Сегодня и всегда

5

Нассау

– На Багамах всегда так жарко, мистер Тэтчер? – спросила Кортни, перегибаясь через перила «Ариеля».

– Это вам поможет, мисс Галлахер. – С этими словами Тэтчер протянул ей бамбуковый веер, которым она немедленно стала обмахиваться.

– Мне придется в конце концов покинуть корабль, хотя это все равно что сменить одну тюрьму на другую.

Тэтчер удивленно склонил голову.

– Я и не знал, что вы чувствуете себя в заточении.

– Я женщина, а не русалка. Я предпочитаю землю под ногами и цивилизацию вокруг себя. Я не питаю интереса к тропическим островам с их ужасными насекомыми и болезнями. Хотя плавать на «Ариеле» было приятно. Прекрасный корабль, такой ухоженный. Его построил капитан Кадделл?

– Нет, этот корабль был построен в тысяча восемьсот пятьдесят первом году отцом Шона в подарок сыну, когда Шон вступил в семейное дело, а все работы по заказу отца вел мистер Маккей, корабельный мастер из Бостона. Грузоподъемность судна невелика, но оно быстрее ваших английских клиперов. Должен вам сказать, что в морском деле скорость часто бывает важна.

«Да, конечно. В особенности если заниматься контрабандой», – подумала она, сохраняя на лице вежливую улыбку. Незачем говорить Тэтчеру, что она знает, чем они занимаются. Кроме того, она обещала капитану, что не будет обсуждать корабельные дела ни с кем из команды. Это могло вызвать гнев Кадделла. Хоть она и знала, что он контрабандист, он ведь не сказал ей об этом прямо.

Она указала на фигурку, похожую на нимфу, на носу корабля.

– Это и есть Ариель?

– Так, по крайней мере, скульптор представляет себе его.

– А кто дал имя кораблю, капитан Кадделл или его отец? И как жена капитана относится к тому, что он столько времени проводит в море?

– Похоже, сам корабль вас не очень интересует, мисс Галлахер?

Кортни нравился легкий юмор Тэтчера, привлекали веселые искорки, мелькавшие в его глубоко посаженных глазах. В такие минуты он казался ей очень симпатичным человеком.

– Да, не очень, – согласилась она.

– Так вот. Имя кораблю дал Шон. Он не женат, хотя очень любит красивых женщин и красивые корабли. Кроме того, он нашел вас.

– Я не уверен, что «нашел» – подходящее слово, мистер Тэтчер, – сказал Шон, подходя к ним. – Возможно, «наткнулся» будет точнее.

Его близость взволновала Кортни.

– Доброе утро, капитан. Я готова к прогулке по острову.

– Там особенно нечего смотреть, мисс Галлахер. – Он ощупывал ее откровенным и опытным взглядом, и это отталкивало и раздражало ее. – Я вижу, вы кое-что нашли для украшения своего туалета, – нахмурясь, он рассматривал ее платье из полотна цвета морской волны; чтобы угодить ему, она отказалась от корсета и кринолина. Она занималась шитьем до полуночи, в одиночестве, потому что капитан отказался от своего обещания помочь ей в этом. Работа далась ей нелегко, ведь до сих пор она с трудом отличала один конец иголки от другого. А чего стоило выгладить проклятое платье.

Она соорудила себе даже шляпку с лентами; в руках у нее красовался зонтик.

Она так старалась, чтобы выглядеть, как подобает леди. А зачем? В ответ она получила только хмурый взгляд и насмешки. Насмешки.

– Теперь мы играем в переодевания, маленькая девочка? Тебе следовало бы надеть платье из белого батиста с короткими рукавчиками. Это больше бы подошло тебе, – Он небрежно махнул рукой. – Ладно. Мы купим другую одежду. Иначе ты будешь через каждые четверть часа падать в обморок на этой жаре.

Кортни старалась не обращать внимания на его пренебрежительный тон. В любом случае она не нуждалась в его одобрении. Она – дочь пятого графа из рода Лоуденов, а он – обыкновенный ирландский контрабандист. Какое ей дело до того, что он о ней думает?

Кроме того, он все видит в черном свете. Она пытается как-то ладить с ним, быть вежливой, и вовсе не потому, что хотела польстить ему, а он не замечал этого.

– Ну, пошли, девочка, давай высаживаться, если хватит духа. Осторожно. – Он поддержал ее под руку и помог ей спуститься по трапу. – Мне всегда было трудно понять женщин. Они теряют голову, когда дело касается нарядов.

– Обратите ваши упреки в нужный адрес, капитан Кадделл. Это мужчины моделируют женскую одежду.

Некоторое время он осмысливал ее замечание.

– Да, вы правы, мисс Галлахер.

Он подвел ее к ландо.

– Я нанял этот экипаж для вас на время нашей стоянки.

– И сколько она продлится?

– Мои дела продлятся не более двух недель.

Кортни не могла скрыть своего разочарования: к тому времени она рассчитывала быть уже в Чарлстоне.

– Чем ты недовольна? – спросил он.

– Я не смогу вытерпеть целых две недели такой жары. – Она не лгала. Но ей нужно было что-то сказать. Не могла же она сообщить ему о своих планах мести Брэндэну Блейку.

– Я постараюсь устроить для тебя кое-какие развлечения, при условии, что ты не будешь пускать в ход свои вороватые руки. Мне бы не хотелось никому давать объяснения по поводу твоих проделок.

– Моих проделок? Вы полагаете, что мои поступки могут смутить этих пиратов и контрабандистов?

– Вы не увидите там ни пиратов, ни контрабандистов, мисс Галлахер. Вы встретитесь с деловыми людьми и с государственными чиновниками.

– Это одно и то же.

– Возможно, вы и правы, – согласился он. – Кстати, можете не беспокоиться из-за жары. Мой дом стоит на берегу. Вы не боитесь остановиться там со мной?

– Н-нет, – ответила она неуверенно.

