Сексуальный студент по обмену

~~~~~

Следующие несколько дней проходят довольно нормально — ну, нормально, если так можно выразиться, учитывая, что новый горячий, британский парень проживает вместе с тобой.

Люди в школе — нет, только женская половина, которая никогда не обращала на меня внимания до этого — теперь приветствует меня каждое утро, чтобы расспросить обо всём, а именно: что Кингстон делал прошлой ночью и с кем он это делал.

И знаете, какой самый задаваемый вопрос? «Есть ли у него девушка?»

Они даже всучили мне записки — насквозь пропитанные духами визитки, на которых написаны их мобильные номера и в мельчайших подробностях описано какие интим-услуги их авторы готовые сделать для него. Но на их фоне особенно выделилась одна девчонка — она вручила мне полароидные снимки! Те сразу же отправились в мусорный бак вместе с её достоинством.

После факультатива по исчислениям в пятницу, я наблюдаю за картиной, как Кингстон открывает двери своей машины одной из брюнеток и та забирается внутрь. Он подмигивает мне через стоянку, в то время как я стою рядом со своим грузовиком и жду Саванну. Я перевожу взгляд на девушку, которой серьёзно нужно поработать над тем, как забираться в машины — особенно, когда на тебе нет трусиков.

Если Бритни Спирс снимала их, то эта особа их даже и не надевала.

Я перевожу на него взгляд и качаю головой. Задаюсь вопросом, поймёт ли он этот жест, и, склоняясь к положительному ответу, показываю ему шесть пальцев, давая оценку этой крали. Она красивая, без сомнений, прям фантазия для многих, и не будем оспаривать остроумие Кингстона — или что-либо ещё, раз на то пошло.

Он приподнимает брови, показывая, что понятия не имеет, что означает мой жест. Я просто улыбаюсь и подмигиваю в ответ, когда подбегает Саванна и запрыгивает на капот моего грузовика.

— Готова? — спрашивает она.

Когда я в последний раз бросаю ещё один взгляд, то вижу только удаляющуюся машину Кингстона, и мне остаётся только догадываться, как он проведёт свой первый настоящий уик-энд в Штатах.

— Всегда.

Как только мы выезжаем на дорогу, я приглашаю Саванну, в соответствии с инструкциями, на ужин этим вечером в честь её дня рождения. Она соглашается, хитро улыбаясь при этом, и вылезает из моего грузовика, после того как мы припарковываемся возле её дома. Я знаю этот взгляд, поэтому полностью готова принять вызов.

— При одном условии — на которое ты конечно же должна согласиться, иначе я не приду на ужин, который так старательно готовит для меня твоя мама каждый год, и это разобьёт ей сердце.

— Теперь ты используешь мою маму против меня? Чёрт, это низко, Саванна, — ругаю я, немного шутя. Она никогда бы намеренно не обидела мою маму… она скорее умрёт, чем скажет что-то плохое в её адрес.

— Не совсем, — она пренебрежительно взмахивает рукой. — Ты же знаешь, я бы не стала этого делать. Но я действительно хочу, чтобы ты пришла на игру этим вечером. Пожалуйста, Эхо? Ради моего дня рождения?

— Что ещё за игра? — спрашиваю я.

— Ты ведь шутишь, верно? — её рот приоткрывается, а глаза увеличиваются. Как это возмо… ладно, чему я удивляюсь, — смеётся она, коротко и резко. — Я забыла с кем разговариваю. Эхо, в нашей школе — ну в той, в которой ты учишься уже последние три года — проводится футбольная игра каждую пятницу. Я в группе поддержки… ничего не припоминаешь?

Ага. Громкие такие, раздражающие, от которых у меня начинает болеть голова.

— Ох, эм… — мямлю я.

— Это наш последний год и главная игра, Эхо.

— Которая из…?

— Серьёзно? Это достойная схватка для того, чтобы в каждом пробудить интерес к сезону.

— Это ведь даже не настоящая игра? — я не хочу показаться стервой, мне просто очень интересно, почему она хочет, чтобы я пришла на эту игру.

— Они на самом деле играют в футбол, и я буду там болеть за них — на мой день рождения. Ты можешь хотя бы сделать взволнованный вид по этому поводу?

Я уже согласилась, потому что это её день. Но я не могу ничего поделать с собой и морщу нос, сжимая губы, словно взвешиваю все варианты, просто чтобы посмотреть, как она взрывается от злости.

— Эх…

— Толпа будет небольшой! — кричит она, скрестив руки на груди.

— Оу, так ещё и никто не хочет смотреть на это?

Теперь я на самом деле дразню её, почему бы и нет? Если я собираюсь пережить этот кошмар, который включает моих одноклассников, то почему бы мне не извлечь из этого хоть что-то?

— Нет, Эхо, будет играть только наша команда друг против друга, так что фанатов других команд там не будет. И повторюсь снова. Это. Мой. День Рождения!

Прежде, чем я могу закончить мучения и сказать ей, что сдаюсь (и что это означает, что я купила ей духи новой марки, как очень щедрый подарок), она наклоняется к моему открытому окну и свирепо смотрит на меня.

— И ты ни разу не приходила, чтобы посмотреть мои выступления. Я прошу тебя, пусть это будет подарком, пожалуйста, будь там сегодня вечером.

Я вздыхаю, упираясь лбом в руль.

— Хорошо. Во сколько и где? — поднимаю взгляд, посмеиваясь, когда она начинает пищать и хлопать в ладоши. — И это будет единственная игра, на которую я приду. Запомни это хорошенько.

— Отправимся прямиком из твоего дома после ужина. Не хочу, чтобы ты заблудилась, пытаясь найти огромное футбольное поле, расположенное непосредственно позади нашей школы. Увидимся через час!

Она стучит рукой по моему грузовику и убегает в свой дом.

На что, чёрт возьми, я только что согласилась?

Но мне же нужно как-то подарить духи.

~~~~~

Саванна появляется как раз к ужину, как и Клей, потому что это наша давняя традиция. Единственный кого не хватает, чтобы насладиться огромным вниманием моей мамы, которая приготовила на всех — Себастьян… и его дублёр.

Сэмми задаёт мне вопрос, с набитым ртом, конечно же.

— Где Кингстон?

— Он позвонил и спросил, может ли пропустить этот вечерний ужин. Не вижу здесь никакой проблемы, — говорит мой отец. — Кушай свою пищу, сынок. У меня есть своя. И мне не очень хочется смотреть на твою.

Как и в любой другой день рождения, мы смеёмся и рассказываем истории. Главной темой сегодняшнего дня является Себастьян, которого нам всем так не хватает, хотя я еще не слышала, чтобы он звонил Саванне. Трудно поверить, что мой брат забыл о её дне рождении, но я не стану поднимать эту тему. И думаю, это хорошо, потому что она видимо не хочет говорить об этом.

Саванна наклоняется и обнимает мою маму.

— Как и всегда, всё очень вкусно. Большое вам спасибо, Джули, но мы должны идти на игру. Я надеюсь, вы поймёте.

— Конечно, дорогая. Мне просто жаль, что Себастьяна нет здесь в этом году. Ты, наверное, сильно по нему скучаешь, — её ответ больше походит на вопрос. Он пронизан тем же скептицизмом, что едва уловим в её глазах, но она переводит взгляд на Клея, который встаёт со стула, чтобы присоединиться к Саванне.

Я смотрю на своего отца, который в ответ смотрит на меня, как бы молча спрашивая, что происходит с мамой. Он делает лёгкий кивок головой, а я в ответ говорю, что мы не будем обсуждать это.

— Помоги маме убраться, — это всё, что он говорит.

Прежде чем я успеваю ответить, Клей стаскивает меня со стула, в то время как Саванна говорит за меня:

— О, разве Эхо вам не сказала? Она тоже идёт на сегодняшнюю игру, чтобы посмотреть на моё выступление! — она подпрыгивает на месте, а затем смотрит на меня угрожающим взглядом, чтобы я не посмела дать задний ход. — Она обещала, что это станет моим подарком на день рождения!

Папа смотрит на меня, ухмылка появляется в уголках его рта.

— Вот значит как?

— Джон, остановись, — моя мама тянется к нему и хватает его за руку. — Думаю, это замечательная идея, раз Эхо решила проветриться. Наслаждайся вечером, дорогая, — она улыбается мне. — Твой отец поможет мне всё убрать.

Тёплое дыхание Клея опаляет заднюю часть моей шеи, и я слышу, как он шепчет низким голосом мне в ухо.

— Не волнуйся, малышка. Я прослежу, чтобы ты весело провела время.

И это официальное заявление: сегодняшняя ночь будет сущим адом.

Глава 9

«Ты здесь ради своей подруги, ты здесь ради своей подруги. Ты здесь ради своей подруги». Я продолжаю повторять эту мантру в своей голове, чтобы не повернуть назад и не убежать из этого места.

Половина ребят даже и близко не из нашей школы. А Клей лишится руки, если попытается ещё раз меня обнять. И, несмотря на то, что на мне джинсы и лёгкая курточка, мне по-прежнему немного прохладно, поэтому я в недоумении, почему остальные девушки здесь одеты так, словно находятся в дешёвом ночном клубе в тропиках. Я думала, что болельщицы будут одеты не очень прилично, но девочки в третьем ряду выглядят постыдно.

Какое дерьмовое шоу.

И именно тогда, когда я думаю, что хуже уже быть не может, — Эхо-неудачница попала в ловушку огромного социального круга, — я слышу его.

— Эхо? Конечно же мои глаза меня обманывают.

Я слышу смех Кингстона, когда он идёт в моём направлении, поднимаясь по ступенькам между проходом и притягивая ко мне внимание, после чего останавливается напротив меня.

— Это всё они. Я тут ни при чём, — бормочу я, переча сама себе. — Не обращай внимания на девушку в куртке.

— Ах, перестань, Любовь моя, — он снова усмехается и садится рядом со мной, не желая садиться рядом с Клеем, а десять или около того незнакомцев, сопровождающие Кингстона, становятся тенью позади нас. — Только ты можешь сказать что-то такое забавное, чтобы развлечь меня. Клей, не ожидал увидеть тебя здесь — рядом с нашей Эхо.

Нашей? Я посылаю ему убийственный взгляд, но уголок его губ озорно приподнимается.

— Я никогда не оставляю Эхо сидеть в одиночестве, — рычит Клей, соприкасаясь со мной бёдрами.

— Ты уверен, что… — начинает Кингстон.

— Э-э, Клей? — почти кричу я в спешке, точно не зная, что собирается сказать Кингстон, но уверенная, что это закончится огромным количеством тестостерона. — Не мог бы ты сходить и раздобыть мне горячий шоколад? Я дам денег, — я одариваю его не-панической улыбкой, думая, что это должно сработать.

Он наклоняется ко мне, прижимаясь ещё ближе.

— Какого черта ты суёшь мне свои деньги. Всё, что угодно, Я достану тебе всё, что угодно. Скоро вернусь. Постарайся, чтобы её никто не обидел, — предупреждает он Кингстона и начинает спускаться вниз по трибунам.

— Какой мудак, — смеётся Кингстон мне на ухо. — Что является чистой правдой. Как будто я бы позволить кому-то, — кроме меня, конечно же, — мучить тебя.

— Смешно, — я с невозмутимостью смотрю на поле, созерцая, как Саванна делает свои трюки. — Вы оба чертовски раздражаете.

— Что на этот раз я тебе сделал?

— Ничего, — вздыхаю я. — Прости. Я просто немного нервничаю, находясь здесь.

— Извинения приняты, — говорит он, после чего одна из девушек позади нас наклоняется и что-то шепчет ему на ухо.

Я отвожу взгляд в сторону, давая им как можно больше личного пространства, — если так можно выразиться на футбольном матче, — но не могу не заметить, как он сбрасывает её руку со своего плеча.

— Посмотрим, — отвечает он ей. Это задевает моё любопытство настолько сильно, что я оглядываюсь, улавливая её гигантскую улыбку, когда она шепчет достаточно-слышным-приглушённым голосом обещание весёлой ночки.

Когда она садится, я поднимаю четыре пальца, возвращая взгляд на поле, но эта цифра хорошо ему видна.

— Это такой новый способ унижения в Штатах? — спрашивает он. — Как я могу заработать четыре?

Я поворачиваю голову к нему.

— Нет, но твоя новая подружка опускается по твоей временной шкале, — я опускаю руку, продолжая при этом улыбаться.

Он, кажется, задумывается на мгновенье, прежде чем его лицо начинает сиять в понимании.

— Не так уж и много, почти, как и предыдущая девушка в школе, как я вижу.

— Неа.

— И мне нужно считать, что этот рейтинг оценивается по шкале от одного до десяти — а десятку, я просто уверен, ты отдашь только той единственной особенной девушке?

— Которая больше подходит под эту оценку, но ты явно не найдёшь такую на этих трибунах, так что даже не старайся.

— Я смотрю только на тебя, — его голос звучит чётко, спокойно и немного хрипло. — И ты ошибаешься насчёт трибун. Немного недальновидно, Любовь моя.

Ничто не может остановить меня от взгляда на него, меня просто тянет это сделать. Но когда я это делаю, лишенная дара речи, Кингстон переводит взгляд на игру.

— Итак, почему ты здесь, Эхо? — спрашивает он небрежно. — Ты ненавидишь столпотворения в школе, они для тебе пытка.

Я рассказываю ему о Саванне, и он смеётся — со мной, а не надо мной.

— Что насчёт тебя? — спрашиваю я. — Почему ты здесь?

— Парни с универа убедили меня прийти сюда, — он жестом указывает на группу парней, которые окружают студенток позади нас.

— Ты же в курсе, что это команда играет за школу, не так ли? Я думала, что вы, ребята, можете найти занятие получше — отправиться за счастливым билетом в город или что-то ещё.

— Думаю, мы собираемся в клуб после игры? — это он спрашивает или говорит мне? — Саванна присоединится к нам, если я правильно услышал. Почему бы тебе тоже не пойти, что скажешь?

— Конечно же, она пойдёт, — я качаю головой. — Ей теперь восемнадцать, и она отправится в клуб при первой же выпавшей возможности. И если бы я могла, то не пошла, но мне всего лишь семнадцать.

— Правда? — он, кажется, удивлён этому.

— В последний раз, когда я проверяла, было именно так, — я игриво имитирую его удивлённое выражение лица.

— Я даже и не подозревал, — отвечает он, понизив голос, лёгкая сутулость нарушает его всегда-идеальную-осанку. — Я думал, что тебе уже есть восемнадцать, так как ты выпускница.

— Не бросайся на амбразуру, — подразниваю я, — это не так уж плохо.

