Сердце куклы

Глава 14. "Ду хаст!"

К счастью, попасть в свою квартиру для Долл оказалось не так уж сложно. Сначала консьерж упорно не желал вспоминать Валерию Дарову, но небольшая доза внушения — и, вуаля, в фарфоровую ладонь уже падают запасные ключи. Все эти манипуляции сопровождались крайне неодобрительными взглядами Антона, ну и пусть. "Как будто не знал, с кем связывается", — раздраженно подумала Долл, — "Еще бы начал меня уговаривать перейти на клюквенный сок вместо крови!"

— Вот только не надо нотаций. Я просто сэкономила себе… нам время, — прошептала Долл.

— Я ничего не говорил.

— Угу, зато громко думал.

— Не знал, что вампиры читают мысли… — Антон слегка нахмурился, видимо, принявшись анализировать прошедшие охоты.

— Может, и не читают. У остальных вот, даже сердце не бьется, — уклонилась от прямого ответа блондинка.

Она очень не любила, когда ее пытались переделать. И если семаргл будет продолжать в том же духе… плюнет Долл, наверное, на пользу, которую может принести зеленоглазый паренек на пару со своей сумасшедшей сестрицей, и пошлет их обоих куда подальше. Одно дело притворство — игра, привычная ей с давних пор — а совсем другое реальные изменения. Долл никогда не подстраивалась под других, не прогибалась под общепринятые каноны. Тем не менее, к ней — холодной гордячке, с ярко выраженной индивидуальностью, тянулись люди. И красота была лишь одной из причин такого магнетизма. Вампиры обладают магической харизмой — это всем известно. Но умение притягивать к себе, чтобы впоследствии играть с людскими чувствами, было присуще девушке задолго до превращения. Вокруг Долл всегда была толпа обожателей, но она в них не нуждалась по-настоящему. Люди были средством, не целью. Возможно, именно по этому она всегда (где-то глубоко-глубоко в душе, так, чтобы скрыть от себя самой) чувствовала неисчезающее одиночество… Она была непростой личностью, противоречивой, созданной из контрастов. Однако Антон еще не разобрался во всех сложностях характера вампирессы, поэтому продолжал совершать ошибки в разговоре с ней.

— Это человек, — он указал на консьержа с остекленевшим взглядом, — нельзя просто так играть с их жизнями.

Долл сладко улыбнулась. Игра… Ей нравилось это слово. Оно было как раз подстать ей — заманчивое, в меру (а может и не в меру) опасное и рискованное… А еще это слово было древним, как сам мир — ведь первые игры появились еще на заре творения… В общем, то было настоящее развлечение для бессмертных.

— Жизнь… — она томно вздохнула, — А какова цена человеческой жизни? Я знаю ответ. Улыбка вампира… Хочешь увидеть, как я обменяюсь с этим ч е л о в е к о м? Все честно, без обмана. Я ничего не украду — просто предложу свою плату за то, что ему и не слишком-то нужно.

— Замолчи! — в ужасе воскликнул Антон, — Ты не должна делать такое! Лера, ты не такая, как другие вампиры… ведь не просто так в твоей груди бьется живое сердце!

— А с чего ты взял, что оно живое? Я мертва, но я хожу, дышу, разговариваю. Вот и мое сердце… оно просто привыкло и никак не желает отдохнуть.

Антон глядел в стальные глаза, вслушивался в холодный голос. Что не так с этой девушкой? Откуда в ней, такой юной, столько древней боли и гнева? Словно не семнадцатилетняя девушка стояла перед Охотником, а та, за чьими плечами расстилался плащ веков, если не тысячелетий. Она не прожила еще и крохотной доли бессмертия, а уже исполнилась горечи, которую дарует бесприютная вечность… уж ее семаргл познал на собственной шкуре. Путь без конца и края, без дома, куда можно рано или поздно возвратиться. Только неутоленная жажда — у каждого своя — то, что заставляет двигаться вперед, в поисках несуществующего покоя. Лишенная смерти, жизнь теряет свою сладость, но это знание, к сожалению, приходит слишком поздно. Каждый, стремящийся к вечной жизни считает, что он уж найдет, чем заполнить череду веков… вот только все они ошибаются.