Бояться ей следовало самой себя, потому что он заполнил все ее мысли с той ночи, когда она оказалась с ним в его постели.

– Нет! Очень хорошо, – повторил он вслед за ней, помогая ей забраться в экипаж и усаживаясь напротив. – Я ведь вел себя как джентльмен, вы согласны?

– Да, но далеко не так, как должны были вести себя.

– Вот как? – спросил он с обидой. – Почему это я должен быть джентльменом?

– Как почему? Потому что общество требует этого!

– Какое общество? Уж не братство ли воров?

Она опустила глаза. Ну почему он все время придирается к ней? Почему зовет ее воровкой, старается унизить. Ей хотелось крикнуть ему, кто она такая на самом деле, но нет, нельзя. Пока он считает ее воровкой, она в безопасности. Если она откроет свое настоящее имя, то ирландские контрабандисты наверняка не упустят случая захватить в заложницы дочь английского графа, бывшего в прошлом одним из высокопоставленных чиновников в Ирландии.

Кортни оставила без ответа слова Шона, так как, что бы она ни сказала, он бы все равно ей не поверил.

– И, – продолжал Шон, – контрабандистов не мучают угрызения совести, как ты только что заметила.

Угрызения совести? Это было главное, что заставляло ее держаться от него на расстоянии с тех пор, как она почувствовала влечение к нему. Последние три недели прошли как в кошмаре, она разрывалась между чувствами и рассудком. Сидя сейчас напротив него, она вспоминала его запах, мягкие прикосновения рук к ее щекам, ранам…

– Вы понимаете, что сейчас впервые признали себя контрабандистом?

– Разве? Ты – умная девушка, не забивай себе этим голову.

Перед магазином одежды он хотел взять ее под руку, но она резко отдернула ее.

В магазине Шон представил ее хозяйке, которая в ожидании визита Кортни уже разложила товар.

– Мне не нужно столько платьев, – пробовала протестовать Кортни на пути к примерочной. – И мне нечем платить.

Шон велел ей помолчать.

– Мы пробудем в Нассау некоторое время. Я не хочу, чтобы ты испытывала какие-нибудь неудобства. Кроме того, мы все время будем вместе, и то, как будет выглядеть моя любовница, важно для успеха моего бизнеса.

– Ваша любовница? – Кортни изумленно посмотрела на него.

– Не пугайся. Это только для вида. – Он обращался с ней как с круглой дурочкой. – Любовница ты мне или нет, важно то, что они будут смотреть на тебя как на любовницу. Поэтому тебе нужен новый гардероб.

– Но мне не нравится эта идея.

Кортни все время повторяла про себя эти слова, пока женщины из магазина хлопотали вокруг нее, подбирая платья. Не дожидаясь конца этой суеты, Шон ушел по делам, но кучер остался и отвез Кортни в домик на берегу.

Все было готово к их прибытию. Кортни заметила это, как только переступила порог дома. Она не знала точно, когда вернется Шон, но он предупредил ее, что обед будет поздно. Она отложила в сторону покупки и, переодевшись в газовое прозрачное платье, пошла прогуляться по саду в сторону побережья.

Здесь было так красиво! В отличие от ухоженных и прилизанных садов Англии и Франции, цветы буйно цвели повсюду – целое пиршество красок. Этот сад казался раем на земле.

А дом удивил ее так же, как удивлял и сам Шон. Тонкий вкус, который чувствовался во всем, показался ей слишком изысканным для простого контрабандиста.

Послеполуденная жара быстро спадала. Вернувшись на веранду, она была рада, что повар приготовил легкую закуску. Во время ленча она не переставала гадать о том, что же за человек этот Шон. Он не похож на обыкновенного контрабандиста. Иногда он ведет себя как настоящий джентльмен. Он образован, начитан, находчив, неплохо разбирается в медицине и кое в чем мог бы даже поспорить с самим доктором Кристофером Картрайтом, персональным врачом ее отца, членом Королевского общества врачей. Он безупречно одевается и прекрасно владеет мастерством судовождения.

И, хотя на словах он бывает циничен, похоже, что ему знакомы и укоры совести – последняя сцена в постели служит тому подтверждением.

Занятно и то, что этот контрабандист проявил больше благородства по отношению к ней, хотя и считал ее воровкой, чем Брэндэн Блейк – по отношению к ее доброй доверчивой сестре.

После еды Кортни переоделась в купальный костюм и пошла вниз к воде. Вид берега приятно поразил ее: маленькая частная бухта, с чистым белым песком, прилегала к дому, укрытому со всех сторон от посторонних глаз стеной деревьев. Вода блестела, как аквамарин, и, в отличие от холодной воды Ла-Манша, была удивительно теплой.

Кортни трудно было устоять на ногах в волнах прибоя, и она отдалась воле волн. Она плавала, прыгала, кувыркалась, наблюдала за игрой облаков в небе, которые, перемещаясь, образовывали различные фигуры. Но мысли о положении, в котором она очутилась, не оставляли ее ни на минуту. Эта стоянка в Нассау слегка спутали ее планы. Но, возможно, это и к лучшему, так как дает время обдумать, что она скажет и сделает, когда лицом к лицу встретится с Блейком. Кроме того, известно, что для осуществления мести необходимо хладнокровие.

С другой стороны, из-за Шона Кортни чувствовала себя как-то неуверенно. Многое в нем привлекало ее, и это могло отвлечь ее силы и внимание. Когда Шон был рядом, ей в голову лезли всякие глупые мысли о муже, семье, детях – то самое, чему она просто противилась, когда отец настаивал на ее замужестве с очередным претендентом.

Кортни усмехнулась про себя. В каком шоке был бы лорд Гарретт, услышав эти слова от своей «неприступной» дочери, и в какой ужас пришел бы, узнав, кто теперь занимает ее мысли.

– Привет! Что ты там делаешь? – Голос Шона вывел ее из задумчивости, она резко повернулась, потеряла равновесие и стала барахтаться в воде.

