Семейные ценности

Даже спустя двадцать лет это совершенно простое движение действует абсолютно крышесносно. Даже спустя двадцать лет Уэнсдэй всё также безупречна. Всё также невыносимо красива и притягательна — живое воплощение порочной страсти под ледяной оболочкой равнодушия.

Торп рвано выдыхает, и его рука рефлекторно ложится на её бедро, медленно скользит снизу вверх, ощущая сквозь лёгкую ткань неестественный холод её кожи.

Короткий взгляд, глаза в глаза — угольно-чёрный обсидиан против насыщенного зелёного бархата — и прохладный воздух в гостиной ощутимо раскаляется.

Уэнсдэй делает ещё один глоток, и ещё одна рубиновая капля срывается с края бокала чуть пониже изящной ключицы. Аккурат в то место, где едва заметно белеет маленький шрам от стрелы, выпущенной им самим двадцать лет назад и обращённой пилигримом вспять — а потом капелька медленно скатывается вниз, скрываясь в декольте шифонового платья.

Ксавье машинально сглатывает, внезапно ощутив сухость во рту. А ещё — бешеное желание припасть губами к мертвецки белой коже, слизнуть языком чертову каплю… Чтобы потом двинуться ещё ниже, заставляя Уэнсдэй извиваться от нетерпения.

Заметив его потемневший от возбуждения взгляд, Аддамс наклоняется и ставит бокал прямо на пол. А затем быстро оглядывается по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей, и усаживается к нему на колени.

Даже не пытаясь совладать с бешено стучащим сердцем, Ксавье резко подаётся вперёд, но её указательный палец с длинным острым ногтем предостерегающе ложится на его губы.

— Не так быстро, — выдыхает она на уровне едва различимого шепота.

В ровных интонациях отчётливо угадываются нотки приказа, отчего его мгновенно бросает в жар. И Торп принимает правила игры — покорно позволяет ей наслаждаться собственной властью, от которой Аддамс неизменно приходит в экстаз. Его взгляд медленно скользит по её обманчиво-хрупкой фигуре, по острым контурам ключиц, по ложбинке между грудей, по тонкой талии, стянутой широким поясом чёрного платья — и взбудораженная фантазия мгновенно подсовывает весьма занимательную идею.

— Прогуляемся наверх? — предлагает Ксавье. От нахлынувшего желания голос звучит немного хрипло.

Она отвечает не сразу. Несколько секунд молча сверлит его тяжёлым взглядом — гипнотизирующим, порабощающим волю… Заставляющим ощутить напряжение во всём теле, и особенно — в брюках, мгновенно ставших чертовски тесными. Не в силах сдерживаться больше ни секунды, Торп нарушает приказ и крепко стискивает её талию широкими ладонями. Острые ногти мстительно сильно впиваются его в плечи, причиняя резкую боль даже сквозь ткань рубашки.

В последние пару лет Аддамс окончательно забросила виолончель и сменила форму ногтей — теперь хрупкие пальчики увенчаны самыми настоящими когтями в несколько сантиметров длиной. Теперь царапины на его спине практически никогда не успевают зажить.

Но Ксавье солгал бы, если бы сказал, что ему это не нравится.

За долгие годы совместной жизни её маниакальная страсть к садизму невольно передалась и ему. А может, это было всегда — существовало где-то в самых тёмных глубинах души, которые Уэнсдэй безжалостно вытащила наружу. Да, вероятно, это правда. Будь он нормальным, не смог бы просуществовать и года в её крайне враждебной атмосфере.

— Пойдём наверх, — наконец кивает Аддамс и поднимается с его колен.

Она первой проходит к широкой лестнице, застеленной мягким чёрным ковролином, подозрительно напоминающим обивку гроба. Ксавье движется следом, словно прикованный к ней невидимой несокрушимой цепью.

Проклятое тонкое платье струится при каждом её шаге, демонстрируя каждый соблазнительный изгиб точёной фигуры — и у него невольно перехватывает дыхание от этого пленительного зрелища. Протянув руку вперёд, он проводит пальцами по её спине, очерчивая контуры выступающих позвонков. Уэнсдэй едва заметно вздрагивает, сильнее сжимает перила и замедляет шаг.

А когда они добираются до верхней ступеньки, Аддамс и вовсе останавливается. А потом слегка подаётся назад, прижимаясь к нему спиной. Его самообладание окончательно рассыпается на осколки — Ксавье резко наматывает на кулак обе длинные косы и тянет назад, принуждая её запрокинуть голову. Свободная рука ложится на талию, затем скользит выше, собственнически сжимая грудь.

Торп чувствует, как совершенное тело в его объятиях напрягается, словно натянутая гитарная струна — и это ощущение напрочь отшибает последние мозги.

— Лучше не дразни меня, или я трахну тебя прямо здесь, — шипит он и наклоняется ниже, впиваясь зубами в шею.

На мертвецки бледной коже тут же расцветает красноватая отметина. Крошечный знак обладания. Тяжёлый аромат парфюма дурманит разум, уничтожая прочие мысли, за исключением главной — сокрушительного желания пошире раздвинуть стройные ноги и войти в неё одним движением сразу на всю длину. Чтобы ледяная маска равнодушия слетела с её безупречно красивого личика, уступив место исступленному наслаждению.

Уэнсдэй хранит непроницаемое молчание, но вишневые губы слегка приоткрываются в предвкушении, и у неё вырывается судорожный вздох. Это становится последней каплей.

Напряжение в паху достигает апогея, а сердце отчаянно бьётся в клетке из ребер, разгоняя по артериям адреналин.

Почти рыча от едва сдерживаемого возбуждения, Ксавье грубо хватает её за локоть и почти силой вталкивает в комнату прямо напротив лестницы — это вовсе не их спальня, а одна из многочисленных гостевых.

Но ему совершенно наплевать.

Едва успев щёлкнуть замком, он резко оборачивается и вжимает Уэнсдэй в стену. Она обвивает руками его шею и приподнимается на носочки. Их губы наконец встречаются в глубоком жестком поцелуе, языки переплетаются. Фейерверк ощущений накрывает с головой — прохладный шелк её кожи на контрасте с обжигающим жаром мягких губ, движущихся навстречу его собственным.

Самый опасный и самый прекрасный наркотик, вызвавший пожизненную зависимость ещё двадцать лет назад.

Одна рука Торпа взлетает вверх и ложится на её горло, частично перекрывая доступ кислорода, а вторая запутывается в полах длинного платья.

Аддамс переступает с ноги на ногу, сбрасывая туфли на высоких массивных каблуках — разница в росте мгновенно увеличивается. Приходится на время оставить попытки проникнуть под чертово платье и подхватить её за талию. Уэнсдэй крепче цепляется за шею Ксавье, обвивая его бедра своими. Он ещё сильнее вжимает хрупкое тело в стену, заставляя её ощутить твёрдость напряжённого члена даже через несколько слоев ткани. Губы перемещаются ниже, оставляя влажную дорожку от мочки уха до неистово пульсирующей сонной артерии.

Аромат её кожи действует совершенно одуряюще. Уже не контролируя себя, Торп яростно прикусывает её шею, и у Аддамс вырывается первый приглушенный стон.

— Ну же. Не медли, — шепчет она едва слышно. Дыхание неизбежно сбивается от нехватки кислорода и остроты ощущений.

Терпение никогда не было её сильной стороной.

Но сегодня Ксавье намерен хорошенько её помучить. Разжав стальную хватку на горле, он подхватывает Уэнсдэй под бедра и, шагнув в сторону кровати, плавно опускает её на мягкую постель. Не позволяя ей перехватить инициативу, нависает сверху, уперевшись одной рукой в светлое покрывало.

И на несколько секунд замирает, обводя потемневшим взглядом лихорадочно блестящие угольные глаза, маняще приоткрытые губы, чуть припухшие от грубых поцелуев, тяжело вздымающуюся грудь… Безупречно совершенная. Красивая до одури. И главное — только его, целиком и полностью.

На Аддамс по-прежнему чрезмерно много одежды, и это совершенно невыносимо — Торп невесомо проводит свободной рукой вдоль идеального тела и останавливается на широком поясе платья. Пока его дрожащие пальцы возятся с тугим узлом, губы и зубы вновь прижимаются к шее жестоким укусом. На алебастровой коже мгновенно расцветают лилово-красные созвездия мелких синяков. Уэнсдэй уже не сдерживается — стонет в голос, пока тоненькие пальчики проворно расстегивают пряжку его ремня и проникают под пояс брюк.

От ощущения её ледяной ладони на требовательно пульсирующем члене у Ксавье разом вышибает из лёгких весь воздух.

Самодовольно усмехаясь самыми уголками губ, Уэнсдэй скользит рукой вверх и вниз, слегка задерживаясь на чувствительной головке.

Титаническим усилием воли он заставляет себя перехватить её запястье и дернуть назад, вытаскивая из брюк — иначе весь план сиюминутно полетит ко всем чертям.

Аддамс вопросительно изгибает смоляную бровь, но покорно принимает правила игры.

Похоже, она немало заинтригована.

Спустя бесконечно долгие десять секунд Ксавье удаётся справиться с поясом платья — податливый чёрный шифон разъезжается в разные стороны, открывая полный доступ к её идеальному телу. Он давно знает наизусть каждый изгиб, каждую родинку и каждый шрамик, но пленительное зрелище до сих пор сводит с ума. Задыхаясь от сокрушительного желания, Торп быстро стягивает с неё платье и отбрасывает на кровать. Уэнсдэй ловко расстёгивает верхние пуговицы на его рубашке, но на нижние у неё явно не хватает терпения — и она с поразительной для своей комплекции силой дёргает полы рубашки на себя. Ткань жалобно трещит, несколько пуговиц летит на пол, но им обоим совершенно наплевать на такие несущественные мелочи.

Бушующий водоворот возбуждения захлестывает окончательно и бесповоротно.

И Ксавье решает действовать без промедления.

Он больше не в силах ждать.

Правая рука решительно перехватывает хрустально-хрупкие запястья, закидывая их наверх, к резным прутьям изголовья. Уэнсдэй недовольно шипит и ёрзает под ним, пытаясь освободиться из железной хватки, но ничего не выходит — она находится в максимально невыгодной позиции.

Впрочем, Торп уже давным давно не питает иллюзией в отношении её обманчивой хрупкости. Он прекрасно знает, что Аддамс вполне по силам вырубить его одним ударом — и раз она до сих пор этого не сделала, значит, ей действительно нравится чувствовать его власть над собой.

Нащупав лежащий рядом пояс от её платья, Ксавье безжалостно крепко стягивает запястья Уэнсдэй и привязывает импровизированные оковы к одному из прутьев кровати. Она запрокидывает голову и чуть прикусывает губу, внимательно разглядывая, как его пальцы ловко сооружают довольно сложный узел.

— Булинь? — в её ровных интонациях явственно угадывается одобрение.

— Двойной, — подтверждает Ксавье, чертовски довольный собой.

В первое лето после окончания Невермора Уэнсдэй потащила его на рыбалку в компании дяди Фестера. Правда, вместо удочек они прихватили с собой несколько десятков гранат.

К сожалению, насладиться зрелищем подводных взрывов Торпу не удалось — помешала внезапно разыгравшаяся морская болезнь. И пока Аддамс раздражённо фыркала и закатывала глаза, её дядя решительно заявил, что от головокружения и тошноты отлично помогает концентрация внимания на каком-нибудь другом занятии. И показал несколько сложных узлов, велев отточить навык до идеала.

Нельзя сказать, что это помогло.

Но новое умение пригодилось.

Правда не совсем так, как задумывал Фестер.

Наверняка он бы не обрадовался, узнай, что Ксавье использует эти узлы вовсе не в морском деле — а чтобы периодически привязывать к кровати его обожаемую протеже с косичками.

— Твоё отвратительно самодовольное лицо вовсе не способствуют возбуждению, знаешь ли, — недовольно язвит Аддамс, но румянец на обычно бледных щеках и сбитое дыхание напрямую говорят об обратном.

— Это мы ещё посмотрим.

Торп ненадолго отстраняется, торопливо стягивая безнадёжно испорченную рубашку. С лихорадочной поспешностью сбрасывает ботинки и избавляется от брюк вместе с боксерами. Уэнсдэй пристально наблюдает за его действиями немигающим взглядом исподлобья и машинально дёргает руками несколько раз — но хитроумный узел держит крепко. Практически непосильная задача даже для неё — определённо есть, чем гордиться.

Он вновь склоняется над ней, дразняще невесомо проводя самыми кончиками пальцев по разгоряченному телу.

Идеальная грудь, скрытая тонким бельём — изумительный контраст белоснежной кожи и чёрного кружева.

Подтянутый живот с едва заметными линиями пресса и тонким белым шрамом внизу, оставшимся после операции пятилетней давности.

Призывно раздвинутые стройные ноги, чуть подрагивающие от сильного возбуждения.

— Ты долго будешь пялиться или всё-таки трахнешь меня? — Аддамс тщетно пытается придать свои интонациями необходимую степень язвительности, но из-за учащённого дыхания это звучит почти как просьба.

— Не так быстро, — усмехается Торп, нарочно повторяя её фразу, брошенную в гостиной.

Но терпеть слишком долго он абсолютно не в состоянии. Напряжённый член давно стоит колом, требуя долгожданной разрядки. По нервным окончаниям бежит электричество, кровь вскипает в артериях. Когда Ксавье снова склоняется над ней, Уэнсдэй быстро подаётся вперёд, насколько позволяют крепко привязанные запястья. Но он лишь оставляет лёгкий поцелуй в уголке приоткрытых вишневых губ и сиюминутно отстраняется. У неё вырывается возмущённый вздох, смоляные брови трогательно изгибаются домиком.

Раздражённо закатив глаза, Аддамс рефлекторно дёргает руками, и пояс впивается в нежную кожу, оставляя красноватые полосы. Наблюдать за её бесплодными попытками освободиться довольно забавно — и он мстительно улыбается, немного отодвигаясь назад, чтобы предотвратить соприкосновение.

— Я убью тебя, Торп, — шипит она почище разъярённой гадюки.