Он что-то мычит, соглашаясь, а затем между нами возникает тишина.

Я пихаю его локтем, обеспокоенная его реакцией.

— Ладно, шутки в сторону. Мне это нравится. Семнадцать не такая уж и фатальная цифра. Мне достаточно скоро стукнет восемнадцать. Но клубы меня никогда не интересовали. Вот так вот.

— Ещё не встречал людей твоего возраста, которые не любят веселиться, — говорит он со смешком.

— Ну, это не совсем так. Я по своей природе немного застенчивая, но ты найди мне хотя бы одного человека моего возраста, который скажет, что я когда-то была враждебно настроена по отношению к нему. И, приветик, вот я на игре!

— И могу с уверенностью сказать, что ты очень наслаждаешься этим.

— Ровно настолько, насколько я бы наслаждалась клубом.

Я говорю правду, потому что просто не могу игнорировать всплеск того, что накипело в моей душе. У меня нет абсолютно никакого желания идти в потное, громкое, злачное место, также известное как клуб. Но по какой-то причине меня раздражает тот факт, что Саванна может и пойдёт туда.

Мне не нравится в какую тёмную сторону направлены мои мысли, как и моё уже и без того испорченное настроение, поэтому я стараюсь смягчить разговор.

— Так, это твой первый американский футбольный матч?

— Ага.

— Не переживай. Мой тоже.

Я толкаю его в плечо своим, когда вижу, как на его лице появляется мрачное выражение.

— Серьёзно? — его ответ пропитан сарказмом. — Как я уже и сказал, я был удивлён увидеть тебя здесь сегодня вечером. О, а знаешь что? Я совсем не удивлен, — я одариваю его скучающим-не-впечатлил-взглядом, и лёгкая усмешка на его губах превращается в озорной смех. — Я бы с удовольствием взял тебя на игру в регби как-нибудь, но мы можем поиграть и дома. Думаю, ты сочтёшь это более интересным занятием.

— Почему это ты так думаешь?

— Ну, во-первых, больше телесного… трения. Мы не станем напяливать форму или шлемы. По правде говоря, я люблю играть без футболки, — он играет бровями. — И я не могу припомнить… — он смотрит на табло, на котором показан счёт 24:00, — лучше пережить избиение, чем такой плачевный результат.

— Ты играешь в регби? — спрашиваю я более воодушевлённо, чем ожидала, поэтому откашливаюсь, чтобы избавиться от этого голоса. — Я просто… Я хотела сказать, что это должно быть прикольно.

— Что должно быть прикольно?

В этот момент появляется Клей, который приносит горячий шоколад, о котором я давным-давно забыла.

— О, Кингстон рассказывал мне, что хочет поиграть в регби на заднем дворике дома. И спасибо за шоколад, — я забираю у него пластмассовую дымящуюся чашку.

— Регби, — усмехается Клей, когда садится.

— Ты знаком с этим видом спорта? — спрашивает Кингстон, наклоняясь передо мной. Я улавливаю слабый аромат его одеколона, который пахнет так хорошо на фоне его мужской враждебности.

— Неа. Я играл в футбол в средней школе. Даже играл в плей-офф два раза подряд, — отвечает Клей слишком высокомерно, учитывая, что Себастьян играл лучше, и, как мне известно, они оба раза проиграли.

— Похвально! — Кингстон демонстрирует свою самодовольную ухмылку. И вот этот вопрос. — И как, выиграл?

Клей стреляет в Кингстона уничтожающим взглядом, и даже я могу ощутить эту невидимую энергию напряжённости.

— Ох, ничего себе, вы видели трюк Саванны? — прерываю я их, пытаясь разрядить обстановку. Я потягиваю свой горячий шоколад, притворяясь, что сосредоточена на игре, и даже на ребятах, бегающих по полю, чтобы не видеть, как эти двое метают молнии взглядом.

— Нет, — отвечает Клей. — Пара травм и спонсоры потеряли к нам интерес. Но мы должны были выиграть.

Кингстон кивает.

— Ага, как же без этого.

Я сижу напряженная и молчаливая, зажатая в ловушке между ними и их ощутимым мужским соревнованием, которого хватит на всю оставшуюся игру. Несколько раз кто-то хлопает Кингстона по плечу и говорит Клею «привет». В такие моменты я могу спокойно вдохнуть ночной воздух, напоминая себе, что футбольные матчи не могут длиться вечно. Но я сомневаюсь в этой теории, потому как ночь продолжается.

И, наконец, звучит звуковой сигнал, указывающий на то, что игра окончена. Я ловлю взгляд Саванны, прежде чем она покидает поле, и она говорит одними губами, что встретится со мной возле моего грузовика. Я киваю в ответ, застёгивая куртку.

— Хорошо, ну… было весело с вами поболтать, — я встаю и натянуто улыбаюсь. — Думаю, увидимся позже.

— Ого, ты не пойдёшь на стоянку одна, — Клей берёт меня за руку, встречая озлобленный взгляд Кингстона. — Ну же. Я провожу тебя.

Я вырываю свою руку из его хватки, стремглав проношусь мимо Кингстона и спускаюсь вниз по трибунам, не заботясь о том, кто — если вообще кто-то — последует за мной.

~~~~~

Савана ожидает меня возле грузовика, улыбаясь, когда я подхожу.

— Что думаешь?

— Ты была великолепна! — я искренне улыбаюсь. — А то, как вы сделали пирамиду? Очень впечатляюще.

— Ты заметила! — она хлопает в ладоши, как маленький ребёнок.

Вот что я люблю в Саванне: она всегда старается преуспеть там, где находятся её сильные стороны. Ни одна другая девушка в чирлидерской команде не может сделать и половины движений, что делает Саванна.

— Видела ли я тебя на вершине пирамиды? Да, видела, — я достаю свои ключи из кармана и добавляю: — Интересно ли было смотреть на парней гоняющих мяч по полю? Нет, не очень.

Её гордую ухмылку невозможно стереть.

— Спасибо, Эхо. Серьёзно, для меня очень многое значит, что ты пришла сегодня вечером.

Я вдруг ощущаю теплоту и спокойствие, радуясь, что она… ну, счастлива.

— Вы можешь обняться и даже поцеловаться, если я разрешу, — слышу, как говорит Клей около меня, напоминая мне о своём, казалось бы, бесконечном присутствии и дурацких попытках пошутить.

Мой локоть ударяется о его рёбра.

— Ты свинья!

Саванна хихикает.

— Конечно, ты разрешишь, чёртов извращенец! Итак, куда вы двое направляетесь?

— Домой, — отвечаю я, крутя ключи на пальце, а Клей одновременно отвечает совсем другое:

— Куда пожелает именинница!

Саванна мечтательно отвечает на автомате, но это и не удивительно.

— «Лунный Свет». Определённо «Лунный Свет». Блин, — продолжает она, хмуро смотря на меня, — Эхо не достаточно взрослая. А знаешь что? Неважно. Мы можем просто…

— Нет, — я поднимаю руку, останавливая её. Конечно же, немного задевает, что ей есть восемнадцать, и у неё больше возможностей, чем у меня, но я не позволю ревности разрушить её день рождения. — Вы должны туда пойти. Проведите хорошо время. Это не моё, независимо от возраста. Просто… будь осторожна, Саванна. Двигайся маленькими шажками.

Последняя часть выходит как мольба, потому что я немного волнуюсь. Я знаю, что моя подруга, перебрав, просто бросается в омут с головой. Она всегда такая.

— Уверена, что не возражаешь? — переспрашивает она, но уже стоит рядом с Клеем и обнимает его за талию, готовая веселиться. — Чувствую себя не очень хорошо, бросая тебя.

Что-то подсказывает мне, что это не совсем правда, но разве я могу её обвинять? Она теперь совершеннолетняя и вправе делать что хочет, в отличие от меня.

— Я в этом уверена. С днём Рождения.

Я открываю дверь грузовика, а она бежит обратно в школу, чтобы захватить свою сумку, Клей следует прямо за ней.

И только тогда я замечаю Кингстона, стоящего не так далеко в тени. Я ожидаю обнаружить в его глазах что-то напоминающее жалость, но когда он подходит ближе, я вижу только мягкую доброту. Поэтому, когда он называет моё имя, я не могу его игнорировать.

— Да? — отвечаю, опираясь на открытую дверь.

— Хочешь, я провожу тебя до дома? Я припарковался вон там.

Я не вижу его спортивной маленькой машины, и он указывает на тёмно-синий Silverado. Я вытягиваю шею, ища спортивное авто, мне нравится дразнить его.

— Где... Позади грузовика, который водит настоящий мужчина? Знаешь, твой автомобиль может поместиться внутрь этой красоты, — ликую я, довольная ухмылка появляется на моих губах.

— Должен согласиться с тобой. Этот грузовик воистину прекрасен. Вот почему я купил его, — он расставляет ноги и скрещивает руки на широкой, накаченной груди. — Я бы назвал здесь всё «бездорожьем», поэтому обменял машину, которую ты тайно полюбила, на этого красавчика.

— Ты обменял посмотрите-на-меня машину на грузовик, чтобы ездить по бездорожью?

Не уверена, что мои глаза могут прищуриться ещё уже или же что я могу быть ещё больше... шокирована? Впечатлена?

Эта ночь с каждой минутой становится всё более интересной.

— Ага. Меня особенно заинтриговал этот внедорожник, который словно манил к себе. Поэтому я его и обменял.

— Мм-хмм, — я смотрю на него с подозрением. — Готова поспорить, что именно по этой причине ты его и обменял.

Его единственный ответ — подмигивание, после чего он идёт в направлении красивой машины, возле которой нет ни одной девушки.

— Увидимся дома, Любовь моя.

— Я буду видеть десятый сон, когда ты приедешь домой после клуба.

— Я же сказал, что провожу тебя до дома.

Он серьёзно решил пропустить клуб… который, скажу вам честно, меня особенно заинтриговал.

Глава 10

Этим утром я встаю раньше всех, ну кроме мамы, которая читает газету за кухонным столом, наслаждаясь своим кофе и предоставленным за весь день одиночеством.

Она смотрит на меня, когда я вхожу на кухню.

— Эхо! Как прошёл вечер? Тебе было весело?

— Не совсем, — смеюсь я, — но я выжила, — скольжу на стул напротив неё. — И вдруг, если тебе интересно, наша футбольная команда не очень хороша в этом году.

Он опускает газету на стол, изображая облегчение.

— Я умирала, как хотела это знать. Спасибо за новость, — он подшучивает надо мной. — Уверена, Саванна была очень рада видеть тебя там.

— Конечно же. Она была хороша. Она полностью отдаётся своей работе как в нашей команде, так и в команде группы поддержки.

— Я знаю, милая, — она наклоняет голову и вздыхает. — Её преданность не всегда столь же сильна, как твоя, но она старается. Она знает, что лучшая в чирлидинге, но не могу сказать, что Саванна настолько же хороша, как ты.

— Мам!

— Что? — она делает невинное выражение лица. — В воздухе ты звезда. И она об этом тоже знает, а сейчас, вероятно, ещё больше, поскольку нет Себастьяна, который упивался каждым её движением.

Я качаю головой.

— Он был не так уж и плох. Я видела, как он критиковал её.

— У меня нет сомнений в том, что твой брат хотел видеть её преуспевающей во всём. Но он также любил находиться с ней рядом каждый день, и поверь мне, она об этом знала.

— Ну, она, кажется, справляется просто отлично.

Мама отводит взгляд в сторону, хмурясь.

— Ещё бы было иначе.

— Что это значит?

— Ничего, милая.

Она снова поднимает газету, но я мягко опускаю её вниз.

— Мама, ты ведёшь себя очень странно по отношению к Саванне. Что ты мне недоговариваешь?

— На самом деле, мне нечего сказать, — она заканчивает разговор, махнув рукой, и пытается сменить тему. — Итак, как ты ладишь с Кингстоном? Он хороший мальчик. И к тому же очень симпатичный.

Я не могу не нахмуриться на её заявление.

— Хорошая попытка. Что происходит между тобой и Саванной? Она что-то натворила?

— Эхо …

— Пожалуйста, просто скажи мне, — я почти умоляю её, не в силах выдерживать эту неопределённость ещё хотя бы минуту.

Она вздыхает.

— Я просто думаю, что Себастьян заслуживает лучшего, чем… неважно.

Я закрываю рот, ошеломлённая, потому что мама только что признала это вслух. Я конечно всё понимаю — будет ли кто-то достаточно хорош в глазах любой матери? — и судя по её строгому взгляду, она сказала всё, что хотела по этому поводу.

— Ну, я просто хочу, чтобы Себ был счастлив, — я встаю, на этот раз с удовольствием меняя тему. — И Кингстон достаточно хорош собой. Что насчёт его красоты… — я равнодушно пожимаю плечами. — Судя по моим наблюдениям, многие его считают таковым.

Смех моей матери следует за мной в фойе.

— Ты идёшь тренироваться? — я киваю, возвращаясь с обувью в руках. — Ты какая-то нервная.

— Я делала это уже сто раз. Я не нервничаю, просто не очень уверена. Ты же знаешь, как всегда говорит папа: «Хорошо, лучше, идеально... Никогда не останавливайся, пока твоё «хорошо» не станет «лучше»…

— А «лучше» не превратится в «идеально», — заканчивает она за меня, смеясь. — Да, я в курсе. Знаешь, Тим Данкан сказал это первым, не так ли?

— Я никогда не встречала Тима Данкана, так что это не он сказал мне первым, это сделал папа. Именно поэтому я и стараюсь изо всех сил. Не возражаешь, если я пропущу завтрак? Я приду на обед.

— Хорошо, милая. И Эхо?

Я останавливаюсь, её серьезный тон заставляет меня повернуться и обратить на неё всё внимание.

— Ты всё ещё получаешь от этого удовольствие, да?

Я морщусь.

— Конечно. Почему ты спрашиваешь об этом?

— Потому что я твоя мать, — она улыбается и возвращается к своей газете. — Увидимся за обедом.

~~~~~

Поднимаясь на крыльцо, чтобы присоединиться к своей семье за обедом, я вся потная и уставшая встречаю Кингстона, который далёк от того состояния, в котором нахожусь я. Нет, он наоборот выглядит великолепно, как в принципе и всегда, и было бы глупо отрицать это. Он одет в джинсы, чёрные армейские ботинки, из-за которых я чуть не убилась в ночь нашей первой встречи, и в чёрную футболку, которая, как подозреваю, выбрана специально, чтобы обтягивать его накаченный пресс. Его тёмные волосы в идеальном беспорядке, и солнечный свет отражается в его серых глазах зелёными крапинками, которых до сих пор я не замечала.