– Плаваю, – прокричала она сквозь сложенные рупором ладони, тем временем как он спускался к воде.

– Хорошо, что я вовремя пришел домой, – сказал он. – Солнце на Багамах очень коварное, особенно для такой нежной и белой кожи, как твоя. Слуги говорят, что ты уже около часа находишься на солнце. Твое счастье, что сейчас не полдень. Ты уже становишься розовой.

Купальный костюм прикрывал почти все ее тело, оставляя открытыми лишь лицо, шею, руки и ноги до колен. Кортни посмотрела на не прикрытые купальником места, но ничего не заметила, кроме соли и веснушек.

– Держись за мою руку. – Он помог ей выйти из воды, но она споткнулась и упала на него.

Подняв ее на руки, он зашагал к веранде, глядя прямо перед собой.

Шон поставил Кортни на ноги так, как будто боялся обжечься.

– Иди в дом, – приказал он. – Прими душ и переоденься к чаю.

– Я только что поела.

– Тогда, может быть, ты составишь мне компанию, пока я ем, – сказал он, собираясь уходить.

– Мне казалось, что вы просто хотите уберечь меня от солнца…

– Живо! – рявкнул он тоном, не допускающим возражений.

Она проглотила этот резкий тон и побрела через террасу к двери, открывавшей вход в ее спальню. Там ее ждала лохань с прохладной водой. Ароматные травы плавали в воде и, погрузившись в ванну, она ощутила легкое покалывание. После ванны, глядя в зеркало, она убедилась, что ее кожа действительно обгорела на солнце.

Ткань платьев оказалась слишком грубой для ее нежной кожи; поэтому она остановила свой выбор на халате из изумрудно-зеленого шелка. Когда она вышла к Шону, тот сидел на ступеньках, глядя на океан. Он уже переоделся в белую полотняную куртку, которая очень шла к его загорелой коже, черным волосам и золотистым глазам.

– Я заказал чай со сливками, так как ты сказала, что не голодна. – Он подвел ее к столу и вручил широкополую соломенную шляпу. – Это защитит тебя от солнца.

Надев шляпу, Кортни завязала ее под подбородком.

– Хочешь лепешку? – спросил он.

– Нет, спасибо. – Она заглянула в чайник. Чай был темно-янтарного цвета.

– Налить вам?

Он кивнул, а она вдруг осознала, насколько нелепо все это выглядит – совсем как иллюстрация к правилам хорошего тона под названием «Леди и контрабандист кушают чай». Смешно!

– Мне жаль, что тебе так долго пришлось быть одной, Шейла.

– Мне не было скучно, а теперь тем более. – Она старалась сохранить невозмутимость, но руки ее и шея страшно горели. – Вы закончили свои дела?

– Только начал.

– Могу я спросить, что это за дела?

– Капиталовложения в недвижимость. – Он намазал сбитыми сливками лепешку. – Ты уже несколько часов в Нассау. Ну, как твои впечатления?

– Мне нравится, но я почти не видела города, так как из магазина вы сразу отправили меня сюда.

– Я покажу тебе все в свое время. По правде говоря, смотреть особенно нечего, но когда начнет ходить пароход…

– Пароход?

– Сэмюэль Кунард собирается гонять пароход между Нью-Йорком и Нассау. Это значит, что в Нассау повалит народ, понадобятся отели…

– То есть, ваш бизнес – строительство отелей?

– Это одно из нескольких дел, которые мы обсуждаем с возможными партнерами.

Она почувствовала уважение к его коммерческой жилке: он, очевидно, был предпринимателем, не боящимся риска. Ее отец и Маркус были совершенно беспомощны, когда Дело касалось бизнеса. Это было нечто новое в ее жизни: находиться рядом с человеком, не боящимся рисковать.

– Тебе нравится дом? – он покосился в ее сторону и был польщен, когда она кивнула. – Мой отец построил его в тысяча восемьсот пятьдесят втором году, когда здесь открыли минеральные источники, но пьянство и холера доконали отца.

– Он умер?

– Да. Нассау убил его. Мне видится в этом вызов судьбы. Я хочу закончить дело, начатое отцом.

Странные мысли охватили ее. Ей не хотелось больше вникать в жизнь Шона. Ей захотелось удержать его на расстоянии, чтобы загадка осталась неразгаданной. Знание таит в себе столько опасностей; чем больше она узнавала его, тем сильнее он ее притягивал.

Она рассматривала красивое лицо Шона. В этот момент он выглядел очень уязвимым – преданный сын решил закончить дело жизни своего отца, – и это трогало ее до слез.

– Откуда у вас этот шрам? – спросила она, очерчивая пальцем серповидную линию на его лице.

– Память о ревнивой любовнице. – Он задержал ее руку в своей, поднес пальцы к своим губам. – Ты никогда не рассказываешь о себе. Расскажи мне о своей сестре.

Кортни откинулась назад и прикрыла глаза. «Сара. Что я могу сказать ему? Насколько я могу быть с ним откровенной?» Она заметила, что он пристально смотрит на нее цепким оценивающим взглядом.

– Она… умерла совсем недавно. Что еще можно сказать?

– Сколько ей было лет?

– Почти девятнадцать. – Образ Сары, лежащей на кровати, настолько живо возник в ее памяти, что Кортни содрогнулась.

– Если тебе не хочется об этом говорить… – Его большая ладонь накрыла ее руку.

Ее словно обдало жаром. Она поспешно отдернула руку, ее глаза выдавали ее чувства.

– Она влюбилась в подлеца, который воспользовался ее добротой и великодушием, – проговорила Кортни ровным голосом, – и, когда он бросил ее, беременную, она предпочла смерть позору.

Его взгляд, устремленный куда-то мимо нее, был неподвижен и непроницаем, как будто его мысли витали где-то далеко-далеко отсюда.