— Ты обещаешь сделать это уже лет двадцать, — отзывается Ксавье с ироничной безмятежностью. — Но ни разу даже не попыталась. Или это такой очень долгоиграющий план?

— Заткнись, — её бессильная ярость невероятно умиляет.

Уэнсдэй выглядит донельзя разозлённой — бездонные глаза чернильного цвета едва не мечут молнии, крылья тонкого носа возмущённо трепещут. Но когда он нависает над ней и припадает губами к груди, прикусывая сосок сквозь лёгкое кружево, Аддамс содрогается всем телом и выгибается навстречу.

Она явно распалена до предела.

— Лежи смирно, — Ксавье мягко, но решительно надавливает на талию, принуждая её откинуться на светлое мягкое покрывало.

Нежные, почти невесомые поцелуи опускаются ниже, язык плавно скользит по пылающей бархатной коже. Уэнсдэй нетерпеливо извивается и стонет в голос, окончательно теряя контроль над собственным разумом и телом.

Желание взять её как можно скорее и как можно жестче опьяняет сильнее самого крепкого алкоголя, но пока Торпу удаётся сдерживаться.

Руки ложатся на её бедра, дразняще медленно стягивая нижнее белье — бюстгальтер он решает оставить на ней, слишком уж красиво — а губы перемещаются на самый низ живота, замирая в нескольких сантиметрах от клитора. Не торопясь приступать к более активным действиям, Ксавье поднимает взгляд, наслаждаясь упоительным зрелищем. Идеальная грудь с напряжёнными сосками часто вздымается, крепко связанные руки сжаты в кулачки, а на нижней губе виднеется крохотная алая капелька — очевидно, Уэнсдэй прикусила губу до крови.

Вдоволь насладившись открывшимся видом, он наконец склоняется ниже, опуская лицо между разведённых бедер.

— Ты чертовски мокрая… — шепчет Торп, опаляя горячим дыханием истекающие влагой складочки.

С очередным протяжным стоном Аддамс закидывает ногу ему на плечо, пытаясь притянуть ближе. Ксавье хочется подразнить её немного дольше, но тонкий мускусный аромат её возбуждения мгновенно уничтожает остатки самоконтроля — и он резко подаётся вперёд, припадая губами к клитору. Язык умело рисует круги, заставляя Уэнсдэй содрогаться от каждого прикосновения, затем опускается ниже и погружается в обжигающую влажность. Кажется, она пытается глушить стоны, но без особого успеха — с искусанных губ то и дело срываются громкие вскрики. Остаётся надеяться, что в поместье хорошая шумоизоляция.

Ксавье возвращает язык на клитор и резко вводит в неё два пальца — мышцы внутри мгновенно сжимают их плотным кольцом.

Требуется всего несколько глубоких сильных движений. Уже очень скоро пульсация вокруг его пальцев многократно усиливается, а у Уэнсдэй вырывается особенно громкий стон.

Больше ждать невыносимо.

Он поспешно отстраняется, ещё шире разводит стройные ноги и направляет член внутрь.

Она настолько горячая и влажная, что Ксавье едва не теряет рассудок от невероятно ярких ощущений — и едва сдерживается, чтобы не начать быстро вколачиваться в податливое тело. Приходится сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Совершив над собой колоссальное усилие, он медленно входит до упора и также медленно движется назад, упиваясь обволакивающей теснотой.

— Быстрее, черт возьми… — почти умоляюще бормочет Аддамс в блаженном полубреду, подаваясь бедрами навстречу каждому толчку.

— Нет. Вот так.

Торп сохраняет устойчивый размеренный темп, погружаясь максимально глубоко — перед глазами вспыхивают цветные пятна, все нервные окончания объяты огнём, пульс взлетает до критических значений.

Вишневые губы Уэнсдэй распахиваются в беззвучном крике, она инстинктивно выгибает спину в стремлении усилить тактильный контакт.

Его пальцы до синяков впиваются в её бедра.

Сдувая с лица взмокшие и растрёпанные каштановые пряди, Ксавье закидывает стройные ноги себе на плечи и наклоняется ниже, упираясь в мягкую постель руками — от напряжения на них выступают вены.

Угол проникновения меняется, становясь ещё глубже, и Торп немного набирает скорость. Острота ощущений нарастает с каждым глубоким толчком, стоны Уэнсдэй становятся сбивчиво-рваными — и эти невозможно сладкие звуки медленно, но верно подталкивают его за грань удовольствия.

Нет. Не так быстро.

Ксавье замирает на пару секунд и тянется к изголовью кровати. Пальцы отказываются подчиняется, и развязать проклятый узел никак не удаётся. Но Аддамс неожиданно распахивает глаза — совершенно затуманившиеся, подёрнутые пеленой возбуждения — и разжимает кулачки. Пояс мгновенно расслабляется и соскальзывает на подушку.

Она машинально потирает покрасневшие запястья и перемещает руки ему на шею, взирая на Ксавье с мстительным триумфом.

— И давно ты освободилась? — нельзя сказать, что он слишком удивлён. За долгие годы жизни с Аддамс он твёрдо усвоил, что для неё не существует невыполнимых задач.

— Сразу, как ты начал раздеваться, — заостренные стилеты ногтей издевательски-медленно скользят по его спине, до крови раздирая кожу.

Это чертовски больно.

И это чертовски заводит.

Заставляет буквально сходить с ума и хотеть её до потемнения в глазах.

Усмехнувшись собственным мыслям, Ксавье осторожно выходит и немного отодвигается назад — Уэнсдэй подозрительно прищуривается, силясь разгадать его дальнейшие намерения.

Но он не позволяет ей подумать. Резко переворачивает Аддамс на живот и сразу предотвращает попытки сопротивления, наматывая на кулак изрядно растрепавшиеся косы. Свободной рукой обхватывает её за талию, принуждая встать на колени, и уверенно отводит бедра назад. Она шипит от возмущения, длинные ногти впиваются в постель, сминая светлое покрывало — Уэнсдэй чертовски ненавидит уступать даже в постели.

Но он не намерен спрашивать разрешения.

Ведь Торп прекрасно знает, что где-то в глубине души ей нравится ему подчиняться.

Он сильнее натягивает косы цвета воронова крыла, заставляя её запрокинуть голову с судорожным вздохом — и когда Ксавье вновь врывается в разгоряченное тело, Уэнсдэй мгновенно подстраивается под быстрый грубый ритм. Он больше не настроен медлить, с каждым движением набирая скорость.

Воздух раскаляется до предела, становится чертовски жарко, с каждым толчком раздаётся характерный звук — она настолько мокрая, что влага стекает по дрожащим бедрам на смятое покрывало.

Мыслей в голове совсем не остаётся.

Они стонут в унисон, с жадностью подаваясь навстречу друг другу, отчаянно стремясь быть ещё ближе, хотя ближе уже некуда.

Пальцы Ксавье скользят по её напряженному животу, затем опускаются между бедер, нащупывая клитор. Всего несколько круговых движений — и Уэнсдэй уже не пытается сдерживать короткие крики, слетающие с губ. Пульсирующие мышцы сильнее сжимают член, неумолимо приближая долгожданную разрядку.

Торп машинально прикрывает глаза, сделав особенно глубокий сильный толчок — и волна сумасшедшего удовольствия накрывает их обоих практически одновременно.

Тело словно рассыпается на атомы, а в голове стоит приятный туман.

Чуть позже, когда сбившееся дыхание понемногу приходит в норму, а неистовый сердечный ритм замедляется, Ксавье наконец решает задать вопрос, крепко засевший в голове ещё несколько месяцев назад.

— Уэнс… — Торп ласково проводит пальцами по её выступающим позвонкам, пока голова Аддамс покоится у него на плече. Десять минут нежности, которые она позволяет исключительно после секса. — Ты никогда не думала о втором ребёнке?

— Тебе от оргазма мозги отшибло? — жгучая вспышка страсти осталась позади, и к ней понемногу возвращается привычная резкость.

— Не отвечай вопросом на вопрос, — он уже давным давно обладает стойким иммунитетом к любым ядовитым выпадам.

Уэнсдэй молчит несколько секунд.

Ксавье внимательно наблюдает за ней краем глаза. И вдруг замечает, что она моргает — один раз, а затем и второй.

Сомневается?

Определённо.

— Ну и? Да, нет, возможно?

— Иди к черту, Торп.

И она моргает в третий раз.

Он улыбается самыми уголками губ, ощущая, как в сердце медленно расцветает надежда.

Терпение всегда было его сильной стороной — а потому Ксавье не понаслышке знает, что всё рано или поздно приходит к тому, кто умеет ждать.

Комментарий к Часть 16

Ну что же. Вот и финал.

Основная сюжетная линия подошла к концу, поэтому теперь тут стоит статус «Завершено».

Но работа будет пополняться по мере вдохновения и появления новых идей, так что не торопитесь отписываться 😅

А больше новостей всегда можно узнать в моем телеграмм канале: https://t.me/efemeriaaa

У нас уютно, забегайте на огонек 🖤

Всех люблю, всех обнимаю 🖤

========== Часть 17 ==========

Комментарий к Часть 17

Саундтреки:

Imagine Dragons — Natural

Weird Wolves — Overdrive

Приятного чтения!

Age: 18

— Так, проверяем всё по списку. Картофель, соус барбекю, куриные ножки… — длинные пальцы Торпа поочередно касаются каждого озвученного продукта на дне тележки. Он раздражающе бурчит себе под нос, уже во второй раз сверяясь с заметкой на телефоне.

Уэнсдэй нетерпеливо переминается с ноги на ногу, поминутно закатывая глаза — они проторчали в проклятом супермаркете не меньше часа, и конец мучительной эпопеи пока не предвидится. За сегодняшнее утро она примерно шесть раз успела пожалеть, что согласилась на сомнительную авантюру провести выходные в загородном доме Торпов, расположенном в пятидесяти километрах от Ниагара-Фолс. Поначалу она сопротивлялась, но Ксавье применил запрещённый приём — сказал, что тихое уединённое место вдали от цивилизации поможет получить необходимую порцию вдохновения для второй части романа.

И Аддамс уступила. К сожалению.

Вот только пятичасовая дорога к пункту назначения обещала стать самой настоящей пыткой, куда более мучительной, нежели электрический стул. Страдания начались с самого утра — стоило небу на востоке окраситься в розовый, чертов Торп самым кощунственным образом прервал её сон, резко распахнув шторы из чёрного бархата. Даже излюбленная убойная доза эспрессо не смогла исправить на редкость гадостное настроение.

Пожалуй, не стоило позволять ему оставаться на ночь в её квартире — это было кошмарной стратегической ошибкой.

А через час после безбожно раннего подъема Уэнсдэй устроилась на переднем пассажирском сиденье его новенького Шевроле и нацепила тёмные очки, намереваясь проспать минимум половину пути — но этим планам тоже не суждено было осуществиться.

Уже спустя минут сорок они притормозили возле супермаркета, и невыносимо бодрый Торп потащил её покупать всё необходимое для уикенда.

И вот теперь она здесь.

Стоит возле дурацкой тележки, доверху заполненной самыми разнообразными продуктами — еды здесь хватит, что прокормить все голодающие страны третьего мира.

Аддамс искренне не понимает, на кой черт им понадобился столь обширный стратегический запас. Такое ощущение, что в ближайшее время произойдёт Апокалипсис, и Ксавье решил вдоволь запастись консервированным тунцом, куриными ножками и батончиками Твинки.

— Вроде ничего не забыли, да? — он убирает телефон в задний карман свободных светлых джинсов и сосредоточенно сводит брови на переносице.

Уэнсдэй не считает нужным отвечать.

Они уже успели разок поцапаться — когда она принесла тридцатипроцентные сливки вместо нужных десятипроцентных. Торп ответил неодобрительным взглядом, она — ядовитым сарказмом, и очередная ссора вспыхнула как лесной пожар из-за крохотной спички.

Впрочем, подобные перепалки давно вошли в привычку. За почти два года отношений количество дней, когда они не ссорились, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

В последний раз окинув продуктовую корзину внимательным взглядом — oh merda, лучше бы он проявлял подобную внимательность во время генеральной уборки, чтобы потом не разыскивать в кошмарном окружающем бедламе какой-нибудь особенно нужный набор кистей — Ксавье подкатывает тележку к кассе.

Аддамс без особого энтузиазма плетётся следом, но не утруждает себя необходимостью помогать ему выложить покупки на движущуюся чёрную ленту. По её мнению, добрую половину стоило бы вернуть на полки супермаркета за ненадобностью. Но если она откроет рот, им не выйти отсюда в ближайший час — а подобная перспектива вызывает настойчивое желание пустить себе пулю в висок. Или ему.

Поэтому Уэнсдэй из последних сил сдерживается, чтобы не отпустить какую-нибудь особенно саркастичную колкость.

Oh merda, и как она до этого докатилась?

Недаром говорят, что страсть приводит к уступкам, а уступки — к подчинению.

Какой ужасающий кошмар.

— Ну хватит дуться. Не будь такой колючкой, — Ксавье беззлобно усмехается, ловко подхватывая три гигантских пакета и направляясь к выходу из земного филиала Ада.

— Заткнись, пока я тебя не придушила, — она поправляет тёмные очки, надёжно скрывающие недовольство во взгляде.

— Я не против, но только если это будет во время секса, — его пошловатый комментарий неумолимо приближает момент убийства с особой жестокостью.

— Пошёл к черту, Торп, — Уэнсдэй намеренно выделяет последнее слово особенно ядовитой интонацией. Она обращается к нему по фамилии исключительно в минуты сильнейшего раздражения, и Ксавье прекрасно об этом знает.

К счастью, ему хватает ума и инстинкта самосохранения, чтобы мгновенно умолкнуть.

Июльский день обещает быть жарким — омерзительно яркое солнце ещё даже не в зените, а температура на улице явно приближается к тридцати градусам.

За долгое время их отсутствия в салоне автомобиля воцарилось невыносимо душное пекло. Пока Торп складывает в багажник пакеты, она заводит машину и включает кондиционер на полную мощность, но не спасает даже это — приходится снять длинный плотный кардиган, под которым надеты лишь короткие шорты и простая чёрная майка.