Я не слепая и не слишком гордая, чтобы отрицать, что на него трудно не смотреть.

— Добрый день, Любовь моя, — он ухмыляется, опираясь на дом и скрещивая ноги. — Тренировка прошла хорошо?

— Нормально, спасибо, что спросил, — я шагаю мимо него.

— Ты присоединишься ко мне на сегодняшнем футбольном матче? Я прекрасно знаю, что мы оба наслаждались им прошлым вечером, — он подмигивает. — Почему бы не повторить это снова?

Я чувствую, как мои брови невольно взлетают вверх.

— Они снова будут это делать? Так скоро? Почему? — я сажусь на качели, ощущая вялость в ногах после того, как прозанималась всё утро.

— Как я понял, сегодня играет моя университетская команда, а это совсем другое зрелище.

По-видимому, по субботам играет команда колледжа. Чёрт, я не стану мучать себя снова.

Я упираюсь головой в качельную цепь.

— Кингстон, я стараюсь не делать того, что мне не нравится.

— Подозреваю, ты также не делаешь того, что тебе очень сильно могло бы понравиться, — его улыбка становится кокетливой, посылая мурашки — не столь знакомые, как раньше — по моей коже. — Ну же, присоединяйся ко мне, пожалуйста?

Я тут же начинаю отрицательно качать головой.

— Нет. Мне нужно ещё попрактиковаться после того, как я покушаю. Ты же знаешь, у нас выступление завтра. Я должна быть полностью подготовлена.

Он садится рядом со мной на качели.

— Нет, я не знал о завтрашнем выступлении. Что в него входит?

Его интерес кажется искренним, поэтому я принимаюсь объяснять.

— Оно будет проходить в павильоне, — поясняю я, сдерживаясь, чтобы не добавить «цирковом павильоне», потому что мы относимся к этому очень серьёзно. — Мы устраиваем выступления каждое второе воскресенье. Я думала, мои родители тебе уже рассказали об этом. Люди в городе платят, чтобы посмотреть на шоу. И так как Себастьяна сейчас нет, а Саванна не очень уверенно себя в этом чувствует, я буду выступать сольно, поэтому мне нужно убедиться, что я не превратилась в старушку.

Следует долгая пауза, прежде чем он отвечает.

— Я действительно восхищаюсь твоей преданностью своей работе, Эхо. Я с нетерпением жду завтра, чтобы увидеть всё это своими собственными глазами.

Он встаёт и предлагает мне руку, чтобы помочь подняться.

— Ты уже уходишь? — спрашиваю я.

— Ага. Нужно встретиться с несколькими парнями перед игрой.

Я не могу сдержать ухмылку.

— Ах, собираешься прокатить кого-то по бездорожью?

— Нет, — он улыбается, а затем опускает голову, поднимает мою руку и целует внутреннюю сторону моего запястья. Снова. — Первая, с кем я сделаю это, будешь ты.

~~~~~

Я выглядываю из-за синего бархатного занавеса, стараясь успокоить свои разыгравшиеся нервы. Толпа на сегодняшнем шоу просто огромная и состоит в основном из людей моего возраста.

И, кажется, я знаю почему. Так же, как и всюду, куда он идёт, практически каждая девушка в городе пришла посмотреть не на шоу, а скорее на Кингстона Хоторна, вынуждающего других парней города следовать за девушками, которые создают толпу студентов из молодёжи Келли-Спрингс. Я бы сердилась из-за того, что талант и упорность моей семьи превращены в состязание, если бы не тот факт, что каждый из них купил билет, который является доходом для моей семьи. Который зарабатываю я.

И сегодняшняя утренняя записка в душе от Кингстона «Не сломай ногу, но удачки» — была достаточно милой, чтобы теперь у меня было отличное настроение.

Когда предшествующее мне выступление подходит к концу, я делаю глубокий, успокаивающий вдох и проверяю в последний раз одежду. Это мой новый наряд, который для меня подготовила мама, и ткань идеально ощущается на теле.

Я киваю отцу, чтобы он включил музыку, и поднимаю правую руку, сигнализируя Клею поднять повыше шёлковые ленточки и опустить воздушный обруч.

Облачившись во всё белое, я испытывают огромную гордость, когда слышу зрителей в тот момент, как освещение падает на то место, где прямо сейчас стою я. Просунув лодыжку в обруч и приведя его в движение, я вращаюсь, переворачиваюсь и танцую под песню «Completely» в исполнении Jennifer Day. Я обожаю выполнять эту часть моих самых элегантных движений — и когда я замечаю Кингстона, сидящего в первом ряду, и вижу, как он наблюдает за мной, что-то заставляет меня подумать, что он полностью со мной согласен.

Наши взгляды постоянно встречаются, когда я поворачиваюсь лицом к толпе, вплоть до финальных нот, завершающих моё выступление, и пока не гаснет свет, скрывая мой уход со сцены. Шквал аплодисментов оглушает тишину, и я с удовлетворённым видом иду по сцене. Этот волнующий и мощный всплеск адреналина отправляет меня в эйфорию.

С гордо поднятой головой я следую за кулисы, не обращая ни на кого внимания, и налетаю прямо на… Кингстона. Боже, какой же он быстрый.

— Отлично, — простой искренний комплимент контрастирует с его потемневшим взглядом.

Моё и так уже учащённое сердцебиение становится ещё сильнее, и никакое выступление и шквал аплодисментов к этому не причастны. Сейчас это исключительно из-за дальнейшей похвалы, которую он так тщательно пытается скрыть. Я не могу сказать, что вижу в его пристальном взгляде обожание. Но осмелюсь сказать, что он, кажется, почти загипнотизированным?

— Я подумал, что тебе это понадобится.

Он протягивает мне бутылку воды, а затем поднимает полотенце другой рукой и начинает водить им по моей коже. Его прикосновения нежные, пока он скользит им вниз по моей шеи, плечам, верхней части груди — тем частям, что остались неприкрыты костюмом.

— Лучше? — спрашивает он хрипло и сразу же откашливается.

— Да, спасибо, — шепчу в ответ. Я не спрашиваю, что он думает о моём исполнении. Я уже всё знаю. И словно огромный прыщ в день фотосессии на школьный альбом, появляется Клей, разрушая момент — который не похож ни на один, что я когда-либо испытывала в жизни.

— Ты порвала всех, Эхо! — какой ироничный выбор слов. Он поднимает меня и начинает кружить, моё тело напрягается от такого жеста. — Пойдём праздновать!

— Отпусти меня! — я бью его по руке изо всех сил, стараясь найти землю под ногами, но тут же смягчаю тон, когда он ставит меня на ноги. У меня нет желания снова оказаться в его руках, а также нет никаких оснований принимать какие-либо комплименты.

— Спасибо. Но ты же знаешь, я не могу так просто уйти. Мне нужно переодеться и помочь прибраться. Потом я буду праздновать со своей семьёй и остальными исполнителями за обедом, как мы всегда делаем, — я приподнимаю брови, удивляясь, как он мог забыть о нашей традицией, которой мы следуем в течение многих лет. — Ты присоединишься к нам или нет?

Я задаю вопрос Клею, но при этом смотрю на Кингстона, который кивает в ответ.

— Не хочу пропустить его, — отвечает Клей, подходит ко мне ближе и тоже смотрит на Кингстона.

— Здорово! — весело произношу я слово, которое редко использую, немного напрягаясь от витающей в воздухе вражды между этими двумя, до сих пор не понимая причин. Но что-то подсказывает мне, что не стоит лезть в это.

Потому что, если моё подозрение верно и я не просто льщу себе, то я всё равно ничего не смогу сделать в этой ситуации.

Глава 11

В понедельник утром я срываю с себя одежду и захожу в душ так быстро, словно близка к получению олимпийского золота в беге. Затем поворачиваю кран вправо до упора — чем горячее, тем лучше, — и пар быстро заполняет кабинку.

Это прелюдия.

Как бы сильно мне не хотелось помыться, гораздо сильнее я хочу почитать тайное письмо — наш тайный обмен мыслями, принадлежащий только нам.

Но как только стеклянные стены кабинки затуманиваются, никакие слова так и не появляются. В глубинах моего разочарования зарождается безрассудный страх; прямо сейчас в моих глазах не должны стоять слёзы.

Кингстон — запретный плод во многих отношениях: он наш студент по обмену, мой отец его уже предупредил насчёт меня… дата его отъезда уже установлена, и это неизбежно. Так что моё ожидание этих сообщений не только глупое, но и самоубийственное. Потому что чем больше я буду привязываться к ним, тем больнее мне будет, когда эти записки исчезнут навсегда.

Я спешу принять свой успокаивающий душ, ощущая тяжесть в животе от разочарования.

Но когда я выключаю воду и выхожу, всё о чём я думала ранее исчезает, и я испытываю безмерное блаженство.

Угадайте, что ещё затуманивается от пара в ванной? Зеркало. И это адресованное мне сообщение самое лучшее.

«В её движениях было нечто такое, что заставило меня думать, будто она всю жизнь не ходила, а танцевала».

Я мгновенно осознаю — это не очень хорошо, потому что когда вы думаете, что что-то ушло, но затем сразу же возвращается, ваша тяга к этому становиться ещё сильнее, опаснее. Вы полностью осознаете глубину своих желаний и всё что нужно после — пережить утрату.

Слишком много эмоций роятся внутри меня, мой разум накрывает туманная дымка, пока мышцы вокруг сердце сжимаются сильнее. Я знаю, Кингстон и я просто друзья, которые всё сильнее сближаются без определённых усилий. Мы просто соседи по дому, которые нашли способ остроумно общаться.

Но если бы это было, если бы это могло быть чем-то большим… он был бы чертовски хорош в этом.

Теперь я понимаю, как он может околдовывать девушек толпами. И дело не только в его поразительной внешности или соблазнительном акценте… дело в нём самом. Эти девушки — пустышки, ведущиеся на его внешний вид, но они даже и наполовину не осознают, насколько он очарователен.

Но я это прекрасно понимаю. Я вижу в нём этот невидимый, присущий ему шарм, чистую соблазнительность, которая кроется в каждой его улыбке, в каждом движении, в каждом остроумном слове.

Стряхивая глупые, романтические мысли, которым не место в моей жизни, я принимаюсь готовиться к школе.

Останавливаясь на стоянке и не обращая внимания на звонок, — который сообщает мне о том, что я опаздываю, — я игнорирую свой внутренний голос и принимаюсь печатать сообщение.

Я: Ты читал «Энн из Зелёных Мезонинов»?

Пока я ожидаю ответа, звенит второй звонок, но по какой-то необъяснимой причине мне плевать на него. Затем раздаётся звук сообщения, и моё сердце пропускает удар.

Кингстон: Неа. А должен?

Я: Да. Отличная книга. Но я спросила только потому, что цитата, которую ты мне оставил сегодня утром, которая мне, кстати, очень понравилась… она из этой книги.

Кингстон: Ах, ну значит, они украли твою историю, Любовь моя.

Я определённо несправедливо судила девушек, оказавшихся под его чарами. У них просто не было выбора. Он уж очень хорош.

Я: Как ты догадался?

Кингстон: Я искал «информацию об Эхо Келли», а затем наткнулся на это. То, что нужно. Прекрасно сказано.

К этому — к нему — можно привыкнуть. И грани обозначенные в моей голове, как и легкодоступное сердце, могут быть полностью уничтожены, но я не могу допустить этого.

Поэтому я заставляю себя снова переключиться в режим друга и ответить соответствующим образом.

Я: Ты на правильном пути. Лучше прибереги эти слова для некоторых из тарталеток.

Я немного смущаюсь, отправляя последнее сообщение.

Я: Я опаздываю. Хорошего дня, плейбой!

Я бегу в школу, задыхаясь по двум причинам, но довольная собой, потому что вернула контроль над ситуацией, в которой я не хочу копаться.

Во-первых, ты не перестанешь быть застенчивым интровертом, если начнёшь встречаться с Кингстоном Хоторном — обольстителем с лицом, идеально подходящим для фантазий, с телом человека не от мира сего и с окружением знаменитости — ведь он не из тех парней, кто будет целовать твои ноги или упиваться тобой. А во-вторых, принятие дружеской стороны — верное решение, потому что сообщения продолжающие приходить весь остаток дня, подтверждают слова, сказанные мною ранее.

Вот, например: во второй половине дня, у меня в кармане вибрирует телефон. В тот момент, когда учитель отворачивается, я принимаюсь читать под столом от него сообщение. Это фотография девушки, которую я вижу впервые в своей жизни, и я пребываю в растерянности, пока мой телефон не вибрирует снова.

Кингстон: Нужен мой Эхо-метр. Что думаешь?

Я: Она может произносить полные, связные предложения, которые хоть как-то имеют отношение к теме разговора?

Кингстон: Ты восхитительна. Если не сравнивать с ТВОИМИ сообщениями, то у неё всё нормально с этим.

Ну раз он так говорит.

Но прежде чем я успеваю ответить, он присылает ещё одно сообщение.

Кингстон: Да, она и вправду говорит по-английски.

Я: Возможно, пока ты не вывернул себе шею, скажешь каким цветом её нижнее бельё?

Я поднимаю глаза и окидываю взглядом комнату. Учительница всё также стоит отвернувшись, царапая что-то на доске. Я понятия не имею, о чём она говорит сегодня, да и мне, если честно, не интересно. Кингстон на фоне всего этого — весёлое развлечение. И я не могу припомнить, когда в последний раз вот так отвлекалась.

Он заставляет меня улыбаться, смеяться… размышлять. Своими прекрасными шутками он бросает вызов моему разуму, который слишком долго был без достойного соперника. С его появлением моя жизнь озарилась множеством новых цветов — невероятно ярких, которые я открыла для себя, и за что я чрезмерно признательна.

Я ужасно скучаю по своему брату. Да, это правда. Но я рада, что Кингстон здесь.

Кингстон: Она походу не носит его вообще.

Я не уверена, пытается он меня рассмешить или нет. Но надеюсь. Так или иначе, это срабатывает, и я прикрываю рот рукой, заглушая свой смех. Не знаю, почему меня это так насмешило. Возможно, из-за моего хорошего настроения.

Я: Считаешь, из-за этого факта ей автоматически можно поставить 10? Что тебе от меня нужно?

Кингстон: Кое-что. И нет, я тут обнаружил, что кое-кто, кто появился в моей жизни, помог мне немножко поднять свои стандарты.

Я улыбаюсь, радостная от того, что внесла хоть какую-то лепту. Кингстон должен быть разборчивее. Он должен подобрать себе такую девушку, которая будет его достойна.

Кингстон: Я могу получить оценку? С каждой минутой, что ты заставляешь меня ждать твоего решения, она становится всё влажнее.

Я: Возможно, она и без нижнего белья, но чтобы оценить справедливо, мне нужно больше информации. Её смех: он человеческий или писклявый, типа больше похож на звуки животного?

Кингстон: Определённо последнее.

Я: Попроси её произнести слово по буквам.

Проходит несколько минут. Бедная девочка — могу представить, как она морщит лицо, оказавшись впутана в это «милое» недоразумение.

Кингстон: Провалилась.

Я хихикаю, прежде чем принять решение. Чувствую себя немного виноватой за такую предвзятость, но фальшивый смех, не способность произнести слово по буквам, да ещё и без трусиков? Неа.

Я: Двоечка.

Кингстон: Согласен. Благодарю тебя за блестящую мудрость.

Я: Делаю всё, что в моих силах. Теперь мне нужно немного поучиться. И ты тоже должен последовать моему примеру.

Либо он залип с «двоечкой», несмотря на мою ей оценку, либо решил последовать моему совету и принялся за учёбу, потому что я ничего не слышала от него до обеда. И в следующем его сообщении прикреплено другое фото.

Кингстон: Как насчет неё? Она обладает определёнными «религиозными» качествами.

Я буквально выплевываю напиток, только что набранный в рот, на людей, которые теперь смотрят на меня.

— Ты чего это? — возмущается Саванна, вытирая кока-колу со своего свитера.

— Ничего, извини, — бормочу я, глядя вниз на свой айфон.

— Я серьёзно, что там такого интересного? Ты даже не слушаешь, что я тебе говорю, — ноет она, забыв, что на меня не действует «этот» голос. Он работает только на Себастьяна.

Я: Потому что она и ЕСТЬ религиозная. Это же миссис Турман, ЖЕНА пастора! Брось это дело, плейбой. БРОСЬ. ЭТО. ДЕЛО. И я знаю, что ты не выбирал класс религии, тогда почему ты находишься рядом с ней? Ох, Боже. (Прости за каламбур).

— Ну, по крайней мере, я пыталась, — фыркает Саванна. — Удачи тебе с твоей Ерундовой Перепиской, или чем ты там занята. Увидимся возле грузовика позже.

Она уходит прочь, и я чувствую, что поступила плохо, но это чувство не настолько сильное, чтобы заставить меня поднять голову и ответить.

Остальная часть обеда проходит спокойно, и после него я иду к своему шкафчику, чтобы избавиться от своего барахла и прихватить книги для следующего занятия. Всё это время я с нетерпением жду, что мой телефон вот-вот завибрирует.

Что и происходит чуть позже, где-то на пятом уроке: на моём последнем школьном занятии в этот день.

Это другое фото.

Эм. Вау.

Я: Кингстон, это ПАРЕНЬ.

Кингстон: Уверена?

Я: Вполне.

Кингстон: Ты прикалываешься?

Я: Ага.

Кингстон: Тогда моя работа здесь окончена. Так что, ты будешь смеяться, когда я увижусь с тобой?

Я: Возможно.

Кингстон: С нетерпением жду этого.

Как и я.