– Я понимаю тебя. Когда-то давным-давно женщину, которую я любил, тоже довели до самоубийства. Когда случается такое, сердце как будто каменеет, и ты уже не способен ни печалиться, ни радоваться, не правда ли? А душа как будто умирает.

Он так верно описал то состояние опустошенности, в котором она находилась…

– Кто она была? – спросила она. – Вы очень ее любили? Кто отнял ее у вас?

– Морин! – прошептал он, и его глаза затуманились. – Лучше не ворошить прошлое. – Он прищурился, словно пытаясь рассмотреть что-то сквозь туман, и очнулся только тогда, когда Кортни спросила: – А кто была Морин?

– Ты задаешь слишком много вопросов, – сказал он, отворачиваясь и пожимая плечами. – Я не хочу говорить о Морин, девочка, – он взял ее руки в свои. – Тебе хватает своих неприятностей. Зачем тебе вникать еще и в мои? – С этими словами он посмотрел на часы. – Я хотел прокатиться верхом, но мне необходимо вернуться в город, чтобы кое с кем встретиться.

Поднимаясь, Кортни чуть не упала. Прижав тыльную сторону ладони ко лбу, она сказала:

– Похоже, мне дорого обойдется мое сегодняшнее пребывание на солнце.

Обхватив Кортни за талию, Шон проводил ее до спальни.

– Отдыхай. – Он поцеловал ее в лоб. – Увидимся вечером.

Кортни смотрела ему вслед. Сейчас этот циничный морской капитан был опаснее для нее, чем когда-либо: не контрабандист, и не ее спаситель, но человек со всеми человеческими слабостями и эмоциями. Ей совсем не хотелось видеть его в такой ипостаси. Такому гораздо легче завоевать ее сердце, чем любому краснобаю. Она видела по его глазам, что он понимает ее, как не понимал еще никто и никогда, потому что он тоже много страдал в своей жизни.

Нассау растревожил Кортни. Климат ли тому виной, или, может быть, дикая, первобытная красота природы этого острова, но она чувствовала себя мухой, попавшей в паутину.

Спору нет, она свободна, жива, может делать все, что пожелает. Если захочет, может даже плавать нагишом в своей собственной бухте.

Кортни вспыхнула, ругая себя за грешные мысли. Это все от жары. Она вспомнила губы Шона на своей коже, и ее желание превратилось в тупую боль. Интересно, что бы она почувствовала, если бы отдалась ему? Она жаждала его прикосновений и боялась их. В его присутствии она чувствовала, что не владеет собой.

Кортни не представляла себе, что делать, когда она разыщет Блейка. Правда, в какие-то минуты она страшно хотела убить его, но она же не убийца. Тем не менее, ей необходимо придумать, как его уничтожить. И она не имеет права думать ни о чем другом. Значит, Шону не должно быть места в ее мыслях. Она не может позволить себе увлечься ни Шоном Кадделлом, ни каким-либо другим мужчиной, пока не сведет счеты с Брэндэном Блейком.

Блейк был последней мыслью Кортни перед тем, как она уснула, но во сне она видела Шона Кадделла – его мужественную фигуру, слышала его глубокий низкий голос…

– Мне нравится женщина, которая знает, чего хочет, – сказал призрачный герой ее сновидений.

Она обвила руками его шею и притянула к себе так, что их губы вначале слегка соприкоснулись, а потом крепко прижались друг к другу.

Это был странный, волнующий сон. Во сне ей казалось, что глаза ее открыты, она всматривается в его глаза, блестящие в бледном свете луны. Где кончался сон и начиналась реальность?

Часы пробили дважды, и вдруг Кортни поняла, что она не спит. Она села в кровати. Они расстались около полуночи, а теперь, два часа спустя, он был здесь и решительно направлялся к ней. От него пахло ромом.

– Что вы здесь делаете?

– Ты звала меня.

Она благодарила Бога за то, что в темноте Шон не мог увидеть ее лицо, потому что знала, что он сказал правду. Она звала его во сне.

– Вы пьяны? – холодно спросила она.

– Я пил, но я не пьян, и ты скоро это поймешь, – он потянул за ленту, скреплявшую ее волосы, и они рассыпались по плечам.

Он перебирал ее волосы, пытаясь коснуться ее лица губами. Она должна остановить его.

– Подождите!

Шон коротко засмеялся.

– Ты хочешь остановить меня сейчас? Разве ты не понимаешь, что я все время боролся с собой и проиграл в этой борьбе?

– Я не могу, – настаивала она.

– Судьба свела нас тогда, на берегу. А идти против судьбы бесполезно.

Разум подсказывал ей, что она должна отвергнуть такое объяснение, но непостижимое желание, гораздо более сильное, чем она могла себе представить, лишало ее всякой воли. Это была страсть, которой она не могла противиться. Она пыталась вызвать в памяти Сару, но даже лицо Сары растворилось в тумане, а на его месте возникло лицо Шона.

«Это болезнь, – думала она, – а может быть, всему виной солнце…»

– Я хочу тебя.

Кортни пыталась возражать, но он зажал ее рот губами, одновременно требовательными и ласкающими. Его рука ласкала ее бедро. Она не могла, да и не хотела сделать ни малейшего движения, чтобы помешать ему, и он знал это. Слегка улыбаясь, он поднялся и неторопливо разделся.

Бриз, насыщенный экзотическими запахами, прошелестел по ее коже. Шон лег к ней в постель, рядом, его губы начали ласкать ее брови, веки, углы рта и ласкали до тех пор, пока она не повернулась к нему и их ласки не стали взаимными.

Кортни горела, как в огне. Она зарылась пальцами в его жесткие волосы, а он тем временем скользнул рукой между их блестящими от пота телами. Он провел рукой по впадине на ее горле, и дрожь пробежала по ее телу. Один его палец проскользнул между грудями, затем пошел вниз по животу, как бы специально избегая тех мест, прикосновение к которым, как она инстинктивно догадывалась, могло доставить наибольшее наслаждение.