Слишком много обнажённых участков кожи. Дискомфортно, но что поделать.

Лучше так, чем медленно плавиться в этом адском котле из пластика и металла.

— Ух ты, — Ксавье усаживается на место водителя и восхищённо вскидывает брови. — Ты потрясающе выглядишь.

— Избавь меня от лишних комментариев, — Аддамс с неудовольствием скрещивает руки на груди и отворачивается к окну.

Шевроле плавно трогается с места, шурша шинами по разгорячённому, едва не кипящему асфальту — и выезжает на шоссе, постепенно набирая скорость.

Разговаривать абсолютно не хочется.

Хочется поскорее оказаться в пункте назначения, наглухо задёрнуть шторы, чтобы не видеть отвратительно слепящего солнечного света, и засесть за печатную машинку.

— Уэнс… — идиотское слащавое обращение противно режет слух. Торп явно не намерен сдаваться и всеми силами пытается завязать бесполезный диалог. — Давай не будем ссориться. Это ведь первый раз, когда мы выбрались куда-то только вдвоём. Можно сказать, исторический момент… Представь, лет через сорок будем сидеть где-нибудь на Сицилии в окружении детей и внуков и рассказывать им историю нашего первого совместного путешествия.

— Ты намеренно меня раздражаешь или тебе голову на солнце напекло? Какие ещё дети, черт возьми? — шипит Уэнсдэй сквозь зубы, смерив отвратительно довольного Ксавье ледяным немигающим взглядом.

— Да расслабься, я же просто шучу… — он беззлобно усмехается, удёрживая руль одной рукой, а второй осторожно тянется к её обнаженному колену.

— Не шути. Ты не умеешь, — она едва заметно поджимает губы и специально отодвигается подальше, чтобы предотвратить прикосновение.

Любой физический контакт с Торпом напрочь отшибает мозги, неизбежно вызывая волну мурашек — совершенно необъяснимая реакция. Иррациональная. Раздражающая до зубного скрежета. До одури приятная, но абсолютно сейчас неуместная.

— Ладно. Без рук, понял, — он вовсе не выглядит уязвлённым, явно не воспринимая едкие реплики всерьёз. Oh merda, ну что за невозможный человек. — У меня есть идея. Хочешь за руль?

Уэнсдэй не без удивления изгибает бровь.

Когда ей было девять, они с Пагсли попытались угнать родительский катафалк — и пока бестолковый младший брат отвлекал Ларча, она умудрилась перепутать педали и на полном ходу снесла восточные ворота. Автомобиль благополучно восстановили, заменив радиатор и перекрасив капот, но с тех пор отец категорически запретил им обоим приближаться к катафалку. А на прошлый день благодарения Гомес «по секрету» рассказал занимательную историю Ксавье — тот долго покатывался со смеху, а потом твёрдо согласился, что вождение явно не входит в список многочисленных талантов младшей Аддамс.

И вот теперь как гром среди ясного неба.

Неожиданно.

— Хочу, — она с вызовом вскидывает подбородок. — Надеюсь, твоя вычурная колымага застрахована.

— Эй, не надо так про неё, — Торп с нежностью поглаживает кожаную оплетку руля.

— И твоя жизнь тоже, — колко припечатывает Аддамс, угрожающе сверкнув глазами.

— Не заставляй меня пожалеть об этом, — он усмехается уголками губ и включает правый поворотник, выезжая на обочину. — Ну что, готова?

— А ты? — раздражение, копившееся внутри на протяжении всего омерзительного утра, выплёскивается наружу очередной порцией ядовитого сарказма. — Постарайся не вопить от страха слишком громко, договорились?

— Ты такая сексуальная, когда сердишься. Прямо мурашки по коже, — его спокойствие поистине непробиваемо.

Ксавье первым покидает салон и обходит автомобиль спереди, чтобы по-джентельменски открыть ей дверь и протянуть руку — его патриархальные замашки заставляют Уэнсдэй недовольно закатить глаза. Игнорируя галантно предложенную ладонь, она выходит из машины и перебирается на место водителя. Торп устраивается на пассажирском и тянется к ней, чтобы отрегулировать сиденье.

— Я сама в состоянии нажать две кнопки, — Аддамс с трудом подавляет желание шлёпнуть его по руке. Стянув мешающие солнечные очки, она забрасывает их в бардачок.

— Не сомневаюсь. Но лучше я, — безапелляционным тоном отрезает Ксавье и пододвигает водительское сиденье поближе.

Затем подкручивает боковые зеркала и пристёгивает её ремнём безопасности.

А потом и вовсе позволяет себе несусветную вольность — быстро прижимается губами к её бледным пальцам, сжимающим руль, и поспешно отстраняется, явно опасаясь возмездия.

— Ну что же, с Богом, — он театрально крестится и складывает ладони в молитвенном жесте. — Сначала опускаем ручник… Вот так. Теперь посмотри на педали. Широкая посередине — это тормоз, справа от неё — газ. Аккуратно зажми тормоз. Только плавно, без резких движений, ладно?

— Давно успел уверовать? — презрительно фыркает Уэнсдэй, опустив немигающий взгляд вниз. Его подробные наставления неимоверно бесят. Словно Торп разговаривает с неразумным ребёнком, объясняя самые элементарные вещи.

— Нет, недавно. Буквально только что, — Ксавье сосредоточенно следит за каждым её действием. — Если мы сегодня умрём по твоей милости, не хотелось бы оказаться в Аду.

— Тогда нам придётся расстаться. В Рай мне путь заказан, — философски отзывается Уэнсдэй и на пробу зажимает тормоз.

Чёрные кроссовки на высокой платформе изрядно осложняют ситуацию. Она едва чувствует нужную педаль. Может, Ксавье не так уж неправ, заблаговременно волнуясь о загробной жизни. Впрочем, смерть в ДТП хоть и оскорбительно банальна, но весьма эстетична — года полтора назад картинка с особенно крупной аварией даже стояла у неё на заставке телефона.

— Отлично. Теперь переключи передачу на движение, вот на эту, с буквой D, — он так настойчиво тычет пальцем в нужное место, будто она абсолютно слепая.

Раздражённо возведя глаза к потолку, Аддамс резко дёргает рычаг, и у Торпа вырывается сокрушенный вздох.

— Аккуратнее, Уэнс… — он покровительственно накрывает её тонкие пальцы своей широкой ладонью. — Машина любит нежное обращение.

— И давно ты таким экспертом стал? — она медленно, но верно приближается к точке кипения, а ведь они ещё даже не тронулись с места. С каждым необдуманно сказанным словом Ксавье забивает гвозди в крышку собственного гроба. — Ты даже на права с первого раза не смог сдать.

— По крайней мере, они у меня есть, в отличие от тебя, — резонно возражает Торп, ласково поглаживая большим пальцем её мертвенно-бледные костяшки. — А теперь осторожно отпускай педаль тормоза и перемещай ногу на газ. Только не торопись, пожалуйста.

— Держись крепче, — иронично усмехается Уэнсдэй, а в следующую секунду намеренно резко вдавливает педаль газа в пол и круто выворачивает руль.

Мощный мотор утробно рычит, Шевроле стремительно срывается с места, выбрасывая из-под шин россыпь мелкого гравия. Стрелка на спидометре быстро ползёт вверх — и меньше чем за десять секунд пересекает отметку в сто километров в час. Деревья вдоль дороги сливаются в монолитную изумрудную стену.

— Твою мать, Уэнсдэй! — зелёные глаза Ксавье широко распахиваются, и он рефлекторно хватается за ремень безопасности.

Боковом зрением она с мстительным удовольствием наблюдает за его хаотичными попытками пристегнуться. Видеть невыносимо спокойного Торпа таким испуганным чертовски забавно — Аддамс даже на долю секунды позволяет себе едва заметно улыбнуться.

— Ты вообще в курсе, для чего на дорогах существует ограничение скорости?! — в его голосе отчётливо слышится плохо скрываемая дрожь.

— Очевидно, для того, чтобы такие, как ты случайно не умерли от инфаркта миокарда, — равнодушно парирует Уэнсдэй, ни на секунду не отпуская педаль газа.

— Немедленно сбавь скорость! — он нервно хватается за ручку на боковой двери, а на первом крутом повороте инстинктивно зажмуривается.

Oh merda, абсолютно невозможный человек.

Чего ради разводить такую панику?

Шевроле чётко подчиняется каждому движению руля и ловко входит в траекторию поворота.

Совершенно ничего сложного.

Элементарнейшая задача, справиться с которой по силам даже пятилетнему ребёнку.

Воодушевленная успехом Аддамс ещё сильнее вдавливает вниз педаль газа, и стрелка на спидометре приближается к отметке сто пятьдесят.

— Уэнсдэй, нельзя так гонять! Это очень опасно! — он никак не унимается, и эта бурная истерика не позволяет вдоволь насладиться восхитительным ощущением полного контроля над многотонным автомобилем.

— Указывать мне, что делать — вот это очень опасно, — она резко поворачивается к Ксавье, прожигая его разъярённым холодным взглядом.

Оставшийся без внимания Шевроле немного выезжает на встречную полосу — ничего критичного, она свободна до самого горизонта — но проклятый Торп драматично закрывает лицо ладонью.

— Ну сплошная же… — вымученно тянет он с нескрываемой досадой. — Какого черта ты творишь, Господи?

— Прекрати ныть, — Аддамс повышает голос на полтона, окончательно теряя всякое терпение. — Ты меня отвлекаешь. Если мы разобьёмся, это будет исключительно на твоей совести.

— Ну да, конечно, — саркастично огрызается Ксавье. — Зато ты у нас никогда ни в чём не виновата. Всё, мне надоели эти американские горки. Останови машину.

— И не подумаю, — она упрямо вцепляется в руль, уставившись прямо перед собой угольными глазами, в которых всё сильнее разгорается сокрушительное яростное пламя.

— Останови машину, — с нажимом повторяет Ксавье, недовольно насупив брови. — Черта с два ты ещё когда-нибудь сядешь за руль. Тебе вождение категорически противопоказано.

— Утешай себя несбыточными иллюзиями.

Градус напряжения в салоне неуклонно повышается, приближаясь к максимальной отметке. Продолжая упорно вдавливать в пол педаль газа, она украдкой бросает взгляд в сторону Торпа — на его щеках горит яркий румянец от едва сдерживаемой злости, а пальцы так крепко сжимают ручку боковой двери, что на руках выступают вены.

Объезжая огромную выбоину на асфальте, Аддамс выкручивает руль влево, и на несколько секунд колёса Шевроле снова пересекают двойную сплошную.

— Ты ужасно водишь, — недовольно чеканит Ксавье, сокрушенно качая головой. — И даже не пытаешься прислушаться к дельным советам… Твой отец был абсолютно прав.

Эта обидная фраза становится последней каплей в переполненной чаше её терпения.

Едва не скрипя зубами от раздражения, Уэнсдэй круто выворачивает руль вправо — автомобиль слегка заносит, когда асфальтированное покрытие сменяется мягкой влажной землёй на обочине. Она резко бьёт по тормозам, и Шевроле останавливается как вкопанный, едва не зацепив передним крылом столбик дорожного ограждения. От слишком быстрого торможения их обоих толкает вперёд, а потом отбрасывает обратно на сиденья.

— Ты чуть не поцарапала новую машину, — хмуро констатирует Торп, глядя на неё укоризненным взглядом.

— Закрой рот, — Аддамс титаническим усилием воли подавляет желание снова нажать на газ, чтобы воплотить его слова в реальность.

Но рациональное мышление вовремя берёт вверх над вспышкой бесконтрольной ярости.

Подобная экспрессия совершенно ни к чему.

Она закрывает глаза и мысленно считает до пяти, а потом в обратном порядке — но обычно эффективный метод оказывается бесполезным. Уязвлённое самолюбие не желает успокаиваться. Каким-то непостижимым образом Ксавье всегда удаётся довести её до белого каления буквально парой-тройной фраз.

— Выходи из машины, — заявляет он безапелляционным тоном. — Дальше поведу я.

— Закрой рот, — повторяет Уэнсдэй и, быстро отстегнув ремень безопасности, мстительно громко хлопает дверью.

Раскалённый уличный воздух ничуть не способствует спокойствию — отвратительная жара и мерзкое яркое солнце только распаляют желание свернуть ему шею.

Аддамс отходит чуть подальше, впившись ледяным взглядом в ровные ряды высоких сосен. Она стоит вполоборота к проклятому Шевроле, неожиданно ставшему яблоком раздора, и боковым зрением наблюдает, как Ксавье выходит из машины и останавливается в нескольких шагах от неё, скрестив руки на груди.

— Нет, я не понимаю, какого черта ты на меня злишься! — он машинально потирает переносицу двумя пальцами. — Злись на себя. Ты минимум дважды заехала за двойную сплошную, Уэнсдэй!

— Потому что ты отвлекаешь меня своими неуместными советами, — она резко оборачивается, взмахнув тугими косами.

— Да потому что я стараюсь помочь! Чтобы ты поскорее научилась! — с досадой отзывается Торп, мотнув головой, чтобы отбросить с лица каштановые пряди.

— Лучше научись вовремя затыкаться.

— О, кто бы говорил! — он никак не желает уняться. — У тебя на каждое моё слово десять!

— Потому что мой словарный запас превосходит твой в десять раз, — мгновенно парирует Уэнсдэй и ядовито добавляет. — Если не больше.

Она неосознанно копирует его оборонительную позу — скрещивает руки на груди и с вызовом вскидывает голову. Их взгляды сталкиваются в непримиримой и нескончаемой борьбе.

Мягкая бархатная зелень против холодной угольной черноты.

Тёмные цвета всегда сильнее светлых — и спустя пару секунд молчаливого противостояния Торп отводит глаза.

— Господи, ты просто невыносима… — он с преувеличенным усердием отпинывает в сторону небольшой булыжник. — Хоть иногда думай, что говоришь… Ты вообще в курсе, что другим людям может быть обидно?

— А ты у нас прямо образец тактичности и вежливости, — ровный голос Уэнсдэй так и сочится ядовитым сарказмом.

— Пожалуйста, просто заткнись.

— Так заткни меня.