Охотник опустил взгляд, не желая верить в очевидное. Долл — не человек, так почему же он так пытается убедить себя в обратном?

— Пошли, — Лера подбросила в ладони ключ, и вдруг добавила, — Ты зря строишь иллюзии относительно меня.

Пояснение о том, какого рода иллюзии Антон строил, не требовалось — он и так все понял. Что касается самой Леры, тут все было сложнее. Вампиресса не могла понять, что заставляет ее говорить Охотнику правду. А ведь она собиралась изображать невинную девчушку в стиле Скарлетт О'хары… Черт, что творит с ней этот парень!? И не нужно говорить о нежданно проснувшейся совести — врать Долл научилась почти одновременно с тем, как научилась говорить, и чувства вины по этому поводу никогда не ощущала.

Предпочтя отложить неприятные размышления на более подходящее время, Долл направилась к собственной двери.

Оказавшись подле нее, девушка радостно взвизгнула — на пороге лежала сумочка, которую блондинка уже считала навек потерянной… Но страшная мысль вспыхнула в голове Долл — кто мог подбросить ее. Только… да, Алекс, черт его побери! Чувство опасности (и неприязни) боролись с желанием вернуть свою вещь, правда, не долго. Сумочка от Prada, стоимость которой обозначалась трехзначным числом, была слишком дорога (в прямом и переносном смыслах) Долл, чтобы выкинуть ее из-за смутных опасений. Решительно захватив тонкую лямочку, вампиресса тут же нырнула в ее нутро, проверяя все ли на месте. Как ни странно, вещи оставались нетронутыми, кроме одной…

Проклятый крестик! Не стоило забирать его… тем более у мертвой… убитой девчушки. Может, и к лучшему, что Алекс забрал его. Вот только… еще ни один поступок вампира не принес девушке ничего хорошего!

Антон наблюдал за происходящим молча: то ли не считал необходимым вмешиваться, то ли был слишком погружен в собственные мысли. Очнулся от оцепенения он только в тот момент, когда дверь квартиры отворилась.

Жилище вампирессы выглядело так, будто сошло со страниц дорого дизайнерского журнала — ну знаете, безупречные комнаты, где все выглядит результатом кропотливого подбора: каждая деталь интерьера идеально подходит ко всем остальным. Все было выполнено в трех цветах с небольшими вариациями: алый, пурпурный и белый. Несмотря на единую цветовую гамму, кое-что все же контрастировало друг с другом. "Легкие" стеклянные столики и полки, а также пушистые, напоминающие облака, ковры шли в разрез с тяжелыми портьерами, плотно закрывающими все, без исключения окна. Впрочем, несложно было сообразить, что тяжеловесные шторы являются более поздним приобретением, связанным, вероятней всего, с превращением Долл в вампира. Всему Красному Роду свет не доставляет удовольствия; большинство каинитов стараются оборудовать свое жилье так, чтобы солнце не заглядывало в него.

Однако несмотря на всю свою безукоризненность, квартире Долл чего-то не хватало… Скорее всего — жизни. Это место выглядело почти совершенным, но совершенство это было подобно мраморной гробнице — прекрасно, дорого, безжизненно. Сложно было понять, в чем это проявлялось. В комнатах было полно милых безделушек, на полках стояли книги и журналы, на специальных стойках — диски с музыкой и фильмами. Более того, холодильник вампирессы был доверху забит разнообразной снедью (причем человеческой). Долл регулярно закупала в продовольственном магазине все самое лучшее, и так же регулярно выкидывала на помойку еду, к которой даже не прикасалась. Только иногда она позволяла себе выпить бокал дорого вина, наслаждаясь до боли реалистичными ощущениями: жаркий свет солнца на коже, прикосновение мягких листьев к рукам, солоноватый ветер, нежданно подувший с моря и принесший столь долгожданную прохладу… Вряд ли ей когда-нибудь доведется испытать подобное наяву. Посещать южные районы Италии или Франции не входило в планы вампирессы; а уж возможности провести день на винограднике под обжигающим солнцем она точно была лишена. В Чикаго Долл еще худо-бедно могла передвигаться днем, закрывая при этом глаза специальными очками (с полностью закрашенными стеклами; яркий свет все равно делал зрение вампира практически бесполезным, оставалось полагаться на слух и особое видение детей ночи) и, стараясь держаться тени.

