Секрет наследницы

Глава восьмая

Сесил обнял Матильду, успокаивая после нервной вспышки. Перестав плакать, она улыбнулась и вытерла глаза.

— Иногда я ничего не могу с собой поделать, — объяснила девушка дрожащим голосом. — Я хочу быть сильной и храброй, но потом вспоминаю, насколько он могуществен и как умеет всюду находиться одновременно.

— Прошу вас, сударыня, не говорите так, — взмолился Джон. — Вы прямо как Рена. По ее словам, сегодня утром он разделился надвое, а потом снова слился воедино и растворился в воздухе.

— Джон, так нечестно, — запротестовала Рена. — Это была галлюцинация, потому что меня тогда расстроили.

— Но что вы видели? — спросила Матильда, широко раскрыв глаза.

Рена еще раз описала инцидент в саду, опустив ту часть, в которой Уингейт предлагал ей стать его любовницей. И попыталась рассказать о появлении двойника так, как ей виделось.

Глаза Матильды сделались огромными от ужаса.

— Вы тоже это видели? — прошептала она. — Как и я!

— Матильда, дорогая, — ласково пожурил ее Сесил. — Этого не может быть.

— Но это правда! Так папа следит за людьми. Когда я была маленькой девочкой и гуляла в парке с гувернанткой, он раздваивался и появлялся там, хотя я знала, что мы только что оставили его дома. Он стоял и наблюдал за мной, а потом исчезал.

— Ваша гувернантка тоже видела его? — спросила Рена.

— Нет, она всегда говорила, что я выдумываю.

— Вы рассказывали отцу?

Матильда мрачно покачала головой.

— Я была слишком напугана. Должно быть, он настроен очень решительно, если снова взялся за это.

— Ради всего святого, сударыни! — в тревоге воскликнул Джон. — Вы говорите так, словно эта фантазия реальна, но такого не может быть. Этому обязательно есть какое-то рациональное объяснение. — Он почесал в затылке. — Жаль только, что я не знаю, какое.

— Возможно, он настолько лишает мужества нас обеих, что мы начинаем видеть галлюцинации, — сказала Рена, тщетно пытаясь придать разговору шутливый тон.

— Но как объяснить, почему нам видится одно и то же? — заметила Матильда. — Должно быть, это происходит на самом деле.

— Все равно этому должно быть здравое объяснение, — твердо стоял на своем Джон. — А пока давайте прекратим запугивать себя.

— Разумеется, — храбро сказал Сесил.

— Да. — Матильда легонько покрутила головой, как будто изо всех сил пыталась взять себя в руки. — Мы не позволим одержать над собой верх.

— И найдем способ быть вместе, — пообещал Сесил. Он поднял взгляд на вторую пару. — Но мы остро нуждаемся в вашей помощи.

— Вы обещали, что поможете мне, — напомнила Рене Матильда.

— И сдержу слово. Что я могу для вас сделать?

— Позвольте Сесилу спрятаться здесь. Ему больше некуда идти, а папа ни в коем случае не должен его видеть. Я хочу поскорее вернуться в гостиницу, пока он меня не хватился. Он думает, что мне нездоровится и я лежу в постели.

— Разумеется, он может остаться здесь, — тут же сказал Джон. — Но каков ваш план?

Сесил беспомощно взглянул на графа.

— Пока я буду здесь, мы с Матильдой сможем видеться чаще, а там… вдруг что-нибудь произойдет, — сказал он.

Джон, как человек действия, не стал откровенно высказывать своего мнения по поводу такой стратегии и ограничился мягким замечанием:

— Возможно, это «что-то» произойдет с большей вероятностью, если вы как-то поучаствуете.

— Да, — немедленно отозвался Сесил. — Но как?

— Пожалуйста, не спорьте с папой, — взмолилась Матильда, обращаясь к Джону.

— Скажите ему, чтобы он не спорил со мной, — последовал немедленный ответ.

— Я хочу сказать, когда он появится здесь, не отсылайте его прочь. Позвольте ему войти и осмотреться, как будто вы готовы подумать над его идеями.