~~~~~

Всю поездку до колледжа Саванна заваливает меня вопросами. Почему мне так весело? Почему я отвлекаюсь? Почему я не уделяю ей 100% обычного внимания?

Я успокаиваю её короткими, уклончивыми ответами, гордясь тем, что подавила желание включить радио на полную громкость.

Я не знаю, что означает эта «штука» между мной и Кингстоном, но я точно уверена, что это только наша фишка — моя. И я просто хочу продолжать наслаждаться этим без нравоучений и советов Саванны, которые она постоянно выдаёт. Выдаёт. И продолжает выдавать.

Как только мы паркуемся, она выскакивает из грузовика и бежит к группе людей, собравшихся на тротуаре, и вот тут все волнующие её раньше вопросы заканчиваются. Но, как всегда, я напоминаю себе о том, что мы с ней дружим очень давно и откровения между нами неотъемлемая часть нашей жизни.

Я входу в класс и как всегда направляяюсь к самой последней парте в заднем ряду, поймав на себе взгляд Кингстона. Он посылает мне небольшую улыбку и подмигивает.

К счастью для него наша «игра» продолжается, не привлекая ко мне никакого внимания, поэтому я спокойно могу давать оценку мысленно и чуть не хихикаю, когда у меня в кармане вибрирует телефон.

Кингстон: Слева от меня… Эхо-Метр?

Я знаю, о какой девушке слева он говорит, и мне хочется не только проявить остроумие, но и убедиться в правильности своего ответа, чтобы было ещё интереснее. Поэтому я быстро захожу в Google, просто чтобы подтвердить свои мысли, и после отвечаю:

Я: Она проститутка. Твёрдый0. Может быть, даже -1.

Кингстон: Проститутка говоришь? Чертовски блестяще!

Я: Ты слишком хорош, чтобы связываться с проституткой.

Ох, он впечатлён. И я знаю это, потому что он тут же поворачивается на своём стуле в мою сторону и встречается со мной взглядом, ослепляя меня довольной улыбкой.

Нет смысла давать объяснение дрожащему дыханию, которое срывается с моих губ, и я быстро опускаю голову, скрывая свой румянец.

Кингстон. И одна справа от меня?

Я: Это. Девушка. Моего. Брата.

Кингстон: Я знаю это. Но верна ли ОНА ему?

Я: Да. Она просто любит пококетничать и пытается идти в ногу со всеми другими девушками, борясь за твоё внимание.

Кингстон: Мне было бы гораздо спокойнее, если бы я сидел около тебя.

Я громко смеюсь и слышу ответный смешок через всю комнату.

Я: Никто тебя не покусает, не переживай.

Кингстон: Сомневаюсь. Но если я выживу, ты подождёшь меня после занятий?

Я: Хорошо, но только ты должен быть один. Возле моего грузовика. Поэтому избавься от своего гарема.

Кингстон: Считай уже сделано.

~~~~~

Несмотря на то, что я сижу на последнем ряду, я первая вылетаю из класса, когда заканчивается занятие. Саванна заранее предупредила меня, что собирается за покупками с одной из девушек из класса после занятий, поэтому я могу запрыгнуть в грузовик и сразу же свалить отсюда.

Если бы не мой интерес, почему Кингстон захотел со мной встретиться.

— Любовь моя.

Он в одиночку идёт по направлению ко мне, ухмыляясь и излучая дерзкую уверенность. Он одет в тёмно-зелёную рубашку, которая выгодно подчёркивает эти серые крапинки в его глазах — если вы заметили их в первый раз, то всегда будете обращать на них внимание.

— Текстовый наркоман, — отвечаю я, получая в ответ глубокий, искренний смех. — Чем обязана такой внезапной встрече?

— У меня есть идея, которую я надеюсь, ты поддержишь, — отвечает он хитро, и когда подходит ближе, его голос становится на октаву ниже. — Давай повеселимся сегодня, только ты и я.

— Как? — я уверена, что скептицизм в моём тоне соответствует моему выражению лица, но это абсолютно противоположно моему внутреннему волнению.

— Выбор за дамой, — он берёт меня за руку и слегка пробегается губами по моему запястью. — Ты сегодня ещё более прекрасна, чем обычно — такая игривая. Я буду ждать ответа столько, сколько понадобится.

— Ты сегодня довольно посредственный, — я не знаю, что мне делать со своим голосом и языком тела, которые ведут себя очень странно — возможно это такой отклик на жалкую попытку заигрывания?

Моё настроение мгновенно испаряется и на лице появляется разочарованное выражение.

— Ты забыл кое о чём: мои родители, — а ещё я забыла, что Кингстон под запретом.

— Эхо, — отвечает он со смехом, — сколько неприятностей можно встретить ночью в понедельник — особенно тебе? Позвони маме и спроси у неё. Она разрешит.

— Лааадно, — я растягиваю слова, доставая телефон. Я уверена, что он только что сказал позвонить ей.

Удача, кажется, на моей стороне, и мама отвечает после второго гудка. И когда я бросаю такие слова, как «учёба» и «исчисления», она без проблем говорит «да».

Я просто смотрю на телефон, после того как отключаюсь, чувствуя себя немного шокированной… и слишком напряжённой.

Смех Кингстона раздаётся за моей спиной, на его лице читается веселье.

— Я был прав?

— Да, но мы должны поговорить об исчислении хотя бы раз, чтобы я не совсем лгала своей маме.

— Как же стыдно, мы ведь не химию будем изучать, — он склоняет голову на бок и самодовольно усмехается, ожидая моей реакции.

Я закатываю глаза, не обращая внимания на вспыхивающие искры, которые появляются внутри меня, но всё же не удерживаюсь от улыбки.

— Прекрати.

— Одна проблема решена, — отвечает он, игнорируя мой последний комментарий. — Куда теперь?

Глава 12

— Я поведу, — говорю твёрдо.

К моему удивлению, Кингстон не спорит и открывает для меня дверь, смотря с понимаем из-под густых ресниц.

— Конечно.

Мы без слов достигаем взаимопонимания в том, что мой грузовик будет гораздо незаметней в городе, чем его, и мы сможем насладиться простым уединением. Хотя я сомневаюсь в этом, потому что у женщин Келли-Спрингс, похоже, установлен гормональный GPS-навигатор, который определяет его местонахождение в любое время, но наш план, безусловно, увеличивает шансы — не говоря уже о моём папе, который не очень обрадуется, если узнает, что я ехала с феноменальной скоростью.

Кингстон забирается внутрь и одаривает меня кривой улыбкой, ничего не говоря, он просто смотрит на меня этими серыми глазами.

— Что? — спрашиваю я.

— Ничего. Просто не терпится увидеть, куда ты меня привезёшь.

Хмм. Если учесть факт, что я никогда не была на свидании или на каком-нибудь пикнике с парнем — особенно, когда выбор был за мной — это действительно проблема. Так как наш город не совсем процветающий мегаполис с всякими развлечениями, я на самом деле понятия не имею, куда мне его отвезти.

— Возможно, нам стоит перекусить? — предлагает он.

Я перестаю терзать свою губу, которую жевала во время размышлений. Повторюсь, тут не так и много вариантов развлечения. Есть небольшая закусочная, но так как у нас нет скидки для пенсионеров, не думаю, что мы туда впишемся. А те места, где можно перекусить гамбургером или мороженным, будут переполнены людьми нашего возраста. Поэтому, нет уж, спасибо.

— Ты никуда не спешишь? — спрашиваю я. Место, о котором я вдруг вспоминаю, находится в тридцати минутах отсюда.

— Неа. Я весь твой — вся ночь принадлежит нам.

Его голос звучит так беззаботно, но его глаза... они прекрасны и откровенно признаются в его более глубоких мыслях.

— Хорошо, — я откашливаюсь и начинаю ёрзать. — Я знаю одно секретное местечко в соседнем городе. Себастьян возил меня туда несколько раз, и теперь… Я отвезу тебя туда. Пристегнись.

— Ты ездила туда только со своим братом? — спрашивает он, пристегивая ремень безопасности. — Ты не ездила туда с кем-то ещё?

В его словах кроется что-то ещё помимо простого любопытства — непонятное, не подающееся объяснению.

— Нет, только я и Себастьян. А что?

— Ничего.

Он лжёт. Этому есть причина, и я отчаянно хочу её узнать, но ничего не предпринимаю. Боюсь, если он ответит честно, то я проиграю борьбу с самой собой и уступлю чувствам.

— Итак, — мой голос по-прежнему дрожит, когда я пытаюсь заполнить эту гнетущую тишину, — хочешь послушать радио? Я имею виду, что сомневаюсь, что будут играть Spice Girls, но мы наверняка можем найти что-то ещё по твоему вкусу.

Он запрокидывает голову назад и разражается хриплым смехом.

— Spice Girls — единственная группа из Великобритании? — он щёлкает языком. — Какой позор, Любовь моя. Ты же знаешь, мы раскручиваем лучших. Это и так понятно, вы нам немного завидуете.

— Завидуем в чём? — я бросаю ему вызов, прокручивая в голове, по крайней мере, пять ответов. Но вместо того, чтобы поделиться своими размышлениями, я с нетерпением ожидаю его ответа.

Он ёрзает на своём кресле и поворачивается ко мне лицом, выгибая одну бровь и приподнимая уголок рта — одаривает меня «фирменным» взглядом.

— Окей, значит музыка. Отличный способ узнать друг друга получше, я согласен. Я перечислю тебе потрясающие группы, рождённые в Великобритании, а ты назовёшь мне свою любимую песню в их исполнении. Идёт?

— Интересное предложение, — соглашаюсь я быстро, радуясь этой лёгкой смене интригующего разговора.

Остальная часть нашей поездки проходит легко, а так же весело, насколько я помню. Редко наш выбор «лучшая песня» совпадает, но каждая из них многое говорит о каждом из нас. Я всегда выбираю медленные, романтические баллады, в то время как он предпочитает быстрые, будоражащие кровь хиты — песни, раскрывающие наши личности.

Когда мы начинаем обсуждать Coldplay, обнаруживаем, что уже добрались до места назначения.

— Приехали, — объявляю я, паркуясь. — И ответ — песня «Fix You». Чёрт, — я выражаю своё неодобрение и выхожу из машины.

Он идёт в мою сторону и останавливается возле меня настолько близко, что я вижу, как расширяются его зрачки. Я чувствую смешанный аромат его естественного запаха и одеколона, а также исходящую от него напряжённость.

— Тут абсолютно нечего обсуждать, — он медленно пробегается глазами по моему телу, а затем встречается со мной взглядом. — «Paradise» — моя любимая песня, — добавляет он хрипло, и мою кожу начинает покалывать.

Если девушка оказывается именно в таком моменте застывшего времени — пойманная этими благоговейными, вкрадчивыми словами изо рта этого мужчины, его тёплым дыханием на своём лице, — то она готова упасть к его ногам и никогда не станет прежней.

Но, увы, это не мой сказочный момент, мои ноги не покидают землю. Кингстон говорит словами из романов или стихотворений, потому что он их практиковал, совершенствуя искусство обольщения, чтобы получить несчастных девушек, которые ведутся на его лапшу и готовы пойти ради него на всё. И когда достигает желаемого —нет, скажем так, когда ему наскучит его игрушка, в чём я не сомневаюсь — он просто оставляет их позади… так же он поступит и со мной в конце учебного года.

И я уже знаю, что буду по нему скучать, поэтому не собираюсь всё усложнять и добавлять ещё что-то к этой неизбежной боли.

— Эхо?

Моё имя шёпотом срывается с его губ. Я качаю головой и моргаю, прогоняя дальнейшие мысли и глупые вопросы, которые явно не должны меня интересовать, и смотрю на него снизу вверх.

— О чём задумалась? — он поднимает руку, собираясь погладить меня по щеке, но я быстро отступаю.

Я произношу следующие слова с уверенностью и озорством, вместо растерянности и искушённости, что ощущаю сейчас на самом деле.

— О том, что собираюсь купить тебе лучшую пиццу, которую ты когда-либо ел, и это не потому что я супер-классная девушка, а потому что это наименьшее, что я могу сделать для твоей брутальной задницы, чтобы загладить вину за предстоящее жестокое её надирание, — я смеюсь и хватаю его за руку, чтобы затащить внутрь. — Ну же, пойдём.

Мы садимся в дальнем углу друг напротив друга. Кингстон оглядывается, прибывая в какой-то прострации, и я начинаю хихикать.

— Пытаешься выяснить, где встретишь свою смерть?

Он улыбается, и интригующее выражение расползается на его лице, а в глазах мерцает веселье.

— Я нигде не вижу боксёрского ринга или грязевую яму, — он играет бровями. — Не то, чтобы я жалуюсь. Но не буду скрывать, мне жуть как интересно узнать детали твоего обещания о том, что ты сделаешь с моей брутальной попкой.

— Скоро увидишь.

Я подмигиваю, когда официантка подходит к нашему столику. После чего она целую минуту буквально ничего не может сказать, не говоря уже о том, чтобы принять заказ. Это и не удивительно, она слишком занята, разглядывая Кингстона, будто он животное в зоопарке.

Я инстинктивно закатываю глаза, но она, конечно же, не замечает этого, потому что понятия не имеет, что я тоже тут сижу. Да, он без каких-либо усилий выглядит красиво и очаровательно, но блин, серьёзно? Это же грубо. У меня хорошее настроение, поэтому я решаю снять с себя мантию невидимки и вместо этого повеселиться.

— Приветик! — говорю я достаточно громко, чтобы она больше не могла продолжать меня игнорировать. — Я буду салат с обезьяньими мозгами и напиток из крови огромного козла, о, ещё лед туда положите, пожалуйста.

Глаза Кингстона становятся большими, а его лицо мертвецки-бледным.

— Ч-что? Эхо, я всегда открыт для чего-то нового, но ты не можешь быть… — он останавливается на полуслове, сужает глаза и уголок его губ немного приподнимается. — Блин. Ты это не серьёзно, — он расслабленно выдыхает. — Слава Богу.

— Только посмотрите на них, — говорю я с дерзкой улыбочкой, — тех, кто меня услышал.

Теперь она считает меня достойной внимания, и поворачивается ко мне с кислым выражением лица.

— Что будете заказывать?

— Мой безнадёжно преданный парень и я будем два больших «Золото Дураков» и две большие колы, — говорю ей, а затем наклоняюсь через стол к Кингстону и хлопаю ресницами. — Ты согласен, мой сладкий зайчик?

Его взгляд опаляет, словно жидкая сталь.

— Всё, что пожелаешь, моя милая кошечка, — мурлычет он, не разрывая наши взгляды.

— Хммм, — неодобрительно бормочет официантка, прежде чем уйти. Я предполагаю, что она ушла — всё же ушла, так как не оглядываюсь.

Кингстон тут же начинает петь в своей манере.

— Милые коготки. Ты чертовки сексуальна, когда ревнуешь.

— Я не ревную, — смеюсь я сквозь свою ложь, скрещивая руки. — Я оскорблена. Что если бы я и правда была твоей подружкой? Она должна принимать заказ, а не игнорировать меня и заниматься с тобой глазным сексом!

— Глазной секс? — он усмехается. — Думаю, этот звучит по-другому, типа «трахаться глазами».

Ах, конечно, этот жаргон он отлично знает.

Я пожимаю плечами.

— Знаю. Я пыталась не быть грубой. Ты должен выражаться менее грубо.

— Если бы ты была и в самом деле моей девушкой… — теперь он наклоняется через стол ко мне, говоря хриплым голосом, от которого мои бёдра начинают дрожать. — Я бы сделал так, чтобы все возможные грязные, грубые слова слетели с твоих уст прямо мне в ухо — несколько раз.

Я тут же опускаю глаза, молясь, чтобы моё лицо не приобрело ярко-красный цвет из-за бушующего внутри меня жара.

— Кингстон, остановись. Ты не можешь…

Официантка спасает меня, вернувшись и опустив с шумом наши напитки на стол.

— Ваша пицца будет готова в ближайшее время. Что-нибудь ещё?

Когда я не предпринимаю никаких попыток поднять голову или ответить, Кингстон отвечает ей за меня.

— Больше ничего, спасибо.

Мне нужно выпить, чтобы немного охладить себя и утолить сухость во рту, но я не могу пошевелиться из-за смущения.

— Эхо, — говорит он мягко, — пожалуйста, посмотри на меня.

Я поднимаю только глаза, оценивая насколько искренне он говорит, при этом соблюдая осторожность под его вопиющим натиском сексуальности.

— Прости меня, я зашёл слишком далеко, знаю. Я часто теряю голову в твоём обществе, и я прошу прощения за это. Я бы никогда намеренно не оскорбил тебя или смутил. Просто… Я мужчина, а ты… — он вздыхает и запускает одну руку в свои тёмные волосы.

— Я что? — уверенно спрашиваю я, зная, что произношу это вслух.

— Ты не похожа на других, и я буду помнить об этом.

«Почему он так грустно смотрит, говоря это?»

— Поэтому, — продолжает он, выдавливая неуверенную улыбку, которая, как я предполагаю, является попыткой ослабить напряжение, — расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю о тебе, сладкая Эхо.

Внезапное изменение в теме, а также отсутствие флирта, выдёргивают меня из транса, в который я впала.

— Э-э, например?

— Хм, — он потирает подбородок, размышляя. — Что планируешь делать после окончания школы? Какой университет ты выбрала? Факультет?

— Нет и нет, — стону я, глядя на него. — Знаю, это жалко выглядит, но просто… я разрываюсь.

— Между чем? — он потягивает колу, в то время как я глазами ловлю каждое движение его губ.

— Ну… — я моргаю и делаю большой глоток напитка, тщательно продумывая свои следующие слова. — Я обожаю свою семью. И только между нами, я чувствую себя плохо каждый раз, когда думаю об уходе от них.

— Они ведь хотят, чтобы ты была счастлива, — сразу отвечает он. И я знаю, что это правда, но угрызения совести всё же дают о себе знать.

— Вот почему я разрываюсь. Я предана своей семье, но я также хочу свободы, которой никогда не имела — настоящего вкуса свободы. Есть ли какой-то в этом смысл?

— Конечно, — его улыбка нежная, понимающая, без какого-либо осуждения.

Я не могу ничего поделать и улыбаюсь в ответ благодарной улыбкой, прежде чем добавить:

— Мне нравится всё артистическое: слова, выражения, движения. Я хочу увидеть и вдохнуть куда большую красоту, чем у меня есть сейчас. Я хочу туда, где смогу постигнуть вдохновение.

Я уже готова извиниться за свою болтовню, но прибывает наша еда.

— Э-э, думаю, они забыли добавить сыр, — возмущается Кингстон, и я смеюсь настолько сильно, что начинаю фыркать. Я настолько погрузилась в себя, что и не заметила, как он перестал меня дразнить, или, кажется, забыл об этом на какое-то время.

Это забавно, потому что «Золото Дураков» состоит из шести различных видов сыра, и только дурак подумает, что это золото, а не неизбежное засорение артерии. Но это безумно вкусно.

И он соглашается с этим, потому что после того, как мы оба делаем нашу первую пробу, любые разговоры для нас перестают существовать.

