Линдси поправила твидовый пиджак, который надела поверх белой шелковой блузы, и пригладила черную юбку. Еще немного поерзав в довольно неудобном, жестком кресле, она улыбнулась вошедшему в кабинет и устроившемуся за столом представительному мужчине лет шестидесяти.
– Извините за задержку, мисс Уайтейкер, – сказал мужчина.
– Ничего страшного, мистер Фрэзер, – сказала она. – Ваши люди много поработали при прежних визитах ко мне, и теперь нам только остается подписать договор об аренде студии озвучивания, редактирования и монтажа. Контракт я тщательно изучила, так что не буду вас задерживать.
Мистер Фрэзер отвел глаза и начал крутить в пальцах шариковую ручку, подобранную с письменного стола.
– Да, это все хорошо. Но… э-э… кажется… похоже на то, что возникла некоторая неувязочка. Знаете, тот случай, когда левая рука не знает, что делает правая. Мой старший ассистент, не поставив меня в известность, уже пообещал помещение кому-то там еще. Я очень извиняюсь за все это недоразумение, но… – Его лоб вспотел. – …Такое иногда случается.
Черт, подумала Линдси. Из всех студий, о которых она узнавала, эта была, безусловно, лучшей. И вот, в тот момент, когда все, казалось бы, устроено, и дело остается за одной подписью, такой удар. Ну, можно ли быть такими раззявами? Если только не… Неужели такое возможно? Попробуем-ка проверить, не сходя с места…
– Так, значит? – холодно воскликнула она. – У меня к вам будет только один вопрос: какую тактику использовал Карл Мартин? Деньги? Или угроза?
Голова мистера Фрэзера дернулась, а лицо залилось краской.
– Я попала в точку, мистер Фрэзер?
– Понятия не имею, про что вы тут говорите, – сказал тот твердо.
– Да? – просто сказала она. – А мне кажется, имеете. Интересно было познакомиться с человеком, который берет под козырек при первой же команде Карла Мартина. Вы мне не казались тем, кто испугается гнева Мартина, но, – она пожала плечами, – жизнь полна неожиданностей.
– Хватит, мисс Уайтейкер, – сказал Фрэзер, повысив голос. – Я не желаю больше слушать вас.
– Или это деньги? – Линдси огляделась. – Я вижу, что у вас губа не дура, и вы предпочитаете, чтобы вас окружали только вещи категории люкс. Так сколько вам заплатил Мартин, чтобы вы не заключали с нами соглашения?
Мистер Фрэзер хлопнул по столу ладонью.
– Прошу вас покинуть мой кабинет, и немедленно!
– Конечно, – сказала Линдси, поднимаясь, но в следующее мгновение она опять сидела в кресле. – Между прочим, сегодня за ленчем моя мать упомянула, что она вместе с вашей женой возглавляет Фонд помощи сиротам. Мама так высоко отзывалась о миссис Фрэзер. И после этого увидеть в такой постыдной роли ее мужа…
– Довольно, – звенящим голосом крикнул мистер Фрэзер. – Я не беру взяток, чтоб вы знали, мисс Уайтейкер. Карл Мартин пригрозил забрать обратно то огромное пожертвование, которое сделала по адресу Фонда «Экскалибер пикчерз», если я сдам вам под аренду студию. Эти пожертвования – гордость и радость моей жены. Господь не даровал нам детей, и фонд для нее стал чем-то вроде ребенка. Я не хотел вмешивать в это дело жену, но и делать вам отказ под другим предлогом мне было не по себе. Дорогая моя, этот человек пышет ненавистью к вашему брату и готов пойти на все, чтобы преградить Бенджамину Уайтейкеру путь к успеху.
Холод пробежал по спине Линдси, но она старалась не терять самообладания.
– Мы в курсе того, как к нам относится Карл Мартин.
Их взгляды скрестились, и Фрэзер не выдержал.
– Ладно, – сказал он, отводя глаза. – Я лично займусь поисками жертвователей для жены на тот случай, если «Экскалибер пикчера» отзовет свой взнос. Она бы никогда не одобрила мои действия, если бы узнала, что я уступил Мартину. Сейчас я принесу бумаги, и мы их, не сходя с места, подпишем.
Он встал и первый раз за все время беседы улыбнулся.
– Передайте брату, чтобы он сделал действительно хороший фильм.
Линдси улыбнулась в ответ.
– Это я вам гарантирую. А еще – хочу вас поблагодарить, мистер Фрэзер.
Только сидя в машине и слившись с общим потоком транспорта, Линдси позволила себе засмеяться от радости по случаю одержанной победы. Этот раунд остался за ней, подумала она, мельком глянув на кейс, в котором лежала бумага с договором об аренде. Она поняла, что победит, едва только увидела краску на лице Фрэзера, и интуиция подсказала ей, что нельзя уходить, пока хозяин кабинета не сдастся. И вот – ее распирало от гордости.