— То есть, привести его к мысли, что я торгуюсь за его дочь? — без обиняков спросил Джон. — Как вам это поможет?

— Если вы выставите его вон, он может потащить меня обратно в Лондон, а там нам с Сесилом гораздо сложнее встречаться. Но, когда он будет приходить сюда, я могу сопровождать его и таким образом видеться с Сесилом.

Джон обвел их беспомощным взглядом, потом перевел его на Рену.

— Мне не нравится эта идея, — сказал он, — но ничего другого я предложить не могу.

Рене тоже было не по себе, но она не знала, как отказать. И в то же время, чем крепче становятся узы между Матильдой и Сесилом, тем легче будет помешать Уингейту реализовать свой план.

— Пойдемте со мной, — сказала она Сесилу, — я найду вам комнату.

Молодой человек пошел за Реной наверх, и та разместила его в комнате рядом со спальней Джона, где его легче будет держать под наблюдением.

— Возможно, вы думаете, что меня интересуют деньги Матильды, — сказал он. — Но, уверяю вас, это не так. Она такая замечательная!

У Сесила была весьма заурядная внешность, и многие девушки могли бы счесть его неинтересным. Но, увидев свет, появившийся в глазах молодого человека, когда тот упомянул о своей возлюбленной, Рена прекрасно поняла, что нашла в нем Матильда.

— Нет, даю слово, я так не думаю, — с теплотой в голосе уверила его Рена. — Кроме того, вы уже поняли, что вряд ли получите деньги Уингейта.

— О, я искренне надеюсь, что этого не произойдет, — признался Сесил. — Так будет гораздо лучше. Конечно, я хочу для Матильды комфортной жизни, но я могу обеспечить ей просто достаток, а она клянется, что проживет и без роскоши.

Он криво усмехнулся.

— Вероятно, вы думаете, что с моей стороны наивно ей верить. Легко говорить, что не нуждаешься в роскоши, если ты окружен ею. Со временем она может изменить свою точку зрения. Но я так не думаю. С ней рядом никогда не было любящего человека. Отца заботит только, как ее использовать. А я люблю ее, и она это знает.

— Я вам верю. Как вы познакомились?

— Я архитектор. Мистер Уингейт хотел перестроить свой лондонский дом: больше, величественнее, роскошнее…

— Могу представить.

— Там я увидел ее… милейшую из всех девушек. И мы говорили, говорили… И влюбились друг в друга. Стали планировать наше совместное будущее — мои дела на фирме шли хорошо, имелась перспектива партнерства. — Он вздохнул. — Но потом ее отец застал нас вместе, и небо обрушилось на нас. Никогда не видел человека в такой дикой ярости. Он собственноручно выбросил меня из дома в ту же минуту, а Матильду запер в ее комнате на неделю. Он требовал, чтобы она пообещала ему никогда больше со мной не встречаться. Когда она отказалась, его головорезы подстерегли меня на улице и избили до полусмерти.

— Боже правый! — в ужасе пробормотала Рена.

— Меня забрали в больницу, а ее привели туда посмотреть, чтобы она своими глазами увидела результаты своего «непослушания».

Рена закрыла лицо руками.

— Она дала ему обещание, — сказал Сесил. Потом пристально взглянул на Рену. — Матильда говорит, что вы дочь священника, мисс Колуэлл.

Девушка подняла голову.

— Верно, — хрипло сказала она.

— Возмутит ли вас, если я скажу, что ни Матильда, ни я не имели ни малейшего намерения сдержать это обещание?

— Нисколько, — решительным тоном сказала Рена. — На мой взгляд, никто не должен чувствовать себя связанным обещанием, которое получено подобным путем.

— Значит, вы не обвиняете нас?

— Думаю, вы должны как можно скорее забрать от него Матильду и уехать туда, где он вас не найдет.

Она говорила, повинуясь импульсу, и снисходительная улыбка Сесила показала, что он понял это.

«Место, куда не дотянутся руки Уингейта? Существует ли оно?»

