Счастье приходит в дождь

Глава девятая

Дорогая Мисс Мэри!

Мой друг бросил меня и стал встречаться с моей лучшей подругой. Я притворяюсь, что не обращаю на это внимания, но в душе я ненавижу их и весь мир. Как мне избавиться от этого чувства?

Неистовая.

Дорогая моя!

Ты не должна держать в себе этот гнев. Все перегорит. Поговори об этом с кем-нибудь, кому ты доверяешь: с мамой, со священником, с любимым учителем. Ты должна избавиться от чувства ненависти, а то и не заметишь, как это чувство поглотит тебя и будет пагубно влиять на отношения с другими людьми.

Мисс Мэри.

После посещения клиники дни полетели быстро. Теперь Мэрл мало волновало то, что репортеры прознают о ее связи с Шейном. Он часто звонил ей на работу, рассказывал о том, как замучил его бесконечный процесс, беспокоился о ее здоровье.

Тошнота ее больше не донимала, поэтому вечерами они ужинали где-нибудь в ресторане, а потом отправлялись в театры, на концерты, в ночные клубы. Иногда они проводили вечер у Шейна в его плавучем доме или у нее. Никаких потрясений, никаких тревог – просто вместе были два любящих человека. Приходило, конечно, и желание, но они придерживались заключенного между ними договора – сдерживать себя до тех пор, пока они друг друга не узнают получше.

Они избегали разговоров на особенно волнующие их темы: о будущем ребенке, об их прошлом. Зато они могли бесконечно болтать о другом: о работе, о приятелях, о еде, о любимых и нелюбимых вещах. Они были внимательны друг к другу, но это настораживало Мэрл: ей казалось, что от ссор их удерживает только самоконтроль. В последний раз они касались своих юношеских отношений, когда говорили о Валери Валерто.

В один из четвергов вечером они сидели в гостиной у Мэрл.

– Я обедала сегодня с Вэл, – начала Мэрл. В руках у нее были пяльцы, перед ней лежал незаконченный рисунок с розой. – Я не могла больше откладывать и согласилась, наконец, с ней поговорить.

– Ну и как все это происходило? – спросил Шейн. В руках у него была чашка с кофе.

– Не так плохо, как предполагала. Вот черт! – Мэрл никак не могла попасть ниткой в ушко иголки. Она подержала во рту кончик розовой нитки. Прищурила один глаз и попробовала снова. – Валери задумала это, как серию интервью. Тема моего – что значит родить внебрачного ребенка, потерять его и потом вновь обрести спустя много лет. Никаких провокационных вопросов она не задавала.

– И когда выйдет статья? – спросил он, помешивая кофе.

– Думаю, еще не скоро. Она хочет переговорить кое с кем из профессионалов. Попробует сделать целую серию статей. – Она, наконец, вдела нитку. – Вэл хочет встретиться с Элен и с тобой.

– Со мной! – воскликнул Шейн. – Безумно боюсь этой женщины. Настоящая хищница!

Мэрл засмеялась.

– Она просто большая актриса. Мне кажется, вы чем-то похожи – два сапога пара. – Она сделала несколько стежков розовой ниткой. – Ты не плохо разыграл спектакль со своими девочками на ступенях заброшенного дома.

Он криво ухмыльнулся.

Мэрл откинула волосы со лба тыльной стороной ладони – в пальцах была зажата иголка.

– Мне интересно, а сами-то они хотят бросить улицу? Мне кажется, ты больше, чем они, хочешь этого.

У него по лицу заходили желваки.

– Есть и такие, кто мечтает выбраться. Их немного, но если я помогу двум или трем, то буду считать свою задачу выполненной. Другие девочки ходят со мной, потому что я им предоставляю возможность поиздеваться над полицейскими. Я всегда рад поводу посмеяться, ты же знаешь.

– Тут их можно понять, – сказала она, работая иголкой. – А какой толк от вашей сидячей забастовки?

– Город задыхается в трущобах. Эти брошенные дома не пригодны для жилья. Ремонтировать же их слишком дорого, только место занимают. Настоящая помойка, клоака!

