Филипп расслабил узел на модном галстуке. Он ехал из Балтимора на восточное побережье Мэриленда. Ему предстоял долгий путь, и он заранее зарядил в автомобильный проигрыватель несколько компакт-дисков. Только что закончил петь Том Петти, и зазвучали аккорды группы «Хартбрейкерс».
Как и следовало ожидать, автотрассы в четверг вечером были перегружены, а проливной дождь и зеваки, спешившие поглазеть на столкновение трех автомобилей на балтиморской кольцевой дороге, только затрудняли движение.
К тому времени, когда он добрался до шоссе № 50, настроения не поднимала даже экспрессивная музыка «Роллинг Стоунз».
Он вез с собой работу, собираясь в выходные посидеть над заказом для «Майерстоун». Руководство фирмы требовало новый проект рекламной кампании. Хорошие покрышки — счастливые водители, думал Филипп, барабаня пальцами по рулю в такт бешеному ритму гитары Кита Ричардса.
Чушь собачья, решил он. Ехать под дождем в час пик противно на любых автопокрышках.
Тем не менее он уже придумал, как внушить потенциальным покупателям, что продукция фирмы «Майерстоун» обеспечит им счастливое и безопасное времяпрепровождение на колесах. Это была его работа, и он справлялся с ней весьма успешно.
В сущности, он был виртуозом в своем деле, умело реализовывая сразу четыре крупных заказа, руководя разработкой шести проектов поменьше и никогда не теряя присутствия духа в скользких коридорах «Инновации», процветающей фирмы, которая наняла его на службу и требовала от своих сотрудников предприимчивости, изобретательности и оригинального стиля.
Ему платили вовсе не за то, чтобы он распускал нюни перед коллегами и начальниками.
Наедине с собой — другое дело.
Последние несколько месяцев он крутился как белка в колесе, загоняя себя в могилу. Одна роковая случайность, и весь его налаженный быт полетел кувырком. Он забыл думать о себе, о своей успешной карьере и только изумлялся тому, во что превратилось его динамичное городское существование.
Причиной столь глубоких перемен стала смерть отца полгода назад. Семнадцать лет он жил, не зная горя и забот. С того самого дня, когда в его жизни появились Рей и Стелла Куинны, изменившие его судьбу. Они вошли в унылую больничную палату и предложили ему возможность и выбор. Он ухватился за возможность, понимая, что выбора у него нет.
Перспектива возвращения на улицу после ранения в грудь казалась не столь привлекательной, как прежде. Вероятность возвращения к матери он исключал вообще. Он ни за что не вернулся бы в ее тесную квартирку на Балтиморз-блок. Даже если бы она смилостивилась и пустила его домой. С другой стороны, он находился под надзором социальных служб и знал, что сразу же угодит в колонию, как только встанет на ноги.
А у него не было ни малейшего желания возвращаться в исправительное учреждение или к матери. Да и вообще в трущобы он возвращаться не хотел. Он это твердо решил. Ему просто требовалось немного времени, чтобы найти разумный выход.
Собственно говоря, сейчас это время у него было, но его убивали классные наркотики, которые не надо было покупать или красть. Разумеется, такая халява продлится недолго.
Умиротворенный димедролом, растворяющимся в крови, он смерил оценивающим взглядом супружескую чету. Чудаковатые филантропы. Что ж, они его вполне устраивают. Хотят поиграть в добреньких благодетелей, собираются дать ему приют на период выздоровления? Прекрасно. Он возражать не станет.
Куинны сказали, что живут на Восточном побережье. Там у них дом. Для уличного мальчишки из большого города это был другой конец света, но Филипп счел, что смена обстановки ему не помешает. Выяснилось также, что у Куиннов два сына его возраста, но и это сообщение его не смутило. Стоит ли беспокоиться из-за двух щенков подвинутых доброхотов?
Они предупредили, что в их семье строгие правила и образованию отводится первое место. Школа его тоже не пугала. Справится как-нибудь, если решит учиться.
— Про наркотики забудь. — Стелла произнесла это жестким категоричным тоном, что заставило Филиппа пересмотреть свое отношение к ней.
— Конечно, мэм, — учтиво ответил он с ангельским выражением на лице. Он был уверен, что при желании всегда сумеет раздобыть порошок, даже в захолустье Чесапикского залива.