Карл Мартин показался ей похожим на гигантского осьминога, протянувшего свои щупальца в самые отдаленные уголки их с Беном жизни. Самым пугающим было то, что предсказать, откуда будет нанесен следующий удар, – невозможно!
Но первую победу следовало как-то отметить, и Линдси знала, как она отпразднует свой успех. В течение следующего часа она с фотоаппаратом в руках бродила по знаменитому во всем мире Фармерз Маркет – Сельскому рынку, шестым чувством улавливая момент, который она хотела бы перенести на пленку.
Рынок пестрел яркими красками и был переполнен людьми. Ряды торговцев выставляли на всеобщее обозрение нескончаемую вереницу сокровищ. Здесь было все, что только можно себе представить, и это поистине мир в мире, подлинная Мекка для фотографа.
Даже любовь отступила для Линдси на второй план, пока с фотоаппаратом в руках она выискивала сюжеты и щелкала кадр за кадром. Через час с лишним она упала на сиденье машины, смертельно усталая, но горящая нетерпением как можно скорее проявить и своими глазами увидеть то, что засняла. Она взялась за руль, но тут же отпустила его и нахмурилась. Она вдруг поняла, что в течение часа с лишком снимала материал о семьях: матерях, отцах, детях… Разных возрастов, национальностей, культур, но всегда это было улыбающееся лицо того прочного и вечного союза людей, который называется семьей.
– Уиллоу, крошка моя, – прошептала она, кладя руку себе на живот. – Извини ради Бога, но что же – у тебя и в самом деле не будет папочки, и ты будешь сиротой? У тебя будет Бен, будет Палмер, но достаточно ли этого? Не придется ли тебе так же страдать от одиночества, как и твоей взрослеющей, а затем уже и стареющей матери? Но, Господи, она так не хочет, чтобы ты был одинок, малыш.
Линдси смахнула непрошеные слезы, завела мотор и поехала домой. Эйфория улетучилась, и черная тоска обволокла ее и без того истощенную страданиями душу.
Клэйтон кивнул, и худой мужчина лет сорока сел в кресло за его столиком. Они сидели в дорогом ресторане.
– Извини за опоздание, приятель, – сказал мужчина, – но когда ты услышишь новости, которые я принес, ты простишь меня. Ты и твой Уайтейкер-младший разворошили осиное гнездо, так-то старик!
– Погоди, не продолжай, – сухо сказал Клэйтон. – Имя главного шершня – Карл Мартин, не так ли?
– Так ты в курсе? Но зато вряд ли знаешь, что сегодня утром этот могущественный человек сам, собственной персоной, появился в моем офисе. Я, признаться, даже не предполагал, что он может беседовать с кем-то ниже губернатора штата и не иначе как в своем кабинете в «Экскалибер пикчерз».
Клэйтон негромко рассмеялся.
– Ну, Билл? Не томи меня. Что ему надо было?
– Наши с тобой приятельские отношения ни для кого не секрет, а кроме того, он не может не знать, что я кандидат номер один в совет директоров его студии, как только там возникнет вакансия.
– Это уже теплее, – сказал Клэйтон, сузив глаза.
– Карл Мартин, нужно отдать ему должное, говорил без обиняков, просто и предметно: если я окажу поддержку Бену Уайтейкеру в съемках фильма, он использует все свое влияние и власть, чтобы не допустить меня к этому креслу.
– Черт, – сказал Клэйтон, мускулы его щеки дрогнули.
– Я разыграл маленькую комедию, сделал вид, что принял все близко к сердцу и сильно испугался. При этом с трудом удавалось удерживать себя от того, чтобы не съездить со всей силы по его самодовольной роже. Он ушел из моего офиса уверенный, что я у него под ногтем – это я-то, ветеран морской пехоты! Я по-прежнему готов дать пять миллионов, Клэйтон. Я позвонил отцу – тот тоже служил в морской пехоте – и он просил передать, что со своей стороны дает пять миллионов. Чеки получишь сегодня днем.
Широкая улыбка разлилась по лицу Клэйтона.
– Я всегда был поклонником морской пехоты.
– У тебя чертовски верный вкус, старик. Но ты ввязываешься в нешуточную войну, ты хоть понимаешь это?
– Знаю, Билл, – сказал Клэйтон, и улыбка сошла с его лица. – Знаю.
В последний раз взглянув на стол и решив, что все стоит на своих местах, Линдси отправилась на поиски Джи Ди. Она нашла ее в ванной комнате, с отвращением разглядывающей собственное отражение в зеркале.
– Джи Ди? – мелодично спросила Линдси, входя в ванную. – Готова ли ты? Бен и Клэйтон будут здесь с минуты на минуту. Обед осталось только подать. Бен знает, что я не самый искусный повар в мире, так что если к утру мы все откинем концы, вина будет целиком на нем. Он сам потребовал домашней пищи, потому что обеды в ресторанах им до смерти надоели за три недели поисков натуры для съемок. Джи Ди, ты меня слушаешь?