Эта фраза вырывается непроизвольно, совершенно на автомате — и пока Аддамс мысленно корит себя за необдуманные слова, Торп резко вскидывает голову. Вот только досады в его взгляде больше нет. Насыщенно-зелёные глаза мгновенно темнеют, зрачки заметно расширяются, заполняя большую часть радужки своей чернотой… И Уэнсдэй машинально прикусывает нижнюю губу.

Всё-таки не зря говорят, что злость и страсть — чувства одинаковой природы. И хотя Ксавье упорно твердит, что конфликты в отношениях нужно решать конструктивным диалогом, вот уже почти два года все их ссоры заканчиваются именно так. В несколько широких шагов он преодолевает расстояние между ними и впивается в её губы жадным поцелуем. Аддамс приподнимается на носочки и судорожно выдыхает — и Торп незамедлительно пользуется этим, скользнув языком в приоткрытый рот.

— Уэнс, нам нужно учиться нормально разговаривать… — сбивчиво шепчет он прямо в поцелуй, пока его ладони требовательно скользят вниз по её спине.

— Нужно, — подтверждает Уэнсдэй, запуская руку ему под футболку и дразняще царапая ногтями едва выступающие линии пресса.

— Как-нибудь потом… — губы Ксавье перемещаются на шею, опаляя разгорячённую кожу ещё более жарким дыханием.

— Как-нибудь потом, — соглашается она и, запрокинув голову назад, давится глухим стоном.

Собственнические прикосновения рук и губ стремительно разжигают пожар возбуждения — Аддамс досадует на собственную беспомощность, но абсолютно не может устоять под его напором. Все внутренности мгновенно скручиваются в тугой узел, а требовательная пульсация между бедёр уничтожает всякую способность к здравомыслию.

Когда пальцы Ксавье ловко вытягивают заправленную в шорты майку и проникают под неё, дразняще легко касаясь выступающих рёбер, рациональное мышление отступает окончательно. Уэнсдэй рефлекторно закрывает глаза и стонет в голос, уже не пытаясь сдерживаться.

— Ты меня с ума сводишь… — черт бы побрал его дурацкую привычку нести пафосную чушь в такие моменты. — Господи, какая же ты…

Аддамс мгновенно впивается губами и зубами в его шею, и окончание фразы тонет в низком глухом стоне. Она намеренно прикусывает чуть сильнее, и на коже остаётся красноватая отметина. Ксавье в отместку усиливает хватку на талии — слабая вспышка боли от грубого прикосновения ещё больше распаляет желание.

Она инстинктивно сжимает бедра, ощутив, что нижнее белье становится влажным.

Он чуть отстраняется и настойчиво тянет её в сторону задней двери Шевроле, но Уэнсдэй ловко выворачивается из крепких объятий и решительно подходит к капоту. Торп удивлённо изгибает бровь, с жадностью наблюдая за каждым нарочито неторопливым движением.

Не разрывая зрительного контакта, она усаживается прямо на капот — блестящий чёрный металл, нагретый работающим двигателем и палящим солнцем, слегка обжигает кожу. Немного неприятно, но терпимо.

А спустя секунду Аддамс очень медленно, наслаждаясь его реакцией, раздвигает ноги.

— Нас могут увидеть, — скорее для галочки сообщает Ксавье.

— Знаю, — она порочно прикусывает нижнюю губу и выразительно изгибает смоляную бровь.

— Ненавижу, когда ты не в платье… — он отбрасывает назад распущенные каштановые волосы и стремительно приближается, останавливаясь между разведённых бедер.

Потемневший от возбуждения взгляд скользит по её телу — медленно, жадно, изучающе. Уэнсдэй почти физически чувствует, как кровь в артериях вскипает от мощного выброса адреналина. Учащается дыхание, разгоняется пульс. И всё это от одного только взгляда.

Но иррациональная реакция больше не вызывает удивления — за два года отношений она катастрофически быстро привыкла к удовольствию. Потребность в физической близости стала такой же необходимой, как сон или еда. Поначалу это пугало — зависимость от другого человека казалась Аддамс худшим ночным кошмаром, воплощённым наяву.

Но избавиться от искушения не удалось.

Выход остался лишь один — поддаться.

— Какая ты красивая… — благоговейно шепчет Ксавье, взирая на неё со своим коронным выражением идиотского восторга.

Не желая слушать бессмысленную болтовню, Уэнсдэй ловит его за руку и кладёт широкую ладонь себе на грудь, скрытую лишь тонкой тканью чёрной майки. Торп самодовольно усмехается и дразняще невесомо обводит большим пальцем контур затвердевшего соска — но не торопится приступать к более активным действиям.

Он всегда особенно любит хорошенько её помучить.

Ещё одна дурацкая привычка, которая должна вызывать раздражение, но вместо этого напрочь отшибает мозги.

Собственное тело мгновенно предаёт её, оказываясь под контролем первобытных желаний — всего лишь безусловный рефлекс, продиктованный инстинктом размножения… Но почему это так одуряюще приятно, черт побери?

Уэнсдэй выгибается навстречу его прикосновениям, тянется к нему, стремясь ощутить близость сильного мужского тела.

К счастью, Ксавье сегодня не в настроении долго поддразнивать — как только её пальцы проникают ему под футболку и проходятся по спине, оставляя собственнические царапины, вся его невозмутимость бесследно испаряется.

Он резко склоняется над ней, уперевшись свободной рукой в капот, и накрывает призывно приоткрытые губы глубоким поцелуем. Вторая рука мгновенно ложится на пуговицу шорт, ловко тянет вниз язычок замка и проникает внутрь — длинные пальцы грубовато надавливают на клитор. Всего несколько круговых движений срывают с её губ протяжный стон, тонущий в очередном требовательном поцелуе. Но Аддамс этого отчаянно мало — ощущения притуплены нижним бельём.

Она слегка отстраняется, чтобы заглянуть в его затуманившиеся возбуждением глаза.

— Ну же… — из-за сбившегося дыхания её голос звучит почти умоляюще. В другое время это бы раздражало. Прямо сейчас Уэнсдэй всё равно. — Быстрее.

Желание поскорее ощутить его в себе становится нестерпимым — тонкое кружево белья давно промокло насквозь. Как и плотная джинсовая ткань шортов. Губы Ксавье перемещаются на шею, оставляя влажную дорожку поцелуев от мочки уха до ложбинки между ключицами. Она стонет громче, не в силах удержаться, чтобы не выгнуться ему навстречу. Напряжение во всём теле нарастает, внизу живота пылает огонь, а мышцы внутри неистово пульсируют, сжимаясь вокруг пустоты.

Спустя пару минут — прекрасных и чертовски мучительных — Ксавье наконец приступает к активным действиям. Вытаскивает руку из шортов, приподнимает её за талию и стягивает мешающую одежду вместе с бельём. Аддамс откидывается назад, упираясь локтями в капот, чтобы облегчить ему задачу. Проклятые узкие шорты застревают на массивных кроссовках — у неё машинально вырывается разочарованный стон, но расшнуровывать обувь непозволительно долго.

Пока Торп возится с одеждой, мимо на полной скорости проносится уродливо-оранжевый Джип Вранглер. Водитель внедорожника либо не замечает происходящего, либо ему всё равно.

Впрочем, Уэнсдэй абсолютно наплевать — даже если сюда прибудет вся национальная гвардия штатов, она не позволит Ксавье остановиться. Через несколько секунд ему наконец удаётся стащить с неё дурацкие шорты.

Сильные руки ложатся на обнажённые бедра, властно сжимая и притягивая её ближе.

Изнемогая от сокрушительного желания почувствовать внутри твердость его члена, Аддамс прикрывает глаза в предвкушении.

Торп ловко подхватывает её ногу под коленом, принуждая шире развести бёдра — растяжка причиняет восхитительную боль, усиливающую наслаждение. Свободной рукой он резко дёргает вверх чёрную майку, обнажая грудь и поочередно сжимая пальцами напряжённые соски.

От каждого грубого прикосновения по нервным окончаниям бежит электричество.

Раскалённый металл капота обжигает лопатки и поясницу, пока горячие пальцы обжигают каждый миллиметр обнажённой кожи.

Уэнсдэй кажется, что она медленно плавится между двух огней. Изнуряющая пытка, граничащая с сумасшедшим наслаждением.

Она стонет в голос — громко и протяжно.

Рука Ксавье вдруг исчезает — она уже намеревается распахнуть глаза и поинтересоваться, какого черта он тянет время и издевается над ней таким изощрённым образом… Но в следующую секунду наконец слышит звук расстёгиваемой пряжки ремня.

А спустя ещё секунду — шорох фольги от презерватива.

Она сильно прикусывает нижнюю губу, мгновенно ощутив во рту металлический привкус крови. Торп медленно проводит твёрдой головкой члена по истекающим влагой складкам, а потом резко подаётся вперёд.

Первый толчок выходит размашистым и глубоким — Аддамс резко распахивает глаза и стонет в голос от долгожданного ощущения наполненности. Он нависает над ней, уперевшись руками в капот — несмотря на яркий солнечный свет, чернота зрачка заполняет почти всю насыщенно-зелёную радужку. Потемневший от возбуждения взгляд действует на неё совершенно гипнотически.

Слабо отдавая отчёт в собственных действиях, Уэнсдэй закидывает правую ногу ему на плечо — угол проникновения меняется, становясь более глубоким.

Ксавье кривовато усмехается, явно наслаждаясь её реакций. К счастью, ему хватает ума промолчать — вместо этого он начинает быстро двигаться, набирая скорость с каждым жёстким толчком. Пульсирующие мышцы податливо расступаются, принимая твёрдый член по самое основание. Каждое движение срывает с её губ громкий стон — интенсивность ощущений стремительно нарастает, словно каждая клетка плавится в адском пламени.

Она едва может дышать в перерывах между толчками. Кислород догорает в лёгких, в голове совсем не остаётся мыслей.

Аддамс скользит по нему совершенно расфокусированным взглядом — Торп тяжело дышит, продолжая яростно вколачиваться в неё.

Чётко очерченные скулы заостряются ещё сильнее, каштановые пряди липнут ко взмокшему лбу, а на руках от напряжения выступают вены.

Она выгибается ему навстречу, тянется дрожащими пальцами в поисках точки опоры, но Ксавье ловко перехватывает оба тонких запястья и заводит ей за голову.

Уэнсдэй хочет возразить против подобной попытки доминировать — но не может.

Бешеный темп движений причиняет лёгкую приятную боль, а обжигающее наслаждение берёт верх над привычной жаждой контроля.

Он склоняется ниже, прижимаясь к искусанным вишневым губам смазанным поцелуем. В такой позе его живот трётся о клитор, и пульсация мышц стремительно нарастает. Аддамс стонет ему в рот, окончательно растворяясь в водовороте ощущений — по артериям и венам словно бежит жидкий огонь, а внизу живота скручивается тугой узел. Голова кружится, перед глазами темнеет, сердечный ритм разгоняется до тахикардии. Наслаждение накатывает и отступает горячими волнами.

Ксавье впивается жестоким укусом в её шею, почти рыча от удовольствия — и резкая вспышка боли становится катализатором взрыва. Стон срывается на крик, мышцы внутри трепетно сжимаются, обхватывая его член плотным кольцом. Крышесносный оргазм пронзает всё тело Уэнсдэй, и на несколько секунд она теряет связь с реальностью, полностью растворяясь в фейерверке ярких ощущений.

Сквозь дурман удовольствия она едва осознаёт происходящее — Ксавье делает ещё несколько размашистых глубоких толчков и, погрузившись полностью, замирает. Хриплый стон срывается с его приоткрытых губ, а мгновением позже он обессиленно опускается сверху, вжимая её в осквернённый капот всем своим весом.

Аддамс терпит удушающие объятия не больше тридцати секунд, после чего начинает нетерпеливо извиваться.

— Отпусти. Я не хочу умереть от асфиксии, это унизительно скучно, — недовольно бормочет она, но из-за сбившегося дыхания в голосе нет привычной твёрдости.

— А попасть в аварию из-за превышения скорости не скучно? — беззлобно парирует Ксавье и поспешно отстраняется, выпуская её из кольца сильных рук.

— Твои мозги очень эстетично смотрелись бы на асфальте, — Уэнсдэй принимает сидячее положение и одёргивает помятую майку, оглядываясь в поисках остальной одежды.

Торп быстро стягивает презерватив и, осмотревшись по сторонам, ловко забрасывает его в мусорную урну, которую она изначально даже не заметила. Пока он застёгивает ремень на джинсах, Аддамс спрыгивает с капота Шевроле и подбирает с земли скомканные шорты. А вот белья в зоне видимости, к сожалению, не обнаруживается.

— Не ищи. Куплю тебе новые, — он самодовольно усмехается, пока Уэнсдэй натягивает неудобные узкие шорты прямо на голое тело. — А может, и не куплю… Мне так даже больше нравится.

Она закатывает глаза — но скорее изображает раздражение, нежели испытывает его на самом деле. Приятная расслабленность во всём теле притупляет негативные эмоции.

— Поехали уже, — Уэнсдэй тщетно пытается напустить на себя суровый вид, но мощный выброс гормонов заставляет уголки губ приподняться в лёгкой полуулыбке.

— Поехали, — кивает Ксавье и поспешно занимает место водителя.

Аддамс по инерции хочет сказать что-нибудь колкое, но в голову упорно ничего не идёт.

И пусть доморощенные семейные психологи в один голос твердят, что секс не способствует решению проблем — она категорически с этим не согласна.

Устроившись на пассажирском сиденье, она снова нацепляет тёмные очки и расслабленно прикрывает глаза. Шевроле плавно трогается с места, и мерный звук мотора постепенно вводит её в приятное пограничное состояние между сном и бодрствованием.

Кажется, она всё-таки задремала.

Когда автомобиль замедляет свой ход, Аддамс резко распахивает глаза — и невольно замирает, сраженная великолепием открывшейся картины.

Торп не обманул.

Здесь и вправду чертовски красиво — одноэтажный бревенчатый домик стоит прямо на берегу огромного озера с кристально-прозрачной водой. Вокруг густой чащей возвышаются вековые сосны, куда не глянь — всюду изумрудная зелень.