Стелла придвинулась к нему ближе и, сверля его проницательным взглядом, презрительно улыбнулась.
— Ты красивый мальчик. Прямо с картины эпохи Возрождения. Но от этого ты не перестал быть воришкой, хулиганом и лжецом. Мы поможем тебе только в том случае, если ты сам этого захочешь. И не вздумай держать нас за дураков.
Рей добродушно расхохотался и обнял обоих за плечи.
— Представляю, — сказал он, — как вы станете бодаться первое время. Это будет редкое зрелище.
Куинны навещали его несколько раз в следующие две недели. Филипп беседовал с ними, а также с работником социальной службы, обмануть которого оказалось гораздо легче, чем его приемных родителей.
Из больницы он поехал к ним, в симпатичный белый домик на берегу залива. Познакомился с их сыновьями, оценил ситуацию. Узнав, что два других мальчика, Кэмерон и Этан, тоже попали к ним с улицы, он окончательно уверился в том, что Куинны сумасшедшие.
Филипп решил выждать подходящий момент и улизнуть. Ценных вещей в доме было немного, хотя, казалось бы, такие люди, как врач и профессор университета, должны купаться в роскоши, но он приметил, что можно прихватить с собой.
Однако, вместо того чтобы грабить своих спасителей, он полюбил их. Взял их фамилию и следующие десять лет провел в доме у воды.
Потом Стелла умерла, и часть его мира рухнула безвозвратно. Она стала ему настоящей матерью — любящей, преданной, чуткой, — матерью, в существование которой он прежде не верил. Он горько скорбел о ней. Это была его первая тяжкая утрата. Он похоронил свое горе в упорном труде, покоряя вершины высшего образования, открывавшего ему доступ в мир изысканности и процветания, который олицетворяла собой престижная фирма «Инновация», где он отнюдь не собирался довольствоваться ролью рядового исполнителя.
Получив место в «Инновации», базировавшейся в Балтиморе, он испытал чувство огромного удовлетворения. Это был его личный маленький триумф. Он возвращался в город своих страданий на белом коне. Разве в мужчине, облаченном в элегантный костюм, кто-нибудь мог узнать бывшего воришку, иногда зарабатывавшего на жизнь продажей наркотиков и от случая к случаю проституцией?
Всеми своими достижениями за последние семнадцать лет он обязан только Рею и Стелле Куиннам. Одному Богу известно, где бы он сейчас находился, не приди они к нему в палату в тот далекий день.
А потом Рей неожиданно умер, оставив после себя странные загадки, на которые требовалось пролить свет. Человек, которого Филипп любил так, как только сын может любить отца, разбился на автомобиле средь бела дня на спокойном участке дороги, врезавшись на высокой скорости в телеграфный столб.
И опять больничная палата. Другая. И на этот раз среди пыхтящих аппаратов лежит искалеченный Великий Куинн. Филипп с братьями поклялись ему, что не бросят на произвол судьбы последнего из питомцев Рея, еще одного несчастного мальчика.
Маленький городок Сент-Кристофер на Чесапикском заливе полнился слухами об адюльтере, самоубийстве, скандале. Пересуды длились уже полгода, со дня смерти Рея, но Филипп с братьями за все это время так и не докопались до истины. Кто такой Сет Делотер? Какое он имеет отношение к Реймонду Куинну?
Еще один найденыш? Мальчишка, едва не утонувший в порочном море небрежения и насилия? Или нечто большее? Куинн по крови и по воле обстоятельств?
Филипп твердо знал одно: десятилетний Сет ему такой же брат, как Кэм и Этан. Всех их некогда вырвали из клешней кошмара и предоставили возможность изменить свою судьбу.
Но случай Сета был особый. В отличие от братьев, ему выбирать не приходилось. Старшие Куинны выполняли свой долг перед приемными родителями, которых теперь уже не было в живых.
Сам Филипп, вернее тот юный беспечный воришка, все еще живший в его душе, не допускал даже мысли о том, что Сет может быть внебрачным сыном Рея, от которого тот когда-то позорно отрекся. Это было бы предательством по отношению ко всему, чему научили его Куинны, ко всему доброму и порядочному, что они внушили ему своим жизненным примером.
И он презирал себя за то, что подобное предположение нет-нет да и приходит ему на ум, ибо замечал за собой, что порой смотрит на Сета холодным оценивающим взглядом и спрашивает себя, не из-за него ли погиб его отец.