– Что? – спросила та, поворачиваясь к Линдси.
Линдси засмеялась.
– Ясно. Ты не слышала ни слова из того, что я сейчас говорила. О, богиня, ты ослепительна! – Она оглядела бледно-голубую блузку поверх длинной, до пола черной юбки. – Просто сногсшибательна!
– Ты, правда, так думаешь? Боже, я чувствую себя ребенком, тайком залезающим в чьи-то взрослые наряды.
– Это твои наряды. Точно так же, как и те, что висят в твоем шкафу вместе с ярлыками, которые ты даже не потрудилась оборвать.
– У меня не было повода надеть что-нибудь, помимо джинсов и шорт. Я ведь безвылазно работала над сценарием все это время.
– Лучше сказать, надрывалась. С тех пор, как Бен уехал в экспедицию, ты почти не выходила на свежий воздух. Ты в городе уже два месяца, а, кроме квартиры, нигде, в общем-то, и не бывала. Зато теперь Бен вернулся и сможет помочь тебе со сценарием.
– Я кончила его сегодня, – тихо сказала Джи Ди.
– Ну, это ты за столом шути. Подожди? В самом деле, что ли? Он уже сделан?
– Ну, надо еще посмотреть. Может быть, Бен его не одобрит.
– Но ты его закончила? Джи Ди, ты не представляешь, как это замечательно! Бен будет вне себя от радости. Если только я с ним вообще заговорю.
– Да, после воплей, которые ты устроила по поводу того, что в экспедицию берут не тебя, а Клэйтона, перейти на нормальный тон будет непросто.
– Дело было не во мне, а в Уиллоу, как ты понимаешь. Бен носится с моей беременностью, как с писаной торбой. Можно подумать, глядя на него, что я – единственная женщина, которая когда-либо собиралась родить. Это ж надо сказать такое: путешествие будет для меня слишком трудным в моем положении.
– Прошу тебя, – умоляюще подняла руки Джи Ди. – Я уже тысячу раз это слышала.
– Извини, – сказала Линдси, – я все еще не могу остыть.
– Так ты уверена, что я выгляжу хорошо? – спросила Джи Ди.
Линдси доверительно улыбнулась ей.
– Ты выглядишь прелестно. Ты ведь тоже скучала по Бену, а?
– Я?.. Скучала. Бог знает, почему. Он на меня не обращает никакого внимания, только проверяет, что я сделала, да просит следить, чтобы ты пила молоко и не перенапрягалась. Он не видит во мне женщину, я всего лишь некий одушевленный объект, на лбу у которого написано: «писатель».
– Он весь в фильме сейчас, и ты это знаешь. Имей немного терпения и войди в его положение.
– Только этим и занимаюсь. А что мне еще остается? Ничего.
– Ты ведь любишь Бена, а?
– Люблю? Нет, такого я никогда не говорила. – Джи Ди присела на краешек кровати. – Да, люблю, черт меня возьми! Я даже не знаю, когда это случилось. Просто случилось, и все тут. И теперь у меня предчувствие, что твой красавец братец окончательно разобьет мое глупое сердце – я ведь совсем не в его духе, и ты это знаешь. Из твоих рассказов я поняла, что ему нравятся пышные блондинки, а я? Низенькая, темноволосая и плоская, как доска!
– У тебя прекрасная фигура, Джулия Диана, и я не желаю больше слушать эту самоуничижительную белиберду. А что касается любви к Бену – так ведь я знаю, поверь мне, как это вдруг внезапно обрушивается на тебя, и ты совершенно беспомощна противостоять наваждению. Но не спеши объявлять свое сердце разбитым, пока для этого не появятся веские основания. Бен сейчас пребывает в другом измерении. Так что потерпи немного.
– Немного – значит вечность? – спросила Джи Ди с улыбкой. – Кстати, тебе очень идет это платье. Золотой цвет чудесно гармонирует с твоими волосами.
– А под золотом скрыт маленький баскетбольный мячик – ребеночек. Я не думала, что живот обозначится так рано – я всего-то на пятом месяце. Это Уиллоу наливается соком от того молока, которое вы в меня регулярно вливаете.
– Линдси, Линдси, ты светишься, ты вся полна женственности. Беременность определенно красит тебя. От тебя исходит какое-то свечение. А отец ребенка? Ты о нем все еще думаешь?
– Каждый день, – тихо сказала Линдси. – И каждую ночь вижу во сне. Я всегда буду любить его, Джи Ди. Никто другой не займет его место в моем сердце, в моей душе.
– Как бы я хотела… А впрочем, давай я помогу тебе с обедом. У меня отменно получались бутерброды с ореховым маслом – помнишь то, что показывают в рекламе по телевизору. Это, пожалуй, все, что я умею готовить.
