашей заботы о здоровье и благосостоянии его членов. Это наследие, которое будет вечным, наследие ваших детей и детей ваших детей.

В Центре я занималась стимуляцией вложений и знала, что вот так напрямую никто никого не просит пожертвовать двадцать пять тысяч. Человека обрабатывают, убалтывают. Приглашают в какое-нибудь правление или комитет. Эта обработка может занять месяцы, даже годы. И когда настанет подходящий момент, никто и не думает посылать кого-то вроде С. Дж. Пэттерсон «задать вопрос». Это целая наука, искусство, это интимно, как предложение руки и сердца, тонко, как взмах крыльев бабочки. Две недели назад С. Дж. Пэттерсон обзывала меня. Она мне не друг и даже не тот человек, которого я уважаю. Как только стало ясно, что ей нужно не мое общество, а мои деньги, я поняла, что пора уходить.

— Спасибо за приглашение, С. Дж. — Я взялась за пиджак и сумку. — Булочки потрясающие. Обязательно возьму рецепт.

О пожертвовании я ничего не сказала, оставила брошюру о больнице на ее кофейном столике. Когда рассказала маме об этом происшествии, она заявила, что мне стоит привыкнуть к подобным вещам.

Майкл прислал мне сообщение. У него два билета на балет в эту субботу — спрашивает, не хочу ли я пойти. Я тут же позвонила и оставила ему сообщение. «Обязательно!» — боюсь, это прозвучало слишком восторженно.

На сегодня все.

В.

Загрузка...