Он продолжал целовать ее и шептал слова любви, покрывая поцелуями каждую часть ее тела: изгиб локтя, сгиб колена, внутреннюю сторону бедра. Стон наслаждения едва не сорвался с ее губ, когда он стал ласкать ее грудь и играл сосками до тех пор, пока они не стали твердыми, как камень. Она тяжело дышала, напряжение внутри росло, и, наконец, она задохнулась.

Его пальцы гладили внутренние стороны ее женского места, пока, наконец, она не стала извиваться под ним.

– Ты здесь как бархатная.

Когда он нежно провел пальцем по нижним губам, мучительный стон вырвался из ее груди.

– Твое тело знает, чего хочет, даже если ты стараешься отрицать это, твое тело знает, что ты моя.

Шон раздвинул коленом ее ноги, но, когда принял нужную позицию, Кортни вскрикнула.

– Не говори мне «нет», дорогая. Поздно.

Он обвел ее холмик своим напряженным членом.

– Почувствуй меня, любимая. С первого момента, как я тебя увидел, я понял, что принадлежу тебе, а теперь и ты знаешь это.

– Боже!

– Здесь нет Бога, моя любовь, есть только дьявольская страсть.

– Тише! – предостерегла она, зажимая руками его губы.

– Прости, – он поцеловал ее пальцы и прижал ее к своей груди, к сердцу, – это страсть, дорогая, не бойся ее. Будь ей рада. – Он опять запечатал ее рот своим, раздувая в ней пламя, угрожающее сжечь ее дотла.

«Страсть, – повторяла она про себя, в то время как их языки сплетались. Все доводы разума были здесь бесполезны. – В чем, спрашивала она себя, благоразумие?»

Смерть Сары обострила все ее чувства. Она не хотела больше сопротивляться соблазну. Страх, смущение, гипнотическое возбуждение охватили ее, когда она подвинулась и прижалась к нему. Их тела сольются, и скоро она не будет знать, где кончается он и где начинается она. И пусть это свершится! Она больше не будет противиться чувству.

Это было правильно. Это было продолжение жизни, поддержание жизни, и даже если это все, что ей суждено, пусть будет так, она хотела чувствовать его всего в себе, она примет все, что он даст ей, здесь и сейчас.

Пальцами одной руки он теребил ее груди, а другой продолжал ласкать ее живот.

– Боже, до чего же ты хороша.

Он ласкал ее женское место, и ее всю вздымало какой-то волной, она задыхалась в сладкой агонии.

Тайна его глаз манила ее. Она провела языком по шраму на его щеке, погрузила свои пальцы в его волосы и подставила губы.

Она понимала, что это самый последний момент перед окончательной близостью. Мысли о Саре вспыхнули в ее сознании, словно Сара яростно старалась оттащить ее от пропасти, в которую она падала. Чем она отличается от своей безрассудной сестры? «Это, должно быть, тот самый путь, который прошла Сара, – думала она, – и посмотри, что из этого получилось».

Эти мысли стали ушатом холодной воды. Она не пойдет по стопам своей сестры. Она не может. Она уперлась локтями в его грудь в попытке столкнуть его, оторвала от него свои губы со стоном.

К его чести, он немедленно почувствовал это и остановился.

– В чем дело? Почему ты от меня отворачиваешься?

Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.

– Ты получишь меня сегодня, а что будет завтра? Ты хоть раз подумал о том, что будет со мной завтра?

Проклятия сорвались с его губ, когда он вгляделся в ее лицо.

– Что ты имеешь в виду под будущим? – спросил он с ледяным спокойствием. – Маленький коттедж на берегу моря?

– По правде говоря, я не думала об этом. Я только знаю, что не хочу кончить так, как кончила моя сестра, – отдать свою честь какому-нибудь негодяю, который выбросит меня, когда я стану ненужной.

Он соскочил с кровати, швырнул на нее простыню и собрал свою одежду.

– Я понимаю, – он выпрямился, как будто она его ударила. – Я понимаю. И ты можешь назначить цену своей чести. Чего же будет стоить мне этот товар? Денег? Драгоценностей?

Волна гнева охватила ее.

– Я вовсе не ожидала от вас брачного предложения, но и не ожидала, что вы поведете себя как мелочный торговец в меняльной лавке. Уж лучше бы я осталась в Дувре или на большой дороге, где я, по крайней мере, была бы на английской земле, а не на этом острове с паршивым ирландцем.

– На английской земле? Скорее под английской землей.

– Ты мне противен!

Он презрительно усмехнулся в ответ, поднял руки в знак капитуляции и вышел из комнаты.

Бросив на пол свою одежду, Шон нагишом направился к морю. Какой же он был дурак, что позволил ей хоть чуть-чуть заглянуть в его сердце. Знает он таких! Она ищет богатого поклонника и играет, чтобы побольше получить. Тогда ей не нужно будет снова воровать драгоценности. Конечно, изумруды позволят ей продержаться некоторое время, а что делать потом без богатого любовника, который бы ее содержал?

Под холодным ночным бризом он заново обдумал весь разговор. Надо отдать этой ведьме должное, она, пожалуй, права, и к ее доводам трудно придраться. Девочка без работы, без будущего, должна как-то барахтаться, чтобы не оказаться на панели или в борделе. Мысль, что Шейла может оказаться в руках другого мужчины, выводила его из себя. Никто кроме него не получит ее.

Возможно, это было вполне разумно – заключить финансовое соглашение. Он был в состоянии обеспечить ее, деньги – не проблема, у него их много. Его беспокоило не это, а ее желание получить деньги.

Шон так и решил – предложить ей финансовое соглашение. Оставалось решить лишь условия этого соглашения. Как только этот вопрос будет решен, он уж не допустит, чтобы она снова сказала «нет».

Остаток ночи Шон обдумывал условия соглашения. Спал он очень мало и, когда Шейла вышла к завтраку, он уже ждал ее.