Когда эта пагубная мысль лезла в голову, Филипп стремился сосредоточиться на Глории Делотер, матери Сета, обвинившей профессора Реймонда Куинна в сексуальных домогательствах. Она утверждала, что это произошло в годы ее учебы в университете, но в списках студентов того периода ее фамилия не значилась.
Эта женщина продала Рею своего десятилетнего сына, словно кусок мяса. Филипп подозревал, что именно с ней Рей встречался в Балтиморе в день своей гибели.
После автокатастрофы Глория исчезла. Женщины ее породы умели уходить от неприятностей. Но вот несколько недель назад она прислала Куиннам письмо с недвусмысленными угрозами, заявляя, что заберет своего ребенка, если ей не дадут денег. Филипп стиснул зубы, вспомнив лицо Сета, когда тому сообщили про послание матери. На нем читался откровенный ужас.
Мальчика она не получит, поклялся себе Филипп. Глории Делотер придется понять, что братья Куинны, в отличие от мягкосердечного старика, манипулировать собой не позволят.
И теперь уже не одни братья Куинны, думал он, сворачивая на проселочную дорогу, вдоль которой тянулись соевые, гороховые и кукурузные поля. С тех пор как Кэм и Этан обзавелись женами, у Сета появились еще две ярые защитницы.
Обзавелись женами! Филипп весело хмыкнул и тряхнул головой. Кто бы мог подумать? Кэму досталась в жены сексапильная девушка, работница социальной службы, а Этан женился на восхитительной Грейс и приобрел дочь в лице ангелочка Обри.
Что ж, молодцы ребята. Он желает им счастья. Анна Спинелли и Грейс Монро просто созданы для его братьев. И счастливые браки двух Куиннов непременно будут расценены как положительный фактор на слушании дела об установлении постоянного опекунства над Сетом. Кэм и Этан оказались отличными семьянинами, хотя себя самого Филипп плохо представлял в роли мужа и отца. При слове «женитьба» его мороз по коже продирал.
Он предпочитал холостяцкую жизнь и все ее преимущества, каковыми, надо признать, последние месяцы он вообще не пользовался, потому что выходные проводил в Сент-Крисе. Он проверял у Сета домашние задания, закупал продукты для семьи и сколачивал яхты на благо только что возникшей судостроительной компании Куиннов, в которой он по совместительству выполнял обязанности бухгалтера и вел всю документацию.
Филипп поклялся умирающему отцу, что будет заботиться о Сете. Братья между собой решили, что вновь переселятся на Восточное побережье и станут вместе нести тяготы опекунства, и Филиппу теперь приходилось разрываться между Балтимором и Сент-Крисом, действуя сразу на несколько фронтов: он стремился упрочить свое положение в престижной фирме, обеспечивавшей ему безбедное существование, развивал семейный бизнес и занимался воспитанием недавно обретенного брата, зачастую доставлявшего немало хлопот. Все это были непростые задачи.
Воспитание десятилетнего ребенка, как догадывался Филипп, не обходилось без ошибок и головных болей даже в нормальной, полноценной семье. А ведь Сет Делотер, взращенный женщиной, которая была проституткой, наркоманкой и вымогательницей, кроме подлости и грязи, ничего не знал в своей жизни.
Создание судостроительного предприятия с нуля требовало неимоверных интеллектуальных и физических усилий. Тем не менее начало было положено, и, если не принимать во внимание его собственных жертв и лишений, можно сказать, что старались они не зря.
Между тем свежо было в памяти то время, когда он посвящал выходные отдыху в обществе привлекательных женщин, ужинал в хороших ресторанах, вечером ходил в театр или на концерт и, если подружка его устраивала, еще и воскресное утро проводил с ней в постели.
Ничего, скоро он вернется к прежней жизни, пообещал себе Филипп. Вот только приведет в порядок семейные дела и заживет как прежде.
Он свернул на подъездную аллею. Дождь прекратился. Мокрая зелень мягко поблескивала в сгущающихся сумерках. В окне гостиной приветливо горел свет. Перед домом пестрели летние и осенние цветы — гордость Анны. Филипп услышал лай щенка и ухмыльнулся. За девять месяцев Глупыш так вымахал, что вряд ли кто теперь осмелится назвать его щенком.