– Говорила ведь Бену, что сумасшествие – устраивать прием с домашним столом. Придет Фонтэн, и человеку, добывшему для фильма двадцать миллионов, подадут жареное мясо, вареную картошку и бобы из банки. Вообще-то мы несерьезно подошли к этому моменту.
– Двадцать миллионов, – пробормотала Джи Ди, покачивая головой. – Фантастика!
– По большому счету, гроши, если ты заглянешь в расходную книгу. Ты и представить не можешь, сколько стоит частная студия, например.
– Ладно, ладно, мисс ассистент-администратор, я уже поняла, – со смехом оборонялась Джи Ди. – Главное для меня, чтобы остались деньги нанять исполнителей, а то еще позабудете. Мне даже не верится, что живой человек из плоти и крови станет Онором Майклом Мэйсоном.
– У меня тоже мурашки бегут по коже при одной мысли об этом, – сказала Линдси, машинально положив руку на живот.
– Вот видишь, ты меня понимаешь.
Зазвонил звонок.
– А вот и они, – встряхнулась Линдси. – Пойдем, прелестница.
– Пожалуй, я лучше отсижусь в шкафу, пока Фонтэн не уйдет.
Линдси открыла дверь и сразу оказалась в объятиях брата. Он долго держал ее так, потом отодвинул на расстояние вытянутой руки и критически осмотрел с головы до пят.
– Прекрасно, – сказал Бен. – Ты здорово выглядишь, Линдси. Как себя чувствуешь?
– Превосходно.
Бен наклонился к животу и заговорил:
– Привет, Уиллоу! Как жизнь, крошка? Ничего? Тебе там удобно?
– Бенни, прекрати, – сказала Линдси, смеясь во весь голос. Она встряхнула брата за плечо и посмотрела за его спину. – А где гость?
– Он задержался наверху, в моей квартире. Ему надо позвонить кое-кому. Он сейчас придет.
– Отлично, – сказала Линдси, закрывая дверь. – Боже, вы только взгляните на его загар!
Бен рассеянно улыбнулся.
– Загоришь тут, когда за три недели объедешь пустыни четырех штатов. Мы просто изжарились.
– Ну, мы рассчитываем услышать от вас полный и детальный отчет. Извини, милый, надо проверить бобы. Бен, это не обед, а какой-то кошмар, в чем целиком твоя вина. Ладно, иди поздоровайся с Джи Ди, пока я взгляну на плоды моих кулинарных усилий.
Поздороваться с Джи Ди, повторил в уме Бен, рассматривая спину уходящей на кухню Линдси. Он здоровался с ней каждую ночь, ворочаясь в очередной гостиничной кровати, все три недели поездок. Он слышал ее голос, видел ее улыбку, порывался взять ее в свои руки… и… Полегче, Уайтейкер! Не позволяй себе всерьез думать об этом. Он просто повернет голову, увидит ее и спросит, как продвигается сценарий. Слава Богу, он не мальчик и может держать себя в руках.
Бен медленно перевел взгляд в сторону Джи Ди. Боже милостивый, застучало в его мозгу, она же прелестна.
И жар, пульсируя, охватил его тело снизу.
– Привет, Бен, – еле слышно сказала Джи Ди. Ее голос ласкал и обволакивал, словно бархат.
– Джи Ди, – сказал он и почувствовал, что голос у него сел. – Ты просто… просто красавица! – Бен остановился. – Черт, ты выглядишь невероятно красивой!
– Спасибо.
Бен медленно подошел к ней не в силах понять – чьей же воле сейчас подчиняется, и остановился, чувствуя, как в ушах нарастает страшный шум.
Бен, Бен, Бен, думала Джи Ди. Она ощущала жар его тела, аромат одеколона и запах, присущий только ему. Боже, как она хотела этого мужчину! Невидимые линии сексуального напряжения как будто возникали между ними, они притягивали и дразнили. Ей следовало бы произнести хотя бы одно слово, пока она не показала себя ну совсем уж полной дурой.
– Ты хорошо выглядишь, – сказала она сбивчиво. Господи! Ничего умнее она не могла сказать!
– До чего же радостно вновь оказаться дома, Джи Ди. (Я скучал по тебе чертовски). Как продвигается сценарий? (И так хотел тебя, Джулия Диана).
Вот оно – главное. Это было правдой, теперь он мог не сомневаться. Черт побери, что же ему делать? Все должно быть только на деловой почве, только на деловой, только на деловой.
– Линдси здорово выглядит. Я так ценю твою заботу о ней!
– Вообще-то, вовсе не обязательно так суетиться вокруг нее – она сама слишком ценит и любит своего Уиллоу, чтобы присмотреть за собой. (…А Джи Ди Мэтьюз не меньше любит и ценит Бена Уайтейкера!) Она очень хорошо умеет заботиться о себе, Бен.
