Секрет благородства

Глава 1

Она снова здесь, подумал Дрю Макаслин, ударяя ракеткой по мячу. В третий раз на этой неделе женщина сидела за тем же самым столиком на ближайшей террасе с видом на теннисные корты. Яркий полосатый зонтик от солнца частично затенял лицо.

Ее не было там в начале его игры с Гарри, но он почувствовал тот момент, когда она вышла на площадку, являющуюся продолжением клубного наружного бара с закусками и коктейлями. И пропустил удар, позволив себе отвлечься и понаблюдать, как грациозно она расправила юбку на бедрах, садясь на стул.

— Лучше с каждым днем, — заявил Гарри, когда они встретились у сетки, чтобы отдышаться, сделать большой глоток «Гаторэйда»[1] и вытереть полотенцем ручейки пота, которые не смогла впитать головная повязка.

— Не так уж и хорошо, — возразил Дрю, взял высокую вытянутую бутылку с лимонным напитком и поверх нее посмотрел на незнакомку.

Впервые появившись здесь, она сразу же возбудила его любопытство.

Женщина склонилась над столом, постукивая карандашом по блокноту в присущей только ей манере. Что, черт возьми, она постоянно записывает?

Дрю медленно опустил бутылку, синие глаза подозрительно прищурились. Еще один кровопийца-репортер? Боже упаси. Хотя вполне в духе пронырливой бульварной прессы — подослать такую приманку, чтобы уломать его на интервью.

— Дрю? Ты меня слышишь?

— Что?

Он перевел взгляд на партнера по теннису — на сей раз своего друга.

— Извини. Что ты сказал?

— Сказал, что с прошлой недели твоя выносливость значительно возросла. Ты гонял мою задницу по всему корту, а сам едва запыхался.

Дрю улыбнулся, в уголках глаз собрались морщинки, скрывая тоненькие белые черточки на загорелом лице. Эта улыбка напоминала о прежних временах, когда он еще не знал, что такое несчастье.

— Ты вполне прилично играешь, пусть и не так, как Герулайтис, Борг, Mакинрой или Таннер. Извини, приятель, но я должен стать чертовски лучше тебя, прежде чем встречусь с большими парнями. Но пока я не готов ввязаться в такую рискованную авантюру. Без шуток.

Некогда знаменитая усмешка снова блеснула на гавайском солнце.

— Спасибо, — сухо произнес Гарри. — Не могу дождаться дня, когда после окончания матча буду спотыкаться о собственный язык, а у тебя еще достанет энергии прыгать возле сетки.

Дрю хлопнул приятеля по плечу.

— Духу не хватает, — подначил он.

Дрю закрутил ракетку с непринужденным мастерством, свидетельствующим, что он годами воспринимал ее как продолжение руки.

Приветствия и шумные аплодисменты раздались со стороны зрительниц, которые сгрудились по ту сторону забора, окружающего корты. Одобрительный ропот усилился, пока Дрю шел к задней линии.

— Твои поклонницы сегодня бесятся в полную силу, — насмешливо заметил Гарри.

— Черт бы их побрал, — проворчал Дрю, обернулся и впился взглядом в женщин, липнущих к ограде, как голодные животные в зоопарке во время кормежки.

Угощением был он. Дрю сердито нахмурился, что, казалось, только воодушевило, а не отпугнуло их. Они выкрикивали непристойные комплименты и бесстыдно флиртовали. Одна, в коротенькой блузке на бретельках, откинулась назад, щеголяя тяжелой грудью, на которой в окружении цветочков, сердечек и попугайчиков-неразлучников было вытатуировано его имя. Другая нацепила бандану — именно такую он повязывал вокруг лба на каждой игре в рекламных целях — только опоясала ею бедра. Он с отвращением отвел взгляд.