Мэрл сосредоточилась на вышивке. Вдруг она резко спросила:

– Ты что, уже забросил свою идею?

От удивления у него поднялись брови.

– Я никогда ни от чего не отступаюсь. Разве ты этого не заметила? Я только начал борьбу.

Как-то раз они сидели на палубе плавучего дома Шейна. В такт плескавшимся волнам тихо звучала музыка. Мэрл полулежала в шезлонге. На ней были слишком широкие для нее джинсы и рубашка Шейна, ее распущенные волосы слабо мерцали в сумерках.

– Тебе звонила Элен? Она сегодня вернулась после медового месяца.

– Она, должно быть, счастлива и довольна, что провела это время в путешествиях. В поездке по Германии! – Шейн засмеялся. Он расположился в кресле рядом с Мэрл. – Когда она мне звонила, она уже знала от тебя о наших малышах. Я думал, она отнесется к этому известию более философски.

– Я тоже так думала. – Мэрл улыбнулась, вспомнив реакцию дочери. – Я точно передаю ее интонацию: «Господи! Как это могло случиться? Вы же с Шейном не собирались иметь детей! Ужасно забавно, что скоро у меня будет настоящий брат или сестра!»

Шейн снова засмеялся:

– Упаси ее Боже от переживаний старших!

Мэрл повернулась к нему.

– Ты мужчина, поэтому она тебе не все сказала. Она задумала вернуться из медового месяца беременной, но у нее ничего не получилось. Элен так расстроена, ведь она собиралась родить ребенка через девять месяцев после свадьбы.

– Бедная девочка, – сочувственно произнес Шейн. – У нас у всех свои проблемы.

Мэрл взяла стакан с фруктовым соком.

– Меня удивила ее реакция и на Валери, и на статью. Она думает только о том, что дать интервью известному журналисту, – очень интересно. Мне кажется, это у нее от вашей семьи.

– Ну что ты, никакого влияния Хэллоранов, – застонал Шейн. Потом он добавил: – Не могу себе представить, как я раньше жил без Элен.

– И я тоже. Она – моя свершившаяся мечта. Это она заставила меня почувствовать себя матерью.

От пирса надвинулась темнота, чайки с криками кружились над домом. Мэрл молчала. Шейн спросил ее:

– Ты никогда не говоришь о своих родителях – они живут там же?

– Нет, моего отца назначили президентом Бразильского отделения их компании. Теперь они живут в Южной Америке.

Шейн вопросительно посмотрел на нее. Он осторожно переступал границу в прошлое.

– Насколько я помню, когда ты была маленькой, твои родители относились к тебе, как к принцессе, ты для них была центром вселенной. А сейчас ты говоришь о них, как о чужих людях.

У Мэрл заныло сердце. Она испытала острое чувство одиночества.

– Мы отдалились после рождения Элен. Я никогда не прощу им того, что они заставили меня отдать Элен. Но все было очень прилично, я бы сказала, достойно. Иногда обменивались письмами, раз в году виделись. И все. – Она положила руку на подлокотники шезлонга. – Что я могу сказать? До того, как я встретила тебя, Шейн, у меня была одна жизнь, а после – другая.

Шейн ласково погладил ее напрягшуюся руку.

– Мне это трудно представить. Прошло уже двадцать три года, а у вас никаких отношений. Мои родители быстро бы меня образумили.

Нахмурившись, Мэрл смотрела в темноту. Иногда ей очень не хватало родителей, она скучала по ним. Но как снова начать после стольких лет отчуждения?

– Между нашими родителями слишком большая разница. Твои радовались тому, что вы росли здоровыми, вашему взрослению. А мои на меня возлагали очень большие надежды. А я их не оправдала… – Она погладила себя по животу. – И теперь уж, видно, никогда не достигну высот.

Шейн подскочил с шезлонга. Его колени дотронулись до ее ног.

– Так вот почему ты стала со мной встречаться, Мэри? Бунт против родителей?

Ей трудно было понять, как она в юности относилась к Шейну. Тогда она испытывала к нему и любовь, и обиду, и многое другое.