Словно в подтверждение ее мыслей, Сесил добавил:

— Я говорил, что у меня хорошо шли дела на фирме, но с тех пор я нигде не могу найти работу. Влияние Уингейта простирается далеко, его все боятся.

— Ах, как меня злит, когда я это слышу! — вспыхнула Рена. — Все боятся Уингейта! Мы не должны его бояться.

Она яростно вытирала пыль, радуясь прозаичному занятию, которое может отвлечь от кошмарных мыслей.

— Пойдемте вниз, — закончив уборку, сказала она. — Можете поискать в библиотеке книги, чтобы скоротать долгие часы, которые вам придется здесь провести. После того, что вы мне рассказали, жизненно важно держать ваше пребывание на Мызе в тайне.

Они возвращались тем же путем, каким пришли. Но, подойдя к лестнице, услышали голос, заставивший обоих отпрянуть и прижаться к стене.

— Это он, — прошептал Сесил, — Мистер Уингейт.

Ненавистный голос этого человека как будто соединял в себе карканье вороны и звук царапающей по стеклу монеты. Он был отчетливо слышен даже на втором этаже.

— Немедленно возвращайтесь к себе в комнату, — шепнула Рена Сесилу.

Она подождала, пока Сесил скроется, а затем спустилась, вопреки всему надеясь, что Джон не встретил появление Уингейта агрессией, а успешно играет свою роль.

Девушка заставила себя сохранить спокойствие, когда вошла в гостиную и увидела там Уингейта, стоящего между Матильдой и Джоном, положив каждому руку на плечо.

— Я немного заволновался, когда обнаружил, что моей дорогой дочери нет в комнате, как я того ожидал, — сказал он, неприятно улыбнувшись Матильде. — Но потом понял, куда она, должно быть, подевалась. Я отправился на поиски — и вот, пожалуйста, Матильда здесь. Не могла перенести расставания, не так ли, моя малышка?

— Этот дом такой красивый, папа, — без всякого выражения произнесла Матильда.

— Верно. И станет еще лучше, когда я потрачу на него свои деньги.

Даже с противоположной стороны комнаты Рена почувствовала, как было тяжело Джону сохранять самообладание. Он изо всех сил старался оставаться спокойным, но освободился от руки Уингейта и твердо сказал:

— Это по-прежнему остается неясным. Я вовсе не уверен, что смогу принять вашу помощь, сударь, и советую вам воздержаться от каких-либо поспешных действий.

— Не волнуйтесь, молодой человек. Я сам разберусь в своих делах.

— Уверен в этом, сударь. Но сейчас мы обсуждаем мои дела, — невозмутимо ответил Джон.

Улыбка Уингейта немного поблекла, но лишь немного. Ему удалось вернуться в дом, и это было главное. Остальное может подождать до поры, когда эти дураки осознают, что сопротивляться ему бесполезно. Его улыбка в адрес Рены содержала больше, чем намек на ехидство.

— Ба, да это же наша маленькая экономка!

Он сделал очень легкое ударение на последнем слове, как будто напоминая Рене, что она по собственной вине все еще занимает такое скромное положение.

— Могу я подать вам и вашим гостям закуски или освежительные напитки? — спросила она Джона.

— Не надо ничего этого, — сказал Уингейт, не позаботившись узнать желание дочери. — Я хочу посмотреть башню.

— Но ведь вы уже видели ее, — сказала Рена, — этим утром…

— Не так. Я хочу подняться на крышу и разглядеть ее вблизи. У меня есть идея по ее улучшению.

— Сомневаюсь, что ее можно как-то улучшить, — сказал Джон, едва сдерживаясь.

— Совершенствованию всегда есть место, молодой человек, если правильно подойти к делу. Эта башня говорит людям, кто вы.

— Но я не нуждаюсь в величественных строениях, чтобы сказать людям, кто я, — спокойно ответил Джон. — Я лорд Лэнсдейл, и я здесь хозяин. Я. Никто другой.

При этих решительных словах Уингейт бросил на графа пронзительный взгляд, словно почуяв мятеж. В ответ Джон посмотрел на него добродушно, но в его голубых глазах была твердость.