Дрю заставил себя сосредоточиться на мячике, ударил им о корт, планируя подачу, готовясь запустить через сетку к задней линии, закрутив влево, — удар слева у Гарри получался слабым. Одна из «обожательниц» выкрикнула похабное приглашение, и он скрипнул зубами. Разве они не знают, что последнее, чем он интересуется, — это женщины? Боже мой, с тех пор как умерла Элли…

Черт бы тебя побрал, Макаслин, перестань думать об Элли, предупредил он себя. Нельзя вспоминать ее во время тенниса, иначе вся игра коту под хвост…

— Мистер Макаслин?

— Слушаю вас, — бодро отозвался Дрю в трубку.

Стоял солнечный райский денек, когда последнее, чего может ожидать мужчина, — что его жена погибнет в автокатастрофе, в мешанине металла и стекла.

— Вы один?

Дрю отстранил трубку от уха и озадаченно посмотрел на нее. Потом вслух рассмеялся.

— Да, один, не считая сына. Собираетесь наговорить гадостей прямо по телефону?

Он предположил это в шутку. И понятия не имел, насколько по-настоящему гадким будет разговор.

— Мистер Макаслин, я лейтенант Скотт из полицейского департамента Гонолулу. Произошел несчастный случай.

Дальнейшее он плохо помнил…

Сейчас же Дрю взял мячик и подбросил его в руке, как бы взвешивая, а на самом деле пытался очистить разум, стереть воспоминания, скручивающие внутренности. Взгляд устремился к женщине, все еще сидящей за столом. Незнакомка подперла щеку ладонью, рассеянно глядя в пространство, и казалась отрешенной от происходящего вокруг. Разве она не слышит визга его поклонниц у ограждения? Разве не должна проявить хоть толику любопытства?

Очевидно, нет. Она так и не взглянула на корт. Необъяснимо, но его обижало ее безразличие, что было совершенно нелогично, ведь весь год после смерти Элли он мечтал, чтобы его оставили в покое.

— Эй, Дрю, — нараспев прокричал голос из толпы фанаток, — когда наиграешься со своими шариками, можешь поиграть кое во что с моими.

Двусмысленность была настолько явной и такой грубой, что у Дрю вскипела кровь, и подача разрезала воздух смутным пятном. Вдохновляемый яростью, он до конца сета поддерживал стремительный темп. В итоге Макаслин выиграл у Гарри два очка.

Обернув полотенце вокруг шеи, приятель прохрипел:

— Если бы я знал, что достаточно непристойного предложения поклонницы, чтобы достать тебя и заставить играть по-чемпионски, то давным-давно нанял бы их с почасовой оплатой.

Дрю собрал теннисную сумку, зачехлил ракетку и направился к лестнице, ведущей на террасу с видом на корты.

— Уверен, большинство из них привыкли отдаваться с почасовой оплатой.

— Не будь к ним слишком суров, ведь это твои болельщицы.

— Я бы обрадовался и большему количеству болеющих за меня, будь они спортивными обозревателями или комментаторами. Но таковых не имеется. Все, что делают специалисты, — сообщают миру, что я выброшен за борт. Уничтожен. И все время пью.

— Ты постоянно пил.

Дрю остановился в шаге от Гарри и круто развернулся, сердито встав напротив партнера. Взгляд товарища был бесхитростным, открытым и ужасно честным. Все, что он сказал, — правда. Гнев Дрю растаял перед лицом верной искренней дружбы.

— Так ведь и было? — смутился он.

— Но не сейчас. Все в прошлом, Дрю. Вернулись твои знаменитые крученые подачи. Проклятье! Каждый раз, когда мяч летел на меня, перед глазами мелькала вся моя жизнь.

Дрю рассмеялся, а Гарри продолжил:

— Хорошо продуманные маневры и стратегия, использующая в своих интересах мой слабый удар слева.

Усмешка искривила энергичный рот Дрю.

— Не думал, что ты заметишь.

— Черта с два.

Они миролюбиво рассмеялись, преодолевая последние ступеньки к террасе. Дрю сразу увидел, что она все еще там, пачка бумаг рассыпана по столешнице, справа стоит стакан с минеральной водой. Женщина что-то яростно строчила в желтом блокноте. Он собирался пройти мимо ее стола, но так как тот находился на пути к шкафчикам, то он только привлечет к себе внимание, если постарается обойти ее.