– Кто знает, что движет поступками шестнадцатилетних? – раздраженно ответила она и встала. – Мне пора домой. А то мы проговорим всю ночь.

Позже, уже в постели, Мэрл очень жалела, что ушла. Уж лучше спорить о причинах поступков двадцатилетней давности, чем мучиться от бессонницы, находясь в плену тревожных мыслей о ребенке.

На следующий день, около трех часов дня, Шейн позвонил Мэрл.

– Ты меня разыскивала?

– Да, я тебе звонила! Доктор Шапиро сказал мне сегодня утром по телефону результаты теста.

Сердце Шейна застучало, как молот о наковальню.

– Ну и…?

– Шейн, дорогой, с ребенком все в порядке. Результаты отличные!

– Слава тебе, Господи! – Он охрип от волнения. – Мэри, я еще должен побыть два часа в суде, а потом буду свободен. Я хочу заехать к тебе в офис. Мы это отпразднуем, хорошо?

– Это здорово! На работе я не очень занята и уже еду домой. Приезжай туда.

Беспокойство за ребенка отступило, и она почувствовала себя очень счастливой. Совершенно неожиданно для себя она отправилась в магазин для будущих мам и купила новое платье. Теперь она могла строить планы. Дома под душем она смеялась и разговаривала вслух с ребенком. Мэрл чувствовала, что оживает. Ей показалось, что она вновь стала юной. Надежды переполняли ее. Она распустила свои дивные волосы. Сколько месяцев она казалась себе неподвижной и бесформенной, как пчелиная матка. Но сегодня ей хотелось быть привлекательной и желанной для Шейна. Она надела свое любимое платье, но когда подошла к зеркалу, увидела, как она в нем выглядит! Можно было подумать, что у нее под юбкой спрятана дыня. Ворча о том, что придется смириться с неизбежным, она примерила платье, которое только что купила. Оно было в оранжевую, белую и желтую полоску, с низким круглым вырезом. Мэрл повертелась перед зеркалом. Сидело оно на ней неплохо, но сразить замертво Шейна в этом платье ей не удастся. Она отнеслась к ситуации по-философски – в этом платье, по крайней мере, можно дышать полной грудью.

Она с нетерпением ждала Шейна, стоя у окна, и, заметив его мотоцикл, подъезжающий к дому, вышла его встретить. Волна неожиданности накатила на нее, когда она его увидела. Он слез с мотоцикла в небрежно накинутом на плечи кожаном пиджаке, распустил галстук, снял шлем, поправил свои густые с проседью кудри. Какие могут быть проблемы? Она его любит всей душой. Любит этого человека, отца ее ребенка.

Когда Шейн увидел, что Мэрл встречает его на пороге, он послал ей белозубую улыбку, поднял обе руки со сжатыми кулаками и издал залихватский вопль. Стая дроздов с шумом поднялась от дома Мэрл и улетела в поля.

– С ним все в порядке, дорогая! – закричал он, когда она выбежала к нему навстречу. – Все отлично, все будет хорошо.

Он схватил ее в объятия и поднял. Сердце Мэрл задрожало, как листок на ветру. Все ее тело ожило, как только он к ней прикоснулся. Она обняла его за шею.

– Поставь меня немедленно, сумасшедший!

Он поставил ее на ноги, отошел в сторону, улыбаясь.

– Ай да Мэри, нарядилась в мешок!

– Не смей надо мной издеваться, Шейн Хэллоран! – Она тоже смеялась. Задохнувшись, она попыталась освободиться из его объятий.

– Я не смеюсь над тобой, я тебя люблю. – Улыбка стала другой, мягче. Глаза его излучали нежность. Взгляд скользил по ее щекам, по шее. Она кротко вздохнула, зарумянилась. Расцвел прекрасный цветок желания. Ничто сейчас не имело смысла, кроме захватившего ее желания. Он прижал ее к себе, она почувствовала его округлившимся животом.

– Что это с тобой, – спросила она, глаза ее сияли. – Хотите беременную женщину в мешке? Вы, должно быть, исходите желанием?

Шейн хохотнул.