А самое главное — здесь царит непроницаемая глухая тишина, словно всего остального мира попросту не существует. Идеальное место, чтобы целиком и полностью сосредоточиться на писательстве.

— Тебе нравится? — широкая ладонь Ксавье ложится ей на колено, ласково поглаживая обнажённую бледную кожу.

Уэнсдэй молча кивает, не желая разрушать идиллию абсолютного единения с дикой природой. Цепкий немигающий взгляд скользит по длинному дощатому пирсу, густо поросшему мхом — в самом его конце, почти у кромки воды стоят два деревянных кресла.

— А я же тебе… — хочет продолжить Торп, но она не позволяет ему договорить, приложив указательный палец к губам. Он перехватывает её руку и запечатляет нежный поцелуй на тыльной стороне ладони. — Пойду разберу вещи. А ты пока погуляй и осмотрись.

Он глушит мотор и быстро покидает салон автомобиля, оставляя Аддамс наедине со своими мыслями. Ксавье всегда удивительно точным образом считывает малейшие перемены в её настроении — и во многом благодаря этой его черте характера их отношения продержались на плаву почти два года. Как бы сильно они не ссорились по пустякам, он никогда не позволяет конфликту достигнуть точки невозврата. Уэнсдэй была за это искренне благодарна — потому что сама напрочь лишена даже минимальной терпимости.

Она выходит из машины и с наслаждением вдыхает свежий лесной воздух. В тени огромных сосен отвратительная июльская жара ощущается почти терпимо — солнце светит только на зеркальную гладь озера.

Пока Ксавье перетаскивает сумки и пакеты из багажника в дом, она подходит к длинному пирсу и быстро расшнуровывает тяжёлые массивные кроссовки.

Доски слегка шершавые, но ступать по ним босыми ногами на удивление комфортно.

Лёгкие порывы ветра приятно холодят разгорячённую кожу. Аддамс останавливается на самом краю пирса — всматривается в смутно различимую линию деревьев на противоположном берегу, размышляя обо всём и ни о чём одновременно.

Она стоит так довольно долго, потеряв счёт времени — мысли в голове ворочаются медленно и лениво, подобно медузам, выброшенным на отмель после шторма.

Но иногда проскальзывают интересные идеи для будущих глав книги. Стоило бы пойти в дом, достать из рюкзака блокнот и подробно всё записать, но Уэнсдэй совершенно не хочется ничего делать. Разумом и сознанием овладевает блаженное умиротворение — чего никогда не случается в суете шумного Нью-Йорка.

Позади раздаётся звук шагов, старые доски жалобно скрипят, прогибаясь под весом второго человека. Аддамс не считает нужным оборачиваться — но, повинуясь странному желанию, заводит руку за спину и протягивает ему. Ксавье ласково переплетает их пальцы и подходит ближе, уперевшись подбородком ей в макушку. Тепло его тела и пряный аромат парфюма действуют непозволительно расслабляюще, и Уэнсдэй позволяет себе очередную маленькую слабость — слегка подаётся назад, прижимаясь ближе.

Подобные проявления нежности случаются крайне редко, но… Пожалуй, сегодня можно. Сегодня они бесконечно далеко от остального мира. Сегодня они только вдвоём.

— Ты голодна? — заботливо спрашивает Торп спустя несколько минут ужасающе нежных объятий.

— Немного, — честно отвечает Аддамс.

— Тогда пойдём разжигать барбекю.

Он продолжает бережно держать её за руку, когда они покидают пирс и направляются к дому.

На небольшой террасе, густо поросшей мхом и плющом, стоит небольшой круглый столик — Ксавье уже успел разложить на нём многочисленные продукты.

Пока он возится с генератором, Уэнсдэй усаживается за стол, подобрав под себя босые ноги, и без особого энтузиазма разглядывает лоточки с овощами и куриными голенями.

Раздаётся негромкий щелчок, и прицепленная к потолку гирлянда из мелких лампочек вспыхивает мягким жёлтым светом.

Пожалуй, вечером здесь будет ещё красивее.

— Уэнс, нарежешь овощи для салата? — Ксавье подходит к ней сзади и кладёт ладони на плечи.

— Не надейся. Ты не заставишь меня заниматься готовкой, — она лениво откидывается на спинку скрипящего стула. Длинные пальцы поглаживают обнаженную кожу, распространяя импульсы удовольствия по всему телу. Приятно. Даже слишком. Настолько, что она почти забывает о главной цели маленького путешествия. Вспоминает лишь через несколько минут. — Принеси мне печатную машинку.

— Ну, по крайней мере, я попытался, — он усмехается и быстро целует её в макушку, после чего отстраняется и уходит в дом.

Аддамс сдвигает продукты на противоположный край стола и смахивает с него слой пыли.

Новый сюжетный поворот родился в голове практически сразу, как только она увидела маленький старый дом у озера — и ей не терпится приступить к писательскому часу.

Торп возвращается через несколько минут — он уже успел переодеться, сменив светлые джинсы на тёмные спортивные штаны и собрав волосы в низкий пучок на затылке. Водрузив перед ней тяжёлую печатную машинку и положив рядом новую упаковку бумаги, он усаживается напротив и принимается сосредоточенно распаковывать продукты.

Уэнсдэй вставляет в каретку первый лист и заносит руку над блестящими круглыми клавишами — мысли складываются в слова удивительно легко, и очень скоро она полностью погружается в водоворот приключений Вайпер.

Проходит час, затем второй.

Она изредка бросает короткие взгляды в сторону Торпа — тот с поразительной ловкостью нарезает овощи, смешивает соусы и специи в глубокой пластиковой миске, затем кладёт туда куриные ножки и крылья… Странно, но такие простые действия выглядят на удивление завораживающе. Сама того не замечая, она прекращает печатать, пристально наблюдая за каждым движением его рук.

— Почему так смотришь? — Ксавье кривовато улыбается, заметив её явный интерес.

— Ты не говорил, что умеешь готовить.

— Ты никогда об этом не спрашивала.

Покончив с подготовительными мероприятиями, он поднимается из-за стола и принимается возиться с барбекю. Устанавливает круглую металлическую чашу, напоминающую котёл на тонких ножках, неподалёку от крыльца и доверху заполняет её заранее приготовленными поленьями. Откровенно говоря, до этого момента Аддамс была невысокого мнения о его способностях выживания в дикой природе — и теперь невольно удивляется, когда ему удаётся разжечь огонь с первого раза.

— Лет в тринадцать я провёл два месяца в скаутском лагере, — с нескрываемой гордостью сообщает Торп. — Никогда там не бывала?

— Нет, — Уэнсдэй изгибает бровь и зловеще добавляет. — Девочек-скаутов я ем на завтрак.

— Ты многое упустила, — сидя на корточках перед барбекю, он ловко ворочает горящие поленья короткой толстой веткой. — Держу пари, тебе бы понравились страшилки, которые рассказывают у костра.

Поразмыслив с минуту, Уэнсдэй быстро дописывает последнее предложение, а потом вытягивает лист из печатной машинки и кладёт в аккуратную стопку к остальным — очередная глава благополучно завершена.

И хотя окружающая атмосфера вовсе не способствует якобы страшным историям — солнце только начинает клониться к закату — ей становится немного любопытно.

Наспех зашнуровав кроссовки, она спускается с веранды и усаживается прямо на землю рядом с Ксавье.

— Расскажи мне, — требовательно заявляет Аддамс, глядя на него исподлобья.

— Хм… — Торп выдерживает театральную паузу, потирая пальцами переносицу. — Слышала о дьяволе из Джерси? Как раз неподалёку от дома твоих родителей.

Она отрицательно качает головой.

Уэнсдэй старается сохранить равнодушное выражение лица, но в угольных глазах невольно вспыхивает интерес. Большинство легенд имеет под собой историческую подоплёку — и мысль, что в скучном Нью-Джерси когда-то могли происходить жуткие мистические события, пробуждает любопытство.

— Говорят, что в конце семнадцатого века там жила миссис Лидс… — Ксавье понижает голос до заговорщического шепота и выразительно округляет глаза. — И когда у неё родился тринадцатый по счёту ребёнок, она призвала Дьявола, потому что устала от материнства.

— Ничего удивительного, — хмыкает Аддамс, положив подбородок на колени и обнимая себя руками. — Звучит как хорошая реклама контрацепции.

— Не перебивай. В общем, она попросила Дьявола забрать ребёнка к себе… — ещё одна драматичная пауза, достойная Оскара. — И сын миссис Лидс мгновенно превратился в крылатого демона, сожрал всех остальных детей и улетел через дымоход. Говорят, у него крылья как у летучей мыши, а голова похожа на лошадиную. А ещё оно издаёт страшный крик, от которого…

— Большей чуши я ещё не слышала, — она закатывает глаза. — И это должно кого-то испугать?

— Ладно, маленькая мисс «Я совершенно ничего не боюсь». Что же тогда тебя пугает? — судя по выражению лица Ксавье, он едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.

— Страх — иррациональное чувство, продиктованное животными инстинктами, — уверенно отзывается Уэнсдэй, пододвигаясь ближе и угрожающе прищуриваясь. — Но есть кое-что интригующее. Например, Зодиак. Было бы любопытно его встретить.

— Серийный убийца, который нападает на парочки? — переспрашивает Торп, и она кивает в ответ.

— Мы вдвоём в глухом лесу, вдали от цивилизации. Идеальные жертвы, — вкрадчиво шепчет она, заглядывая ему с глаза. — Если бы он сейчас оказался неподалёку, непременно воспользовался бы таким шансом. Знаешь… Одной из жертв он нанёс восемь ударов ножом.

— Черт, прекрати… — он качает головой, словно силясь отогнать непрошеные тревожные мысли. — Ладно, по части страшилок ты меня уделала. Это и вправду жутко.

Уэнсдэй победно вскидывает голову.

А когда Ксавье с явным напряжением озирается по сторонам, будто маньяк из семидесятых действительно скрывается в тени высоких деревьев, она и вовсе не может сдержать лёгкой усмешки.

— Пойдём лучше искупаемся, — предлагает Торп, желая сменить тему, которую сам же и начал, а мгновением позже решительно поднимается на ноги.

Идея неплохая.

На улице по-прежнему царит чудовищная жара, и одежда неприятно льнёт ко взмокшей спине. Вдобавок она всё ещё чувствует липкость между бедер после спонтанного секса — нельзя сказать, что это ощущение доставляет дискомфорт, но искупаться не помешает.

Оказавшись на пирсе, Ксавье первым избавляется от одежды и ныряет в кристально-прозрачную воду.

Брызги летят во все стороны.

Быстро стянув майку с шортами и нисколько не смущаясь собственной наготы, Уэнсдэй на пробу опускает в воду одну ногу.

Лёгкие волны ласкают разгорячённую кожу приятной прохладой — она невольно зажмуривается от удовольствия.

И тем самым совершает огромную стратегическую ошибку — Торп в считанные секунды подплывает к пирсу и резко дёргает её на себя. Аддамс едва успевает сделать вдох, но погружение всё равно выходит слишком стремительным. Холодная вода с лёгким привкусом озёрной тины попадает в нос и в рот, заставляя закашляться.

— Я убью тебя, — раздражённо заявляет она, вынырнув на поверхность и убирая с лица мокрые иссиня-чёрные пряди.

— Когда ты сердишься, ты очень милая, — он намеренно выделяет омерзительный эпитет особенной интонацией. — И пустые угрозы довольно забавные.

— Ты рискуешь жизнью. Я всегда могу соврать полиции, что это сделал Зодиак, — парирует Аддамс, впившись в невыносимо довольного Торпа ледяным взглядом.

— Тебе никто не поверит, — он подплывает ближе и оставляет лёгкий поцелуй в уголке плотно сжатых вишневых губ.

А потом и вовсе переходит всякие границы допустимого — шлёпает ладонью по воде, обдавая её лицо прохладными брызгами.

Уэнсдэй шипит от возмущения и ударяет его кулачком в плечо — не изо всех сил, но довольно ощутимо. Если Ксавье и больно, он не подаёт вида. Безмятежно улыбается и приподнимает её подбородок двумя пальцами, впиваясь в приоткрытые губы глубоким поцелуем. От соприкосновения языков Уэнсдэй мгновенно бросает в жар — собственное тело предаёт её уже в тысячный раз.

Руки машинально ложатся на его шею, не позволяя Торпу отстраниться, пальцы с заострёнными ногтями впиваются в мокрую тёплую кожу, оставляя следы в форме полумесяцев.

Внизу живота сиюминутно возникает требовательный тянущий спазм.

Аддамс крепко прижимается обнажённой грудью к его торсу, едва не теряя рассудок от безумного контраста его горячего тела и холодной озёрной воды.

Но через несколько упоительных минут он решительно отстраняется.

— Пора тебя кормить, — Ксавье хитро улыбается, со всей своей проницательностью подмечая малейшие изменения. И затуманенный желанием взгляд, и учащённое дыхание, и призывно приоткрытые губы. Oh merda, ну что за невозможный человек.

Спустя час она вынуждена признать, что чертов Торп талантлив не только на поприще искусства — он действительно умеет готовить. Причём на удивление вкусно. Уэнсдэй незаметно для себя полностью опустошает содержимое красной пластиковой тарелки.

Она сидят за столом на веранде.

Солнце практически скрылось за горизонтом, окрасив деревья и ровную гладь озера в оранжево-красные тона. Пока Ксавье колдовал над барбекю, она успела подсушить волосы и сменить одежду на свободное чёрное платье и просторный свитер с высоким горлом.

— Пойдём в дом, — заботливо предлагает он, накрыв ладонь Аддамс своей. — Скоро стемнеет и станет холодно.

Она с сомнением косится на печатную машинку, отодвинутую на край стола. Неплохо было бы написать за сегодня хотя бы треть следующей главы… Но после ужина телом и разумом завладевает приятная расслабленность, и невидимая чаша весов быстро склоняется в одну сторону.

— Пойдём, — она кивает и первой поднимается на ноги, отодвинув скрипящий деревянный стул.