Так сегодня ж Анна готовит, вспомнил Филипп. Слава Богу! Значит, в доме Куиннов будет настоящий ужин. И он, пожалуй, нальет себе бокал вина. Филипп размял плечи, наблюдая за собакой. Глупыш носился по газону, гоняясь за желтым теннисным мячиком.
Завидев мужчину, вылезающего из машины, пес забыл про игру и, остановившись в прыжке, грозно зарычал.
— Дурачок, — с улыбкой бросил собаке Филипп, вытаскивая из джипа свой портфель.
При звуке знакомого голоса грозное рычание обратилось в счастливый заливистый лай. Глупыш сорвался с места и кинулся к нему на мокрых грязных лапах. Глаза пса светились радостью.
— Не прыгать! — крикнул Филипп, используя портфель вместо щита. — Я серьезно. Сидеть!
Глупыш, содрогаясь от нетерпения, повиновался и, сев на землю, поднял лапу. Его глаза блестели, язык вывалился изо рта.
— Умница. — Филипп осторожно, чтобы не запачкаться, пожал грязную лапу пса и потрепал гладкие уши.
— Привет. — К нему подбежал Сет.
Очевидно, мальчик боролся с собакой, потому что на джинсах виднелись грязные разводы, а бейсболка, из-под которой торчали прямые как солома светлые волосы, сдвинулась набекрень. Губы расплылись в улыбке гораздо быстрее и непринужденнее, чем несколько месяцев назад, отметил Филипп. Однако во рту зияла дыра.
— Привет. — Филипп щелкнул по козырьку бейсболки. — По-моему, чего-то не хватает, нет?
— Не понял.
Филипп постучал пальцем по своим ровным белым зубам.
— A-а, это. — Мальчик в типичной для Куиннов манере передернул плечами и, широко улыбаясь, просунул в дыру кончик языка. За последние полгода лицо его округлилось, взгляд стал менее затравленным. — Шатался гадина. Пришлось хрякнуть пару дней назад. Кровил, как сучий хвост!
Филипп не стал комментировать речь Сета. Пусть другие занимаются его лексиконом, твердо решил он.
— Ну и что же принес тебе сказочный зуб?
— Спустись на землю.
— Эй, если ты не выжал из Кэма бакс, ты мне не брат.
— Я получил за него два бакса. Один от Кэма, второй — от Этана.
Филипп расхохотался и, обняв мальчика за плечи, зашагал с ним к дому.
— Зато от меня ничего не дождешься, парень. Со мной такие штучки не пройдут. Ну как первая неделя в школе?
— Тоска.
На самом деле ничего подобного, признался себе Сет. Впечатлений масса. Чего стоят одни только школьные принадлежности, которые они с Анной притащили из магазина! Отточенные карандаши, тетради, классные ручки! Анна еще хотела купить ему ланч-бокс с эмблемой «Секретные материалы», но он отказался. Он же не придурок, чтоб таскаться в школу с таким дерьмом.
А шмотки у него теперь какие, кроссовки! Блеск! Но самое главное, он впервые в жизни вернулся в ту же школу, к тем же людям, с которыми расстался в июне.
— Что задали? — поинтересовался Филипп, открывая входную дверь.
Сет закатил глаза.
— Уф! У тебя, что, других забот нет?
— В домашнем задании весь смысл моего существования. Особенно, если оно твое. — Глупыш проскочил в дверь перед Филиппом, едва не сбив его с ног. — И когда только ты научишь своего пса хорошим манерам? — Раздражение мгновенно улеглось, едва в нос ударил душистый аромат кипящего соуса, который готовила Анна. — Какое счастье, — пробормотал он.
— Маникотти, — сообщил Сет.
— Неужели? У меня как раз для этого случая припасена бутылочка кьянти. — Филипп швырнул на диван портфель. — Уроками займемся после ужина.
Невестка была на кухне. Анна не успела переодеться после работы и фаршировала сыром макаронные трубочки прямо в накрахмаленной белой блузке с засученными рукавами и синей юбке, поверх которой был повязан белый передник. Туфли на каблуках она скинула и теперь босыми ногами отбивала ритм арии, которую тихонько напевала себе под нос. «Кармен», узнал Филипп. Ее восхитительные вьющиеся черные волосы все еще были собраны на голове в пучок.