– Как вам не стыдно говорить такую чепуху? Вы не можете не чувствовать, как я вас хочу. В конце концов прошло уже почти пять месяцев с тех пор, как мы занимались любовью, дорогая. Хочешь, скажу, сколько недель, дней, минут?

– Я сама знаю, мой хороший. – Она прикоснулась пальцем к его нижней губе. – Это правда? У тебя никого не было все это время?

– Разрази меня гром! Мне нужна только ты. Пусть другие женщины пройдут парадом передо мной нагие, у меня ничего не поднимется! – Он улыбнулся в ответ на ее хохот. – В мешке или без мешка, Мэри, дорогая, ты сводишь меня с ума. Только ты! – Он покрыл ее лицо поцелуями, не выпуская из объятий. Он шел вперед, она отступала. Они как будто исполняли какой-то танец. Когда они вошли в дом, он захлопнул дверь, будто хотел отгородиться от всего мира. В спальне он взял ее руки, стал целовать. – О Мэри, моя дорогая! Как я скучал без тебя!

– Дорогой, вот я! Добро пожаловать домой!

Он поцеловал ее в губы. Его язык соскользнул в ее рот. Она содрогнулась от необыкновенного чувства, пронзившего ее.

– Я мечтал об этом с конца марта. – Она погладила его по щеке. Жесткая щетина оставила красные пятна на ее нежных щеках. – Теперь это случится. – Он осторожно прикоснулся к ее бедрам.

Она отшатнулась, внезапно смутившись.

– Шейн, сейчас я не такая, как была прежде. Беременность не украшает. Ты уверен, что и теперь меня захочешь?

– Посмотрим, – пробормотал он. – Как мне знать, я ведь тебя еще не видел. – Его руки пробежали по ее телу. Он снял ей платье через голову. Синий испепеляющий огонь его глаз заставил затрепетать каждую клеточку ее тела. Его страстный взгляд скользил по ее груди в желтом кружевном бюстгальтере, по округлившемуся животу, по бедрам с лоскутком бледно-желтых кружевных трусиков. – Мэри, сердце мое! Я никогда не видел тебя такой прекрасной, такой мягкой и вожделенной! – Он улыбнулся, нежно взял в руки и побаюкал ее груди. – Ты права, ты изменилась. Тебя стало больше. Посмотри, как ты наполнила мои руки, дорогая! Чем же неприятна беременность? Даже на девятом месяце ты будешь меня волновать. – Он проделывал все это с такой естественностью, с такой нежностью, что Мэрл засмеялась. Ее смех звучал, как воркование горлинки. Медленно-медленно Шейн раздевал ее, покрывая ее тело поцелуями. Она вскрикнула, когда он губами дотронулся до ее затвердевших сосков. Он посмотрел ей в лицо. – Я тоже не так хорош, Мэри. Может, ты не захочешь, когда посмотришь на меня.

– Нет, – закричала она. Прикосновениями своих рук он зажег в ней нестерпимый огонь. – Я имела в виду, да, конечно, да. Я хочу тебя, ты мне нужен, дорогой. – Дрожащими руками она сняла с него кожаный пиджак и бросила его на пол, там же оказалась и рубашка. Она целовала волосы на его груди, плоские соски. Он бережно положил ее на кровать. Гладил ее, нежно прикасаясь пальцами. Ей казалось, что ток желания исходит от них.

– А мы не причиним вреда малышу, если станем заниматься любовью?

Она улыбнулась:

– Я не думаю. Он покачается, как в колыбельке.

Шейн прикоснулся к ней руками и губами, которые она так хорошо знала, но теперь она почувствовала, что вместе со страстной требовательностью в них появилась бережность. И все былые тревоги ушли из ее сердца.

– Как я люблю тебя, Мэри, – шептал Шейн.

– И я тебя люблю, мой дорогой. – Мэрл лежала на спине, голова ее покоилась на его мускулистой руке.

– Никто не может мне доставить такую радость, как ты, сердце мое.

– Радость… – выдохнула она.

Бережно поглаживая ее, он положил руку на круглый живот. Внезапно он вскочил, удивленный.