Они подошли почти вплотную, когда женщина взглянула на них, как бы непроизвольно, будто они нарушили ход мыслей, и ей невольно пришлось обратить внимание на источник помехи. Но смотрела именно на Дрю, прямо ему в глаза, и воздействие ее пристального взгляда заставило его полностью сосредоточиться на незнакомке, болтовня Гарри перестала достигать ушей.

Она быстро опустила веки и вернулась к блокноту, но не раньше чем Дрю разглядел невероятную зелень ее глаз, обрамленных темными пушистыми ресницами.

И тут же решил заключить пари сам с собой. Если она все еще будет здесь, когда он выйдет из раздевалки, то заговорит с нею. Если нет — что ж, ничего страшного. Он и правда не интересовался женщинами, любыми женщинами. Просто что-то заинтриговало его. Если быть до конца честным, то следует признать, что главная причина, почему она задела его любопытство, — ее полнейшее равнодушие.

Да, он положится на случай. Если она все еще останется здесь, когда он вернется, он всего лишь скажет: «Привет». Никакого вреда в этом нет.

Кстати, напомнил он себе. Не задерживайся в душе.

Сердце Арден грохотало, как литавры.

Прошло уже пять минут после того, как он оказался на расстоянии вытянутой руки, и она впервые увидела его во плоти так близко, и тем не менее сердце не успокаивалось. Она вытерла ладони влажной салфеткой и сжала кулаки. Лед загремел в стакане, когда она отпила глоток минеральной воды с лаймом.

Он посмотрел прямо на нее. Их глаза встретились. Коротко, мимолетно. И все же ее как будто ударила молния — впервые увидеть Дрю Макаслина, зная обстоятельство, связующее их. Абсолютно незнакомые друг другу люди и все же с общей тайной, которую будут разделять всю жизнь.

Арден обратила взгляд на корты, где он только что играл с таким блеском. За несколько месяцев до этого она немногое знала о теннисе, особенно о профессиональном. Но теперь стала почти экспертом. И, конечно, обладала обширными познаниями о карьере Дрю Макаслина.

Группа из четырех дам появилась на площадке, они выглядели нелепыми в дизайнерской теннисной форме и экстравагантных золотых и бриллиантовых украшениях. Арден снисходительно улыбнулась, вспомнив уговоры Рональда присоединиться к теннисной лиге в их клубе в Лос-Анджелесе.

— Это не для меня, Рон. Я не спортсменка, не участник игр, а обычный зритель.

— Предпочитаешь сидеть дома целыми днями и кропать стишки, которые прячешь подальше и никому не показываешь. Ради Бога, Арден, ты не обязана быть лучшей. Меня не волнует, умеешь ты играть в теннис или нет. Просто это полезно для моего имиджа, не говоря уже о ценных контактах, которые сможешь приобрести, будучи активным членом клуба. Подружись с женами других врачей.

Рональд смирился с бриджем. Она никогда не была мастером, но играла достаточно хорошо, чтобы ее приглашали на все турниры, спонсируемые местным клубом, и это удовлетворило требования мужа общаться и сближаться с теми, кого он считал подходящими друзьями для жены именитого доктора.

Потом родился Джоуи и предоставил ей вполне приемлемый предлог для уменьшения социальной активности. Джоуи обеспечил ее оправданиями по множеству поводов. Иногда она жалела, что не в состоянии ничего забыть. Смог бы ее сын, ее восхитительный, самый сладкий на свете, безгрешный младенец понять то единственное, полностью изменившее жизнь решение? Простил бы он то, что она никогда не простит себе?

Она вымаливала его прощение в тот день, когда крошечный гробик опустили в короткую могилу. Вымаливала прощение и у Бога за горечь, которую ощущала, видя, как умный красивый малыш чахнет на больничной койке, пока другие здоровые дети бегают, играют и озорничают…

Вынырнув из задумчивости, Арден отпила еще глоток воды и мысленно подняла тост за правильное поведение с Дрю Макаслином. Общеизвестно, что укрывшись на этом острове, он не давал интервью и избегал публичности любого рода.