Подмигнув Сету, Филипп неслышно приблизился к ней со спины и, обняв одной рукой за талию, звонко чмокнул в макушку.
— Бежим со мной? Изменим имена. Ты будешь Софией, я — Карло. Я увезу тебя в райский уголок, и там ты станешь готовить только для меня одного. Разве эти невежды способны оценить твое мастерство?
— Дай только доделать эту трубочку, Карло, и я немедленно иду собирать вещи. — Анна повернула к нему голову; ее темные итальянские глаза лучились смехом. — Ужин через полчаса.
— Я открою вино.
— А сейчас что можно съесть? — спросил Сет.
— Возьми в холодильнике ассорти.
— Да здесь же одни овощи, — возмутился Сет, вынимая тарелку.
— Так и есть.
— Черт!
— Сначала иди помой руки после собаки.
— У собак слюна чище, чем у людей, — заявил Сет. — Я читал, что укус человека страшнее, чем укус собаки.
— Благодарю за информацию. А теперь марш мыть руки.
— О Боже! — Сет поплелся из кухни с недовольной гримасой на лице. Глупыш затрусил следом.
Филипп вытащил бутылку вина из буфета, где держал небольшой запас спиртных напитков. Он любил хорошее вино и знал в нем толк. В его квартире в Балтиморе имелась весьма обширная и тщательно подобранная коллекция алкоголя, для которой он оборудовал специальный бар. Здесь же, в доме у воды, его любимые бордо и бургундское стояли вперемешку с готовыми завтраками из воздушного риса и пакетиками порошкового пудинга. Что делать? Приходилось мириться.
— Как вы тут управлялись без меня целую неделю? — поинтересовался он у Анны.
— Лично я выдохлась. Того, кто утверждает, будто для женщин нет ничего невозможного, следует пристрелить. Семья и работа — вещи несовместимые. — Она глянула на него с лучезарной улыбкой. — Правда, мне нравится совмещать.
— Это видно. — Филипп искусно извлек пробку из бутылки, вдохнул аромат напитка, удовлетворенно цокнул языком и поставил вино на кухонный стол. — А где Кэм?
— Сейчас должен быть. Они с Этаном решили поторчать сегодня в мастерской лишний часок. Первое судно Куиннов построено. Завтра приезжает покупатель. Яхта готова, Филипп, — с горделивой улыбкой заключила она. — Такая красавица. Стоит в доке, ждет попутного ветра.
Филиппа кольнуло разочарование. Жаль, что закончили без него.
— За это не грех и шампанского выпить.
Анна прочитала этикетку на бутылке и вскинула брови.
— «Фолонари» где-то достал…
Анна тоже понимала толк в винах, и, по мнению Филиппа, это было одно из ее главных достоинств.
— Семьдесят пятого года, — похвастался он.
— Замечательно. Я, например, жаловаться не стану. Что ж, поздравляю вас, мистер Куинн, с вашей первой яхтой.
— Моей заслуги в этом нет. Я всего лишь улаживал детали и исполнял роль рабсилы.
— Скажешь тоже. Детали, как ты выражаешься, неотъемлемая часть любого предприятия, и ни Кэм, ни Этан не справились бы с этим так блестяще, как ты.
— Они считают меня занудой.
— А с ними нельзя иначе. Вы должны гордиться собой. Добиться всего этого за несколько месяцев! Я говорю не только о новой компании — о семейных делах. Каждый из вас вложил в Сета частичку самого себя, но ведь и взамен каждый получил что-то очень важное.
— Никогда не думал, что так привяжусь к этому мальчишке. — Анна поливала соусом макаронные трубочки, а Филипп полез в буфет за бокалами. — Правда, и сейчас еще порой такое отчаяние накатывает, хочется послать все к чертям собачьим.
— Вполне естественная реакция.
— Угу, только мне от этого не легче.
Анна крошила сыр в горшочек, краем глаза наблюдая за Филиппом. Красивый мужчина, размышляла она. Можно сказать, образец мужской красоты. Густые волосы отливают бронзой, а глаза удивительные — скорее золотистые, чем карие. Лицо удлиненное, с высокими скулами. Чувственное и одновременно ангельское. Рослая стройная фигура словно скроена для итальянских костюмов. Правда, она видела его голым по пояс, в одних лишь потертых джинсах, и знала, что под элегантным пиджаком с брюками скрываются стальные мускулы.