– Я прошу извинить меня за прошлый вечер, – начал он, когда она села напротив – спокойная, как монахиня перед вечерней молитвой. – Я был немного не в своей тарелке и вел себя недостойно. – Он с улыбкой всматривался в ее лицо. – Даже пастор нашел бы тебя соблазнительной.

В ее взгляде сквозило недоверие.

– Черт, я так хотел тебя… я и сейчас хочу… но не беспокойся. Я больше до тебя не дотронусь, пока мы не договоримся об условиях.

– Об условиях? О каких условиях?

Он очертил в воздухе пальцем ее ротик с надутыми губками.

– Ты будешь моей миссис, любовницей. Мы заключаем финансовый договор. Ты ведь этого хочешь?

Ее отпор поразил Шона до глубины души.

– Да с чего вы взяли, что я желаю быть любовницей какого-то контрабандиста, которого вот-вот повесят? Вы считаете, что меня может прельстить такое будущее?

Он опустил руки.

– Шейла, ты задала мне очень интересный вопрос. Могу ли я поручиться, что ты не откроешь властям мою тайную жизнь?

– Зачем мне это? Кроме того, у вас есть свидетельство против меня – изумруды.

– Для Англии. Американские законы на тебя не распространяются.

– Вы это говорите только для того, чтобы заставить меня принять ваше предложение. А что будет, если я все-таки откажусь стать вашей любовницей? – спросила она, наливая себе в чай сливок.

– Я не знаю. Ты совсем вскружила мне голову, девочка. – С этими словами он встал из-за стола и вышел.

Глядя ему вслед, Кортни награждала его самыми нелестными эпитетами:

– Как он мог быть таким тупицей, чтобы подумать, что она хочет от него денег? Деньги!

Нет, хватит! Она могла бы запереться в своей комнате, но это так ненадежно: ни одна дверь не может стать препятствием для Шона. Если он захочет ее, то найдет способ к ней проникнуть. А что он сделает с ней, если заподозрит в ней предательницу? Ей необходимо бежать – прочь из Нассау. Но куда?

Кортни никак не могла поверить в свою несчастливую звезду. Надо же такому случиться! Понравиться человеку, который был чутким к ней всего одну минуту и так быстро переменился. Но лучше понять это сейчас, чем потом, после того, как, потеряв голову, разделить с ним ложе.

«Все это к лучшему», – решила она наконец. Ей не нужны эти лишние сложности. Шон просто вскружил ей голову. Неужели она бросила балет и пустилась в путь, полный опасностей, только для того, чтобы стать любовницей какого-то мошенника? Покидая Кент, она собиралась отомстить за смерть Сары, и не изменит своего решения. Все– иное – от лукавого. Отныне Шон не значит ничего для нее.

Она ехала в Америку, чтобы свершить суд над Брэндэном Блейком. Шон мог стать только помехой на ее пути.

А что, если он бросит ее здесь, на острове?

«Будь себе на уме и завоевывай его доверие, – сказала она себе, – завоевывай его доверие, но не давай волю чувствам».

Как ни старался, он не мог выбросить Шейлу из головы. Он не мог ни о чем думать, как только о том, как затащить ее в постель. Противоречивые чувства захлестывали его, как волны захлестывают палубу при штормовом ветре – в то время как интересы бизнеса требовали от него предельной собранности.

Пожалуй, лучше было бы уехать из Нассау. В целом, соглашение было разработано. Теперь он мог передать контракт адвокату для уточнений. Затем он заберет девушку, высадит ее в Чарлстоне и вернется для подписания документов.

Вдали он Нассау, возможно, будет проще решить многие проблемы.

С момента отплытия из Нассау к южному побережью Соединенных Штатов в Чарлстон Шон вел себя как настоящий джентльмен. Кортни решила про себя, что он хочет взять ее измором. Скоро у нее не останется ни сил, ни желания отвергать его.

Вечером, накануне прибытия в Чарлстон, он предложил пообедать вместе. Она готовилась к этому событию так, как готовилась бы к приему у королевы. Ровно в восемь он постучал в дверь ее каюты.

Когда он вошел, Кортни обомлела. Он выглядел великолепно: черный шелковый сюртук с брюками, белая рубашка, жилет, отделанный золотой тесьмой.

Окинув ее взглядом, Шон одобрительно кивнул. Ей это было приятно, так как она много потрудилась над своим нарядом. На ней было шелковое муаровое платье с зеленоватым отливом, который так нравился ему. Усадив ее, он вручил ей бархатную коробочку. Взглянув на него, она открыла коробочку. Серьги – пять изумрудных лепестков, обрамленных золотой каймой. Как будто специально для ее ожерелья.

– Изумительно, – благодарно улыбнулась она. – Но это слишком дорого!

Он прикрепил их к ее ушам.

– Они бледнеют на фоне твоей красоты.

Он достал из кармана ее ожерелье, поцеловал, ее в шею и закрепил на ней колье.

– Спасибо, – прошептала Кортни с искренней благодарностью. Она уже не надеялась когда-либо увидеть колье снова.

За обедом она непрерывно, немного возбужденно и нервно щебетала о театре, цветах, Шекспире и балете.

Этот обаятельный мошенник Шон вел остроумную и светскую беседу с непринужденностью аристократа.

– Ты мистифицируешь меня, – сказал он. – Первый раз вижу воровку с таким широким кругом интересов.

– Я решила быть очень доброй к вам в этот вечер. А вы уже устали от нашего перемирия?

Он поцеловал ее руку.

– Прости. Обещаю больше не трогать твое прошлое.

После обеда, за рюмкой ликера, он сказал:

– Я много размышлял о твоем будущем. Мне кажется, мы подходим друг другу, если только мне не изменяет память.

Кортни вспыхнула и отвела глаза.

– Ты должна понять, девочка, – я не могу жениться на тебе. Это не для меня.