Арден потратила немало времени, изобретая способ приблизиться к нему. В длительном полете с материка и даже после прибытия на Мауи отвергала один план за другим. Единственное, что пока удалось, — снять номер в курортном клубном отеле, где Макаслин появлялся каждый день. Здесь ему гарантировалась недоступность для посторонних. Сегодня — впервые с момента наблюдений — Дрю не прошел в раздевалку через металлическую дверь, выходящую прямо на корты.

У нее есть только один шанс — сыграть все очень тонко, заставить обратить на себя внимание и посмотреть, что из этого получится. Она притворилась, что не замечает его. Нетрудно понять, что толпы фанаток у кортов раздражают этого мужчину.

И сегодня он заметил ее. Арден инстинктивно почувствовала это. Она имитировала полную незаинтересованность, но отслеживала каждый его шаг. Он несколько раз бросал на нее взгляд, особенно после удачных ударов, но ему ни разу не удалось застать ее, глазеющей на него. Такая популярная личность, как Дрю Макаслин, не привык к пренебрежению.

В его случае подобное тщеславие вполне оправданно. Белокурые волосы были слишком длинными, но вполне подходили к эффектной внешности. Подтянутое тело ничем не выдавало разрушительного действия недавнего увлечения алкоголем. Покрытые тропическим загаром руки и ноги, двигающиеся с точностью и мощью хорошо смазанной машины, служили воплощением мужского изящества; контрастирующая с бронзовой кожей поросль темно-золотистых волосков на теле притягивала взгляд. В груди он был шире большинства игроков в теннис, но этот недостаток с готовностью простил бы каждый, наблюдающий за игрой мускулов под облегающей белой футболкой.

Очевидно, что после трагической гибели жены Дрю Макаслин просто не замечал множества женщин, привлекаемых его зрелой мужественностью. Нет, она сыграла единственно правильно, поздравила себя Арден. Сегодня он посмотрел на нее. Возможно, завтра…

— У вас, должно быть, много друзей и родственников.

Пораженная мужским голосом, Арден развернулась и, к своему ужасу, обнаружила, что уставилась прямо на застежку-молнию белых шорт. Рельефная выпуклость обеспечивалась либо очень коротким и плотно прилегающим нижним бельем, либо спортивным бандажом. Обе возможности вызвали горячую волну, пробежавшую по позвоночнику.

Она отвела глаза от промежности Дрю Макаслина и позволила себе оглядеть высокого мужчину в ярко-синей нейлоновой ветровке без рукавов, застегнутой лишь наполовину и обнажающей загорелую грудь, покрытую золотистыми волосами. Его улыбка была мечтой ортодонта. Ровные белые зубы сверкали во рту, подбородок был слишком сильным, чтобы не демонстрировать упрямство. Великолепные синие глаза точно подходили под описание репортеров.

— Простите?

Арден от всей души надеясь, что голос не выдает ее нервозность.

— Судя по всему, вы заняты написанием многочисленных посланий. Я предположил, что это открытки домой. Что-то типа: «Желаю тебе побывать здесь».

Голос был ясным, настоящий густой баритон без хрипотцы, а тон — странно интимным.

Она улыбнулась, помня, что должна изображать беспечное безразличие.

— Нет. Не открытки. На самом деле нет такого человека, который тосковал бы по мне.

— Тогда никто не станет возражать, если я присоединюсь к вам.

— Я могу возразить.

— Правда?

Не смея выдать ликование, Арден помолчала, успокаивая тяжело бьющееся сердце, потом произнесла:

— Нет, пожалуй, нет.

Мужчина бросил под стул матерчатую сумку, сел напротив и, нагнувшись над усыпанным бумажками столом, представился:

— Дрю Макаслин.

Она пожала протянутую руку.

— Арден Джентри.

Она дотронулась до него! Глядя на их соединенные руки, изумилась такому чуду — их первому физическому контакту, ведь…

— Вы в отпуске? — вежливо поинтересовался он.