~~~~~

Кингстон откидывается назад, потирая свой живот, и стонет.

— Так вот в чём заключалась твоя угроза надрать мне задницу — набить мой живот до такой степени, что он будет болеть?

— А я тебе говорила не есть третью порцию, — ругаю я.

— Я думал, что это состязание! У тебя было два, так что я должен был тебя побить. Злая ты, Эхо, — он качает головой, — злая.

— Неа. Ты сам психологически настроил себя на это. Я ничего подобного не говорила. А твоё надирание задницы начнётся прямо сейчас.

Я ухмыляюсь и выскальзываю из кабинки, протягивая ему руку, чтобы помочь подняться.

Он отталкивает мою руку и игриво смотрит на меня.

— Я всё ещё в состоянии встать сам.

И он поднимается. Но затем, он становится рядом со мной, находит мою руку и берёт её, сжимая.

— Я готов. Что дальше?

— Следуй за мной, — я дразню его и веду в скрытую шторами комнату, которая находится в задней части пиццерии.

— И красивая соблазнительница ведёт его в приват-комнату, скрытую шторами, но он с радостью следует за ней.

Он обнимает меня, и я оглядываюсь через плечо, обнаруживая у него на лице страстное выражение, которое соответствует его тону в голосе.

— Успокойся, извращенец. Единственное, что ты тут испытаешь… — я отпихиваю его руку и распахиваю шторы, — ярость Эхо, Королевы игровых автоматов!

Мы заходим в комнату, и я смотрю на его лицо. В его глазах отражается изумление, а па губах расплывается широкая улыбка, когда он видит каждую из давно забытых игр, стоящих перед нами: Glava, PAC-Man, Centipede, Joust и Q*bert (мой особый фаворит), а также различные игровые автоматы: воздушный хоккей, Скибол, и — внимание — Замочи крота!

— Выбирай свою погибель, мистер Хоторн, — бросаю вызов. — Я смогу победить тебя в любом состязании, которое ты выберешь.

Я добавляю дьявольский хохот, который, по общему признанию, не оправдывает ожиданий, поскольку звучит больше как Граф из «Улицы Сезам», подсчитывающий сэндвичи с арахисовым маслом и желе, чем что-то, напоминающее зло.

Он берёт меня за обе руки и притягивает к себе, его твёрдая грудь внезапно прижимается к моей. Он наклоняет голову так, что наши лбы соприкасаются, медленно облизывает губу, а затем бормочет:

— Что за приз в конце?

Я сглатываю, — действие, которое должно быть беззвучным, далеко не беззвучное, — пытаясь контролировать хрипотцу в своём ответе.

— Т-там есть счётчик, — тихо отвечаю я, кивая головой, хотя знаю, что его вопрос несёт в себе другой контекст. — Много всего можно купить на выигранные билетики…

Он соблазнительно смеётся.

— У меня нет никакой потребности в резиновых змейках или пластиковых кольцах. Мы ведь можем придумать более интересную награду в качестве победы? — он выгибает брови, умоляя меня глазами согласиться на это.

«Не смей, Эхо».

— Чего ты хочешь? — выдаю я на автомате, отбрасывая своё внутреннее предупреждение на задний план.

— Я хочу танец, только для меня. На твоём месте... возле твоего дерева.

— А если выиграю я?

— Всё, что пожелаешь, Любовь моя.

Что же я желаю? Мне нужно подумать над этим, потому что «Быть брошенной мужчиной шлюшкой и не остаться покинутой» явно выходит за рамки этого соревнования.

А затем меня осеняет: идеальное решение проблемы, которая преследует меня с последнего дня моих младших классов. Желание этого «опыта» до сих пор живёт во мне, но отвращение каждый раз приводит меня в мрачную реальность, когда я начинаю продумывать все возможные варианты.

— Если я выиграю…

Я переминаюсь с ноги на ногу, а затем делаю глубокий вздох и смотрю на него, надеясь, что он увидит насколько трудно мне просить его об этом и не получить в ответ насмешку.

— Ты будешь сопровождать меня на моём выпускном.

Яркая улыбка освещает его лицо, и пламя в глазах заставляет меня облизать пересохшие губы.

— Таким образом, я в любом случае получу от тебя танец, — шепчет он. — Должно быть, это моя счастливая ночь. Ты, Любовь моя, только что заключила сделку.

Глава 13

Поездка домой проходит очень неловко. Представьте, что вы в какой-то степени проезжаете через ад. Или, открыв глаза, понимаете, что это дурной сон, а вы стоите перед всем классом обнажённый.

Ага, всё настолько плохо по нескольким причинам, и я даже не могу сформулировать ещё более мрачную катастрофу, потому что они обе будут похожи. Излишне говорить, что моё настроение абсолютно испорчено.

— Эй, Эхо? Прости, что прерываю наш многообещающий разговор, который мы сейчас ведём, но мы что, задавили щенка и я этого не заметил?

Я стараюсь не смеяться. Стараюсь.

— Эхо поговори со мной. Ты просто не умеешь достойно проигрывать, — говорит Кингстон, не сумев скрыть победный смешок в голосе.

Да, всё правильно, я проиграла. Видимо Мистер-Поедатель-Сердец Хоторн забыл упомянуть, что он мега-крут в винтажных видеоиграх и аэрохоккее. Или что он может прибить долбаного крота, словно у него две пары глаз и четыре руки.

Гадёныш.

— Ну, ты выиграл. Поздравляю. Но это наименьшее из моих забот, — бубню я, одаривая его косым взглядом. — Эго увеличилось?

— Ну, значит, ты не паришься насчёт той части, где будешь танцевать для меня. Ты была настолько поглощена своей победой, что даже не заметила, что я тоже нахожусь там. — Да, и в самом деле. — И я наблюдал за тобой раньше, поэтому отказываюсь верить, что это является причиной твоих грустных глаз.

Проблема в том, что мысль о том, что я буду танцевать приватный танец для Кингстона, заставляет мой желудок сжаться в тысячи армейских узлов. Представляю себя, своё искусство, и вот мы уже выходим на совершенно новый уровень под названием «интимность».

Кроме того, я всё-таки проиграла.

Я раздражённо вздыхаю, слишком разочарованная.

— Кингстон… Признаю, я не люблю проигрывать. И я немного нервничаю, потому что мне придётся танцевать только для тебя. Я не танцовщица и не твой «личный танцор», поэтому надеюсь, что у тебя нет каких-то там непристойных мыслей, которые уничтожат мой артистизм. Но в любом случае это не случится прямо здесь и прямо сейчас, потому что иначе меня накажут, и я долгое время не смогу покинуть свою комнату, чтобы выполнить свою часть сделки.

Но это не то, что беспокоит меня больше всего.

Он поворачивает голову в мою сторону.

— Что? Почему ты … о, чёрт, — он стонет и обеими руками хватается за волосы. — Комендантский час. Эхо, мне так жаль. Я потерял счёт времени и даже не думал об этом.

— Это не твоя вина, — вздыхаю я. — Я тоже забыла.