— Разумеется, вы здесь хозяин, — проскрипел наконец Уингейт. — Никто в этом не сомневается. Лорд Лэнсдейл, властитель своих земель. Но на мои деньги, так ведь? Пойдемте, не хочу больше тратить время попусту. Вы, молодые люди, погуляйте в саду. В башню меня сможет провести экономка.

— Нет, мы все пойдем, — сказал Джон. — Будучи хозяином дома, я предпочитаю лично вас сопровождать.

Рена знала: ничто на свете не убедило бы Джона оставить ее наедине с Уингейтом.

— В таком случае начнем подниматься? — спросила она. — Это довольно сложно и утомительно. И будьте осторожны, ступая по крыше, она не слишком надежна. Нога легко может провалиться.

Девушка помнила, как давным-давно, когда она приходила в этот дом с отцом, старый граф показывал ей башню. Ключи висели в том же месте, что и тогда, и она быстро их нашла. Преодолев подъем в три этажа, они оказались на крыше.

Такого замечательного весеннего дня в этом году еще не было, и они вчетвером стояли в лучах яркого солнца, гладя на залитую светом землю, что раскинулась перед ними.

— Как чудесно! — восторженно сказала Матильда. — Можно так далеко заглянуть.

— Недостаточно далеко, — сказал Уингейт. — Выше. Я хочу видеть больше.

В центре находилась сама башня, квадратная конструкция, протянувшаяся от переднего края крыши к заднему, вздымавшаяся над головой на тридцать футов и увенчанная маленькими башенками. Рена отперла дверь, и Джон первым стал подниматься по ступенькам, умудрившись, проходя мимо, ободряюще сжать ладонь девушки.

Вскарабкавшись еще на тридцать футов, они вышли наружу, задохнувшись от порыва налетевшего ветра. Матильда тихо ойкнула и схватилась за Джона. Уингейт хотел было предложить руку Рене, но она отказалась и оперлась на верхушку одной из башенок. Однако та немедленно осыпалась под ее ладонью, и Рена стояла и смотрела вниз, в казавшуюся бесконечной пропасть.

Время словно замедлило ход, и девушка наблюдала, как отколовшийся камень летит и ударяется о землю с жутким грохотом.

На миг у нее закружилась голова. Ее ужаснуло падение камня, оно предстало перед ней как нисхождение в ад. Рена резко отступила назад, вознося благодарственную молитву, что внизу никого не привалило этим камнем.

Уингейт не замечал ничьей реакции. Он оглянулся вокруг, поднял взгляд к небу, а затем обратил его вдаль, к раскинувшимся вокруг землям.

— Это правильно, — сказал он. — Так и должно быть. Большому человеку в большом доме, правящему большими угодьями, нужна большая башня, чтобы обозревать свои владения.

Джон попытался обратить его слова в шутку.

— Мне и в голову не приходило, что я большой человек, — с усмешкой сказал он.

— Вы будете им, когда я закончу, — сказал Уингейт. — В любое время вы сможете подняться сюда и увидеть, не вторгается ли кто-нибудь в ваши владения.

Джон криво улыбнулся.

— Отсюда не видно всего поместья.

— Вы поставите людей охранять угодья, если будете благоразумны, — заметил Уингейт. — И у каждого из них должно быть оружие.

— Нет! — воскликнула Рена. — Нельзя стрелять в людей, которые просто прогуливаются или ищут пропавшую собаку. И на такой огромной площади никак нельзя помешать детям перебираться через живую изгородь, чтобы нарвать цветов или посмотреть на белок.

— Это прекратится, — отрезал Уингейт. — Местные жители подчинены сквайру, и им придется научиться вести себя, как следует. Нарушителей границ будут сурово наказывать.

Придя в ужас, Рена взглянула на Джона, и тот ответил взглядом, отражавшим ее собственный. Однако граф не стал возражать этому неприятному человеку. Он просто медленно покачал головой, но этого не видел Уингейт.

— Башню нужно увеличить, — заявил тот. — Она должна стать в два раза выше.