Атлетичный, утонченный, проницательный, эрудит. Одним словом, интересный мужчина.
Анна поставила горшочек в духовку, взяла бокал с вином и с улыбкой чокнулась с Филиппом.
— Из тебя получается неплохой старший брат.
Она нагнулась к нему и нежно поцеловала. Как раз в эту секунду в кухню вошел Кэм.
— Губы прочь от моей жены.
Филипп улыбнулся и рукой обвил Анну за талию.
— Она сама меня поцеловала. Я ей нравлюсь.
— Я нравлюсь больше. — В доказательство Кэм просунул ладонь под завязки на переднике Анны, развернул ее к себе лицом, крепко обнял и стал целовать. — Верно, лапочка? — Он нежно укусил ее за нижнюю губу и ухмыляясь похлопал по ягодице.
— Пожалуй. — Анна протяжно вздохнула и тряхнула головой, чтобы прийти в себя. — А грязный-то какой.
— Я как раз направлялся в душ. А сюда заскочил, чтобы взять банку пива. И жену поцеловать. — Высокий, худощавый, темноволосый, Кэм всем своим видом излучал угрозу. Он отошел к холодильнику и, бросив на Филиппа самодовольный взгляд, добавил: — Собственную женщину надо иметь.
— Когда мне ее искать? — буркнул тот.
После ужина Филипп целый час штудировал вместе с Сетом учебный материал шестого класса: длинные примеры на деление, битвы Американской революции и словарный состав родного языка, а потом, прихватив переносной компьютер и бумаги, над которыми собирался поработать, удалился в свою комнату.
Это была та же комната, которую Рей и Стелла Куинны предоставили ему, когда привезли домой из больницы. Стены тогда здесь были светло-зеленые, но в шестнадцать лет ему вздумалось перекрасить их в пурпурный цвет. Зачем? Одному Богу известно. Помнится, мать — ибо к тому времени он уже называл Стеллу мамой — окинула взглядом его художество и сразу предупредила, что он умрет от несварения желудка.
А он балдел от пурпурных стен. Три месяца. Потом изменил их цвет в кипенно-белый и украсил меланхоличными черно-белыми фотографиями в черных рамках.
Перед отъездом в Балтимор он вернул комнате первоначальный вид.
Его родители оказались правы. Они редко ошибались в своих оценках и суждениях.
Они дали ему эту комнату, в этом доме, в этом месте. Он доставлял им много хлопот. Первые три месяца шла борьба характеров. Он приобретал наркотики, затевал драки, крал спиртное и являлся домой пьяным на рассвете.
Теперь-то ему ясно, что тогда он испытывал их, провоцировал на крайний шаг. Ну давайте, выгоните меня. Отправьте назад. Не тяните. Все равно вам меня не обуздать.
Но они не отступились. И не просто обуздали. Они создали его.
— Удивляюсь я тебе, Филипп, — сказал ему однажды отец. — Зачем растрачивать впустую здоровье и хорошие мозги? Почему ты позволяешь каким-то негодяям брать над тобой верх?
В тот момент Филиппу все было безразлично. Он отравился алкоголем и наркотиками и места себе не находил от резей в желудке и тяжести в голове.
Рей вывез его на яхте в море, сказав, что прогулка под парусом ему не повредит. Мучимый тошнотой, Филипп навалился на ограждение, срыгивая в воду остатки яда, которым накачал свой организм накануне вечером.
Ему как раз исполнилось четырнадцать лет.
Рей бросил якорь в узком проливе, отер Филиппу лицо и сунул в руки холодную банку пепси.
— Сядь.
Филипп без сил опустился на сиденье и дрожащими руками поднес банку ко рту. При первом же глотке желудок словно в бараний рог скрутило. Рей сел напротив. Его крупные ладони лежали на коленях, седые волосы чуть развевались на ветру, а глаза, удивительно ясные синие глаза, смотрели с участием и уважением.
— Ты здесь уже два месяца. Полагаю, успел освоиться за это время. Стелла говорит, сейчас ты вполне здоров. Окреп, набрал хорошую физическую форму, от которой, правда, скоро ничего не останется, если будешь продолжать в том же духе. — Он сжал губы и надолго замолчал.
Стояла поздняя осень. Солнце светило, но не грело. Над голыми деревьями простиралось холодное голубое небо. В высоких прибрежных зарослях застыла цапля. Морской бриз трепал пожухлую траву и пенил воду.