Она выпустила его пальцы и откинулась на спинку стула, пытаясь избавиться от неуместного легкомысленного восторга.

— Не совсем. И по делу и ради удовольствия.

Дрю махнул официанту.

— Хотите чего-нибудь еще? — спросил он, указывая на ее стакан.

— Ананасовый сок, — улыбнулась Арден.

— Все правильно, вы — приезжая, поэтому еще не начало тошнить от этой штуки.

Жаль, что у него настолько приятная улыбка. Чрезмерная сексуальная привлекательность отвлекала от причины, по которой она стремилась познакомиться с ним, втереться в доверие и, если получится, стать его другом.

— Леди хочет ананасовый сок, а мне четыре стакана воды, пожалуйста, — заказал он.

— Сию минуту, мистер Макаслин. Вы сегодня здорово играли.

— Спасибо. Поспешите с водой. Я сильно пропотел.

— Да, сэр.

— Вы действительно хорошо играли, — подтвердила Арден, когда официант поспешно отправился за заказом Дрю.

Он какое-то время изучал ее лицо, потом обронил:

— Не думал, что вы вообще заметили состязание.

— Для этого надо быть слепой и глухой. Я не слишком увлекаюсь теннисом, но знаю, что сейчас вы играете лучше, чем несколько месяцев назад.

— Значит, вы узнали меня?

— Да. Видела по телевизору, раз или два.

Он казался по-мальчишески удрученным, улыбка Арден расцвела еще шире.

— Вы знаменитость, мистер Макаслин, — успокаивающе пробормотала она. — Люди во всем мире знают ваше имя и лицо.

— И большинство из этих людей беззастенчиво пялятся на меня, когда я на публике.

В голосе звучало легкое недовольство.

— Как ваши фанатки вон там?

Она кивнула на огороженную площадку, где бесновались его поклонницы. Но сейчас толпа поредела.

Дрю застонал.

— Поверите ли, я начал тренироваться здесь, потому что мне обещали анонимность и уединение? Кроме того, это лучшие корты на Мауи. Но мы не учли, что отдыхающие на курорте имеют доступ к спортивным площадкам. Когда разнеслись слухи, что я здесь тренируюсь… — он раздраженно вздохнул. — Ну, вы сами видели, что происходит.

— Большинству мужчин польстило бы такое обожание.

Он скривился и быстро сменил тему разговора.

— Так все-таки, что же это такое? — он махнул рукой на бумаги, разбросанные по столу.

— Заметки. Я внештатный автор.

Мужчина тут же отпрянул, почти физически, хотя и не двинулся с места. Глаза стали холодными и враждебными, чувственные губы поджались в недовольную полоску. Дрю со злобой обхватил запотевший стакан воды, принесенный официантом.

— Понятно, — процедил он.

Она опустила глаза и подложила бумажную салфетку под бокал с соком.

— Сомневаюсь. Я писатель, не репортер. И не беру интервью. Вы начали эту беседу, не я, мистер Макаслин.

Когда он не ответил, она подняла густые темные ресницы и посмотрела на него. Он немного оттаял, улыбаясь дружелюбно, но сдержанно, так же как и она.

— Зовите меня Дрю, пожалуйста.

Он решил установить перемирие, ее это вполне устраивало.

— Хорошо, Дрю. А мое имя — Арден.

— Какой именно писатель? Романист?

Она засмеялась.

— Пока нет. Возможно, когда-нибудь. Прямо сейчас я пытаюсь экспериментировать в разных жанрах, пока не найду свою нишу. Всегда мечтала побывать на островах, но как-то не получалось. Я подрядилась написать цикл статей, чтобы накопить денег на эту поездку. Поэтому смогу пожить здесь подольше, многое увидеть и не волноваться об опустошении своего банковского счета.