— Разумеется, — сказал Джон, — если хотите, чтобы дом рухнул.

— Что? — гневно уставился на него Уингейт.

— На флоте я узнал, что корпус — это самая важная часть корабля, — продолжал Джон. — Все зависит от его прочности и способности выдерживать не только сам корабль, но и все, что на нем. Если хотите увеличить башню, нужно сначала укрепить фундамент. Потом поднимайтесь выше, укрепляйте и делайте безопасной крышу. А уж после этого, и только после этого можно думать о башне. В противном случае возросший вес обрушит всю конструкцию.

Уингейт смерил его испепеляющим взглядом. Ему хватило сообразительности понять, что он будет глупо выглядеть, если начнет спорить с графом на эту тему, но принять поражение с достоинством все равно не мог.

— Посмотрим, — процедил он сквозь зубы. — Посмотрим. Но я настаиваю на вдвое большей высоте.

— Лучше выбросьте из головы эту идею, — посоветовал Джон. — Более высокая башня будет совершенно непропорциональна остальному зданию. Честно говоря, даже ее нынешняя высота чрезмерна. Не помешало бы убрать несколько футов.

— Я. Хочу. Увеличить. Ее. Вдвое, — отчеканил Уингейт.

Джон пожал плечами.

— Как вы не понимаете? — заверещал Уингейт. — Вы должны всем в округе дать понять, что вы здесь хозяин и требуете их повиновения.

— Но это не так, — мягко возразил Джон. — Я предпочитаю быть в хороших отношениях с соседями.

— Соседями? — язвительно переспросил Уингейт. — Эти люди стоят ниже вас. Никогда не забывайте об этом.

— Они мои соседи, — упрямо стоял на своем Джон. — Я не хочу, чтобы они мне повиновались. Я хочу нравиться им.

— Нравиться им? Кого интересует, нравитесь ли вы им?

— Меня.

— Их дело повиноваться, а ваше — повелевать. Вы были офицером флота. Вы должны уметь отдавать приказания.

— Пожалуй, я никогда не буду разбираться в приказаниях так, как вы, — заметил Джон. — Или, возможно, правильнее было бы назвать это запугиванием?

— Называйте как угодно, — презрительно усмехнулся Уингейт. — Я достиг того, что имею, не бесхребетным пресмыканием. Я требую повиновения и получаю его, а иначе не жди добра.

Он вновь повернулся к панораме, открывающейся на холмы и долины, ручьи и леса почти до самого моря.

— Всю жизнь я мечтал об этом: стоять на большой высоте и господствовать над тем, что подо мной.

— Думаю, у дьявола была похожая мечта, — ухмыльнулся Джон.

— Ха! Рассчитываете напугать меня этим? Думаете, я не знаю, что меня называют дьяволом? Думаете, я возражаю?

Он проревел эти слова навстречу ветру и застыл, подняв лицо и воздев руки вверх в пренебрежении к миру. Он забыл о существовании своих спутников.

— Пойдемте, — сказал Джон, беря обеих леди за руки. — Мы ему не нужны, а нам будет безопаснее внизу.

Они тихо отошли от Уингейта и стали спускаться по ступенькам, оставив его наедине с мечтами о величии. Добравшись до земли, они посмотрели на башню и увидели на фоне неба одинокую фигуру Уингейта, который по-прежнему стоял на вершине, не замечая, что его все оставили.

Наконец он опустил взгляд и увидел на земле их, глядящих на него снизу вверх.

— Должно быть, мы кажемся ему сейчас муравьями, — сказала Матильда. — Он наверняка думает о нас именно так. И хочет, чтобы мы думали о нем, как о человеке, который гораздо выше всех смертных.

— Давайте просто потихоньку пойдем в дом, — сказал Джон, — и подождем его возвращения.

Уингейт присоединился к ним только через час и не выказал никаких признаков недовольства тем, что его оставили одного. Вероятно, он подумал, что «мелкие людишки» удалились, чтобы не мешать «великому человеку» предаваться «великим размышлениям».