— Нет, — он протягивает руку и сжимает моё колено. — Я исправлю это. И ты поможешь мне справиться с твоим отцом. Обещаешь?

— Ага, а как же, — издеваюсь я. — И как же ты предлагаешь сделать это?

— У тебя есть там запаска? — он указывает большим пальцем на кузов моего грузовика.

— Да, конечно, почему ты… — я съёживаюсь. — Дерьмо. Нет. Себастьян забрал её для кого-то из своих приятелей и забыл вернуть. Хорошо, что ты напомнил мне.

Он молчит, барабаня пальцами по моему колену, пока думает.

— Подожди, зачем она тебе? — спрашиваю я.

Наконец-то его рука исчезает с моего колена, и он щёлкает пальцами.

— Ты знаешь какой-нибудь короткий путь отсюда до твоего дома?

— Через свалку?

— Да, точно!

— Я иногда езжу по ней. Но зачем?

— Давай туда. Быстро.

Когда я не разгоняюсь до достаточно экстремальной скорости, он начинает посмеиваться.

— Жми на газ, Любовь моя.

Я улыбаюсь про себя, жму на газ и молюсь, надеясь, что он знает, чёрт возьми, что делает.

— Где твой телефон, — спрашивает он.

— В подстаканнике.

На этот раз я не надоедаю ему с расспросами. Его план, каким бы он не был, наше единственное спасение

— Просто продолжай быстро ехать... Быстро... Не съезжай с дороги и не разговаривай. Какой у тебя пароль?

Я не знаю почему выполняю его просьбу без каких-либо колебаний, но я это делаю.

— 1-2-3-4.

Он смеётся.

— Почему именно этот код?

— Не вааажно, — отвечаю я, растягивая слова, как в песне. — Шестьдесят миль в час, так что, может, спросишь меня об этом позже?

— Тсс, — резко бросает он мне, и я тут же закрываю рот. — Миссис Келли? Ой, да, простите. Джули. Это Кингстон… нет, нет, она в порядке! Но мы немного в затруднительном положении: по дороге домой спустило колесо. Сейчас я его ремонтирую… нет, это не проблема. Просто хотел позвонить и сказать, чтобы вы не беспокоились, так как мы не успеем к комендантскому часу.

Следует долгая пауза, во время которой я слышу приглушённый голос матери. Я ничего не могу поделать со своей ухмылкой, теперь, когда наконец-то понимаю весь его план.

— Я настоял на том, чтобы она осталась в машине, потому что слишком опасно стоять на обочине дороги, и она позволила позвонить и всё объяснить. Она боялась, что ей достанется, но будьте уверены, я ей объяснил, что это просто нелепо. Учитывая такую родительскую поддержку и понимание, я знал, что ваша единственная забота, конечно же, её безопасность.

Даже несмотря на то, что мой взгляд сосредоточен на дороге, я ловлю его подмигивание, которое ясно даёт понять, что он гордится собой за эту маленькую хитрость, которую придумал на ходу. Признаю: он хорош.

Когда я подъезжаю к свалке, он заканчивает разговор с мамой.

— Ты действительно собираешься пробить мне колесо? И заменить его чем, гений?

Я останавливаюсь у ворот и смотрю на большой ЗАПРЕЩАЮЩИЙ знак, плюс ко всему этому висит большой замок, который сигнализирует, что наш путь окончен.

— Приехали! — я ударяю руками по рулю. — Конечно же, она закрыта. Уже поздно. И что теперь, Борн?⁹

Но он уже стоит на улице и смотрит на меня, опираясь на окно с пассажирской стороны.

— Глуши мотор, но оставь свет и выходи. Нам нужно поспешить, если не хочешь, чтобы твоя батарея сдохла. Мне необходима твоя помощь.

Я поддаюсь заговору и выскакиваю, встречаясь с ним перед грузовиком.

— Хорошо. Во-первых, какие инструменты у тебя имеются с собой? — спрашивает он, теребя замок на воротах.

— О, ты имеешь в виду, нет ли ещё чего-то кроме набора отмычек в моём бардачке? Хм… тогда ничего! — я развожу руки в стороны. — Мы в полной жопе.

— Как же легко ты сдаёшься. Похоже, твой проигрыш выжал из тебя все соки, — он ухмыляется, толкая меня в живот. — Знаешь, как снять шину?

Я киваю.

— Да. И у меня есть инструменты для этого.

— Я знал, что ты это ответишь, — сияет он, с… гордостью? — Сделай это — быстро. Но постарайся не испачкаться. Я сказал, что ты ждёшь в машине. Я сейчас вернусь с запаской. Скажу, что твоя шина скатилась с холма в озеро.

— Кингстон… — я вздрагиваю и начинаю покусывать внутреннюю сторону щеки. — Я не очень люблю лгать своим родителям.

— Знаю, что не любишь, — он проводит рукой по моей щеке, всматриваясь в мои глаза. — Это сделаю я.

Он начинает бежать, и я кричу ему в спину.

— Но как ты добудешь ш…

О мой Бог. Моя челюсть чуть не падает на землю, и я чувствую, как расширяются глаза.

— Господи, какого чёрта ты творишь? — я в ужасе смотрю, как он перелезает через забор, словно вор-домушник. — Кингстон! На свалке обычно водятся собаки — небольшие, вечно тявкающие, кусачие собаки!

— Может, мы перестанем кричать, чтобы наш крик не оповестил их о нашем присутствии, а? — шепчет он громко, когда приземляется на землю. — Эхо, поторопи свою красивую попку и сними шину. Пожалуйста.

~~~~~

Так или иначе, мы это делаем. Кингстон фактически крадёт шину со свалки грузовиков, включив плохого парня, и скатывает мою в кювет, чтобы вернуться за ней завтра.

И небольшие пятна на моих руках послужат доказательством для моих родителей; когда мы подъезжаем к дому, папа встречает нас на крыльце. Я не произношу ни слова, Кингстон делает всё это за меня, как и обещал.

— Ну, я просто рад, что ты был с ней, когда это случилось. Спасибо тебе, Кингстон, — мой папа хлопает его по плечу. — Я позабочусь о её новой шине завтра.

— Нет, пап, не нужно. Это мой грузовик, а значит, я за него отвечаю. Я заплачу сама, — я не собираюсь молчать и позволять своему папе тратить деньги на нашу ложь, тем более, что шина лежит в кювете, ожидая, когда мы её заберём.

— На самом деле, Джон, — начинает Кингстон, глядя прямо в глаза моему папе, — я не усмотрел за шиной, и она скатилась вниз по склону, и хотя это произошло из-за спешки, это моя вина. Я куплю Эхо новую шину. Я настаиваю.

Мой папа издаёт что-то типа мычания, раздумывая, затем чешет подбородок и решает:

— Это очень хорошее предложение. Пусть всю ответственность возьмёт на себя Кингстон. Я горжусь тобой. А теперь, вы двое, быстро спать. Я рад, что с вами не произошло ничего серьёзного.

— Да, сэр, — бормочу я. — Спокойной ночи, мам.

Я не могу даже посмотреть на неё, и из-за этого мой желудок болезненно и неоспоримо сжимается. Кингстон Хоторн очень плохо влияет на меня, и от осознания этого моё лицо становится мертвецки бледным. Если он может так легко лгать моим родителям, то он может поступать так с кем угодно, включая и меня саму.

Весь путь до комнаты я смотрю в пол, а затем тихо закрываю за собой дверь. Мне удаётся переодеться в пижаму без слёз, вины и тяжёлых мыслей, которые отзываются в каждом движении.

Я собиралась почистить зубы, когда с другой стороны ванной раздаётся стук в дверь.

— Эхо, — шепчет он, — я могу войти?

— Просто отступи, и я открою тебе. Мне, так или иначе, ещё нужно тут побыть.

Я замираю, прежде чем открыть дверь, а затем отхожу. Я не смотрю на него или в зеркало.

— Эхо, — зовёт он, низко и серьёзно, после чего делает шаг ко мне. Я чувствую, как он останавливается позади меня. — Ты не соврала — ни разу. Я это сделал. Поэтому прекрати корить себя за это, я знаю, что ты делаешь это прямо сейчас. Я не хочу, чтобы ты считала меня лжецом. Но, Эхо, я сделал это для тебя. Я просто не мог позволить, чтобы наша ночь закончилась неприятностью. Я не хотел её испортить.

Я ничего не отвечаю, обдумывая его слова и продолжая тщательно чистить зубы. Я рада, что гложущее меня беспокойство, кажется, пришло в голову и ему тоже, принимая во внимание его слова о том, что он точно не чувствует пресыщения ложью.

Прополоскав рот, я решаюсь посмотреть на него... Я не вижу перед собой лжеца. Я вижу красивого человека, — как внутри, так и снаружи, — который провёл со мной самый лучший вечер в моей жизни, после чего взял всю вину на себя, чтобы уберечь меня. Я вижу в нём преданного и надёжного друга, который готов прикрыть мою спину.

— Спасибо, — я оборачиваю руки вокруг его талии и крепко обнимаю, прижимаясь щекой к голой груди. Он тёплый на ощупь, от него пахнет очень чистым мужским запахом и тяжёлой работой. Это гипнотизирует, но больше меня не удивляет.

— Я твоя должница.

— Это точно, — отвечает он, потирая мою спину и прикасаясь губами к моим волосам, — у тебя уже два должка.

Я отстраняюсь немного назад и вытягиваю шею, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Два?

— Танцы, — уточняет он, подмигивая. — Ты должна мне два. Один за то, что ты проиг…

— И один за то, что прикрыл меня, — я понимающе заканчиваю за него предложение. — Ты прав. Я имею виду… это справедливо. Два танца.

Он скользит пальцем по моему подбородку и приподнимает моё лицо вверх, наклоняя свою голову так, что его следующие слова обдают мои губы теплом.

— Ты ничего не должна мне за историю с шиной, за исключением, возможно, что поедешь со мной утром на моём грузовике, — он улыбается. — Нет, Любовь моя. Второй танец, о котором я говорю — это на выпускном вечере.

Он, должно быть, видит смятение на моём лице или девичью надежду в моих глазах — или всё сразу, — потому что отвечает на мой невысказанный ответ.

— Да, я до сих пор хочу сопровождать тебя туда.

— Ты не должен этого делать. Я поиграла, всё по-честному.

— Мне известно об этом. Как и тебе, — он проводит большим пальцем по моей нижней губе, и нежная улыбка появляется на его лице. — Мы оба знаем, что я хочу сделать это. И я не думаю, что ты будешь против… да?

Я краснею и качаю головой, быстро и незаметно. И вместе с этим осознаю, что всё, о чём я думала, и что беспокоило меня сегодня — потеря, нарушение комендантского часа, ложь, возможные нападения собак на свалке — было не важно.

Истинной причиной моего несчастья была мысль, что Кингстон не пойдёт со мной на выпускной бал. Я не осознавала насколько жаждала этого, пока не проиграла, и это будет для меня уроком каждый раз, когда дело касается его.

Я ставлю моё новое осознание на что-есть-то-есть полку, расположенную внутри самой глубокой части меня, пообещав себе, что больше не буду обдумывать это.

— Такого больше никогда не произойдёт снова, — говорит он, оставляя нежный поцелуй на моём лбу. — И теперь, когда я вижу, что ты перестала беспокоиться понапрасну, тебе лучше пойти спать.

— Спокойной ночи, Кингстон.

— Приятных сновидений, Любовь моя.

Сон — хорошая идея, и я именно это и делаю.

Глава 14

Когда я на следующий день приезжаю в школу, на моём грузовике, вместо запаски, уже стоит настоящая шина.

Я начинаю хохотать, как сумасшедшая, прямо посреди стоянки, по многим причинам. Ничего не могу с собой поделать, когда вспоминаю прошлую ночь: нашу «большую шалость» на свалке, кражу и зловещий заговор. Я никогда ещё не делала ничего настолько безрассудного за свою жизнь… и это ощущается так хорошо, теперь, когда я больше не чувствую своей вины.

Я также представляю, как Кингстон искал в канаве мою шину, а затем доставал её оттуда… обратно. Не знаю, когда и как ему удалось это, но я бы заплатила за то, чтобы многие из моих одноклассниц посмотрели на это — и наслаждались шоу. Кингстон Хоторн, прилагающий физическую силу, возможно даже немного потный или ещё лучше без рубашки…

Ага, он бы завёл аудиторию. Сто процентов.

После того, как я, присев на корточки рядом со своей шиной, делаю селфи и отсылаю Кингстону сообщение, я направляюсь домой, надеясь увидеть его там. Я хочу поблагодарить его лично, особенно сейчас, когда моё текстовое сообщение осталось без ответа. Не хочу, чтобы он думал, что я неблагодарная.

Но через два часа Кингстона всё ещё нет, и я решаю отправиться в павильон. Как раз пришло время начать работу над новым выступлением — тем, что я обязана ему.

У меня огромное желание поставить танец под песню Spice Girls, просто чтобы подразнить его, но я ничего не могу придумать под эти сильно стучащие звуки. Поэтому вместо неё я выбираю песню Coldplay «Paradise». Танец ведь для него, поэтому песня должна быть соответствующей.

Я работаю над хореографией и, почувствовав себя уверенно, заканчиваю остальную часть танца и отправляюсь на ужин.

В тот момент, когда замечаю грузовик Кингстона, мой желудок резко сжимается, а пульс учащается, пока я не обнаруживаю, что его нет поблизости.

— У меня есть время, чтобы принять душ перед ужином? — спрашиваю я маму, которая всё ещё стоит возле плиты.

— Конечно, милая, — улыбается она. — Над чем ты работала?

— Над чем-то новым, — отвечаю я быстро, прежде чем подняться по лестнице, совершенно безобидно бросая через плечо: — где все остальные?

— Твой папа уехал в город, и я точно не уверена, где Кингстон и твой брат, — отвечает она.

Кингстон и Сэмми вместе? Делают что?

Я тороплюсь принять душ, надеясь, что прежде чем мы все сядем ужинать, я успею проследить за тем, что они делают. Но я не забываю сделать кое-что другое, прежде чем выключаю воду и выхожу с усмешкой на лице.

Одевшись и высушив волосы, я спускаюсь вниз и обнаруживаю, что все в сборе.

— Простите. Я пыталась сделать всё по-быстрому.

— Всё нормально, — отвечает папа. — Твоя мама сказала, что ты работаешь над новой постановкой?

Я бросаю взгляд на Кингстона, который смотрит на меня.

— Новая постановка? Звучит прекрасно, — в его глазах пляшут искорки от осознания того, что мой новый номер для него.

— Э-э, да, — я краснею и занимаю себя помощью маме, расставляя тарелки на стол.

— Я тоже кое над чем работал! — хвастается Сэмми. — И Кингстон мне помогал!

— Ох, как мило! Джон, разве это не замечательно? — спрашивает мама, и мы одновременно садимся за стол.

— Угу, — ворчит папа, наполняя свою тарелку. — Мальчики, будьте осторожны. Не увлекайтесь сильно.

Стол немного гремит, оповещая о том, что нога моей матери ударилась об ножку стола, а не об отца. Я скрываю свой смех, но одариваю обнадёживающей улыбкой Сэмми и благодарной Кингстона.

Остальная часть ужина проходит без проблем, в основном говорит мама, радуясь, что Себастьян позвонил ей сегодня. Я слушаю, давая определённые ответы то тут, то там, но мои нервы с каждой минутой становятся всё натянутее… потому что Кингстон не отрывает от меня взгляд.

Я просто надеюсь, что мой папа не замечает этого.

Сидя на кровати и делая домашнее задание, после того, как мы убрали со стола и помыли посуду, я слышу, как включается душ.

Проходит не больше минуты, как он кричит: «Не за что, Любовь моя» в ответ на моё сообщение: «Спасибо, что поменял шину», написанное на двери душевой.