Маленький с виду домик оказывается достаточно просторным внутри — во многом благодаря тому, что здесь практически нет мебели. Двуспальная кровать в дальнем углу, предусмотрительно застеленная чёрным постельным бельём, взятым из квартиры Уэнсдэй. Потускневшее зеркало по левую руку от входной двери и видавший виды шкаф по правую — вот и всё нехитрое убранство.

Скромное жилище абсолютно не вяжется с другими резиденциями семейства Торпов — огромными пафосными особняками в самых престижных районах Нью-Йорка.

— Хочешь выпить? — неожиданно предлагает Ксавье и извлекает из дорожной сумки бутылку Кьянти.

Она молча кивает, искренне недоумевая, в какой момент он успел купить вино — во внушительном списке продуктов алкоголя не было. Очевидно, чертовски предусмотрительный Торп запасся выпивкой заблаговременно.

— Черт, где штопор… — он продолжает копаться в сумке, самым кощунственным образом нарушая идеальный порядок в аккуратно сложенных вещах.

— Дай сюда, — Аддамс раздражённо возводит глаза к потолку и забирает у него бутылку.

А мгновением позже достаёт из своего рюкзака кинжал с коротким широким лезвием — и одним уверенным взмахом сносит горлышко бутылки вместе с пробкой.

— Ого… — лицо Ксавье удивлённо вытягивается. — Как ты это сделала?

— Дядя Фестер научил, — она равнодушно пожимает плечами. — Неси бокалы.

— Ты не перестаёшь меня поражать, — не без восхищения произносит он и покорно исполняет просьбу, по интонации больше напоминающую приказ.

Вот только извечная предусмотрительность Торпа даёт осечку по части бокалов — приходится довольствоваться красными пластиковыми стаканчиками. Аддамс отпускает ироничную реплику, что пить Кьянти из одноразовой посуды подобно уголовному преступлению, но Ксавье остаётся тотально невозмутимым.

Бордовая терпкая жидкость оставляет приятное вяжущее послевкусие на языке и умиротворяющее спокойствие в мыслях.

Время словно замедляет свой ход — тянется медленно, как мягкая сладкая ириска.

Они сидят на кровати друг напротив друга и изредка обмениваются репликами на самые разные темы, пока бутылка красного сухого стремительно пустеет. Негромкие переливы музыки, доносящиеся из динамика телефона, делают атмосферу тошнотворно-романтичной.

Странно, но происходящее не вызывает никакого протеста в душе Уэнсдэй.

Торп в последний раз наполняет вином пластиковые стаканчики и вдруг хитро прищуривается — Аддамс знает это выражение лица. Похоже, повышенный градус алкоголя в крови подсунул ему какую-то интересную мысль.

— Уэнсдэй… — он всегда произносит её имя с особенной благоговейной интонацией. — Я хочу тебя нарисовать.

— Опять? — она машинально закатывает глаза.

За два года рисунков с её изображением скопилось немерянное количество — впору было выделять под чёрно-белые наброски отдельный стеллаж. Первое время неуемное стремление Ксавье увековечивать на бумаге каждое её движение даже льстило — но очень быстро надоело. Жутко осточертело тратить время, исполняя роль натурщицы, и сидеть в статичной позе часами, вместо того, чтобы заниматься действительно важными делами.

— Один раз, Уэнс. Пожалуйста.

— Нет.

— Я ведь не отвлекал тебя от писательского часа. Даже от двух, — резонно возражает он, не желая уступать. — С тебя ответная услуга.

— С каких пор мы заключаем сделки? — Уэнсдэй едва заметно хмурится.

— Это не сделка. Это компромисс.

— Компромиссы придумали слабаки, чтобы оправдать свою мягкотелость.

— Ауч, — Ксавье наигранно морщится. — Тогда используем деловой подход. Если согласишься сейчас, на ближайшие три месяца я забываю о подобных просьбах.

— Это и называется сделка, — Аддамс снова возводит глаза к потолку. — Четыре месяца, Торп.

— По рукам, — он кривовато усмехается, чертовски довольный собой.

Сокрушенно вздохнув, Уэнсдэй залпом опустошает содержимое стаканчика и поднимается на ноги. Ксавье с жадностью следит за каждым её движением.

Взбудораженное вином воображение вдруг подсовывает ей занимательную идею.

Вместо того, чтобы стянуть просторный свитер, она подхватывает с кровати его телефон и прибавляет музыку до максимума.

Звучит песня, не вызывающая отторжения.

Неплохо.

Она на секунду прикрывает глаза, вслушиваясь в плавные переливы мелодии, а потом поочередно стягивает с обеих косичек тонкие чёрные резинки. Встряхивает головой — и водопад волос цвета воронова крыла рассыпается по плечам.

Руки Уэнсдэй медленно скользят вдоль тела снизу вверх, подцепляя мягкую ткань свитера, и отбрасывают его на пол. Она резко распахивает глаза — и с мстительным удовольствием замечает, что Торп нервно сглатывает.

— Рисуй, — решительно заявляет Аддамс, плавно поворачиваясь спиной и пристально наблюдая за его реакцией боковым зрением.

Но Ксавье не двигается с места — только продолжает следить за её движениями потемневшим тяжёлым взглядом.

Тонкие пальцы нащупывают язычок замка на платье и неторопливо тянут вниз. Молния расстёгивается с характерным негромким звуком, и у Торпа вырывается судорожный вздох.

— Продолжай… — шепчет он совершенно севшим голосом, явно позабыв об изначальном смысле этого мероприятия.

Она немного поводит плечами, и лёгкая шифоновая ткань спадает вниз, обнажая спину и собираясь на талии. Уэнсдэй лопатками ощущает его пристальный взор, даже сквозь музыку отчётливо слышит участившееся дыхание — и внизу живота возникает требовательный спазм. Стараясь игнорировать нарастающее возбуждение, она плавно покачивает бедрами в такт мелодии.

Алкоголь бушует в крови, распаляя жгучее желание и заставляя разум умолкнуть.

Закусив губу с внутренней стороны, чтобы окончательно не сдаться во власть проклятых гормонов и довести игру до конца, Аддамс скользит пальцами по шее, убирая волосы на одну сторону. Немного прогибается в пояснице и переступает с ноги на ногу — изящные ладони вновь проходятся по телу и медленно стягивают платье, позволяя ему упасть на пол.

Раздаётся скрип кровати — и она резко оборачивается, столкнувшись с Ксавье лицом к лицу. Он дышит тяжело и загнанно, потемневшие зелёные глаза лихорадочно блестят, руки тянутся к её талии, но Уэнсдэй ловко уворачивается от объятий.

— Я не разрешала прикасаться, — заявляет она, надменно изогнув смоляную бровь и отступая на два шага назад. — Сядь.

Она почти физически чувствует исходящее от него желание — и это будоражит кровь сильнее любого алкоголя. Торп покорно принимает правила игры и снова опускается на кровать.

Его длинные пальцы впиваются в чёрную простынь до побелевших костяшек, на руках от напряжения выступают вены.

Oh merda.

Почему это так эстетично?

Почему это так завораживающе?

Песня заканчивается, сменяясь другой, более быстрой. Уэнсдэй порочно прикусывает губу и приводит по ней кончиком языка — рациональное мышление окончательно отступает на задний план, уступая место крышесносному возбуждению.

— Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя трахнуть… — хрипло шепчет Ксавье, неотрывно взирая на неё расширенными глазами.

— Отчего же? — она опускает взгляд на очевидное свидетельство его желания и выразительно приподнимает брови. — Прекрасно представляю.

Пульс стучит в висках, между бедер возникает тянущая пульсация, но Аддамс не намерена сдаваться так быстро. Заведя руку за спину, она щелкает застёжкой бюстгальтера — и невесомая кружевная паутинка падает на пол, обнажая грудь с твёрдыми сосками.

Торп непроизвольно подаётся вперёд, но немигающий взгляд угольных глаз пригвождает его к месту.

Уэнсдэй машинально облизывает губы и скользит пальцами сверху вниз — задевает мраморно-белый шрам под левой ключицей, обводит контуры напряжённых сосков, спускается ниже… Когда тонкая рука скрывается под резинкой кружевного белья, Ксавье вымученно вздыхает — его терпение явно на исходе. Замечательно.

Она и сама на пределе — лёгкое прикосновение пальцев к набухшему клитору прошибает всё тело мощным разрядом тока. Её пальцы слишком мягкие и нежные по сравнению с пальцами Торпа, загрубевшими от краски.

Но градус возбуждения настолько высок, что импульсы жгучего удовольствия пронзают каждую клеточку. Сильно прикусив нижнюю губу, чтобы не застонать, Аддамс продолжает массировать клитор медленными круговыми движениями.

— Черт, я больше не могу… — Ксавье резко подскакивает на ноги, но Уэнсдэй молниеносно вынимает руку из трусиков и отшатывается назад.

— Я не разрешала тебе приближаться, — она дерзко вскидывает голову, встречаясь с ним глазами. Сражение бархатной зелени с обсидиановой чернотой длится всего секунду, после чего Торп вздыхает и снова садится на край кровати. — Так-то лучше.

— Клянусь, я трахну тебя так, что ты будешь умолять остановиться, — шипит он, прожигая Уэнсдэй лихорадочно горящим взглядом.

В другое время чертовски самодовольная фраза непременно вызвала бы раздражение.

Но только не сейчас.

Сейчас разум охвачен алкогольным туманом, а тело — пожаром возбуждения.

Сейчас она чувствует, как мышцы внутри требовательно сжимаются вокруг пустоты, и инстинктивно сводит бедра вместе в бесплодной попытке ослабить напряжение.

Аддамс снова запускает руку в трусики — проводит подрагивающими пальцами по нежным складочкам, собирая горячую влагу, и вновь принимается ласкать клитор.

Прямая стимуляция распространяет волны удовольствия по всему телу, и с вишневых губ против воли срывается приглушенный стон.

— Иди ко мне, — умоляюще шепчет Ксавье.

Его самодовольство быстро сменяется отчаянием — цель достигнута.

Мстительно усмехнувшись, Уэнсдэй прекращает прикасаться к себе и торопливо стягивает насквозь промокшее нижнее белье. Небрежно отбросив в сторону кружевную ткань, она нарочито медленно подходит к нему — и опускается на колени перед кроватью.

Шершавые деревянные доски неприятно впиваются в нежную кожу, но неуемное желание притупляет боль от вероятных заноз.

Пристально взирая на Ксавье снизу вверх, она тянется к стоящей рядом дорожной сумке и, практически не глядя, вытаскивает из внешнего кармана упаковку презервативов.

Он нервно сглатывает и принимается с лихорадочной поспешностью стягивать с себя одежду — на пол летит тёмная футболка, а следом и спортивные штаны вместе с боксерами. Когда он снова усаживается на постель, Аддамс подползает ближе и зубами разрывает квадратик из фольги.

Она натягивает презерватив на головку, а потом подаётся вперёд и медленно вбирает твёрдый член в рот, губами раскатывая липкий латекс по всей длине. Торп хрипло стонет — его рука запутывается в её распущенных волосах, наматывая на кулак смоляные пряди.

А в следующую секунду он грубо дёргает Уэнсдэй на себя. Член скользит вдоль языка и упирается в горло — она невольно морщится от глубины и жесткости проникновения, но не отстраняется.

Между бедёр всё давно горит огнём и истекает обжигающей влагой. Она слегка приподнимает голову и тут же опускает обратно — Ксавье почти рычит от удовольствия и сильнее сжимает в кулаке иссиня-чёрные локоны.

Его беспощадная грубость чертовски заводит — до умопомрачения, до дрожи во всём теле, до потемнения в глазах… Аддамс скользит губами вверх и вниз по напряжённому члену, обводя языком каждую венку. Жалкие остатки тёмной помады стираются, смешиваясь со слюной.

Он резко подаётся бедрами навстречу, углубляя проникновение и погружаясь по самое основание. Уэнсдэй едва может дышать, но недостаток кислорода только усиливает сумасшедше яркие ощущения. Железная хватка на её волосах ослабляет, и она немного отодвигается, выпуская член изо рта.

А потом осторожно поднимается на ноги, цепляясь дрожащими пальцами за деревянное изголовье кровати.

Ещё один долгий взгляд — глаза в глаза.

В слабом свете одинокой электрической лампочки его тёмно-зелёная радужка кажется совсем чёрной.

Аддамс утирает губы тыльной стороной ладони, а секундой позже решительно упирается ладонями в плечи Торпа, принуждая его откинуться на спину. Он подчиняется без возражений — покорно ложится поперёк кровати, не разрывая зрительного контакта.

Отбросив назад водопад растрепавшихся волос, она садится сверху, оседлав его бедра.

Тонкие бледные пальцы сжимают член у основания — Уэнсдэй подаётся вперёд, медленно скользит нежными складочками по чувствительной головке, позволяя ему почувствовать, насколько она влажная.

Ксавье приглушённо стонет и тянется руками к её груди. Мягко сжимает, пропускает между пальцами напряжённые соски… Oh merda.

Его сильные ладони на груди, его твёрдый член между широко разведённых бедёр.

Это слишком острое ощущение.

Слишком яркое, чтобы она могла выдержать.

Аддамс прикрывает глаза и опускается на член. Медленно насаживается до упора и замирает, невольно затаив дыхание от восхитительного ощущения наполненности.

Пальцы Ксавье спускаются ниже и властно сжимают её бедра, впиваясь в мертвенно-бледную кожу со следами лиловых отметин прошлых безумных ночей. Он надавливает сильнее, пытаясь побудить её двигаться — боль смешивается с наслаждением, и сумасшедший коктейль чувств окончательно срывает крышу им обоим.

Уэнсдэй упирается ладонями ему в грудь и начинает двигаться в своём излюбленном темпе — быстро и жёстко. Старая кровать жалобно скрипит от каждого резкого толчка.

Аддамс стонет в голос и садистки медленно проводит ногтями по его торсу, раздирая кожу до глубоких царапин — на них мгновенно выступают крохотные бисеринки крови.

Торп шипит от боли и подаётся бедрами ей навстречу, погружаясь в такт каждому движению. Толчки становятся интенсивнее, грубее и намного глубже.