Трудно было обидеть ее сильнее, ей как будто публично влепили пощечину.

– Что же вы тогда предлагаете? Денежную сделку? – У нее защемило сердце.

– Ну, если ты все равно должна раздвигать ноги за деньги, то я, по крайней мере, молод и здоров. – Она заставила себя промолчать, в то время как Шон перегнулся через стол и потрепал ее по щеке с таким видом, как если бы сделка уже состоялась. – Я куплю тебе домик. Где ты хочешь жить? В Нью-Йорке? В Бостоне?

– Чарлстон.

– В Чарлстоне? – удивился он. – Ну, хорошо, пусть будет Чарлстон. Хочешь поселиться в Бэттери или в деревне?

– Мне все равно, – она с трудом скрывала свое разочарование.

– Прекрасно! Я подготовлю договор, в котором будут учтены все твои расходы. А если со мной что-нибудь случится, ты не останешься без средств к существованию.

– И этот договор защитит меня даже в том случае, если я надоем вам, и вы будете искать утешение на стороне?

– Уважаю деловых девчонок! Да. Наш договор будет нерушим.

Он все рассчитал и знал ответы на все даже еще не заданные вопросы.

– Что еще? – спросила она.

– Слуги. Новый экипаж. Новые тряпки. Путешествия. Драгоценности. – Когда она недоверчиво посмотрела на него, он торопливо добавил: – У тебя не будет лучшего предложения.

Ей хотелось выкрикнуть ему в лицо, что все это для нее ничего не значит, что ей нужны только искренние чувства.

– Я вижу, вы деловой человек, хотя и не всегда разборчивы в средствах, и очень просто смотрите на вещи. Почему вы выбрали именно меня, вместо того, чтобы осчастливить какое-нибудь покорное создание, готовое исполнить любую вашу прихоть?

Легкое прикосновение его груди заставило ее вздрогнуть.

– Если бы ты была послушной, я бы заскучал через две недели.

– Несомненно.

Теперь ей все стало понятно. Она была для него не более, чем развлечение, и, когда ему станет скучно, он найдет другую игрушку.

– Тебе удалось заставить меня добиваться твоего расположения, а это так раззадоривает меня, – сказал он, но она не могла избавиться от мысли, что он играет с ней, как с дурочкой.

Он ухаживал за ней с единственной целью: уложить в постель.

По правде говоря, она и сама хотела этого, но совершенно по другим причинам. Как только они прибудут в Чарлстон, она уйдет от него. Так что, скорее всего, это их последняя ночь вместе.

Она отвернулась, изображая нерешительность.

– Подумай! У тебя нет выбора. Ты в нужде и в одиночестве. Очень скоро у тебя не будет другого выхода, кроме как стать игрушкой в руках сифилитиков. Я же предлагаю тебе связь с одним единственным мужчиной.

– Вы предлагаете мне стать проституткой.

– Нет, я предлагаю тебе выгодные нам обоим отношения, почти брак. Если у тебя появится ребенок, я обеспечу его, как своего законного наследника. Ты же не будешь спорить, что нравишься мне? Неужели ты скажешь, что все это только за деньги?

– Я не смогу спать с вами, сознавая, что я ваша собственность. Это не доставит мне радости.

Она заглянула в его удивительные глаза, горевшие огнем неподдельной страсти.

– И вовсе не потому, что ты – моя собственность, а потому что ты сама страстно желаешь этого, – он порывисто обнял ее. – Я обещаю, что тебе всегда будет хорошо в постели со мной, потому, что более нежного любовника тебе не найти. Что скажешь?

Он уговаривал ее так убедительно, что ей стало казаться, что иного выхода у нее нет.

– Я согласна на ваши условия, – сказала она слабым голосом.

– Ты этого хочешь?

«Да, – думала она, – дура я, дура. Я согласна, потому что я люблю тебя».

Когда она кивнула головой, он задул все лампы, кроме одной, и расстелил пуховое одеяло там, где они стояли.

– Повернись, я помогу тебе раздеться.

Ее взгляд остановился на нем.

– Мне стыдно.

– Между нами не может быть стыда. – Он возвышался над ней горой и теребил ее соски до тех пор, пока они не затвердели. – Разве это стыдно – признаться, что ты хочешь меня? Никогда прежде я не испытывал такого страстного желания. Я мечтаю о тебе вот уже много недель. Когда тебя нет, ты стоишь перед моими глазами. Я смотрю на тебя и теряю голову. Я одержим тобой. Я должен обладать тобою. Разве надо стыдиться всех этих чувств? – Он покачал головой. – Прости, но я не стыжусь.

Он расстегнул ее корсаж, целуя спину. Кортни повернулась к нему с хриплым стоном и зарыла свои пальцы в густую поросль на его груди. Ее платье скользнуло к ее ногам. Он поднял ее и осторожно положил на одеяло. Она была рада, что на ней не было корсета, когда он снимал с нее нижние юбки и сорочку.

– Я неделями ни о чем не думал, а только мечтал о тебе. – Он провел пальцем по ее губам, и она невольно вскрикнула от восторга.

Он снял с нее панталоны, лаская тело легкими прикосновениями. В его поцелуях была какая-то особая нежность и вместе с тем требовательность, когда его тело накрыло ее. Она схватилась руками за его плечи, ее тело напряглось под ним, он взял ее руки и заложил их ей за голову.

Ее охватило чувство радости, когда он дал волю своей страсти. У нее звенело в ушах, она задыхалась в сладком экстазе, когда его пальцы пробегали по ее телу, как по тонкому инструменту. Захлестнувшие ее чувства выразились в долгих стонах, напряжение в ней росло, ее тело пульсировало в такт его движениям.

Это длилось вечно, уничтожая остатки ее самоконтроля. Он потерся членом о ее женское место, и она содрогнулась, ее ощущения обострились до предела. Когда он пососал ее грудь, она подняла свои бедра, чтобы принять его.