~~~~~

Среда начинается с записки для меня — Счастливой Среды¹⁰ — и я начинаю смеяться. Кажется, наш иностранный посетитель набирается всё больше и больше американского сленга.

И этого сленга недостаточно, судя по моему первому сообщению — картинка верблюда без какого-либо текста.

Когда я смотрю на неё, глуповатая улыбка появляется на моём лице, и его слова звучат в моей голове: «Я восхищаюсь тобой».

Ага, он вроде тоже меня восхищает. Просто, без каких-либо заморочек, восхищает меня.

Кингстон: Это слово ещё означает заниматься сексом, да?

Я: Возможно, а что?

Кингстон: А то, что у верблюда нет ничего сексуального.

Я: Ржунемогу. И согласна. Ничего сексуального. Но «Hump Day» означает середина недели или же просто среда.

Кингстон: Ах, теперь это всё объясняет. Так что, там нет никакого сексуального подтекста?

Я: Нет, не всё крутится вокруг секса.

Кингстон: Ты можешь увидеть, как смутила меня?

Я: Ага, я заставила тебя окунуться в презумпцию невиновности из-за этого.

Так что же получается, до того как я объяснила ему значение этого слова, он думал, что все американцы «трахаются» каждую среду? Я качаю головой и смеюсь. Ох, Кингстон.

Следующее сообщение с фотографией приходит во время обеда. На этот раз, это намного больше того, к чему я привыкла, а именно — девушка. А больше всего поражает её поза для позирования перед ним! Без шуток — одну руку она положила на своё бедро, а вторую за голову, её сиськи настолько большие, что готовы вывалится через мой экран.

Я: Это ты её попросил так ПОЗИРОВАТЬ?

Кингстон: К сожалению, нет. И я не просил её говорить «сыр».

Я фотографирую сыр на своём бутерброде и отправляю ему.

Я: Сыыр. Она получает 2.

— Ты что только что сфоткала свой бутерброд? — спрашивает Саванна.

— Нет, только сыр, — отвечаю я со смешком, не отрываясь от своего телефона.

Она не унимается.

— Зачем?

Но моё внимание сосредоточено на следующем сообщении, пришедшем на мой телефон.

Кингстон: Я думал, будет 1.

Я: Да, лучше 1.

— Не важно, — я пожимаю плечами, косясь на Саванну с загадочной улыбкой.

Мой телефон снова вибрирует, и на этот раз Саванна выхватывает его из моих рук так быстро, что я не успеваю её остановить. Дерьмо!

— Э-э, Эхо? Почему Кингстон прислал тебе картинку кита?

Моя улыбка становится настолько широкой, что щёки начинают болеть. Потому что у них тоже есть горбы.

— Отдай мне его, — я забираю обратно свой телефон, удивляясь тому, насколько меня раздражает её привычка лезть туда, куда не следует. — Тебя не должно это беспокоить. Это личная шутка.

— Я такоооеее не получаю, — ноет она, на её лице отражается замешательство.

— Ты и не должна. Вот почему это называется личная шутка.

Вау, это получилось слишком грубо. Я кладу телефон, готовая извиниться, но слишком поздно.

— Господи! — она поднимает руки вверх. — Извини. Не знала, что картинка с китом настолько личная. Я ухожу.

Она встаёт и снова уходит прочь, как это было ранее во время нашего дружеского обеда.

— Саванна, погоди!

Я хочу извиниться, но она уходит без оглядки.

Вздыхаю и беру свой бутерброд. Я не хочу ссориться с Саванной или ранить её чувства, но, блин. Неужели я не могу иметь это — необъяснимое и весёлое — для себя?

Да. Да, могу. И даже могу пойти на бейсбол ради реального наслаждения. В конце концов, что хорошо для Эхо, хорошо и для Кингстона.

Я вскакиваю, ставя перед собой новую миссию, и даже не могу поверить, что подумала об этом. Незаметно проскальзывая сквозь толпу, я ищу идеальную цель. Люди слоняются по коридору, потому что сейчас обед, но из класса никого нет.

И вот теперь я точно знаю кого ищу — Крейга Фарристера.

Если девушка в состоянии игнорировать тот факт, что его эго настолько же большое, как и его список «завоеваний», и что он самый заядлый хулиган, то она обратит внимание на Крейга. Хоть он и полный придурок, но зато один из самых красивых парней во всей школе.

Теперь же он средство для достижения моей цели. Да начнётся игра.

Я не собираюсь подходить к нему, поэтому включаю камеру, увеличиваю изображение и кладу палец на кнопку, после чего кричу:

— Приветики, Крейг!

Он поворачивается в мою сторону — как по заказу — и одаривает меня дерзкой улыбочкой и развратным дерзким взглядом, в котором он очень хорош, как я и хотела.

Щелчок. Класс!

— Ну, привет, Эхо Келли, — произносит он тоном, который я предполагаю, он считает сексуальным и который должен подействовать на меня. — Наконец-таки ты удостоила меня вниманием.

Нет, нет.

Я резко кручу головой влево, затем вправо. Я полностью окружена своими болтающими друг с другом одноклассниками. Вот почему я не занимаюсь обманом — отсутствие опыта в планах побега.

Он нагло пялится на мою грудь.

— Ты выглядишь чертовски прекрасно сегодня, как, впрочем, и всегда.

— Эм, спасибо, — я начинаю пятиться назад, натыкаясь на что-то или кого-то. — Прости, я не хотела тебя беспокоить. Я, э-э… обозналась.

Как только последнее предложение срывается с языка, я разворачиваюсь и буквально бегу по коридору. «Обозналась? Ты назвала его по имени! Боже мой, Эхо!»

Ну ладно. Немного унижения — не такая уж и большая жертва для достижения конечной цели. Улыбаясь, я печатаю сообщение и прикрепляю снимок перед отправкой.

Я: Он кажется милым. Твоя очередь, включи метр-чтение, пожалуйста.

Мои глаза прикованы к телефону, и пока я жду ответа, маленькая танцовщица вырисовывает пируэты в моём животе.

Но это не текстовое сообщение. Я с визгом вздрагиваю, когда телефон начинает звонить в моей руке!

Я бегу в уборную, чтобы хоть как-то уединится, отвечая на полпути.

— Алло? — я сдавливаю смешок, изображая невинную скуку.

— Кто твой приятель? — рычит он мне в ухо, посылая дрожь по моим ногам.

— Я не спрашивала тебя об этом, я просто попросила дать ему оценку. Ну, так жду?

— Ты болтала с ним, да?

— Он разговаривал со мной, да, — это не ложь.

— Как по мне, так он какой-то сомнительный. Его глаза явно не выражали желания познакомиться с тобой в обычном смысле этого слова, Эхо. Мужчина знает, что означает такой взгляд другого мужчины. Он хотел натянуть тебя.

Ах, «натянуть», что другими словами означает «заняться сексом».

Звенит звонок, давая мне идеальный предлог, чтобы оставить Кингстона вариться в этом наедине.

— О, чёрт побери. Мне так жаль, Кингстон, я должна идти. Увидимся во второй половине дня.

— Эх…

— Пока! — кричу я, отключаясь.

Как только я занимаю своё место в классе, приходит сообщение. Это картинка дверной ручки, и он прав — Крейг и эта вещь идеально сопоставимы.

Ох, а это весело.

Кингстон: -5. Нет!

Я начинаю отвечать, но останавливаюсь. Хм, посмотрим, как долго мистер Хоторн сможет пожинать плоды своей же игры.

~~~~~

Видимо Саванна больше не злится на меня, потому что она тараторит о Крейге всю дорогу до колледжа. Как выяснилось, он разыскал мою лучшую подругу, чтобы разузнать обо мне после того, как я сумела улизнуть. Вот видите, этот брошенный вызов вышел мне боком.

Сегодня она не убегает и не оставляет меня одну, когда мы припарковываемся, вместо этого она берёт меня под руку и продолжает весь путь до класса болтать о том, как я должна вести себя с Крейгом. Я уже в двадцатый раз ей объясняю, что это произошло случайно, когда прохожу к своему рабочему месту.

Но я замираю на полпути.

В моём заднем ряду меня в одиночку ожидает Кингстон. Вся напряжённость исчезает, когда я встречаю его задумчивый взгляд, собственными ушами слыша, как бьётся моё сердце. Нет никакого способа успокоить свою нервозность, так что единственное, что я могу — это занять своё место, положив книги на стол рядом с ним.

— Что ты тут забыл? — спрашиваю я, шутя, насколько это возможно, и избегая прямого взгляда.

— Подготавливаюсь к занятию по исчислению, конечно же.

Его рот кривится, и в глазах пляшут искры, практически умоляя меня поиграть с ним вместе и рассказать ему всё, что он, очевидно, умирает от желания знать.

Но это наша личная игра, и я отказываюсь играть перед его свитой, которые прибегут сюда и будут сидеть сложа руки, как только выяснят, что это его новое место.

— Кингстон… — я с опаской оглядываюсь вокруг, ожидая, что в любую минуту появятся девушки. — Ты же обещал. Я не хочу…

— Доверься мне. Нас не побеспокоят.

Я закатываю глаза и искренне смеюсь.

— Ага, как же. Я удивлена, что они не лезут из кожи вон, чтобы сидеть здесь.

— Уверяю тебя, этого не произойдёт.

— Как ты сможешь убедить меня в этом?

— У меня есть свои методы, — отвечает он, подмигнув. — Теперь, пожалуйста, займи своё место. У нас есть дела и поважнее, которые мы должны обсудить.

Глава 15

Кингстон ёрзает на стуле, пыхтя, в то время как выражение его лица меняется от слишком хмурого до раздражительного, приобретая малиновый оттенок, и выглядит он при этом ну очень забавно. Его план «обсудить дела» со мной потерпел фиаско из-за нашего профессора, так как наш урок сегодня представляет собой семинар, состоящий из постоянных устных вопросов-ответов. Он ни разу не поворачивается спиной к классу, лишая тем самым Кингстона возможности поговорить со мной о «делах».

И когда нас отпускают, я мчусь к двери так же быстро, как девушки бросаются к Кингстону.

— Эхо, подожди! — кричит Саванна, догоняя меня у стоянки. — Подвези меня!

Я замедляю шаг, ожидая, пока она поравняется со мной. Я настолько привыкла, что она редко просит меня подвезти её домой, что иногда даже забываю о ней.

— Конечно. И поскольку ты всё равно едешь со мной, хочешь сходить со мной потренироваться?

— Мне, правда, очень этого хотелось бы, — отвечает она, когда мы подходим к моему грузовику,— но если я не позанимаюсь сегодня вечером, то не напишу тест по биологии завтра у мистера Маршала, а у меня там и так уже стоит D. Давай в следующий раз?

— Хорошо, — бормочу я, залезая в машину. — В следующий раз.

Не знаю, то ли она продолжает свою череду вранья, то ли расписание сыграло с ней злую шутку, но у меня завтра тоже урок у мистера Маршала, и... и завтра не будет теста.

Мне следует упрекнуть её в этом, но я решаю молча отвезти её домой. Зачем ей врать об этом? Она просто боится сказать, что не хочет больше тренироваться, или за этим скрывается нечто большее?

— Спасибо, что подбросила. Увидимся завтра.

Она вылезает, махнув через плечо, и спешит к своему дому.

Я продолжаю думать об этом всю дорогу домой, и к тому времени, как я приезжаю туда, меня не перестают терзать мрачные сомнения. Тот злобный комментарий мамы в сторону Саванны всё вертится у меня голове, и в какой-то момент, я хочу позвонить Себастьяну. Но что я скажу? У меня нет никаких доказательств, ничего, кроме моего плохого предчувствия. И я не могу расстраивать его из-за того, чего на самом деле нет.

Поэтому я решаю очистить голову самым лучшим способом, который мне известен. Я бегу к себе в комнату, быстро переодеваюсь и мчусь к своему дереву. Поднимаюсь на своих шёлковых лентах так высоко, пока все проблемы и заботы не растворяются, затем раскачиваюсь и делаю сальто, выгибая тело так, что весь мир для меня исчезает.

Через час или около того, я чувствую себя более расслабленной, поэтому решаю медленно спуститься и пойти домой.

Мама встречает меня, выходя из кухни.

— Вот и ты! Ты пропустила звонок от Себастьяна. Вот, попей, — она протягивает мне стакан холодной воды. — Работала над новым номером?

Я киваю с улыбкой, утоляя сухость в горле.

— Как он там?

— Ему, кажется, там нравится, хотя он и говорит, что скучает по нам. Я рада, что он получает этот опыт. Каждый человек заслуживает увидеть хоть и небольшой проблеск этого огромного мира.

— Да, — отвечаю, задавая себе вопрос, получу ли я когда-нибудь такую же возможность.

Поставив стакан, я решаю сменить тему и спрашиваю:

— Где папа?

Мама как-то подозрительно усмехается.

— В павильоне, ремонтирует проводку. Ох, а Сэмми и Кингстон помогают ему, — её рот дёргается. — Ну, это в случае, если это был твой следующий вопрос.

— Не был, — отвожу взгляд на противоположную стену, предпочитая солгать ей, а не в лицо моей матери. — Ну, это круто. Хорошо, я спущусь вниз сразу после того, как приму душ.

Я залезаю в душ, и так как ожидаю сообщения по утрам, когда поднимается пар, чуть ли не пропускаю записку на стеклянной двери.

«Сегодня вечером мы поговорим».

Не знаю, угроза это или простое утверждение факта, но в любом случае, дрожь предвкушения бежит по моему позвоночнику.

Это самый длинный ужин в моей жизни. Разве папа и Сэмми всегда так много разговаривают? И разве мама всегда готовит так много? Ещё никогда уборка на кухне не занимала так много времени.

Когда наконец-то всё сделано, я направляюсь в комнату, чтобы сделать домашнее задание, в то время как папа отправляется в гостиную и просит Кингстона присоединиться к нему, чтобы посмотреть по телевизору игру. Кингстон, конечно же, соглашается. Но он одаривает меня сдержанным взглядом, отражающим дикое нетерпение.

У меня начинает кружиться голова, и я поднимаюсь по лестнице на подгибающихся ногах.