Состояние духа Уингейта, когда тот спустился вниз, полностью это подтвердило: вид у него был восторженный.

— Пойдем, дорогая, — сказал он Матильде. — Нам пора.

Уингейт говорил меньше обычного, пока вел дочь к ожидавшему их экипажу. Он все еще был поглощен какой-то мечтой, и наблюдавшим за ним людям стало как-то не по себе.

— Хорошо, что он уехал, — сказал Джон, обняв Рену за плечи.

— Да, — упавшим голосом сказала Рена. — Вот только пока он стоял там, осматривая окрестности, у меня было чувство, будто покрывается пеленой зла все, что попадается ему на глаза.

Девушка вздрогнула.

— Мне кажется, что если мы выйдем сейчас за пределы двора, то увидим все деревья и кусты увядшими, а каждую травинку пожухлой.

— Ну что ты, не выдумывай, — мягко укорил ее Джон. — Хотя я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь.

— Джон, — внезапно сказала она. — Мы можем пойти к кресту? Пожалуйста, я просто хочу его увидеть. Мне станет легче.

— Конечно. И сможем еще раз осмотреть землю, проверить, ничего ли мы не пропустили прошлой ночью. Пойдем сейчас, пока не начало темнеть.

Они поспешили по тропинке к ручью и перешли мост. Ясный день угасал, и бледное солнце скользило вниз по небосклону, когда они вошли в рощу. Болезненному воображению Рены деревья представлялись иссохшими, как будто недоброе влияние Уингейта действительно загубило их, а лес, погруженный в предвечерний сумрак, казался зловещим.

Девушка попыталась взять себя в руки, чувствуя, как теплая, сильная рука Джона сжимает ее ладонь. Она ведет себя глупо, но с минуты на минуту они достигнут креста, и тот, как всегда, подарит ей утешение.

— Вот он, — сказал Джон. — Но, Рена, не мог же я прошлой ночью выкопать такую глубокую яму, верно?

— Это сделал не ты, — выдохнула девушка.

То, что раньше было подножьем креста, превратилось в такую огромную яму, что даже дикий зверь не смог бы вырыть ее. Будто какое-то обезумевшее существо вгрызалось в землю, выдирая ее сердце.

Крест, который раньше гордо стоял в земле, был вырван, и лежал на боку, выброшенный и оскверненный.

— Уингейт приходил сюда прошлой ночью после нашего ухода, — признал Джон. — Он увидел, что мы копаем в этом месте, и пришел посмотреть, что мы искали. Если там и оставались какие-то монеты, теперь они в его руках.

Было поздно, они сидели на дубовой лавке в кухне. Сесил ушел спать, Джон и Рена наконец остались наедине со своей любовью и своим отчаянием.

— Я сожалею, что согласился на план Матильды изображать почтение к Уингейту, — сказал Джон.

— Не думаю, что твой отказ многое бы изменил, — со вздохом признала Рена. — Он строит планы без оглядки на нас. Все равно как когда тебя душат.

— Забудь пока о нем, любимая. Обними меня, и давай поговорим о хорошем.

Рена уютно устроилась в его объятиях, радуясь этим драгоценным минутам счастья. Быть может, ей придется жить ими до конца своих дней.

Но молодых людей потревожил стук в дверь.

— Кто это может быть так поздно? — нахмурившись, спросил Джон.

— Я посмотрю.

— Я пойду с тобой, — сказал Джон, вставая. — Если это Уингейт или тот грубиян священник, я сам с ними разберусь.

Они прошли по темному коридору в холл. Надвигалась новая гроза, и вспышки молний время от времени освещали окна, а потом все вновь погружалось во тьму.

Джон отодвинул засовы, и Рена распахнула дверь ровно настолько, чтобы увидеть, кто стоит на пороге.

В этот миг опять блеснула молния, осветив незнакомца со спины и превратив его в темный силуэт.

Кровь у Рены отхлынула от сердца, и крик ужаса замер в горле.

Перед ней стоял человек, который таинственно появился и не менее таинственно исчез этим утром.

Это был второй Уингейт.