Ему нравился звук ее голоса, нравилось наблюдать, как она при разговоре склоняет голову то в одну, то в другую сторону. Движение заставляло темные волосы скользить по шее и оголенным плечам. Ветер с океана, казалось, гнал солнечные лучи к берегу и игриво бросал ей в лицо, лаская кожу, которая от достаточно длительного пребывания на курорте приобрела красивый абрикосовый оттенок, но она не настолько загорела, чтобы появились морщины, которые он находил отталкивающими. Арден Джентри обладала чрезвычайно чувственной кожей. И волосами. И губами.

Он откашлялся.

— Статьи о чем?

Арден объяснила, что ведет колонку путешествий в «Лос-Анджелес Таймс» и еще в одном модном журнале. Она также собиралась взять интервью у местного ботаника и написать статью о садоводстве. Дрю молча слушал.

Впервые после знакомства с Элли он заинтересовался женщиной. Это удивляло, потому что он никогда не думал, что снова сможет испытать подобное удовольствие. Не то чтобы они вышли за рамки случайной беседы за стаканом сока и воды. Но встреча с Арден, Дрю чувствовал это, может помочь ему пережить смерть Элли и опять начать искать женского общества.

Он физически не мог не ощущать присутствия Арден Джентри. Для этого надо быть слепым евнухом. Она очень красивая женщина и при том совершенно безмятежна, что он находил крайне привлекательным. Дрю пытался сосредоточиться на ее мягком голосе и выбросить из головы все другие мысли.

С того момента, как он присел рядом с ней, Дрю пытался не пялиться на ее грудь и не гадать, достигнута ли такая упругость лифчиком без бретелек под зеленым хлопковым сарафаном или это ее естественная форма. Что за черт. Хочется — смотри.

Дрю решительно проголосовал за последнее желание. Ведь после легкого порыва прохладного ветерка он смог разглядеть, как сморщились ее соски. Пробудившееся вожделение, которое, как он думал, похоронено вместе с Элли, заявило о себе, и Дрю не понимал, стыдится или радуется тому, что снова испытывает такие чувства.

Он не восхищался женским телом с того момента, когда последний раз занимался любовью с Элли. Бесстыдная демонстрация плоти ничуть не возбуждала его. Он так же интересовался дамскими формами, как и любой другой мужчина, но это… это было чем-то совсем другим. Ему нравилось не только тело Арден, но и ее индивидуальность, несомненный интеллект и явное игнорирование его известности.

Вспыхнули искры прежнего озорства, заставившего его задаться вопросом, как она поступит, если он наклонится к ней и скажет: «Арден, пожалуйста, не обижайтесь, но впервые после смерти жены я не чувствую отвращения к своей реакции на женщину»?

У него были женщины. Тела. Ничего больше. Ими обеспечивали исполненные благими намерениями друзья, которые думали, что эротически талантливые руки и рты излечат его от всех невзгод. Вспоминая последующие пьяные выходки, он становился больным от отвращения к себе.

Однажды ночью в Париже, где он публично опозорил себя разгромным поражением на кортах, он сам нашел себе женщину. Самую грязную шлюху. Она была наказанием, которое он назначил себе. Его епитимьей. Потом, протрезвев, он рыдал и молил Бога, чтобы не заразиться чем-нибудь ужасно постыдным.

Событие стало поворотным. Последней главой в самоубийственном разложении Дрю Макаслина. Никто не мог спасти его, только он сам.

И, кроме того, существовал Мэтт, с которым следовало считаться.

— Давно живете на островах?

Вопрос Арден выдернул его назад — в солнечное яркое настоящее.

— Большую часть взрослой жизни. После того, как начал побеждать и зарабатывать деньги на рекламе, я решил, что здесь идеальное место для холостяцкой жизни. Я жил в Гонолулу, когда встретил Элли. Она…

Он внезапно осекся, уставившись в стакан с водой, плечи виновато ссутулились.

— Я знаю, что произошло с вашей женой, Дрю, — прошептала Арден. — Вы не должны извиняться за то, что вспоминаете ее.