Мощные разряды тока вспыхивают где-то глубоко внутри неё — там, где соединяются их объятые жаром тела. Уэнсдэй ощущает, как пульсация мышц стремительно нарастает.

А когда сквозь дурман наслаждения она вдруг чувствует, что сильные мужские пальцы надавливают на клитор, безумный экстаз достигает предела. Всего несколько умелых круговых движений, всего несколько умопомрачительных секунд — и по телу проходит жаркая волна. Аддамс пронзает тысячевольтным разрядом тока, тугие мышцы внутри трепетно сжимаются, и она окончательно теряется в водовороте удовольствия.

Торп не прекращает ласкать клитор, прикосновения становятся интенсивнее, и она стонет в голос — крышесносный оргазм не прекращается, быстро переходя во второй.

Руки и ноги мгновенно становятся ватными, тело бьёт мелкой лихорадочной дрожью.

Воспользовавшись её безвольным состоянием, Ксавье быстро перехватывает инициативу. Не выходя из неё, он крепче сжимает тонкую талию и ловко переворачивает Уэнсдэй на спину. Нависает сверху, уперевшись одной рукой в постель, и ускоряет темп движений — вколачивается в податливое разгорячённое тело в бешеном ритме. В инстинктивных попытках отыскать точку опоры, она вцепляется руками в простынь, сминая ослабевшими пальцами чёрную ткань.

Широкая горячая ладонь стискивает грудь, и Аддамс выгибается навстречу каждому грубому толчку. Громкие стоны бесконтрольно слетают с искусанных вишневых губ, пряди волос липнут ко взмокшему лбу. Ей нестерпимо жарко и невыносимо хорошо. Проходит не больше двух минут, прежде чем она снова кончает, срывая голос до хрипоты.

Но Торп явно не намерен останавливаться — он резко отстраняется и поднимается на ноги, после чего одним рывком переворачивает её на живот. Впивается пальцами в бёдра, отводя их назад и принуждая Уэнсдэй встать на колени.

Она пытается упереться ладонями в мягкую постель, но дрожащие руки отказываются её держать. Инстинктивная попытка отодвинуться заканчивается тотальным провалом — Ксавье хватает её за волосы и беспощадно тянет на себя, не позволяя отстраниться ни на миллиметр. Это похоже на удушье.

Черт побери… ей это нравится.

Аддамс не хочет признавать, но его внезапный порыв жестокости действует на неё подобно мощному наркотику — парализует волю и отрезает все пути к сопротивлению.

— Не этого ли ты добивалась? — шипит Торп ей на ухо, хрипло и властно. — Ты же намеренно меня доводила… Хотела, чтобы тебя хорошенько отымели?

Уэнсдэй упрямо молчит, дрожа от возбуждения.

Даже после трёх оргазмов подряд животная нужда не отступает — она чувствует прикосновение твёрдого члена к истекающим влагой складкам, и мышцы внизу живота требовательно сжимаются вокруг пустоты.

— Скажи это вслух, — шепчет Ксавье, впиваясь зубами в её шею. Она злится на себя. Злится на то, как его голос влияет на неё в такие моменты. Но природное несокрушимое упрямство не позволяет сдаться так легко. Рыча от возбуждения, Торп с размаху ударяет её по заднице, и секундная вспышка боли заставляет Аддамс застонать сквозь плотно стиснутые зубы. — Говори, Уэнс. Живо. Чего ты хочешь?

Он усиливает хватку на её волосах и снова шлёпает по ягодице — медленно, с оттяжкой, аккурат по месту предыдущего удара.

Oh merda.

Она чувствует, как обжигающая влага стекает по внутренней стороне бедёр — и инстинктивно подаётся назад, отчаянно желая вновь ощутить твёрдый член внутри себя.

Но проклятый Торп отстраняется.

— Я убью тебя за это… — шипит Уэнсдэй, сходя с ума от ноющего спазма внизу живота. Зов плоти побеждает гордость, и она позорно быстро сдаётся во власть возбуждения. — Да, я хотела именно этого. Трахни меня. Как угодно, только быстрее, черт бы тебя побрал.

Она выпаливает длинную фразу скороговоркой, изнывая от невыносимого желания.

К счастью, ему этого достаточно.

Ксавье врывается в её тело одним глубоким толчком, и Уэнсдэй непроизвольно раздвигает колени ещё шире, до болезненной растяжки.

Каждое движение подобно удару электрошокером.

Его рука быстро проникает между её ног и снова ложится на клитор — и это больше, чем она может выдержать.

Чувствительность достигает своего апогея, и Аддамс мгновенно содрогается от новой вспышки концентрированного удовольствия.

Стоны срываются на крики, низ живота горит огнём, очертания комнаты плывут перед глазами.

Ксавье наконец отпускает её волосы — и Уэнсдэй обессиленно опускается на кровать, уткнувшись лбом во влажные простыни, пока он продолжает трахать её в сумасшедше быстром темпе. Она едва может дышать в секундных перерывах между беспощадными толчками.

Но измученное тело предательски отзывается на каждое глубокое проникновение — когда Торп резко входит по самое основание и замирает с глухим стоном, очередной сумасшедший оргазм накрывает её с головой.

Аддамс слабо осознаёт действительность.

Дыхание приходит в норму лишь спустя несколько минут, но она продолжает лежать поперёк кровати, совершенно не имея сил подняться на ноги.

— Хочешь пить? — заботливо спрашивает Ксавье, ласково проводя пальцами вдоль линии позвоночника. От былой грубости не осталось и следа. Она чувствует безумно нежное прикосновение губ ко взмокшему виску. И слышит тихий благоговейный шепот. — Уэнс, я так сильно люблю тебя. Даже не представляешь, насколько…

Уэнсдэй не отвечает ни на вопрос, ни на признание — разговаривать совершенно не хочется. Вдобавок её начинает клонить в сон.

— Знаешь… — вдруг говорит он до странности серьёзным тоном. — Я планировал дождаться официальной даты, но теперь чувствую, что хочу сделать это сейчас.

Блаженная послеоргазменная расслабленность мгновенно исчезает. Аддамс вскидывает голову, наблюдая за ним подозрительным пристальным взглядом и интуитивно предчувствуя неладное.

Ксавье отходит в сторону, начинает сосредоточенно рыться в дорожной сумке и извлекает оттуда бумажник.

Уэнсдэй резко садится в постели.

Ей совсем не нравится начало монолога — слишком уж напоминает речь перед… Нет, он бы не посмел. Два года назад, когда она нехотя согласилась на официальный статус отношений, первым пунктом во внушительном списке условий было «Никакого брака. Никогда и ни при каких условиях».

Текущий уклад жизни её более чем устраивал. Пять дней в неделю они жили раздельно, каждый в своей квартире — словно в маленькой автономной экосистеме. Встречались лишь за ужином — делились впечатлениями о прошедшем дне, много и долго разговаривали на разнообразные отвлечённые темы, спорили, ругались, мирились… Всё всегда заканчивалось сексом, зачастую — в совершенно неподходящих местах, где яркость ощущений многократно усиливалась всплеском адреналина.

А потом прощались и разъезжались по домам, чтобы не вторгаться в личное пространство друг друга. Лишь на выходных Уэнсдэй позволяла себе слабину — в пятницу вечером собирала всё необходимое и по сорок минут торчала в нескончаемых пробках, чтобы добраться до его дома. Чтобы провести в окружении его творческого бедлама ровно сорок восемь часов и ни минутой больше. Чтобы заняться сексом не в машине на парковке возле кладбища и не на заднем ряду кинотеатра под очередную кинематографическую чушь, а на его раздражающе скрипучем диване. А потом заснуть под утро и проснуться вместе.

Всё было хорошо.

Удобно. Стабильно.

Oh merda, неужели Ксавье действительно хочет всё испортить?

Шестерёнки в голове начинают вращаться с удвоенной силой, предлагая неприятные сценарии развития событий — сейчас он достанет вычурное кольцо, встанет на одно колено, произнесёт отвратительную пафосную речь… А потом она категорически откажется, и им придётся провести наедине ещё минимум пять часов по дороге в Нью-Йорк.

Хуже и представить нельзя.

Нет, нужно прекратить этот кошмар немедленно, пока ещё не пройдена точка невозврата.

— Ксавье… — ей не удаётся придать голосу должную степень безразличия. Кошмар. — Не стоит. Это ошибка.

— О чём ты? — он выпрямляется и оборачивается к ней с удивлённым выражением лица. Уэнсдэй отмечает, что его правая рука сжата в кулак. Oh merda, только не это. Торп непонимающе вскидывает брови и подходит ближе, усаживаясь на край кровати. — Ладно, неважно. У меня есть для тебя подарок.

По крайней мере, он не встал на одно колено.

Это слегка обнадёживает.

И одновременно вызывает смятение.

Она машинально моргает, выдавая собственную растерянность.

Ксавье мягко берёт её за руку. Уэнсдэй отчаянно хочется зажмуриться и сбежать отсюда. Но бежать некуда.

— Держи… — он вкладывает в её раскрытую ладонь… ключ?

— Что это? — она чувствует, как глаза против воли широко распахиваются.

— Ну… — Ксавье кривовато улыбается, потирая переносицу. — Ты ведь хотела открыть своё собственное детективное агенство. Я нашёл подходящее помещение. Арендовал на месяц, но если тебе понравится, я его куплю. Для тебя.

Аддамс чувствует себя так, словно пропустила ступеньку, спускаясь с крутой лестницы — невероятное облегчение смешивается с совершенно иррациональной… радостью? Благодарностью? Она не знает. Не может сказать точно. Она опускает глаза на маленький серебристый ключик, лежащий на ладони — и моргает снова.

— Ты рада? — Торп обеспокоенно заглядывает в её лицо, явно не понимая причин такой странной реакции.

— Да, — Уэнсдэй коротко кивает, стараясь унять учащённое сердцебиение. А в следующую секунду, повинуясь внезапному порыву, тянется к нему и заключает в объятия. — Очень.

Комментарий к Часть 17

Информация о дате выхода новых глав и новых работ, спойлеры, референсы, тематические мемы и многое другое — всё это можно найти в моём тг канале 🖤 Буду безмерно рада каждому 🖤

https://t.me/efemeriaaa

========== Часть 18 ==========

Комментарий к Часть 18

Саундтрек:

Hoshi — Et même après je t’aimerai

Приятного чтения!

Age: 30

Допрос затягивается.

Квадратные настенные часы показывают уже половину десятого вечера, а обвиняемый — Джозеф Деанджело, сорок восемь лет, родом из города Милуоки штата Висконсин, последние пятнадцать лет прожил в Нью-Йорке на Шервуд-авеню, занимал должность смотрителя в музее Соломона Гуггенхайма, а в свободное от работы время увлекался расчленением людей — упрямо отрицает свою причастность к серии громких убийств. Даже несмотря на то, что средний палец его правой руки наливается синевой и стремительно опухает после точного удара молотком. Маньяк с внешностью благопристойного джентльмена в интеллигентных очках жестоко поплатился за то, что совсем не по-джентельменски продемонстрировал неприличный жест в ответ на один из вопросов Аддамс.

— Где вы были третьего июля в промежутке между десятью часами вечера и двумя часами ночи? — уже в который раз спрашивает Уэнсдэй, уперевшись ладонями в стол и прожигая мужчину тяжёлым взглядом исподлобья. Но Деанджело лишь скалит зубы в неприятной ухмылке и дерзко вскидывает голову, всем своим видом демонстрируя нежелание оказывать содействие полиции.

— В ваших интересах сотрудничать с нами, если хотите скостить срок, — подтверждает Шепард, устало потирая ладонями щёки.

Разумеется, инспектор блефует. Даже если серийный убийца подпишет чистосердечное и укажет места захоронения жертв, части тел которых до сих пор не найдены, ему не светит ничего, кроме пожизненного. Чокнутым головорезам на свободе не место. Но самому преступнику об этом знать пока необязательно.

И потому Энтони продолжает гнуть свою линию, усердно играя роль доброго полицейского в старом как мир спектакле.

— Подумайте, Джозеф… — назидательно вещает он тоном благочестивого священника на исповеди. — Мы закончим допрос сегодня, вернёмся к себе домой в уютные постели, а вы так и останетесь в изоляторе без единого шанса выйти под залог. И, возможно, даже без возможности получить медицинскую помощь.

— А она вам обязательно потребуется, если продолжите молчать, — едко вворачивает Аддамс, угрожающе сощурив глаза, густо подведённые чёрным карандашом. Надо отдать должное обвиняемому — он спокойно выдерживает пристальный немигающий взгляд, под которым тушуется большинство людей.

— Вы ошиблись, — дерзко отзывается Деанджело, с наигранной небрежностью поправляя очки на переносице. Он выглядит абсолютно безмятежно и даже неприятно ухмыляется уголками губ, словно сломанный палец нисколько его не беспокоит. Крепкий орешек. — Я никого не убивал. Уверены, что сможете спокойно спать по ночам, засадив за решётку невиновного человека?

Какая потрясающая ложь. Тщательно выверенная от первого до последнего слова, без тени лишних эмоций и без капли сомнений — словно маньяк и сам свято верит в собственную невиновность.

Очень любопытный экземпляр.

Уэнсдэй даже немного впечатлена.

Помнится, в юности она прошла этап заинтересованности серийными убийцами — не жалкими дилетантами, оставляющими кучу следов, а именно такими, как нынешний обвиняемый. Холодными, расчётливыми и поразительно безжалостными. Смертоносными высшими хищниками в шкуре невинных овец.

Кто бы мог подумать, что спустя годы она свяжет свою жизнь с охотой на матёрых волков и увлечётся этим так сильно, что даже писательство отодвинется на второй план.

— Даже жаль, что блестящая ложь не спасёт вас от возмездия, — Аддамс выразительно изгибает бровь и почти с нежностью скользит пальцами по чёрному матовому электрошокеру, лежащему на столе перед подозреваемым.

Отчаявшись добиться признания стандартными методами, инспектор Шепард пару часов назад собственноручно отключил все камеры в допросной комнате и дал ей полный карт-бланш, чему Уэнсдэй была несказанно рада. Как ни крути, а в мире ещё не придумали антистресса лучше, чем хорошая пытка. Никакие маятники Ньютона и рядом не стояли.

