Сердце метели

16

Наутро у нее была репетиция, а днем Карел заехал за ней в театр, не зная, что в три часа назначена еще одна, музыкальная. Наташа предложила ему выпить чаю, он согласился. В буфете сидели актеры, среди них — Инга и Никита. Наташе пришлось представить им Карела. Мужчины пожали друг другу руки, Инга накинулась с вопросами. Было видно, как она заинтересована.

— Я считаю, надо выпить вина за знакомство, — пропела она со своим едва уловимым прибалтийским акцентом и потащила Наташу к буфетной стойке. Когда они вернулись с бокалами и бутылкой шампанского, Наташа почувствовала — что-то произошло. Все были милы и любезны, болтали о прошедшей премьере, о планах театра, но напряженность не исчезала.

Проводив Карела, Наташа вернулась в буфет.

— Ну ты даешь! — упрекнула Инга. — И молчит, как партизан. Просто принц, да нет, какой там принц — король! Здорово, Наташка, я так рада за тебя. Ты чего надулся-то, Никита, с ума сошел? Радоваться надо за подругу. Ну пока, я побежала.

Никита неприятно улыбнулся.

— Не смотри на меня так, пожалуйста, — попросила Наташа.

— Я просто радуюсь за подругу, что ты!

— Мы с тобой вроде обо всем договорились, нет? Ты сам сказал, что все понимаешь. Что между вами произошло, когда мы отошли? Что он тебе сказал? Или ты ему?

— Брось, Наташ. Ничего никто не сказал, что мы, дикари, что ли?

— Я же видела, что-то произошло.

Никита разозлился.

— Да, я ему сказал: «Здравствуйте, Ваше Величество, добро пожаловать! Я тут просто сторожем состоял, хозяйское добро охранял, на воротах там, то, се — цветочки полить, петли смазать, чтоб не скрипели. Орденов, медалей не надо, аплодисментов тоже. Вот ваши ключики, располагайтесь…» Что ты напряглась-то, я шучу. Ничего я ему не сказал, совсем, что ли, дурочка? Обидно, конечно, но как-нибудь переживу. Может, оно и к лучшему.

— Наверняка.

— А ты тоже не хами, не плюй в сердечные раны. Давай поцелуемся да и пойдем, уже без пяти три. Рано или поздно, я бы все равно его увидел, сама понимаешь.

Когда вечером Наташа вышла из театра, машина Карела стояла на уже привычном месте, он сам был за рулем. Поцеловал ее, молча повез к себе домой. Она возмутилась про себя, что он не поинтересовался ее согласием, но промолчала. Карел тоже был молчалив. Наташа не решалась его расспрашивать, смутно чувствуя, что лучше ничего не говорить.

Почти в полном молчании они поужинали, убрали посуду под аккомпанемент телевизора. «Я как будто снова замужем. С той только разницей, что ужин не готовила». Она вздохнула, сказала:

— Я пошла в ванную.

Рассудив, что торопиться некуда — помолчать можно и в одиночестве, Наташа стала наполнять ванну. Заколола волосы, умылась, разделась. Собралась уже сесть в пушистую пену, когда раздался стук в дверь. Она приоткрыла. Вошел Карел, в одном халате.

— Я хочу тебе помочь.

— Обычно я справляюсь, — улыбнулась Наташа, прячась в высокой пене.

— Помолчи, — сказал он, закатывая рукава. «Ого!» — подумала Наташа. Он намылил ее губкой, сосредоточенно, как девочка, купающая куклу. Наташа отвернулась, пряча улыбку.

— Смейся, смейся, — проворчал Карел. Он массировал ее тело умело и сильно, сперва руками, затем тугой струей душа, с довольно горячей водой. Смыв пену, завернул в махровую простынь, как ребенка. Обняв, поднял из ванны, посадил на пуфик, скомандовал:

— Посиди минутку.

Ей опять стало смешно. Он разделся, быстро принял душ, обернул бедра полотенцем, взял с полки тюбик с массажным кремом. Обернулся к ней.

— Я сама пойду, можно? — Он угрожающе сдвинул брови, перекинул ее через плечо, понес в комнату, положил на постель. Молча склонившись над ней, выдавил крем ей на руки, на ноги, на живот, размазал его легкими массажными движениями, задержавшись на груди. Присел рядом, взял в руки ее правую стопу, начал массировать пальцы китайским точечным массажем. Он делал это почти профессионально. Наташа чувствовала, как уходит напряжение, как горячо кровь побежала по жилам.

Закончив массаж ступней, он перешел к бедрам. Его движения становились все более интимными. Она почувствовала, как ее охватывает возбуждение, но ничем этого не выдала. Перевернув ее на живот, он начал массаж спины, постепенно спускаясь к ягодицам, к внутренней стороне бедер. Горячая волна вновь прокатилась по ее телу.