Долл уже отправлялась в кухню, как раз намереваясь выпить бокальчик того самого вина — не столько, чтобы погрузиться в сладкие грезы о юге, сколько для расслабления. Как уже говорилось, алкоголь на вампиров действовал по-особому: не пьянил, но помогал снять напряжение.

Не дойдя до двери (из беленого дерева, с элементами витражного стекла), девушка вдруг застыла, как вкопанная. Что-то насторожило ее напряженные чувства, запретило сделать еще шаг. Она уже открыла было рот, намереваясь позвать Антона, но не успела этого сделать, потому что из ее недавно найденной сумочки раздался голос Тилля Линдермана… да-да, у нашей гламурной блондинки на звонке стояла песня Раммштайна "Du hast"!

Антон проводил ее суетливые попытки отыскать мобильник (удивительно, но даже в самой крошечной сумочке, больше напоминающей кошелек, девушки не могут отыскать нужный предмет… даже если он там будет один-одинешенек) удивленным взглядом. Ему стал любопытно, относится ли фраза "Ду хаст мищ!" к кому-то конкретному или ко всем сразу. Успев немного пообщаться со светловолосой вампирессой, можно было предположить большую вероятность второго.

Когда Долл извлекла-таки надрывающийся сотовый (громкость сигнала возрастал если не взять трубку сразу) и, взглядом велев семарглу вести себя тихо, то ответила на звонок…

— Да, папочка, — губы Долл растянулись в улыбке, к сожалению, не потому, что она была так рада слышать голос отца. Девушка уже догадывалась, о чем, а вернее, о ком пойдет разговор, и была готова выдать очередную порцию приторной лжи.

Как и в большинстве случаев она не ошиблась — после стандартного обмена любезностями был задан главный вопрос. Улыбка не исчезла с лица девушки, но стала какой-то судорожной, а губы неожиданно побелели.

— Томас? — переспросила она, будто не расслышав имя в первый раз, — Нет, я его не видела с… после той встречи в ресторане. Знаешь, мы забыли обменяться телефонами, что было очень досадно… и я как раз хотела позвонить тебе и узнать… Нет. Я не… О, Боже! — лицо вампирессы выразило искреннее (а точнее, хорошо сыгранное) изумление, — Он исчез, никого не предупредив? — выслушав ответ, она кивнула, — Я бы не стала так переживать, дело молодое, гуляет где-то с друзьями… Кстати, если он объявится, пусть позвонит мне, ладно? Да-да, конечно, я сообщу, если узнаю что-то. Ладно, пока. Э-э, спасибо, у меня все отлично. Пока.

Нажав на "отбой", Долл провела ладонью по лбу. Отец был единственным человеком, которому она не любила врать. Разумеется она не рассказывала ему все, (о том, что с тринадцати лет ухитряется пробираться в ночные клубы, о своих парнях, прогулах, превращении в вампира, убийстве Томаса Крейна… и так далее), однако без необходимости старалась не лгать на прямую. Странно только, что папе своему она могла говорить неправду, хотя не очень хотела. А вот с Антоном, которому ей было необходимо задурить голову, это почему-то не выходило. Чертовщина какая-то! Впрочем, выкручиваться из безвыходных проблем Долл умела, так что и здесь она что-нибудь придумает. Как всегда. Ей стоит стать четь менее импульсивной, тщательней анализировать возможные последствия своих поступков — и тогда все у нее будет в шоколаде.

Антон с любопытством прислушивался к беседе девушки с отцом. Ему была слышна только половина разговора: в глазах парня повисли гигантские вопросительные знаки.

— Не забивай голову, — усмехнулась вампиресса, — Так мелкие проблемки, ничего важного… по сравнению со всем остальным.

— Ты что-то натворила?

Долл злобно зыркнула на него.

— Ничего особенного. И вообще, как часто мне нужно напоминать тебе о том, кто я такая?

— Ты пытаешься выглядеть хуже, чем есть на самом деле, — заметил Охотник.

Девушка уже собиралась бросить в ответ что-нибудь иронично-злобное… но вновь замерла прислушиваясь к собственным чувствам. Что-то было не так, и это ощущение исходило из ее кухни!