Он видел в ее глазах сострадание, разительно отличающееся от болезненного любопытства, которое привык читать на лицах людей. Одно это заставило продолжить:

— Ее отец служил в Перл-Харборе офицером военно-морского флота. Ее звали Элеонора Элизабет Дэвидсон. Я сказал ей, что слишком тяжело для женщины ее размера — она была миниатюрной — носить имя первой леди и королевы.

— Так что вы сократили ее до Элли, — ободряюще улыбнулась Арден.

Дрю ухмыльнулся.

— Да, к большому неудовольствию ее родителей. — Он отпил воды и начал рисовать небрежные круги на запотевшем стакане. — Так или иначе, после ее гибели я решил сменить обстановку, поэтому перебрался сюда, на Мауи, это место гораздо уединеннее. Хотел защитить свою частную жизнь и оградить Мэтта от любопытствующих бездельников.

Все тело Арден напряглось.

— Мэтт?

— Мой сын, — расцвел Дрю.

Сердце забухало прямо в горле, но она сумела произнести:

— О да. Я читала и о нем тоже.

— Он просто потрясающий. Самый умный, самый прелестный ребенок в мире. Этим утром он… — Дрю прервался. — Простите. Меня заносит, когда я говорю о нем.

— Нет, нет, продолжайте. Мне очень интересно, — поспешно выпалила она.

— Даже если это наполовину правда, я продолжу. Достаточно сказать, что за последнее время он единственное, чем я могу гордиться. Мы живем прямо на берегу. Ему там нравится.

Арден, изо всех сил пытаясь взять себя в руки, в замешательстве уставилась на горизонт. Солнце мириадами слепящих бликов отражалось от поверхности океана. Глазам было больно смотреть под таким углом. Остров Молокаи казался серо-синей тенью на северо-западе. От легкого ветерка ритмично и гибко раскачивались пальмы, набегали пенистые белые волны, чтобы поцеловать песчаный пляж и отступить.

— Могу понять, почему вы захотели жить здесь. Волшебное место.

— Для меня это имело большое значение. Целебный пейзаж — и эмоционально, и физически.

Дрю задумался, почему так откровенен с этой женщиной. Но догадывался, в чем причина — она внушает доверие и излучает понимание. Он насмешливо выгнул густую обесцвеченную солнцем бровь, когда его осенило.

— Вы сказали, что нет такого человека, который тосковал бы по вам дома. Вы не замужем?

— Была. Сейчас в разводе.

— Детей нет?

— Сын. Джоуи. — Она посмотрела прямо ему в глаза. — Он умер.

Дрю выдохнул ругательство, потом вздохнул и сказал:

— Мне очень жаль. Я знаю, какими болезненными могут быть случайные упоминания.

— Не извиняйтесь. Единственное, что я ненавижу, — когда друзья стараются не говорить о нем, словно мой мальчик никогда не существовал.

— Я тоже с этим сталкиваюсь. Люди избегают произносить имя Элли, будто боятся, что я начну рыдать, смущать их, и все такое.

— Да, — согласилась Арден. — Я хочу, чтобы Джоуи помнили. Он был красивым ребенком. Забавным. Милым.

— Что случилось? Несчастный случай?

— Нет. Когда ему было четыре месяца, он перенес менингит, давший осложнение на почки. С тех пор он находился на диализе, и я надеялась, что он будет жить относительно нормальной жизнью, но… — Арден осеклась, и они долгое время сидели молча, не воспринимая окружающего шума вокруг — смеха за столом на другой стороне террасы, грохота блендера в руках бармена, ликующих криков с теннисных кортов ниже. — Ему становилось все хуже и хуже. И прежде чем нашлась подходящая донорская почка, он умер.

— А ваш муж? — тихо спросил Дрю.

Когда он взял ее за руку? Арден не помнила. Но внезапно осознала, что он гладит ее ладонь большим пальцем.

— Мы развелись перед смертью Джоуи. Он, в общем-то, оставил сына на мое попечение.

— Похоже, мистер Джентли настоящий сукин сын.

Арден засмеялась. Его фамилия была совсем не Джентли, но она не могла не согласиться с Дрю.