– Это не он там двигается, Мэри? Словно маленькая птичка затрепетала? Ты тоже чувствуешь?

– Да, и я. Это в первый раз. – Слезы блеснули в ее глазах. – Шейн, дорогой, теперь мы точно знаем, что малыш здоров, с ним все в порядке.

Он кивнул и, улыбаясь, посмотрел на нее сверху. Затем лег рядом и сказал мягко:

– Привет, ты там, малыш? Ты знаешь, что у тебя замечательная мама? Пришло время узнать, что и отец у тебя молодец. Это я прыгал вокруг тебя минуту назад, если ты заметил.

Мэрл играла его кудрями.

– Как тебе не стыдно? О чем ты говоришь с невинным младенцем?

Он рассмеялся и поцеловал ее.

– Уж такой я есть, слишком стар, чтобы меняться.

Она засмеялась.

– Когда-нибудь ему трудно будет рассказать другим детям, зачем его мать и отец закрывают дверь в спальню.

Он дотронулся кончиком пальца до ее носа.

– Может быть, но Мисс Мэри ему всегда сможет все объяснить.

– Мисс Мэри? – Мэрл повернулась к нему, закрыв глаза. Губами она нежно касалась волос на его груди. – Боюсь, что Мисс Мэри ждут большие неприятности. Я не смогу больше скрывать свое деликатное положение, и редакция журнала «Сестричка», возможно, уволит меня.

Шейн погладил ее по щеке.

– Не грусти, дорогая! Мать-одиночка – теперь это никого не смущает. Особенно здесь, в Сан-Франциско.

– Ты действительно думаешь, что меня не будут осуждать? – Она заглянула ему в глаза в надежде, что он знает что-то такое, чего она еще не понимает.

– Я знаю. Верь мне, – сказал он без сомнения в голосе. – Ты лучше побеспокоилась бы о том, в каком колледже будет учиться малыш. Обучение в Йеле не подойдет. В восемнадцать лет уезжать из дома – это не дело.

Она сердито посмотрела на него.

– Господи, Шейн! Йель! Мне кажется, первое, о чем ты подумал, когда узнал, что у меня будет ребенок, это о том, в какой привилегированный детский сад ты его отдашь!

– Если он будет ходить в привилегированный, то, когда вырастет, станет меня стесняться.

Она засмеялась.

– Было бы больше толка, если бы ты помог приготовить детскую для нее.

– Для нее, – повторил он, вздыхая. – Не думаю, что ему подойдет розовый. Лучше подстрахуемся, и все исполним в нейтральных пастельных тонах.

Некоторое время они лежали тихо. Потом Шейн легонько ее пощекотал.

– А готова ли ты к такому делу, дорогая: давай поженимся, с подписью и печатью! – Он улыбнулся. – Я бы тогда одним махом избавился от кучи проблем. Если бы мы, наконец, официально стали мужем и женой, ты бы сразу превратилась в добропорядочную женщину и репутация Мисс Мэри была бы спасена.

Сердце ее замерло в томлении и тревоге. Она с надеждой посмотрела ему в лицо. Мэрл хотелось за шуткой рассмотреть серьезные чувства.

– Мы немного староваты для поспешной свадьбы, – осторожно сказала она.

Он нежно погладил ее живот.

– Если не стары для причины, то и для свадьбы мы в самый раз.

Его тон разозлил Мэрл.

– Шейн, не надо шутить о таком серьезном деле, как брак. И не стоит жениться на мне только из-за того, что я в положении. Не ты ли говорил, что мать-одиночка – теперь вполне нормальное явление.

– Почему ты решила, что я шучу? – спросил он обиженно. – Мне кажется, здесь и время, и место обсуждать нашу свадьбу. Ты не можешь с этим не согласиться!

– Могу. Меня возмущает тон, которым ты это говоришь. – Она стиснула зубы и закрыла глаза. И почему им никак не удается говорить о своих чувствах, не сердясь и не обижаясь друг на друга?

– Шейн, я мечтаю о невозможном.