Боль, которую она ощутила, была неожиданной, хотя она и знала, чего ей ожидать. Шон откинулся, лаская ее.

– Спокойно, любимая, спокойно.

– Что… все? – мягко спросила она.

Он вытер мокрые волосы на ее щеках загрубевшим большим пальцем.

– Да нет, пока.

Она посмотрела в сторону, но он повернул ее голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Может быть, остановиться? Я не хочу причинять тебе боль. Если скажешь, то я не буду.

– Теперь уж нет. Ты прав, это судьба, и ничто не может изменить ее выбор.

Она погрузилась в глубину его глаз, в то время как он снова прижался к ней, покрывая легкими поцелуями ее шею. Ее тело дергалось, но он покрывал поцелуями каждый его дюйм. Она подогнула колени, не противясь его воле, а он стал ласкать ее живот.

Ее дыхание стало учащенным, голова закружилась. Он накрыл ее, и после одного решительного нажима они соединились. Его поцелуи заглушили ее стоны, он шептал слова любви, в то время как она обвила своими дрожащими ногами его талию. Она извивалась под ним, ощущая на вкус его кожу.

Шон был глубоко внутри нее. Боль ушла, она была на вершине экстаза. Он научил ее согласованным движениям. Она всматривалась в его подвижное, страстное лицо и удивлялась тому, что они двигались как одно целое в этом безупречном исполненном «па-деде». Когда, наконец, ей стало невмочь терпеть муки ожидания, она взмолилась, чтобы он прекратил их. И он дал ее телу то, чего оно так жадно искало, словно подвел ее к краю пропасти и бросил в эту бездну безудержного экстаза, слившись с ней в единое целое и наполнив ее своим семенем и любовью.

Ее смутило то, что она способна испытать чувства такой силы. Чем объяснить дрожь, сотрясавшую ее тело? Кровь мчалась каким-то диким потоком, восторг был так безудержен, что приводил ее на грань… чего, смерти?

Теперь она знала, что привело Сару к отчаянию. Смешать это пьянящее варево с любовью и – человек кончен.

Красота и радость. Она разрыдалась, когда он перестал в ней двигаться.

– Что такое, моя любовь?

– Ты знал, что можешь заставить меня забыть обо всем на свете.

– Да, – признался он.

– Я тебе этого не прощу никогда.

Он утешал ее, их тела все еще были соединены.

– Ты первая девственница в моей жизни.

Он гладил ее влажное тело и целовал ее дрожащие губы.

– Ты удивительно страстная женщина.

Его плоть выскользнула из нее, оставив на бедре кровавую полосу. Кортни осознала вдруг, что он не только ее первый любовник, но он и последний ее любовник. Она не станет его сожительницей, но и не будет принадлежать кому-то другому.

– Я чувствую себя развратницей.

– Потому что испытала наслаждение, или потому что мы не женаты?

– Это грех – вести себя так вне брака.

– Ты и я не созданы для брака.

«Как же он ошибается», – думала она. Ее отец утверждал то же самое, и она поверила этому – тогда. Но они оба заблуждались. Сейчас она готова была бросить поиски Брэндэна Блейка и провести остаток своей жизни в объятиях Шона. Она отдала бы сейчас все на свете, чтобы вернуться назад к той прежней спокойной жизни… если бы могла вернуться Сара.

Кортни понимала, что совершила роковую ошибку, отдавшись Шону, потому что теперь ей будет гораздо труднее уйти от него по прибытии в Чарлстон.

– Мне надо было подождать, – сказала она с подавленным видом.

Он с сердитым изумлением посмотрел на нее.

– Подождать? Зачем? Может быть, ты хотела получить что-то вперед, прежде чем мы заключили наше соглашение? Не беспокойся. Я не стану злоупотреблять твоим доверием, тем более что у тебя это в первый раз.

Он был явно обижен на нее, а теперь и она на него рассердилась.

– Тебе бы надо думать иногда, Шон, прежде чем говорить. Зачем насмехаться надо мной, ведь это было твое предложение.

– Ты, конечно, права, – он встал и, подняв ее, отнес на кровать, целуя по дороге, – совершенно права. И я понимаю тебя. Но мне все-таки приятно, что ты не стала дожидаться, пока в твоих руках окажется подписанный документ.

– Ты отвратителен. Я…

– Я знаю. Ты ненавидишь меня. – Он бесцеремонно плюхнул ее на кровать и собрал свою одежду. – Если ты действительно ненавидишь меня, то, может быть, следует пересмотреть наше соглашение. Я не хочу больше горя. У меня его было уже столько, что хватит на всю жизнь. – Он повернулся, чтобы уйти.

Она не могла оторвать от него своего напряженного взгляда. Они находились немного южнее Чарлстона. Завтра они придут в порт. Скоро они расстанутся навсегда.

Это была их последняя ночь вместе. Сегодня ночью и только сегодня ночью. Эта ночь – все, что у нее будет когда-либо. Она могла бы испить до дна всю чашу наслаждений этой ночи, могла бы самозабвенно любить его от сумерек до рассвета. Вместо этого она глупо выгнала его.

Нет, нет, все к лучшему. Она знала, что должна расстаться с ним. Она уже и так перестала владеть собой. Это какое-то наваждение! Да, это так. Она уже никогда не сможет забыть его лицо, воспоминания о его прикосновениях заставляют кровь вскипать в ее жилах, и с каждым вздохом она тоскует о нем все сильнее.

Он стоял в неясном свете. Она подошла к нему, вглядываясь в его лицо и стараясь запомнить его черты.

– В чем дело? – встревоженно спросил он. – Почему ты так печальна?

Чувства переполняли ее. Ей хотелось вновь вызвать в нем желание, хотелось просить его любить ее, хотя бы одну эту ночь, потому что это на всю жизнь.

И ей хотелось сказать ему, как сильно она его любит.

Вместо этого она повернулась и молча пошла прочь.