— Иди на кухню! — приказала она Антону, пытаясь побороться с все нарастающим головокружением.

— Что?

— Просто сделай это! — и чуть тише добавила, — Прошу тебя…

Лицо вампирессы оставалось таким же непроницаемым, как и всегда. Однако внутри у нее все похолодело от невыразимого ужаса.

…Кровь бессмертных пахла совсем не так, как привычная — людская. Нет, сейчас в воздухе витал не сладкий горячий аромат жизни. Пахло ее смертью!

Все было кончено — и Долл это знала. Сейчас она осознала собственную обреченность, последняя надежда вспыхнула на прощение и рассыпалась в пепел. Она не собиралась сдаваться, но борьба уже потеряла свой смысл…

— О, боже! — Антон кинулся к лежащему к безжизненному телу.

— Она жива? — задала Долл бессмысленный по сути вопрос. Когда из чей-то груди торчит меч, загнанный по самую рукоятку… да, вопросы тут явно не уместны.

Семаргл не успел ответить — "труп" закашлявшись, открыл глаза. Тут даже у хладнокровной вампирессы подкосились колени. На счастье совсем рядом стоял табурет, на который она и опустилась.

— Флай, что случилось? — с лихорадочно горящими глазами Антон вцепился в плечи чуть живой сестры.

— Меч вытащи сначала, — прохрипела та и, подумав, добавила, — Идиот!

— Лера, у тебя есть что-нибудь… бинты, перекись?

— Откуда? — удивилась вампирочка, — Если бы у меня дома и была аптечка, в ней была бы только "жидкие лекарства", — блондиночка демонстративно облизнулась, — Красненькие такие.

— Ну, у тебя есть хоть что-нибудь, чем можно дезинфицировать рану!?

Долл призадумалась.

— "Кьянти Классико" подойдет?

Даже находясь в полумертвом состоянии, Охотница умудрилась пронзить вампиршу убийственным взглядом. Помимо ярости в нем читалось презрительное: "Блондинка!". Флай мучилась от боли, но смогла выдавить.

— Если вы и дальше будете болтать, я скорее умру от старости, чем от заражения… Кстати, от вина я бы не отказалась.

На самом деле для человека с пронзенной грудью, Флай вела себя довольно бодро. По крайней мере, ее обычный сарказм никуда не исчез.

Нельзя сказать, что Долл не заметила ярко выраженной неприязни со стороны Охотницы, но вампирша еще не совсем отошла от недавних переживаний. Охотница жива… Слава Богу. Однако это событие наводило на определенные размышления. У Долл не было ни малейших сомнений на тему личности нападавшего. Яснее ясного — это был Алекс, кто же еще! А если он смог справиться с той, кто уже не один век убивала вампиров… да, шансы Долл выжить при встречи с экс-бойфрендом становились до смешного ничтожными.

Грациозно поднявшись со своего места, блондинка проследовала к холодильнику. Ей не было жаль дорогого вина для Флай — жадность вообще не была знакома девушке, по большей части потому, что она не знала цену деньгам. Она всегда была… не столько щедра, сколько расточительна. Впрочем, это было всего лишь еще одной чертой богатой испорченной девчонки.

Антон тем временем все никак не решался прикоснуться к рукояти, торчащей из его сестры. Та заметила его неуверенность и со вздохом произнесла.

— Хорошо, просто отодвинься и не мешай мне.

— Нет-нет, — быстро возразил семаргл, — Я справлюсь. Просто я боюсь, что кровь хлынет, как только мы вытащим его.

Лицо Флай исказила улыбка больше напоминавшая оскал. Как бы ни храбрилась охотница, но только что она находилась у самого порога смерти.

— Не хлынет. Все вытекло еще до вашего прихода…

Долл нервно сглотнула. Она была вампиром, а, следовательно, должна была быть абсолютно равнодушна к крови, боли и страданиям (конечно, если они были чужими). Вот только сейчас у нее никак не получалось абстрагироваться. Флай не была ее близкой подругой — да, что там, эти две красотки на дух друг друга не переносили! И ничуть не скрывали этого. Почему же у блондинки складывалось ощущение невероятной важности этого события? Если представить все происходящее, как сложную сеть, то "смерть" Охотницы являлась одним из ее главных узлов… Хм, странно, с каких это пор Долл стала мыслить метафорами? То есть, она никогда е была дурой, даже наоборот… Но вот на философские размышления и странную образность ее пока что не тянуло. До сих пор. Возможно, это так же связано с превращением в бессмертную. В конце концов, чем еще коротать вечность, если не думами о жизни?