Его движения уже не напоминали массаж, ритм дыхания сменился, он уже не скрывал своей страсти. Лаская ее, он проявил такие познания в женской физиологии, каких она до сих пор в нем не подозревала. Каждое движение вызывало в ней бешеный отклик и в то же время порождало чувство такой беспомощности, что она, не выдержав, застонала. Сдавленное рычание было ей ответом. Она перевернулась и взглянула ему в лицо.

Таким она его еще не видела. Глаза, казалось, впитывали ее обнаженное тело, ноздри дрожали. Но это не была гримаса животного сладострастия, он был красив, как только может быть красив охваченный страстью мужчина.

Рывком подняв ее, он коснулся языком сосков поочередно, будто дразня. Поднял глаза и впился в ее губы поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание. Он осторожно положил ее на спину, раздвинул ноги, поцеловал живот, скользнул ниже. Через секунду она потеряла всякое представление о времени, выгибаясь, издавая стоны, кусая руки, подушку, простыни, чтобы не кричать от восторга, будя весь дом. Ее экстаз был нескончаем, к тому моменту, как он вошел в нее, она пребывала в полном изнеможении, но это было только начало. Немыслимой силы оргазм потряс тело, растаяв в следующем, и разум покинул ее. Возвращаясь в какой-то космический миг из неведомой дали, она уцепилась за край сознания и испугалась, что он совершенно потерял контроль над собой, но его глаза обожгли ее сиянием такой любви, что она буквально растворилась в них, прошептав:

— Карел…

— Нэ мужу млувит… Мам те рад… — через силу ответил он, и ураган подхватил их снова.

Она лежала в беспамятстве, заново постигая ощущение бытия, обнимая его влажное тело, не в силах пошевелиться. Через несколько бесконечных минут он с трудом приподнялся, перевернулся на спину.

— Я люблю тебя, Наташа.

У нее хватило сил только слегка пожать его пальцы, и она провалилась в сон, насыщенный таким покоем, что в нем не осталось места сновидениям.

Они проснулись одновременно, на рассвете.

— Карел?

— Да, милая?

— Что это за урок ты мне преподал?

— Тебе было плохо?

— Очень хорошо.

— Мне тоже.

— И все-таки… ты ревновал?

— Не без этого. Сначала, во всяком случае. Но потом я понял одну вещь. Я понял, что излишне тебя боготворя, я только увеличиваю расстояние между нами, лишая тебя того, что необходимо любой женщине. Для меня ты никогда не будешь «любой», но, начав ревновать, я вдруг ощутил, что ты живая женщина, моя жена, а не оживший идеал. Ты работаешь сегодня?

— Нет.

— Это хорошо, потому что у нас много дел. Во-первых, садись на меня.

— Что?!

— Тебе сто раз повторить? Это же не работа, три дня не простоит…

Потом она спросила:

— Я хочу сама приготовить тебе завтрак. Можно похозяйничать у тебя на кухне?

— Нельзя. Если я должен ждать до весны, то и ты подождешь. Я, может, разрешу тебе сварить кофе, но при одном условии…

— Каком?

— После завтрака мы едем выбирать тебе машину, потом купим продукты и завезем сюда, и ты будешь меня любить.

— А если я не соглашусь?

— Тогда ты будешь всю жизнь есть приготовленную мной овсянку, еще я прямо с утра напьюсь и, может даже тебя поколочу. Вот такая культурная программа. Устраивает?

— Не очень.

— Тогда иди вари кофе, и давай собираться.

Объехав несколько салонов, они наконец сошлись во мнениях и единогласно выбрали темно-синий «фиат», не новый, но зато растаможенный и в приличном состоянии.

Покупая продукты в супермаркете, Карел заметил:

— Я все равно настою на своем, и хочу сказать тебе одну вещь — ты сэкономишь мне массу сил и средств, если согласишься все-таки брать у меня деньги и сама покупать все, что необходимо. В том числе всякие там стиральные порошки, колготки, белье и прочее. Я ведь могу и ошибиться, а ты мне не помогаешь.

Когда они сели в машину, он достал бумажник.

— Вот твои две тысячи, когда кончатся — скажи. У меня две просьбы — не отдавай их матери своего бывшего мужа, я сам о ней позабочусь. И не покупай себе верхней одежды. Я сам вижу, что тебе нужна шуба, но прошу подождать. Я все-таки архитектор, почти художник, и у меня свое видение. Когда я найду то, что ищу, ты поверишь, что я был прав.

— Карел, я готова согласиться со всем остальным. Я возьму эти деньги, но шуба — это слишком. Я приму ее только как свадебный подарок.

— Свадьба весной, а я буду покупать шубу? Может, я буду очень жадным мужем, ты не думала об этом? Чехи вообще народ прижимистый. Бери сейчас, пока я безумствующий жених.

— Ты меня почти убедил. А как ты будешь жадничать, интересно?

— Увидишь. Я тебя никому не отдам.