Мужчина наслаждался тишиной и пейзажем. Бледный подросток горбился, не замечая окружающей красоты.
— Эту ситуацию можно разыграть по-всякому, Фил, — наконец заговорил Рей. — Мы можем прибегнуть к жестким мерам. Посадим тебя на короткий поводок, будем следить за каждым твоим шагом и наказывать за каждый срыв. А пока у тебя сплошные срывы.
Рей, думая о чем-то своем, взял удочку и с рассеянным видом стал цеплять на крючок листик алтея.
— Или просто умоем руки. Скажем, что эксперимент не удался, и ты можешь возвращаться в колонию.
Филипп почувствовал, как в животе что-то опустилось, и сдавленно сглотнул, не вполне сознавая, что пытается побороть страх.
— Ну и обойдусь без вас. Мне никто не нужен.
— Ты заблуждаешься, — мягко возразил Рей, закидывая удочку в воду. Вокруг поплавка образовалась рябь. — Вернешься в колонию, назад дороги не будет. Еще пару лет по наклонной, и тебя отправят уже не в учреждение для несовершеннолетних, а в камеру к громилам, которые не останутся равнодушны к твоей смазливой мордочке. Какой-нибудь двухметровый кретин с грязными лапами в один прекрасный день зажмет тебя в душе и сделает своей невестой.
Филипп жалел, что у него нет сигареты. От картины, нарисованной Реем, на лбу выступил холодный пот.
— Я могу постоять за себя.
— Сынок, тебя пустят по кругу, как поднос с бутербродами, и ты это знаешь. Есть вещи, против которых ты бессилен, сколько ни сопротивляйся. До настоящего момента ты влачил жалкое существование. Не по своей вине. Но отныне ты сам отвечаешь за собственную судьбу.
Рей опять замолчал. Зажав между коленями удилище, он достал холодную банку пепси, открыл и с жадностью приник к ней.
— Нам со Стеллой показалось, что в тебе что-то есть, — продолжал он. — Мы по-прежнему так считаем. — Филипп опять поймал на себе его взгляд. — Но до тех пор, пока ты сам не поверишь в себя, мы не сдвинемся с места.
— Какое вам до меня дело? — вяло огрызнулся Филипп.
— Пока трудно сказать. Может быть, ты не стоишь нашего внимания. Может быть, вопреки всем нашим усилиям, ты в конечном итоге вернешься на улицу мошенничать и торговать наркотиками, как прежде.
Вот уже три месяца он имеет приличную постель, регулярное питание и интересные книги, а книги — одно из его тайных пристрастий. При мысли о том, что он может утратить все это, к горлу опять подступил комок, но он лишь пожал плечами.
— Как-нибудь не пропаду.
— Если «как-нибудь не пропаду» — это все, чего ты хочешь, значит, будь по-твоему. Здесь ты можешь иметь дом, семью, настоящую жизнь. Здесь у тебя есть шанс найти свое истинное призвание. Не устраивает такая перспектива, что ж, дело твое.
Рей вдруг стремительно подался вперед, и Филипп сжал кулаки, готовясь отразить удар. Но тот лишь задрал на нем рубашку, обнажив свежие шрамы на его груди, и сказал спокойно:
— Можешь возвращаться к этому.
Филипп посмотрел в глаза седому мужчине. Они полнились состраданием и надеждой. И тогда он вновь представил себя истекающим кровью в канаве на углу улицы, где человеческая жизнь ценилась дешевле дозы кокаина.
Филипп опустил голову в ладони.
— Ради чего вы стараетесь?
— Ради тебя, сынок. — Рей провел ладонью по его волосам. — Ради тебя.
Безусловно, он не исправился за одну ночь. Но он начал меняться. Родители заставили его поверить в себя. Для него стало делом чести хорошо учиться в школе, трудиться, доказывая себе и окружающим, что он достоин носить фамилию «Куинн».
И он доказал. Он отшлифовал и отполировал уличного мальчишку, вылепил из него интеллигентного молодого человека с удачно складывающейся карьерой.
Сейчас казалось, что время повернулось вспять. Он проводил выходные в своей комнате с зелеными стенами и добротной мебелью, из окон которой можно было любоваться лесом и болотами.
Только теперь он старался ради Сета.