А вообще-то, Долл привыкла доверять своей интуиции. Она не подводила ее и в бытность человеком, а у вампиров ментальные способности всегда обостряются. "Может я просто сумасшедшая, и все это мне просто чудится? И нет ни вампиров, ни Охотников… ни смерти, что все время пытается поймать меня". Да, так было бы значительно проще… Проблема в том, что все происходящее было реальным. Безумным, невероятным, ужасающим и жестоким, но, тем не менее, реальным.

Взгляд ее кристально-чистых глаз был устремлен на забитые полки холодильника (хотя, перед внутренним взором вампирессы стояли совсем другие картины) и только слабый стон Охотницы привел ее в чувство. Блондинка обернулась в ее сторону; ноздри хищницы инстинктивно дернулись, втягивая запах крови. Несмотря на то, что кровь Эос не должна была пробуждать в ней аппетит, Долл была голодна, а значит, сейчас бы согласилась и на нее. Хотя Флай оказалась права: из раны не вытекло почти ничего. Большая часть ее крови застывала на полу.

Вампиресса взяла с полки бокал и щедро плеснула в него "Кьянти". Подумав, она также схватила несколько чистых полотенец.

— Держи, — протянула она их Флай, — Бинтов у меня нет, но, думаю, это тоже подойдет.

К ее удивлению, Охотница лишь покачала головой.

— В этом нет необходимости. Рана затянется через пару минут.

Пристальней приглядевшись, Долл поняла, что она права. Сестра семаргла выглядела жутко: бледная, как полотно, губы потрескавшиеся, с капельками засохшей крови. Однако рана, сначала казавшаяся такой ужасной, на деле оказалась гораздо меньше и выглядела уже не так отвратительно. Похоже у Эос регенерация не многим хуже, чем у вампиров.

— А теперь ты расскажешь, что произошло, — потребовал Антон. В глазах парня все еще читалась тень ужасных переживаний — он только что чуть не потерял единственного близкого человека. Сейчас даже очарование белокурой вампирессы на время утратило свою власть над ним.

— Упырь решил, что меня можно прикончить моим же оружием! — фыркнула Флай, немного поморщившись. Ее заживление происходило медленнее, чем хотелось бы, — К тому же, он не задел сердце. Безрукий придурок!

— Он не хотел тебя убивать, — неожиданно произнесла Долл.

— Что!?

— Он играет с нами… точнее, со мной. Алекс сделал это только для того, чтобы продемонстрировать его власть над ситуацией.

Две пары глаз в изумлении уставились на нее, но вампиресса стойко выдержала их.

— Откуда ты знаешь?

— Я вампир. Я могу понять подобного себе. К тому же, Алекс мой создатель, — "И бывшая любовь", — добавила вампиресса, естественно не вслух.

— Яблочко от яблоньки…, - чуть слышно прошипела Флай.

Глаза вампирессы яростно вспыхнули.

— Не смей так говорить! Я не просила помощи. Тем более не от такой стервы, как ты!

Антон не сдержал усмешки. Его сестру кто-то поставил на место, неужели. Однако и семарглу досталось от разъярившейся блондинки.

— А ты! Тоже мне рыцарь без страха и упрека. Мне. Не. Нужна. Помощь. От. Вас. Обоих!

Флай и Антон переглянулись и кивнули, видимо, придя к одному и тому же выводу.

— А пойдемте спать, — заявил Охотник, — поговорим обо всем случившемся с утра.

Его сестра согласно кивнула.

— Думаю, этой ночью нас никто не потревожит.

Семаргл помог Флай подняться, и они вдвоем отправились устраиваться на ночлег, даже не обеспокоившись заручиться согласием хозяйки.

Ошарашенная Долл осталась сидеть на кухонном полу. Отпив глоток из бокала, к которому Флай так и не притронулась, вампиресса подумала, что сейчас кто-то посмел проигнорировать ее истерику. Впервые за всю жизнь.