— Вы правы, он такой и есть.

Они тихо и сообщнически смеялись, пока не осознали этого. С пониманием пришла неловкость. Дрю тут же отпустил ее руку и наклонился за своей сумкой.

— Я слишком надолго отвлек вас от работы. Кроме того, я обещал сегодня посидеть с сыном, потому что моей домоправительнице нужно отправиться по магазинам.

— А ваша экономка любит Мэтта? Она… хорошо с ним обращается?

От беспокойства у нее перехватило дыхание.

— Не знаю, что бы я делал без нее. Миссис Лаани работала у нас еще до рождения Мэтта. Когда Элли умерла, она все бросила и приехала сюда со мной. Я абсолютно доверяю ей.

Арден почувствовала, как расслабились от облегчения напряженные мышцы.

— Вам повезло, что у вас есть такой человек.

Дрю встал и протянул ей руку.

— Я наслаждался нашей беседой, Арден.

Она ответила на рукопожатие.

— Так же как и я.

Казалось, ему не хочется расставаться с ней. Когда он отпускал ее руку, то кончиками пальцев слегка провел по ладони. Хотелось погладить ее по щеке и плечам. Хотелось последовать за ее волосами, которые с провоцирующей нежностью касались кожи шеи и груди.

— Надеюсь, вы получите удовольствие от своей поездки.

Сердце забилось чаще, в горле запершило.

— Уверена, что так и будет.

— Ну, что ж, прощайте, Арден.

— Прощайте, Дрю.

Он отошел от нее на три шага и остановился, несколько секунд взвешивал свое решение, потом вернулся к столику, собираясь сделать то, чего не делал со дня знакомства с Элли Дэвидсон, — попросить о еще одной встрече.

— М-м-м, послушайте, я хотел спросить, будете ли вы здесь завтра.

— Не знаю, — с холодной вежливостью ответила Арден, а на самом деле затаила дыхание, молясь про себя. — А что?

— Ну… завтра утром мы с Гарри снова будем играть. — Дрю переступил с ноги на ногу. — И я подумал, что если вы окажетесь поблизости, то могли бы посмотреть гейм или два, а потом мы вместе пообедали бы где-нибудь в городе.

Арден опустила глаза, чтобы скрыть ликование.

— Но, если вы не… — начал он.

— Нет, — выпалила она, быстро вскинув голову. — В смысле — да, вполне возможно… я с удовольствием.

— Отлично! — обрадовался Дрю, и тут же уверенность отхлынула назад.

Какого черта для него так важно ее согласие? Он может заполучить женщину в любое время, когда пожелает. И не для того, чтобы только пообедать вместе. Но почему-то чертовски обрадовало, что Арден согласилась.

— Тогда встретимся здесь после полудня? — уточнил он, пытаясь разглядеть ножки, чопорно скрещенные под столом.

Может, у нее толстые лодыжки?

— Я буду здесь.

Лодыжки великолепные.

— Пока.

Дрю раздвинул губы в широкой обезоруживающей улыбке.

— До свидания.

Арден надеялась, что ее собственные губы не дрожат уж очень заметно, когда улыбалась ему в ответ.

Дрю спортивными большими шагами пересек террасу. Она наблюдала, как он идет, восхищаясь легкой походкой и атлетической фигурой.

Он ей понравился! И Арден была очень довольна собой. Дрю приятный мужчина. Экстраординарный, что и говорить, но мужчина. Больше не безликая, безымянная проблема, занимающая мысли. Мужчина с индивидуальностью и характером. Мужчина, который испытал и любовь, и боль, и пережил и то и другое.

Она добилась его доверия, и мысль об этом вызвала угрызения совести. Он пригласил бы ее пообедать, если бы она призналась, кто она такая? Он так же стремился бы встретиться с ней снова, если бы узнал, что она — та самая женщина, в которую искусственно ввели его сперму? Был бы с ней так же откровенен, если бы она пришла к нему и прямо заявила: «Я суррогатная мать, которую наняли вы с Элли. Я выносила и родила вашего сына»?