– Я выполню все твои желания, дорогая! – горячо обещал он. – О чем ты мечтаешь?

Она повернулась к нему лицом, положила руку ему на грудь.

– Мечтаю начать все сначала, – сказала она, волнуясь. – Я хочу, чтобы мы исправили все, что натворили прежде. Ты знаешь, что я имею в виду. Мы оба грешны.

– Да, я знаю. Но, дорогая, мы уже начали исправляться. У нас не было ни одной ссоры в течение месяца. Наша любовь сегодня доказала, что мы можем ладить.

– Я не заметила, что мы начали исправляться. К тому же прошел не месяц, а всего две недели.

– Две недели? Не может быть! – Он вскочил с постели.

– Может. – Она тоже поднялась и направилась в ванную.

– Хорошо, давай освежимся. – Он пошел за ней. – Так о чем мы спорили две недели назад?

– За день до анализа мы ссорились по поводу – делать мне аборт или нет. – Она вошла в ванную и хлопнула стеклянную дверь.

Шейн открыл дверь и вошел за ней. И сразу его высокая широкоплечая фигура заняла все пространство ванной комнаты.

– У тебя железная память!

– Это чтобы компенсировать твою удобную амнезию. – Она повернула кран и зажмурилась от брызнувшей холодной воды.

С криком Шейн выскочил из-под ледяного душа.

– Подожди, тест был больше трех недель назад. Все это время мы почти не расставались, и ни одной ссоры. Это твоя память признает?

Вода потеплела. Мэрл со вздохом ответила:

– Я признаю правду. – Шейн вернулся под душ. Шрамы на его правой ноге были живым напоминанием того, что большой отрезок его жизни от нее скрыт. – Мы провели большую работу по восстановлению нашей памяти, – сказала она с раздражением. – Угроза ссоры всегда существует, мы готовы вспыхнуть из-за пустяка, и нет ничего хорошего в том, что мы сдерживаемся усилием воли.

Он намочил волосы под душем, пригладил их. Сквозь струйки воды было видно, как помрачнело его лицо.

– Ты прямо мечтаешь о раздоре.

– Нет, просто я реалистка. – Она, все еще сердясь, намылила лицо, повела руками, глаза ее были закрыты – мыло попало ей в глаза. – Скорее пусти меня под душ. – Он взял ее за руку, поставил под воду, вытер ей глаза полотенцем. Она открыла их и сунула кусок мыла ему в руку. – Я вовсе не мечтаю о скандалах. За последние две недели мы раз десять были на грани перебранки.

– Назови хотя бы один случай, – попросил он, намыливая себе грудь мылом с лавандовым запахом.

Эти слова рассердили ее больше, чем она сама ожидала.

– Я не помню, но это не значит, что их не было. – Она заметила, что он подставил разгоряченное лицо под жесткие струйки душа. – А сегодняшняя ссора тебе не подходит для примера? Мы так кричим друг на друга!

Некоторое время он стоял без движения. Душ яростно хлестал по его телу.

– О Боже, а сейчас-то что? Все было так хорошо – ребенок, любовь. Ну, покричали друг на друга, что из этого?

– Я знаю, что. Подумай, Шейн. Нам грозит беда. – Она вышла из-под душа, обернула голову полотенцем, в еще одно завернулась сама.

Шейн помрачнел.

– Презираю себя за это, но должен согласиться с твоими доводами. Действительно, мы всегда на волосок от бури.

– Ты прав. Я тоже этого боюсь. Если мы ругаемся даже в период ухаживания, то что за баталии ждут нас, когда мы поженимся? Мы вступим в брак из-за нашего маленького ребенка, но какие травмы нанесет ему наша вечная война или, еще хуже, развод.

Шейн обнял ее. Они стояли, прижавшись друг к другу, утомленные ссорой. Шейн сказал с отчаянием:

– Я чувствую, что все время бьюсь головой о стену, кирпичную стену – вот что нас разделяет.

Она прижалась к его широкому плечу.

– Ты спрашиваешь, чего я хочу? Теперь я знаю. Хочу, чтобы мы, в конце концов, преодолели эту дурацкую стену.