– Это хорошо. Я… А-а, черт!..
Бен взял ее лицо ладонями и впился ртом в губы. Глаза Джи Ди широко распахнулись от удивления, но уже секунду спустя Бен продвинул язык между губами в сладкую темноту рта. Руки Джи Ди обвились вокруг его шеи, а ресницы опустились. Она смело встретила удар его языка, ответив тем же. Она столько грезила о его поцелуе, фантазировала и жаждала его. Ее грудь напряглась, потяжелела, внутри вспыхнул огонь и пронзил тело насквозь. Бен!
Позвонили в дверь. А поцелуй все продолжался и продолжался.
Из кухни вышла Линдси.
– Отчего вы не откроете? О-о-о! – Она улыбнулась и захлопала в ладоши. – Наконец-то вас стало двое! Ах, да, дверь. – Она поспешила ее открыть. – Привет, вы, должно быть, Клэйтон Фонтэн?
– Да, – сказал гость, улыбаясь. – А вы – Линдси? Много о вас наслышан.
– Пожалуйста, входите. Ну, а эта парочка… Бена вы знаете, а рядом…
– Знаменитая Джи Ди Мэтьюз, – сказал Клэйтон, усмехнувшись. – Хвала Господу за то, что я лицезрею. Я уже думал, что мне придется огреть его доской, чтобы вынудить признаться в том, что и без того уже явно. Целых три недели! Да мне медаль нужно дать за то, что я терпел все его излияния и при этом не придушил. Как вы полагаете, не нужно ли им набрать воздуха?
– Представления не имею. Не хотите ли до прояснения ситуации пройти со мной на кухню? Я готовлю обед.
– С радостью. Думаю, тут и без нас разберутся. А впрочем, все это глупости – они даже не осознают, что мы в комнате.
Линдси засмеялась и повела гостя на кухню.
– Хотите выпить? – спросила она.
– Нет, спасибо, не сейчас.
– Клэйтон!.. Можно я буду называть вас Клэйтоном?
– Конечно!
– Я хотела поблагодарить вас за все, что вы делаете для Бена и его картины. У меня нет слов, чтобы выразить…
Клэйтон поднял руку, останавливая ее.
– Слова благодарности ни к чему. Мне доставляет огромное удовольствие вариться во всем этом. Фильм будет замечательный, Линдси, у меня на это чутье. Бен – просто блеск! Он лучше, чем просто хорош, он великолепен. Кроме того, он, по моему глубокому убеждению, на голову превзойдет отца. Да, этот фильм весь город пошлет в нокаут. Кстати, я не делаю ошибок в том, что касается кинобизнеса, и это чистая правда.
Линдси рассмеялась.
– Какие чудесные слова, на меня они действуют очень успокаивающе. Я так хочу стать свидетелем успеха Бена.
– Что и произойдет, ручаюсь вам. – Он помолчал. – У вас такой прелестный смех. Вы и в самом деле красивая женщина. Бен много раз повторял это, но братья всегда пристрастны в своих суждениях. Сейчас я вижу, что он не шутил. Вы и вправду красавица.
– Спасибо, Клэйтон, – сказала Линдси, кладя бобы на блюдо.
– А беременные женщины, кроме всего прочего, обладают особой красотой, не поддающейся определению, ее не запечатлеешь на кинопленке или на холсте художника.
Линдси посмотрела на Клэйтона, не в силах скрыть удивления.
– Что вы хотите, – улыбнулся тот, – три недели в обществе вашего братца Бена! Или вы забыли об этом? Мне все известно про Уиллоу. Грандиозное имя. Мне, во всяком случае, нравится. И вообще, вы на редкость отважны, если в одиночку решили пробираться через все это.
– Не в одиночку, – уточнила Линдси, раскладывая картофель. – У меня есть Бен, Джи Ди, мама и Палмер, ее новый муж. У последних двух сейчас медовый месяц, и они прибудут завтра вечером. Нет, Клэйтон, я не одинока. Все эти люди заботятся обо мне, и если что-то нужно, надо лишь их попросить, они всегда рядом…
– И я тоже, – прервал он ее.
Линдси снова посмотрела на него.
– Извините, не поняла?
– Линдси, я все это время буду рядом. Меня так увлекла идея с фильмом Бена, что я пока решил ничего не ставить сам. Не поймите меня неправильно, я вовсе не собираюсь на что-либо претендовать. Я просто буду присутствовать на третьем плане и наблюдать. И я хотел бы быть включенным в список тех людей, которые всегда готовы помочь вам. И между прочим: у нас, как в Ноевом ковчеге, все твари по паре: Бен с Джи Ди, ваша мама с ее новым мужем. А я ничем не связан и одинок. Так что без колебаний приходите ко мне, если моя помощь будет полезной для вас.
– Чего ради? Я имею в виду, с чего это вдруг вы делаете такое предложение незамужней беременной женщине, которую увидели всего-то десять минут назад?