Она нарочито медленно оглаживает кончиками пальцев гладкий корпус электрошокера, а потом резко зажимает круглую кнопку — трескучий звук электрического разряда эхом отдаётся от бетонных стен полупустой комнаты.

Фальшиво интеллигентное лицо Деанджело остаётся невозмутимым, но от внимательного взгляда Аддамс не укрывается, как он едва заметно сглатывает слюну. Всё-таки боится, хоть и умело делает вид, что это не так.

Сжав электрошокер в ладони, Уэнсдэй вальяжно отходит от стола и останавливается за спиной мужчины, пристально наблюдая за его реакций — сонная артерия начинает пульсировать чуть сильнее, мышцы на шее едва уловимо напрягаются.

Встретившись глазами с Шепардом, она коротко кивает, и инспектор продолжает допрос.

— Свидетели сошлись в показаниях, что третьего июля примерно в одиннадцать вечера видели вас в закусочной «Спрингфилд Дайнер» на бульваре Меррик, где работала официанткой последняя жертва. Записи с камер видеонаблюдения подтвердили этот факт, — с нажимом произносит Энтони, сложив на столе сцеплённые в замок руки. — Смена Элисон Джеймс закончилась ровно в полночь, и она пошла домой через парк Гвен Ифилл, где вы и напали на неё. Нанесли четыре ножевых ранения в область шеи…

— Вот сюда, — Аддамс резко подходит к обвиняемому и прижимает электрошокер в область трапециевидной мышцы. Мощный разряд проходит по телу Деанджело, заставив того дёрнуться и тихо зашипеть от боли сквозь плотно стиснутые зубы. Наручники на его запястьях громко лязгают, ладони сжимаются в кулаки, но мужчина не произносит ни слова.

— После чего загрузили тело в свой пикап и отвезли в гараж, где расчленили его на восемь частей, — продолжает Шепард самым невозмутимым тоном, словно и вовсе не заметил случившегося. — Все улики и все свидетели указывают на вас. В вашем гараже был обнаружен тот самый нож, а также циркулярная пила со следами крови погибшей.

Не позволив обвиняемому отойти от первого разряда, Уэнсдэй с садистским удовольствием прижимает шокер плотнее и нажимает круглую кнопку во второй раз. На этот раз она не торопится убирать руку, мысленно отсчитав десять секунд — и на шее мужчины остаётся два ярко-лиловых синяка от электродов.

— И после всего этого вы продолжаете утверждать, что невиновны? — Энтони с наигранным сожалением цокает языком, не сводя с Джозефа хирургически пристального взгляда. — Спокойно спите по ночам, кстати? Кошмары не мучают?

— Не мучают, — хмуро огрызается тот, дёрнув плечом в бесплодной попытке унять остаточные импульсы боли в области шеи.

— Это мы исправим, — Аддамс склоняется к уху обвиняемого и понижает голос до вкрадчивого шепота. — Лучше бы вам быть посговорчивей, иначе в ближайшие дни я стану вашим персональным кошмаром.

Деанджело вздрагивает и рефлекторно пытается отодвинуться, но двигаться ему некуда — ножки стула приварены к полу, а наручники на запястьях прикреплены к столешнице тяжёлой крупной цепью.

Испытывая кристально чистое, почти физическое наслаждение от чужого страха, Уэнсдэй снова заносит над шеей мужчины руку с электрошокером, но в эту же секунду в кармане Шепарда оживает телефон. Краем глаза она успевает заметить на вспыхнувшем экране имя жены инспектора. Oh merda, ну как же некстати. Миссис Шепард — грузная женщина сорока пяти лет с копной густых кудрей, выкрашенных в вульгарный рыжий цвет, всегда отличалась нравом курицы-наседки и постоянно названивала благоверному, когда тот задерживался на работе.

— Да-да… Понял, скоро буду, — покорно отзывается Энтони в ответ на бурную тираду на том конце провода. Сбросив звонок, он возвращает телефон в нагрудный карман форменной куртки и поднимает слегка виноватый взгляд на напарницу. — Аддамс, можно тебя на минутку?

Они выходят за дверь допросной.

В коридоре полицейского участка непривычно тихо — рабочий день завершился четыре часа назад, и большая часть сотрудников давно разошлась по домам, за исключением тех, кому не повезло остаться на дежурстве.

— Только не говори, что хочешь всё свернуть. Он почти раскололся, — Уэнсдэй недовольно скрещивает руки на груди, смерив инспектора прохладным взглядом исподлобья. Даже несмотря на внушительную разницу в росте, возрасте и в служебном положении, Шепард заметно теряет решимость и с явным усилием выдавливает слабую улыбку. Он лучше других знает, как сильно Аддамс ненавидит прерывать допрос с пытками, не добившись результата.

— У Маргарет температура, — мужчина тяжело вздыхает, запустив ладонь в тёмные волосы с проблесками первой седины. — Видимо, подхватила какой-то вирус в детском саду.

— И? — она изгибает бровь, склонив голову набок. — Как это относится к работе?

— Аддамс, этот хренов Деанджело может подождать до завтра, а моя пятилетняя дочь — нет, — в вопросах семьи Энтони непреклонен. Недаром у него целый выводок наследников, которых Аддамс не смогла запомнить по именам даже спустя столько лет сотрудничества.

— Ума не приложу, как ты дослужился до своей должности с таким наплевательским отношением к работе, — Уэнсдэй презрительно фыркает и закатывает глаза с нескрываемым раздражением. В самом деле, чего ради разводить такую панику на ровном месте? Проблема высокой температуры прекрасно решается при помощи Парацетамола, а вот проблему с тотальным отрицанием у подозреваемого приёмом таблетки не решить.

— У тебя нет детей. Тебе не понять, — категорично отрезает Шепард, нахмурив густые брови. А мгновением позже он решает зайти с другой стороны. — Ну в самом деле, Аддамс… На кой хрен нам торчать в участке дотемна, окучивая этого психа? Никуда он не денется, продолжим завтра с новыми силами. Тебя ведь тоже муж дома ждёт.

Вот только дома её никто не ждёт — позавчера вечером Ксавье улетел на открытие новой выставки в канадской галерее, а сегодня утром отправил длинное сообщение с извинениями и подробными объяснениями, почему придётся задержаться ещё на пару-тройку дней.

— Может, если бы ты поменьше пропадала на работе целыми сутками, уже и детей бы завели… — продолжает напарник, явно утративший последние инстинкты самосохранения.

— У меня с собой электрошокер, — она снова возводит глаза к потолку и демонстративно хлопает ладонью по карману широких чёрных брюк. — Так что лучше заткнись.

— Чёрт, и как он тебя терпит столько лет? — поддевает инспектор с беззлобной ироничной усмешкой. — Или ты его тоже шокером периодически угощаешь, чтобы не сбежал?

— Осторожнее на поворотах, — в тон ему отзывается Уэнсдэй. — Иначе на день благодарения я отправлю такой же шокер в качестве подарка твоей жене.

— Пустые угрозы. Элеонор с ним не справится, она только раза с пятого научилась включать новую посудомоечную машину, — несмотря на нелестную характеристику умственных способностей супруги, Шепард произносит её имя с каким-то особенным трепетом. Подобные интонации очень часто сквозят в голосе Аддамса-старшего, когда речь заходит о Мортише. Да и чего ходить далеко — Торп тоже временами грешит подобным.

— Ладно, чёрт с тобой, — немного поразмыслив, она всё же решает сжалиться над напарником. — Поехали по домам.

Обвиняемый и в самом деле никуда не денется, а освободившееся время можно потратить на написание финала пятой книги о приключениях Вайпер. Издательство не устанавливало чётких временных рамок, но настоятельно рекомендовало не затягивать с продолжением. Тем более что предыдущая книга вошла в топ бестселлеров этого года по версии сразу нескольких крупных журналов — и теперь представители Харпер Коллинз довольно потирали руки в предвкушении солидной выручки.

Всё складывалось как нельзя лучше, её карьера набирала обороты с каждым годом, дела в двух галереях Торпа тоже неуклонно шли в гору. Вот только в идиллической картине не доставало последней детали — прошло почти полтора года с момента, как Аддамс бросила пить противозачаточные, но все попытки забеременеть раз за разом оказывались провальными.

Поразительная ирония жизни. В первый раз для наступления нежелательной беременности оказалось достаточно спонтанного секса под действием сорокаградусной текилы — но теперь, когда она наконец осознанно решила стать матерью, ничего не получалось даже спустя столько месяцев. Она даже прошла полное обследование втайне от Ксавье, но все результаты анализов оказались идеальными.

Врач развёл руками и сухо сообщил, что нужно просто подождать. Но Уэнсдэй не любила плыть по течению, подчиняясь воле судьбы — и оттого регулярно возобновляла попытки с удвоенным усердием. Даже удивительно, что Торп до сих пор ничего не заподозрил.

Дорога от полицейского участка до дома проходит в звенящей тишине — устав за весь день от раздражающего гомона окружающих людей, Аддамс даже не включает музыку.

Город, который никогда не спит, горит яркими огнями в окнах вычурных высоток и неоновыми вывесками фешенебельных бутиков. Она прибавляет скорость, вжимая в пол педаль газа, и очертания вечернего Нью-Йорка смазываются, превращаясь в единую монолитную стену.

Отполированный до блеска Мазерати резво мчится по улицам пафосного Манхэттена, приближаясь к частному сектору верхнего Ист-Сайда. Дом под номером 113 стоит в самом конце улицы в отдалении от всех прочих — одна из немногих причин, почему Уэнсдэй согласилась на покупку этой обители элитарных снобов.

Полутёмная прихожая встречает хозяйку тишиной и тонким запахом красок — хотя мастерская Торпа находится в подвале, этот резковатый химический аромат намертво въелся в монохромные обои и чёрную кожаную обивку мягкой мебели. Сбросив неудобные туфли на каблуках и оставив ключи от машины на низкой антикварной тумбе, Аддамс проходит в гостиную, на ходу распуская тугую французскую косу. Тяжёлые локоны цвета воронова крыла рассыпаются по спине блестящим водопадом.

Желудок сводит тянущим чувством голода — кажется, в последний раз она ела в полдень, но сэндвич с индейкой и тройную порцию эспрессо вряд ли можно считать полноценным приёмом пищи. Вот только полки холодильника оказываются совершенно пустыми.

Oh merda, такими темпами, если Ксавье задержится в Торонто ещё на несколько дней, она всерьёз рискует загреметь в больницу с приступом гастрита. Пожалуй, стоит научиться готовить хотя бы омлет — чтобы не питаться мало полезной дрянью из доставки в его отсутствие.

Не сумев отыскать в холодильнике ничего съестного, Уэнсдэй сдаётся и подходит к единственному предмету кухонной утвари, с которым действительно умеет обращаться — небольшой домашней кофемашине.

Нажав несколько кнопок, она внимательно следит, как чашка наполняется ароматной коричневой жидкостью. Убойная доза эспрессо поможет обмануть желудок на какое-то время, а потом она засядет за печатную машинку и напрочь позабудет о чувстве голода.

Залпом опустошив содержимое чашки, Аддамс поднимается на второй этаж — нужно принять душ и переодеться, а потом можно с головой окунуться в творческий процесс. Но как только она начинает расстёгивать верхние пуговицы строгой чёрной рубашки, телефон в кармане брюк взрывается тягучей трелью похоронного марша. На экране появляется имя Торпа и фотография, которую она сделала во время их короткого отпуска на плато Колорадо — Ксавье стоит спиной, широко раскинув руки и всматриваясь в бескрайнюю панораму Гранд Каньона. Лучи заходящего солнца подсвечивают его каштановые волосы, как всегда собранные в дурацкий небрежный пучок на затылке.

Лет пятнадцать назад Уэнсдэй и не обратила бы внимания на мимолётную красоту момента, но долгие годы жизни с художником не прошли даром, научив её подмечать подобные мелочи.

— Привет, Уэнс, — Ксавье тепло улыбается в камеру, демонстрируя ямочки на щеках. Картинка на секунду рассыпается в пиксели, но потом фокусируется снова. — Чёрт, здесь ужасный вай-фай… Как день прошёл?

— Ничего интересного, — она устанавливает телефон возле печатной машинки, подперев его недочитанным томиком Сартра, и отходит на шаг назад, чтобы избавиться от надоевшей за весь день рубашки. — Почти раскололи Деанджело, но в последний момент Шепард поджал хвост и умчался под крыло к женушке.

— Сдаёт он в последнее время… — отзывается Торп, установив телефон на письменном столе и ловко завязывая галстук. — А я собираюсь на ужин с инвесторами. Постараюсь выбить побольше денег для следующей выставки. Нынешняя обещает стать лучшим событием сезона, в утреннем номере Торонто Стар целую статью выпустили… Так что, думаю, они не откажутся раскошелиться.

— Купи аспирин заранее, — иронично вворачивает Уэнсдэй. Как правило, под вычурным термином «ужин с инвесторами» кроется банальная попойка в каком-нибудь особенно элитном ресторане. После подобных вечеров Ксавье приползает домой в состоянии, близком к анабиозу, а весь следующий день валяется в постели, мучаясь от головной боли.

— Не волнуйся, я уже, — он негромко смеется и демонстрирует в камеру упаковку шипучих таблеток. Отставив в сторону цилиндрический пластиковый бутылёк, Торп усаживается на стул перед телефоном и принимается сосредоточенно зачесывать волосы в привычный низкий пучок. — Кстати, я взял билет на четверг на самый ранний рейс. Если обойдётся без накладок, буду дома к восьми утра.

— Если ты меня разбудишь, я отправлю тебя обратно в Канаду по частям, — язвит она, стянув рубашку и отбросив её на спинку стула.

— Я тоже тебя люблю, Уэнс, — парирует Ксавье с раздражающе самодовольной усмешкой, но спустя секунду становится серьёзным, неотрывно наблюдая, как она начинает расстёгивать пряжку широкого ремня на брюках. С присущей детективу внимательностью Аддамс мгновенно замечает, что чёрные точки зрачков посередине насыщенно-зелёной радужки медленно расширяются. — И очень скучаю… Во всех смыслах.