~~~~~

Я просыпаюсь немного позднее от того, что меня кто-то трясёт за плечо.

Я даже не помню, когда успела заснуть, и мне требуется всего минута, чтобы прийти в себя и осознать, что Кингстон стоит возле моей кровати. Тихо зевая, моргаю несколько раз, просто чтобы убедится, что я на самом деле проснулась, и мне не привиделся его чарующий образ, одетый только в клетчатые пижамные штаны, низко висящие на бёдрах. Я щипаю себя под одеялом, убеждаясь в реальности происходящего. Он в моей комнате, в прекрасном отблеске лунного света, демонстрируя своё очень накачанное, утончённое тело.

Тепло разливается в каждой части моего тела ниже шеи, и я сглатываю ком в горле. Очевидно, всё это теряется где-то между здравым смыслом и застенчивостью, потому что мне каким-то образом удаётся прошептать:

— Присаживайся, — и я стремглав пододвигаюсь, освобождая для него место.

Даже в кромешной темноте я могу разглядеть отблеск удовлетворения в его глазах, и как быстро поднимается и опадает его грудь, когда он дышит. Глубокий рельеф его мышц чётко прослеживается там, где один мускул заканчивается, а другой начинается.

Никто из нас не начинает сразу говорить, боясь разорвать этот безопасный, тихий пузырь, окружающий нас. Здесь, в нашем собственном уединении при лунном свете, витает энергия — неоспоримая связь, — которая связывает нас вместе без прикосновений и каких-либо необходимых слов.

Я первая разрываю наш зрительный контакт, опуская глаза вниз, и смотрю на то, как мои пальцы нервно теребят одеяло.

А он первый нарушает молчание.

— Скажи мне, что ты не серьёзно прислала это фото, — его голос хриплый и напряжённый, как будто любой ответ, кроме того, что он хочет услышать, может сломать его. — Скажи мне, Эхо. Потому что он далеко не лучший для тебя вариант.

— Откуда ты знаешь? — шепчу я, в то время как бабочки в моём животе готовы вырваться наружу.

— Я провёл своё расследование. Он чертовски неуравновешенный, и это понятно с первого взгляда. Только через мой труп он когда-нибудь приблизится к тебе снова.

Его жёсткое возражение можно было бы понять, если бы он просто хотел взять на себя роль старшего брата, вместо Себастьяна, но я знаю, что это далеко не так. Я замкнутая, но точно не наивная.

Кингстон Хоторн ревнует. И у него очень привлекательное выражение лица, которым я эгоистично, безмерно наслаждаюсь, поэтому решаю поиграть ещё немного.

— Кингстон, — неодобрительно говорю я. — Ты не должен судить Крейга по тем слухам, которые тебе удалось откопать. Это несправедливо. Кроме того, я живу здесь всю свою жизнь и слышала их все раньше. Я большая девочка и вполне способна принимать собственные решения.

— Фигня, — рычит он. — Ты понятия не имеешь, что на самом деле нравится парням. А я разбираюсь в этом! — он хлопает себя по груди. — Я парень. Я не потерплю этого, Эхо. Ни в коем случае, чёрт побери, — он качает головой, его акцент усиливается от ярости.

— Почему нет? — спрашиваю я тихо, затаив дыхание в ожидании его ответа и наивно выпрашивая слова, которые так долго хотела услышать, но ничего для этого не делала. Я не уверена, что было бы хуже: знать мучительную истину его непреклонного неодобрения и не иметь возможности хоть как-то воспользоваться этим, или же вообще ничего не знать. Но я уверена, что предпочту.

Он смотрит мне прямо в глаза с острым осознанием. Затем медленно выражение его лица меняется, и он хмурит брови. Он не собирается произносить это… и что-то глубоко внутри меня начинает болеть.

Он протягивает руку и скользит костяшками пальцев по моей щеке.

— Ты великолепная, Эхо, редкое, безупречное сокровище. Не растрачивай такую особенность на всякого, кто не осознаёт твою ценность.

Я наклоняю голову навстречу прикосновению, и закрываю глаза, впитывая его тёплые слова. Я больше не хочу сопротивляться тому, что меня тянет к Кингстону. И, в любом случае, это бессмысленно, учитывая, что это гораздо мощнее из всего, что я когда-либо надеялась испытать.

— Кингстон… — тихо выдыхаю его имя и открываю глаза, осознавая свои следующие слова, готовые сорваться с моих губ. — Я…

Он резко встаёт, унося своё нежное прикосновение с собой.

— Пообещай мне, — говорит он, — держаться подальше от этого парня. В твоей школе есть парни и поприличнее. Продолжай искать.

Я могу только кивнуть в ответ, сдерживая слёзы отверженности.

Он тяжёло вздыхает, потом неуверенно улыбается.

— Хорошо. Сладких снов, Любовь моя.

Я смотрю, как танцует каждая мышца на его спине, когда он уходит и исчезает в ванной.

Внезапно, я начинаю злиться на себя. Я была такой дурой, считая, что между нами что-то есть, и что он борется с соблазном, подавляя чувства, также как и я.

Глупая, Эхо. Ты — обычная выпускница с нулевым опытом общения с противоположным полом. Он же — великолепный, жизнерадостный студент колледжа с сексуальным акцентом и возможностью поиметь любую девушку в этом городе.

Я взбиваю свою подушку и переворачиваюсь, но ничего не помогает. Я не могу комфортно устроиться — ни в своей постели, ни в собственной шкуре.

Жизнь была намного проще, до того, как появился Кингстон, но ещё больше меня раздражает то, что я рада, что он всё ещё здесь.

~~~~~

На следующее утро, в тот момент, как только открываю глаза, я уверена в одном — моё настроение прошло стадию злости.

И эта цитата, которую он оставил на зеркале? Ну, давайте просто скажем, что она разожгла огонь, который медленно тлел внутри меня всю ночь, возведя его на новый опасный уровень.

«Ни один человек не знает насколько он плох, пока по-настоящему не постарается быть хорошим».

Я мгновенно его вытираю, рыча про себя. К чёрту его «благородство» и многочисленные сообщения, которые ворвались в мою жизнь, и его чёртово обаяние, и всё остальное, с чем я не могу столкнуться лицом к лицу!

Он присылает мне несколько сообщений в течение дня, только на этот раз нет никаких фотографий девушек, просто совершенно случайные вещи, такие как птица, купающаяся в луже, дерево, листья которого граничит между летней зеленью и осеней желтизной, и даже один из его не зашнурованных ботинок. Но я не отвечаю не на одно из них.

И затем, в последнем, он присылает:

Кингстон: Ты злишься.

Я, наряду с сильной горечью и потерянностью, никогда не признаюсь ему в этом. Но я также не стану вести себя, как малолетняя школьница, которой, думаю, он меня считает.

Таким образом, чтобы доказать это, и потому что на этот раз он использовал слова, я отвечаю.

Я: Нет, не злюсь. С чего ты взял?

Не совсем ложь. Я не просто зла.

Кингстон: Потому что ты смотришь в телефон, хмуря своё красивое личико этой ужасной гримасой, которую боюсь, вызвал я.

Я резко поднимаю голову и начинаю лихорадочно осматриваться, пока не останавливаюсь на нём, наблюдающим за мной через стеклянное окно в двери классной комнаты.

«Что ты тут делаешь?» — шепчу одними губами.

«Жду тебя», — шепчет он в ответ, неотразимо ухмыляясь и подмигивая.

Это наносит двойной удар по всему, что я не могу иметь. Но он здесь, потому что знает, что я расстроена. Кто сможет злиться после этого?

Не я.

Только мне придётся дожидаться, когда вся эта толпа рассеется, прежде чем я смогу подойти ближе, чтобы поговорить с ним после урока.

На нём надеты армейские ботинки, тёмные джинсы и серая рубашка, помятая от всех грубых прикосновений. Его почти чёрные волосы торчат в разные стороны… и эти дымчатые глаза по-прежнему прикованы ко мне.

— Ты проводишь в старшей школе больше времени, чем половина парней, обучающихся здесь, — говорю я, смеясь, когда подхожу к нему.

— Мне не нравится быть проигнорированным, — отвечает он.

— Думаю, что к тебе это явно не относится. Привлечение внимания — твой фетиш, — дразню я, теперь уже подходя к своему шкафчику, чтобы положить вещи.

Он следует за мной и опирается плечом на соседний шкафчик, скрещивая руки на груди.

— Ревнуешь?

— Не больше, чем ты к Крейгу.

Чёрт, не могу поверить, что только что сказала это! На самом деле, не думаю, что он ревновал, я провела весь день, сгорая от стыда, потому что его очень наставнические советы и внезапный уход прошлой ночью совершенно ясно дали понять это. И всё же, я облажалась.

Неудивительно, что он водит меня за нос. Даже я не могу в себе разобраться.

— Туше, — посмеивается он, беря меня за руку.

Я снова сбита с толку, потому что его ответ означает, что он не ревнует. Но действия говорят громче, чем слова, и, принимая во внимание диалектный барьер, он, вероятнее всего, просто использует один по ошибке.

— Мы сейчас собираемся поссориться? — спрашивает он.

Я закатываю глаза и закрываю шкафчик свободной рукой.

— Мы никогда не ссорились. У меня был небольшой надлом в чувствительности, но я взяла над ним верх, так что давай двигаться дальше.

— Как и у меня, — он целует внутреннюю сторону моего запястья. — Поэтому, скажем так, что просто забыли об этом. Что ты планируешь прямо сейчас?

— Мне нужно забрать кое-какие вещи для выступления, которое будет проходить на следующей неделе.

— Например? — спрашивает он.

Я объясняю ему, пока мы идём к моему грузовику, его же припаркован прямо возле моего.

— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?

Я пожимаю плечами.

— Если ты так хочешь, то пожалуйста. Поедешь со мной, или на своём?

— Я поеду на своём. Тогда, возможно, мы…

— Кингстон! — визг эхом проносится по всей стоянке, и у меня нет сомнений, что где-то треснуло стекло от такого неестественного крика.

Кортни, блондинка-чирлидерша из моего класса, налетает на него и сразу берёт его под руку, прижимаясь к груди.

— Что ты тут делаешь?

Я бы дала ей два, но он может неправильно меня понять и подумать, что я говорю «мир», поэтому щедро поднимаю вверх три пальца.

— Мне нужно ехать, — говорю, после чего залезаю в свой грузовик, не волнуясь о том, последует ли он за мной.

Но когда я останавливаюсь на первом светофоре и смотрю в зеркало заднего вида, он стоит прямо позади меня, сопровождаемый своей самодовольной улыбочкой.

Глава 16

В пятницу Саванна не едет домой со мной и, не теряя времени, раскрывает свои дальнейшие планы на день.

— Сегодня вечером будет вечеринка, и я правда хочу, чтобы ты пошла со мной, Эхо. Я не могу пойти одна, и…

— Хорошо, — говорю я, спасая её от убедительной болтовни.

— Но ты ведь даже не дослушала и сказала хорошо?

Я смеюсь, когда её заранее подготовленный аргумент блёкнет и неверие отражается в выражении лица.

— Да, я пойду с тобой, — сегодня у меня отличное настроение. Кингстон и я прекрасно провели вчера время за покупками, его сегодняшние сообщения были лёгкими и смешными, и я на отлично сдала тест по математике. Почему бы и не попробовать сходить хоть раз на вечеринку?

— Ты серьёзно? Ты на самом деле, вот так просто, согласилась пойти со мной на вечеринку?

— Да, — я смотрю на неё, улыбаясь. — Почему ты всё это повторяешь?

Она берёт меня за руки.

— Только ради того, чтобы убедится, что ты поняла вопрос. Такое чувство, словно ты упускаешь какие-то важные детали, или я в Сумеречной Зоне прямо сейчас.

— Я всё прекрасно обдумала, — отвечаю, смеясь. — Я пойду и буду сегодня за рулём. Через сколько мне тебя забрать?

— Восемь? — по её выражению лица становится ясно, что она до сих пор не верит мне, но в голове, насколько мне известно, она уже составляет план Б, на тот случай, если я не смогу её подвезти.

— Саванна, я приеду, — уверяю, когда подъезжаю к её дому. — Обещаю.

— Хорооошо, — растягивает она, вылезая из моего грузовика. — Что ты собираешься сказать своим родителям?

— Правду: что проведу время с тобой. Но, — продолжаю я и указываю на неё пальцем, не оставляя места для аргументов своим тоном, — Себастьян не мой родитель. Поэтому если он спросит, не говори ему, что я собираюсь пойти с тобой.

— Да, конечно, не беспокойся об этом, — она избегает моего взгляда, а затем бежит к своей двери. — Увидимся в восемь!

Когда я возвращаюсь домой, грузовика Кингстона поблизости нигде нет, и только мама с Сэмми сидят на диване. Идеально. Я могу покончить с этим прямо сейчас.

— Хей, мам! — зову я её через плечо, делая вид, что ищу на кухне, чем бы перекусить. — Ничего, если я пойду сегодня потусуюсь с Саванной? Мы в последнее время мало времени проводим вместе.

— Конечно, милая. Что вы планируете?

— Ты же знаешь Саванну — никогда не говорит, что планирует на вечер, — смеюсь я, одолеваемая чувством вины.

Я не вру… но в последние дни я всё больше и больше упускаю правду.

— Хорошо, просто не наделайте глупостей, девушки. Ты останешься на ночь у неё?

— Эм … ещё не уверена. Сомневаюсь в этом. Но я тебе обязательно перезвоню, если передумаю.

Это было легче, чем ожидалось, и когда я поднимаюсь по лестнице в свою комнату, чувствую себя намного взрослее, чем когда-либо. Я собираюсь этим пятничным вечером пойти… на вечеринку. Я даже не знаю, что и думать, но ощущаю трепет от волнения. Наконец-то я познаю лучшие годы своей жизни, о которых мне всё время рассказывает мама.