– Мы встретились вообще-то три недели назад, – сказал Фонтэн, усмехнувшись. – Я в курсе, что вы – исключительно талантливый фотограф, и ваш творческий псевдоним Линдси Уайт. Я в курсе, что вы смотрели «Касабланку» одиннадцать раз и столько же раз над ней плакали. Я знаю, что вы обожаете много и хорошо поесть, но при этом не полнеете, а из всех блюд предпочитаете Макдональдсы. Продолжить?
– Не стоит. Зато я сейчас узнала, что мой брат не в меру болтлив.
– А еще я знаю и вижу это теперь своими глазами, что вы поразительно красивая, – добавил Клэйтон, проведя пальцем по ее щеке.
– Клэйтон, я… – начала она, не глядя на него.
– Знаю. Вы любите отца ребенка, но его нет здесь, Линдси, и, как я мог понять из рассказов Бена, он здесь и не появится, поскольку вы не собираетесь сообщать ему о беременности. Зато я здесь, и мне просто хочется, чтобы вы знали, что Клэйтон Фонтэн в любой момент к вашим услугам. Кажется, я говорил достаточно ясно и недвусмысленно?
– Я… Ну!… Спасибо… Обед готов! Только вот не знаю, рисковать ли ходить в гостиную?
– Я пойду первым. Я вешу больше Бена, и если он даст мне в пятак за то, что я помешал ему, сумею разукрасить его физиономию.
– О, ладно, – рассмеялась Линдси.
Клэйтон вышел из кухни, а Линдси посмотрела ему вслед. Какой необычный человек, подумала она. Знаменитый режиссер, бесподобный красавец, богатый как Бог… и он был таким чутким и небезразличным к проблемам других. Клэйтон Фонтэн нравился ей. Очень нравился.
– Я люблю тебя, Джи Ди, – бормотал Бен в тот момент, когда Клэйтон вошел в гостиную.
– Черт, – сказал Клэйтон, – ты мне прожужжал об этом уши за три недели. Привет, Джи Ди. Я Клэйтон Фонтэн.
– Привет, – улыбнулась она ему.
– Бен любит вас, – сообщил Клэйтон, – а вы его? Надеюсь, да, иначе мне его придется увести и напоить как сапожника, чтобы он смог хоть на пару часов забыть про свое горе.
– Нет, не уводите, – поспешно сказала Джи Ди. – Я… люблю его, и у меня слов нет сказать, как!
– Ну, слава Богу, – сказал Клэйтон. – Пошли, обед стынет. Линдси и Уиллоу проголодались.
Он повернулся и вышел.
– Боже, не могу поверить, Бен, – сказала Джи Ди. – Мне кажется, я сплю и вижу сны.
– Я так боролся со своим чувством, Джи Ди. Каждую минуту повторял себе, что наши отношения должны быть чисто деловыми, иначе мы поставим под угрозу фильм. Но видит Бог, я так сильно скучал по тебе. Когда я вошел сюда и увидел, как ты стоишь – здесь вот… я… Джи Ди, я люблю тебя. Вот так обстоит дело.
– А я люблю тебя.
– Ты полагаешь, что мы в такой ситуации все же сумеем поставить фильм?
– Даже не сомневаюсь, мистер Уайтейкер.
– Черт подери, – закричал Клэйтон, – обед совсем остыл. Мы не будем больше ждать этих людей ни единой минуты.
Джи Ди и Бен засмеялись и поспешили в столовую. Трапеза проходила в непринужденной и праздничной атмосфере. Бен рассказывал о поездке, с гордостью отмечая, что его первое ощущение оказалось верным, и Аризона, вне сомнения, лучшее место для натурных съемок. При взгляде на Джи Ди он, правда, то и дело терял нить рассказа, что заставило Линдси и Клэйтона обмениваться понимающими взглядами и улыбками. Еда, как сама себе призналась Линдси, была просто отвратительна, о ее вкусе не приходилось говорить по причине отсутствия такового, но, похоже, никто на это не обратил внимания. На десерт был сырный пирог из кондитерской, он оказался хорош.
После обеда все перекочевали в гостиную.
Джи Ди и Бен сидели рядышком, Клэйтон опустил длинное тело на стул, Линдси села на другой, предварительно разнеся на подносе рюмки с бренди.
– Много ли там в твоем бокале, Линдси? – спросил Бен. – Ну-ка, убери руку, мне не видно.
– Пресвятые небеса, а не отправиться ли тебе обратно в пустыню? – сказала она. – Уиллоу и я так беззаботно жили, пока тебя не было, Бенни. Я…
Линдси коротко охнула, резко выпрямившись на стуле.
– Что случилось? – крикнул Бен.
– Линдси? – Клэйтон наклонился вперед.
Джи Ди тяжело сглотнула, глаза ее расширились.
– Линдси? Что с тобой?
Линдси прижала руку к животу, и на губах ее появилась улыбка.
– Она пошевелилась. Уиллоу пошевелилась! Я это почувствовала! Это в первый раз. О, малышка…
– Господи, – сказал Бен, откидываясь на подушки дивана. – Из-за нее меня однажды хватит удар.
Клэйтон поставил рюмку на край стола и подошел к Линдси. Он посмотрел на ее руку, лежащую на животе, и встретился с девушкой глазами.
– На что похоже это ощущение, Линдси? – спросил он. – Можете описать его?
– Это было что-то вроде… шевеления крыльями бабочки или птенчика. Было ощущение трепетания, наподобие тихо журчащего ручья.
– Невероятно, – тихо сказал Клэйтон. – Внутри вас происходит настоящее чудо, Линдси. Мужчины при всей их физической силе не в состоянии сделать то, что делаете вы, давая жизнь другому существу. Мы сеем семя, потом отходим и с благоговением наблюдаем. Вы сказали «она». Думаете, это девочка?
– Да, – прошептала Линдси.
– Дочка красавицы-матери.
Бен пожал плечами, наблюдая за сценой между Линдси и Клэйтоном.
– Не понимаю, – прошептал он Джи Ди. – Они начисто позабыли о нашем присутствии. Как на твой взгляд, он для нее не староват? Клэйтон отличный парень, но…
– Тебе уже известно, что я думаю по поводу разницы в возрасте. Она абсолютно ничего не значит. Прямо и не знаю, что думать. Линдси любит отца ребенка, и все же…
– Время покажет, – прошептал Бен.
Клэйтон, наконец, выпрямился и вернулся к своему стулу. Лицо его было нахмурено.
– Мне нужно, не сходя с места, обсудить одно дело. Мы все знаем, что Карл саботирует фильм Бена и устраивает всяческие диверсии. До сих пор нам удавалось отражать его атаки, но нельзя терять бдительности. Мой человек наблюдает за ним, и мне сообщали, что Карл имел встречу с одним головорезом с темным прошлым, который в настоящее время является лицензированным детективом и специализируется на ворошении чужого грязного белья. Тот только что приступил к работе, но, по словам моего человека, он направо и налево задает всякого рода вопросы о Бене.
– Что за вопросы? – поинтересовался Бен.
Клэйтон пожал плечами.
– Обычные в таких случаях вопросы: есть ли у Бена постоянная женщина, карточные долги, привычка к наркотикам, какие-то нестандартные увлечения в сексуальной сфере…
Джейк, подумала Линдси.
Бен напрягся.
– Короче, – продолжал Клэйтон, – Карл Мартин велел этому мерзавцу откопать какую-нибудь грязь о Бене, достаточно крупную гадость, чтобы дискредитировать его имя и тем самым фильм. Люди в этой стране не привыкли восхищаться озорниками – доверие к ним подорвано скандалами среди власть предержащих. Им нужен герой, а таких раз-два и обчелся. «Дорога чести» может быть величайшим фильмом за всю историю человечества, но если Бен зарекомендует себя в глазах общества человеком низкого пошиба, люди не пойдут на фильм. Карл Мартин знает это и попытается воспользоваться таким оружием в борьбе против Бена.
– О, Боже! – прошептала Линдси.
– Мне лично нечего скрывать, – сказал Бен, беря руку Джи Ди.
– Женщины? – спросил Клэйтон.
– Да, черт побери, я спал с женщинами. А ты – нет? Разве можно найти здорового, нормального парня, который бы не делал этого? Но здесь нет никакой тайны и греха. А больше я ни в чем из того списка неповинен.
– Я другого и не утверждал, – заметил Клэйтон.
– Так, значит, мы можем спокойно забыть обо всем этом? – с надеждой в голосе спросила Джи Ди.
– Не-ет, – протянул Клэйтон, – боюсь, что нет. Если Бен чист, этот наемный шпик переключится на следующую по списку персону из окружения Бена, и тут он ни перед чем не остановится… – Клэйтон сделал паузу, – чтобы добыть информацию, ради утайки которой Бен готов будет пойти на все.
– Например, на прекращение съемок фильма, – сказал Бен ровным голосом.
– Да, – подтвердил Клэйтон.
– Нет! – воскликнула Линдси. – Нет. Откуда вообще вы про все знаете, Клэйтон? Откуда у вас такая уверенность в правдивости этой информации о намерениях Мартина?
Клэйтон оторвал глаза от Бена и перевел взгляд на Линдси.
– Я не родился таким, как есть – преуспевающим режиссером, Линдси, – сказал он тихо. – Я вырос на улице, там научившись выживать, и одним из главных уроков был тот, что все, точнее, почти все, можно купить за деньги.
– Извините, – сказала Линдси. – Я не знала. Я… Простите меня, Клэйтон. Нам повезло, что именно вы стали нашим другом в тот момент, когда необходимо осознать масштабы угрожающей нам опасности.
Клэйтон откинулся в кресле.
– Именно потому, что я знаю всю подноготную таких дел, я и хочу оградить вас от этого.
– Но разве вы не понимаете, что ничего не сможете сделать? – спросила Линдси. – Не найдя никаких улик против Бена, они перейдут к его родным, чтобы откопать какой-нибудь скандальчик, и тут им в руки упаду я, словно созданная для скандала – беременная дочь семейства Уайтейкеров, у которой и в намеке нет мужа, которая ко всему прочему упорно отказывается назвать имя отца, что вовсю позволит разгуляться борзописцам в их предположениях относительно того, кто же это может быть?
– Незамужние матери – вовсе не редкость сегодня, – сказал Клэйтон, – а в этом городе – особенно.
– Особенно, если это девушка с фамилией Уайтейкер, а по матери к тому же и Сен-Клэр.
Клэйтон чертыхнулся про себя.
– Понятно. Мартин объявил настоящую вендетту, и самое печальное, что у него и в самом деле есть шансы ее выиграть.
– Нет, его необходимо во что бы то ни стало остановить, – сказала Линдси.
– Понимаю, – сказал Клэйтон, – я это понимаю.
– У нас есть в запасе хоть какое-то время? – спросил Бен. – Пока, насколько я мог понять, информатор, или как там его назвать, занят поиском компромата на меня.
– Да, я бы сказал, что у нас есть еще в запасе глоток кислорода, – кивнул Клэйтон. – Кроме того, неизвестно, на кого он будет собирать сведения во вторую очередь. Хотя мне кажется, что это будет Линдси.
– Никто не знает, что я беременна, – сказала Линдси. – Ну, вы знаете, мама и Палмер.
– И ваш доктор, и его медсестра, – сказал Клэйтон. – Ваш доктор – гинеколог?
– Да, узкий специалист.
– Это упрощает им дело. Вы выслежены, – пожал плечами Клэйтон.
– Я могу уехать, – сказала Линдси.
– Они отыщут вас, – заверил Клэйтон. – Ну, подумайте, Линдси. Уиллоу заявит о своем существовании уже очень скоро. Единственная возможность лишить вашу беременность всякой привлекательности для Мартина – опередить удар.
– То есть?
– Вы сами должны сообщить об этом свету.
– И своими руками затоптать имя Сен-Клэров и Уайтейкеров в грязь, – сказал Бен. – Слишком смахивает на харакири.
– О, Боже, Бен, мне так жаль! – сказала Линдси, борясь со слезами.
Бен поднял палец.
– Брось, ничего не хочу об этом слышать. Ты и Уиллоу дороже фильма, Линдси, и не надо городить глупости.
Клэйтон рассмеялся.
– О, эта братско-сестринская любовь! Зрелище не для слабонервных!
– Прямо как в испорченном телефоне, – поддакнула Клэйтону Джи Ди.
– Вы не учитываете, – сказал Клэйтон, – что люди склонны смотреть на грехи ближних сквозь пальцы, если они окутаны светом романтики, которую так обожают в этой стране. Нужна любовная история, что-то вроде рождественской сказки.
– Нашей спящей красавице не хватает только принца-спасителя, – съязвил Бен. – Линдси не желает сообщать о скором появлении Уиллоу отцу ребенка, и я должен считаться с ее желаниями. Я не буду давить на нее.
– Согласен, этого не стоит делать, – сказал Клэйтон.
– Даже если бы он узнал, то не пожелал бы быть отцом ребенка, – спокойно сказала Линдси. – Так что романтическая история все равно не могла бы состояться.
– Я вовсе не имею в виду этот вариант, – сказал Клэйтон. – Кроме того, Мартина не проведешь на мякине: он не поверит, что вы были замужем и никому не сообщали. Надо вышибать клин клином и прямо признаться, что это любовь с первого взгляда – и ребенок ее нечаянный, но горячо желанный плод.
Да, думала Линдси, именно так все и было у нее с Дэном. С милым, чудесным, красивым Дэном.
– Вы в припадке любви не хотите принуждать партнера к женитьбе, – продолжал Клэйтон, – поэтому не сразу говорите о ребенке. Увидел доказательство своими глазами, ваш мужчина вне себя от радости; он сажает вас на белого коня и по дороге, освещенной лучами заходящего солнца, увозит к себе в волшебную страну.
– Здорово, – сказала Джи Ди. – У меня прямо перед глазами эта картина.
– Отличный сценарий, Клэйтон, – сухо отпарировала Линдси, – за исключением одного маленького изъяна: рыцаря на белом коне в природе не существует.
– Он существует, – спокойно сказал Клэйтон.
– Где? – спросил Бен, привстав.
– Кто? – растерялась Линдси.
Клэйтон постучал пальцем по груди.